Глава 27
Помню, как не раз, когда мне было сложно, ты, не бросаясь словами, сжимал мне руку. Давал понять, что ты рядом. Помню, как мы долго молчали, не из-за того, что не о чем было говорить... Так понимали состояния друг , что не могли передать их словами.
Эльчин Сафарли
Опустошение.
Этим словом можно описать состояние, в котором я сейчас находилась.
После ссоры с Глебом я была настолько зла, что мне хотелось крушить стены хрупкого равновесия людей, что невольно встречались на моём пути. Но это состояние вскоре сменилось высокой температурой.
Врач сказал, что я простыла. Смешно. Простыла в июле. В самом разгаре лета.
Это была не простуда, это было нервное потрясение. Но вариант врача был идеален для моей семьи, и я радовалась, что мне не пришлось объяснять им своё неадекватное состояние. Я могла прятаться за ширмой так называемой болезни и вдоволь жалеть себя.
Сегодня шёл пятый день от посещения врача, температура перестала подниматься три дня назад, но я по-прежнему не могла подняться с кровати. Я чувствовала себя обесточенным приёмником неспособным выдавить даже жалких полслова.
Предательство выбило почву из-под моих ног. После ситуации с Марком я обещала себе, что ни один человек больше никогда не сможет сделать мне больно. Как же сильно я ошибалась. Какой же самоуверенной я была.
А ведь я чувствовала, что не стоит связываться с Глебом, и сама же всё глубже забиралась в непроходимую трясину его взглядов, прикосновений, насмешливых замечаний.
Как я могла упустить момент, когда чувства к нему успели прорасти в моём сердце? Это открытие пугало и царапало внутренности железными когтями разочарования.
Дверь в мою комнату с грохотом распахнулась, словно её открыли с ноги. Я перевела усталый взгляд на вошедшего.
Илья тащил поднос с новой порцией еды, которая не лезла мне в горло. Аппетита совсем не было. Хотелось лежать в темноте, и чтобы меня никто не трогал.
— Твою ж! — выругался брат, сгружая поднос на тумбочку. — Ну и какого фига ты опять окна закрыла? Тут же темно как в погребе, — Илья двинулся к окну и раздвинул шторы. Солнце беспощадно ослепило зарёванные и, должно быть, опухшие глаза.
— Если ты не начнёшь есть, я тебя с ложки кормить буду, поняла?
Недовольно поморщилась. Он точно покормит, даже не стоит сомневаться. Я видела, как сильно его расстраивало моё состояние, и как он всеми силами пытался мне помочь, но я словно погрязла в своей печали и не могла собрать себя по частям в единый элемент. Даже с Марком такого не было. Я поревела вечер, напилась до тошнотворного состояния с Таей, а на утро стала двигаться дальше.
Почему сейчас не так?
— Мама блинчики приготовила, как ты любишь, — ободряюще сообщил брат. — Слушай! Предков ты, может быть, и обманешь своей болезнью, но я то вижу, что с тобой что-то случилось.
— Тебе кажется, — ровно ответила я.
— А глаза у тебя зарёванные просто так? А твоё стойкое желание лежать в склепе? Ты за идиота меня держишь? Скажи, кому втащить, я втащу.
Мне стало очень стыдно от своего эгоистического поведения и одновременно хорошо от осознания того, что я не одна и меня любят.
Я приподнялась на кровати и обняла сидевшего возле меня Илью.
— Спасибо. Мне просто нужно время. Я так рада, что ты у меня есть, — прошептала я.
Илья бережно погладил меня по волосам.
— Но ты мне всё же скажи, кому втащить, — не унимался он, и у меня сквозь слёзы вырвался нервный смешок.
— Всё нормально, не надо никого калечить.
— Знай, что моё предложение всегда в силе, — серьёзно сказал брат.
Я громко вздохнула, если бы только ударом по морде можно было решить проблему душевной боли, я бы не раздумывая согласилась. Но насилие лишь порождало насилие. И даже если бы Илья врезал Глебу, я бы всё равно не почувствовала себя счастливой, как прежде.
— А у меня для тебя есть сюрприз, — радостно изрёк Илья.
— Не надо сюрпризов! — я знатно напряглась, зная своего брата. – Мне уже хорошо. Резко вдруг так стало.
Брат рассмеялся и, обещая вернуться, скрылся за дверями моей комнаты.
Через несколько секунд послышались шаги, и в моё убежище несмело ввалилась Тая с глазами-блюдцами на пол-лица.
— Я привёл тебе жилетку для плача, — гордо изрёк брат из-за её спины и захлопнул дверь с другой стороны. Мне почему-то стало дико смешно от этой ситуации, словно брат притащил бедного ягнёнка в жертву коварному льву.
— Привет, — робко поздоровалась подруга, продолжая стоять под порогом.
Противоречивые чувства наполняли меня, с одной стороны, мне хотелось, чтобы она ушла и оставила меня в покое, а с другой - я была рада её видеть, и мне хотелось поделиться с ней тем, что произошло.
— Привет, проходи, — вздохнула я.
Тая несмело подошла к кровати и уселась на самый край.
— Как ты?
— Отвратительно, словно по мне локомотив проехал.
— Что случилось? — несмело спросила Тая, и вид у неё был такой несчастный, что на секунду мне показалось, что настоящие проблемы у неё, а не у меня.
Я рассказала ей обо всём, что со мной случилось. Она внимательно слушала, а по её щекам катились молчаливые слёзы, словно вторя моему внутреннему состоянию.
— Ты чего плачешь-то? – всхлипнув, спросила я.
— Прости меня, это же я во всем виновата, — вдруг взмолилась она, опустив плечи и превращаясь в маленький беззащитный комочек с глазами полными слёз и раскаяния.
— В чём ты виновата?
— Это я его приглашла-а-а... Я хотела как лучше, хотела, чтобы ты Марка забыла. Прости.
Во мне боролось два начала: светлое и тёмное. Тёмное подталкивало оскорбить и сказать гадости о том, что в чужую жизнь без спросу лезть нельзя. Светлое шептало, что для подруги эта ситуация стала уроком, и она уже наказала себя угрызениями совести.
Я чётко знала, что я выберу, чувствовала, что так будет правильно.
— Глупая, — я прижала подругу к своей груди. — Ты думаешь, я не догадалась? После того как он притащился с охапкой цветов на выпускной, а ты якобы в это время случайно захотела в туалет.
— Ты на меня не злишься? - с надеждой в глазах спросила она.
— Злюсь, очень злюсь, но я знаю, что ты извлечёшь из этой ситуации урок и в следующий раз посоветуешься со мной.
— Конечно, — пискнула Тая и бросилась меня расцеловывать в обе щеки.
— Странная какая-то ситуация, — недовольно пробурчала я.
— Ты о чём?
— О том, что фиговая из тебя какая-то жилетка получается, не стрессоустойчивая и рыдающая в два ручья.
Мы уставились друг на друга, а затем начали несмело хихикать.
— Забавное должно быть зрелище: в слезах, соплях и хохочут, — сквозь смех выдавила я. Осознавая, как сильно мне повезло, что в моей жизни есть родные и тёплые, как объятия, люди.