2
Что-то переменилось на объекте. Людей прибавилось, все смотрят на меня и улыбаются. О господибожемой, что я натворил?! Я забыл о чертовом камуфляже, и когда мне понадобился указательный палец, чтобы в разговоре ткнуть им в собеседника, я переложил эту липкую скукожившуюся портянку в ту же руку, которой держал телефон возле уха.
Гель для укладки оказался бессилен в этой ситуации и теперь без фена и плойки не обойтись. Я попытался причесать свои длинные кудри рукой, но стоило мне лишь прикоснуться к липким волосам, как тут же острая жгучая боль пронзила мою ладонь. Это была молниеносная атака нескольких гремучих пчёл и двух-трех рядовых ос. Всё произошло так внезапно, что спасаясь от разного насекомого сброда и решившись на специально разработанный Сидом Вишесом тактический маневр, я принялся раскачиваться взад-вперед как настоящий нефтедобывной насос, размахивая волосами и горланя God save the Queen. Это сработало. Поднимая голову я лишь краем глаза успел заметить паническое отступление. Удирали мухи, пчелы, шершни и даже клещи в страхе десантировались с ближайших деревьев. Глядя на то, как эти бедолаги свернули на 4ю авеню я был уверен на сто процентов, что через 5 минут эта оголтелая компанийка завалится в приемную Клиники Устойчивого Разума в Бруклине. Это, пожалуй, лучшее место из всех доступных в данной ситуации, если только они позаботились о страховке.
Я был так сбит с панталыку внезапной стычкой с этой жужжатиной, что лишь добежав до фонтана и вымыв голову с кондиционером на жимолости и орехах, наконец заметил кучу народу, которая смеялась над моим положением. А положение моё было весьма плачевным. Я убил скуку.
Первым, что пришло в голову, было решение делать ноги, мотать отсюда пока не опомнились. Но куда? В Мексику? Нет, там опасно. Лучше в Боливию и пересидеть в горах лет восемь, пока всё утрясется.
Нет, слишком рисковано. На границе уже наверняка дежурит патруль. Аэропорты под наблюдением, это вне всяких сомнений. Бежать нельзя – такой вариант может только усугубить ситуацию. Страшно представить, сколько скуки может погибнуть, если за мной бросится в погоню национальная гвардия и вертолеты с репортерами это всё станут транслировать по новостным каналам без перерыва на рекламу. Думай.
Мне оставалось лишь одно – звонок информатору. В надежде, что нас не прослушивают, я набрал номер и произнес секретный пароль:
– Ale lampa!
– Lampa jak hui! – ответил информатор.
– Хорошо, приятель. Мы с тобой повязаны, так что отвечай только да или нет и не вздумай чего-нибудь выкинуть. Понял?
– Да что не понятного?
– Только да или нет! – зашипел я в трубку, оглядываясь по сторонам и высматривая, нет ли поблизости скуки, которая может ненароком испустить дух, попавшись мне под руку
– Ты достал то, что я просил?
– Да
– Это были исламисты? Или русские?
– Нет
– Не исламисты?
– Да.
– Русские?
– Нет.
Черт бы вас побрал, кто ещё мог на такое решиться.
– Сомалийские пираты?
– Нет
– Черная пантера?
– Нет.
– Труппа Филадельфийского оперного театра?
– Нет
У меня кончились варианты. Время для манёвров ускользало, как спокойствие перед окончанием забега.
– Это был одиночка?
В ответ молчание.
– Отвечай немедленно! Я прав?
Тишина.
Если его прижали, у меня остались считанные минуты.
– Что говоришь? – прозвучало на том конце.
Его голос стал другим. Что-то тут нечисто. Ох дурно это всё пахнет.
– Это был одиночка?
– Да
Отлично. Осталось найти сообщника. Такое в одиночку не провернуть. Убить самую надёжно охраняемую скуку посреди бела дня без применения номера с карточными фокусами – задача почти невыполнимая. Ладно, нужно действовать.
– Ты сможешь переслать его досье? Мне нужны все данные о нём начиная с момента рождения.
– Да
– Тебя сейчас пасут?
– Нет.
– Ты под подозрением?
– Нет
– Ты один?
– Нет.
Черт! черт! черт! Плохо дело.
– Так ладно. Не нервничай, окей? Я со всем разберусь. Слышишь, братишка, родной?
– Да
– Тебя пытали?
– Нет
– Заковали в наручники?
– Нет.
Ох как мне всё это не нравится. Шансов выбраться из этой передряги почти нет.
– Ладно, братец. Держись. Всё отрицай, говори что хочешь и веди себя как обычно и тогда тебя просто запрут в психушку. Колбасу Краковскую мама тебе передаст потом, и мою половину тоже. Окей?
– Да.
– Ладно, мне пора. Скажи Агнешке и Томеку что папа их любит.
Я отключился и слеза скатилась по моей щеке. Хороший знак. Свидетельство, что ни одна скука не пострадала.
Спустя минуту пришло досье. Жалкие несколько страниц из которых стало понятно, что парень не из простых. Всё досье сплошная липа. Школа, перелом руки, вождение в нетрезвом состоянии, дочь вне брака. Узнаю почерк ЦРУ. Их кадр.
Жаль, что второго брата не успел пристроить уборщиком в Пентагон. Сейчас это оказалось бы весьма кстати.
Пришло еще одно сообщение от информатора. Это не похоже на него. Странно. Открывая присланный в сообщении файл, я почувствовал, как по спине катится холодный пот, а руки дрожат, как будто я сверяю номер лотереи.
Это было фото. На снимке мой родной брат стоял с двумя филиппинцами и в зубах у каждого было колечко краковской.
Как же всё запутано. Голова идёт кругом. Выходит, его отпустили? Но как? О нет нет нет, только не это. Неужели мой родной брат согласился свидетельствовать против меня. Если это так, мне не сдобровать. И живым сдаваться нельзя ни в коем случае. Я в западне. Перед глазами промелькнула вся жизнь: уроки танцев во Вроцлаве, рыбалка на Одре, первый поцелуй в 27...
Загорался закат, намекая, что ничего не проясняется. Мне требовалось перевести дух и собраться с мыслями.
Я брел по дороге где-то на окраине города, и когда солнце окончательно умыло руки и исчезло за горами, развернулся на 180 градусов и зашагал в том направлении, где оно вскоре взойдёт снова и тогда возможно всё прояснится.