Глава 36. 30
Мало просто отпустить чью-то руку.
Надо ещё забыть её прикосновения.
Автор неизвестен.
Дышать ровнее, не смотреть в его сторону, делать вид, что он совсем мне неинтересен.
Как можно быть таким привлекательным? Ар-р-р.
До нашей встречи я думала, что мне удалось его забыть, что я переросла, переболела эти чувства. Множество раз представляла, как встречу его и ничего не почувствую, пройду мимо с гордо поднятой головой. Или представляла, как при встрече залеплю ему звонкую пощёчину за то, что он так по–скотски поступил с Кошкой.
Но уж точно в моих мечтах не было того, что происходило сейчас.
Я терялась, мое сердце взволнованно билось в его присутствии. Вопреки всякой логике мне хотелось подойти к нему и заговорить, спросить, куда он уезжал и зачем.
Похоже, папа был прав, когда говорил мне, что мир это не только чёрное и белое, что мир – это множество оттенков. А я смеялась над ним и оставалась слишком правильной, категоричной, и что вышло? Мне пришлось понять и простить Таю. Потому что, выбирая между близким человеком и принципами, я остановила свой выбор на первом, ведь Тая была мне как сестра. А сейчас мне хотелось наплевать на свою гордость, обиду и подойти к Глебу первой, и выяснить, почему он так поступил с Кошкой. Но к счастью, мне не хватило на это ни сил, ни смелости.
Нельзя! Нельзя прощать предательство, это развяжет человеку руки и будет приглашением вытирать об меня ноги.
Во время ужина я упрямо делала вид, что не замечала присутствие Глеба. Радовало лишь то, что он не пытался ко мне подойти и держался от меня на безопасном расстоянии. Он ни на шаг не отходил от своей сестры, на которую, судя по всему, положил глаз Илья.
Когда на озеро стали опускаться сумерки, ребята развели костер и дружной группой из двенадцати человек разместились вокруг него. Немного посидев с ними, я шепнула Тае, что у меня разболелась голова и поспешила скрыться в нашей палатке, но подруга увязалась за мной. Я заверила её в том, что она не обязана сидеть со мной, и выдворила очаровывать Максима, ведь именно за этим мы сюда и приехали. А что получилось? Вместо веселого отдыха, я была вынуждена скрываться от своего прошлого. Я так боялась столкнуться с ним взглядом и увидеть в его глазах безразличие. А притворяться, что ничего не помню и совсем ничего не чувствую, было просто невыносимо. И как бы не было печально признавать, но я до сих пор его не забыла. Я словно одновременно ненавидела его и любила.
– Белый снег, серый лед..., – пел мой брат, наверняка очаровывая большую часть женского коллектива. Какой же он у меня все–таки показушник, но надо признать достойный конкурент Глебу. Мне стало приятно от этой мысли. Пусть лучше барышни у костра пялятся на моего брата, чем на Глеба.
Да блин, какая мне разница?
Хотела бы я сейчас тоже сидеть с ними и слушать песни, льющиеся под звуки гитары, а не ловить шум доносящегося до меня веселья, находясь в полном одиночестве.
Неожиданно пола палатки отодвинулась, и внутрь без зазрения совести просунулась голова.
– Надо поговорить, – уверенно произнес Глеб, в его глазах плескалась настойчивость.
– Ты очумел? – ошарашенно выдавила я, представляя, что будет, если Илья заметит его поползновения в мою сторону. Я схватила Глеба за руку и буквально втащила его внутрь своего укрытия. Сердце отчаянно забилось в груди, а радость и смятение накрыли с ног до головы. Ведь он сам ко мне пришёл.
– Говори, – стараясь не выдать своего волнения, выдавила я.
– Я скучал по тебе, – произнёс он ровным и спокойным голосом.
– О чем ты хотел поговорить? – спросила я, стараясь осмыслить только что услышанное.
– Без разницы. Я просто хочу говорить с тобой. Всю ночь.
Мне захотелось улыбнуться, кинуться ему на шею, сказать, что я тоже по нему скучала, но я сдержалась и отвела взгляд в сторону, не выдержав его настойчивого, приникающего под кожу взгляда. От мыслей о том, что я нахожусь с ним наедине, кинуло в жар. Мне необходимо было срочно выдворить его за пределы палатки, пока не случилось непоправимое.
– Тебе лучше уйти, не думаю, что все это... Не думаю, что...
– У тебя есть парень? – спросил он, сверля меня своими внимательными глазами.
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда я не вижу причины, мешающей двум свободным людям, поговорить.
Я тяжело выдохнула. И правда, что со мной? Вот он, прямо передо мной, сколько я из–за него страдала? А теперь растеклась липким сиропом у его ног. Мне стало противно от самой себя, а в душе снова начала подниматься обида.
– Зачем ты вышвырнул Кошку? Она доверилась тебе. Привыкла... Возможно, даже полюбила, а ты,... – слова давались тяжело, в горле встал предательский ком, я изо всех сил держалась, чтобы по щекам не покатились слёзы обиды.
– Я понимаю, что поступил подло, но если ты позволишь, я попробую объяснить. Просто выслушай... Не знаю, как описать это состояние. Наверное, это сравнимо с тем, как убавляют яркость на телефоне. Только вместо телефона – человек. Встаешь утром на автомате, делаешь какие–то заученные действия и ничего не чувствуешь, кроме бесконечного желания похоронить себя под толстым, мягким одеялом. Ешь изысканные блюда в лучших ресторанах, но не чувствуешь вкуса, он словно притупляется.
А помнишь как в детстве? Всё было безумно ярким и вкусным, даже обычная конфета могла доставить массу удовольствия, но со временем всё затухло. У меня это случилось, слишком рано. И вскоре пошли в ход алкоголь, сигареты и секс, они оживляли этот до банальности скучный мир. Пусть ненадолго, но делали его ярким, а меня живым. Но даже это со временем перестало приносить такое же удовольствие, как в самом начале: алкоголя и сигарет требовалось всё больше, а секс становился жестче.
Иногда чтобы что–то понять в этой жизни, необходимо заплатить слишком высокую цену. Через две недели после того, как я зарубил твой проект, я попал в аварию и потерял отца, и меня словно разбудили. Я снова стал чувствовать этот мир, но через боль и страдания, и впервые в жизни задумался и захотел хоть что-то в себе изменить. Как будто бы появилось осознание того, что если я не перестану вести себя как последний ублюдок, то закончу свою жизнь, не дотянув до тридцати.
А потом я познакомился с тобой. Ты невероятно бесила меня и выводила из состояния равновесия, но самое удивительное, что мне снова стало интересно жить без тусовок и алкоголя. Мне хотелось видеть тебя как можно чаще, пусть собирая этот гребаный мусор, но иметь возможность наблюдать за тобой. После каждой нашей встречи я был полон энергии и сил. Мне казалось, что я никого и ничего не хотел в своей жизни, так как тебя. И это стало моей ошибкой, нельзя теряя себя, погружаться в другого человека. После того, как мы перестали общаться, я провалился в безнадежную пучину мрака, даже сейчас, вспоминая это состояние, мне становится не по себе. Кошка же стала моим личным проклятием, живым напоминанием о тебе. И когда я принял решение уехать, возможно, на несколько месяцев, я не придумал ничего лучше, чем оставить её у тебя. Прости, просто я знал, что с тобой ей будет хорошо.
– Если тебе было плохо, почему ты не попытался поговорить со мной?
– Я приезжал, но встретил твоего брата, он доходчиво объяснил, что ты счастлива со своим парнем.
– Он что, сказал, что у меня есть парень? – удивилась я.
Глеб кивнул.
– Вот паршивец! – изумленно выдохнула я. Было неприятно, что брат решил за меня, но сильной обиды я почему–то не почувствовала. Неверное, потому что я понимала - он защищал меня так, как мог, и искренне в это верил.
– Значит, парня не было, – уверенно заключил Глеб. – Скажи мне, ты хоть иногда думала обо мне?
Полумрак палатки располагал к откровенности, а атмосфера была настолько непринужденной, что хотелось говорить только правду.
Все время. Утром, днем и вечером, и даже во сне ты не давал мне покоя. И даже когда мне казалось, что я ничего к тебе не чувствую, я продолжала мучиться вопросом: «Как ты там?» – подумала я, но выдохнула лишь тихое:
– Да... Почему ты уехал?
– Я хотел разобраться в себе и понять в чем смысл моей жизни.
Я замерла, судорожно соображая, что делать, потому что услышала шум приближающихся шагов и знакомые голоса.
Это что же сейчас будет?