Черновики лирики (слэш)
- Глубже, прошу, Юнги~я...
Обстановка наколяется с каждым полу вздохом, полу стоном, полу взглядом из-под густых ресниц. Как же так случилось? Друзья же, а друзьям следует помогать друг другу... даже если эта помощь настолько интригующая, возбуждающая, действенная.
В общежитии пусто, все разъехались согласно своему расписанию, а у вас оказалось свободное время. Сейчас об этом Юнги успел пожалеть, успел покорать себя, успел унизиться и не сдержаться. А ведь так невинно начиналось! Юнги просто позвал в студию Хосока, чтобы оценить новый бит.
Чон прикусывает губу, запускает руку в свои мягкие волосы, в надежде найти в них спасение. Парень и не понял, как решил вдруг коснуться белоснежной кожи старшего нежным трепетом губ. Всегда так хотелось сделать это, казалось, что вокруг лёгкая дымка сна, ведь Юнги застыл, не пытался вырваться, медленно дышал. Теперь Хосок понимает, что мужчина ждал и сам желал большего. Чона кроет, когда его толкают на кожаный диван, кроет, стоит старшему впиться в губы жарким, требовательным поцелуем, кроет, когда тонкие, эстетичные как с картины руки лезут по бёдрам вверх и захватывают в плен паховую область, кроет, стоит ощутить как на ноги давят и раздвигают в стороны. Воздуха резко мало, словно кислород закончился на всей планете, а Юнги уже перед ним на коленях балуется как с игрушкой возбуждённой плотью.
Мин слышит мольбу младшего и берёт больше, открывая рот шире. Челюсть уже немного побаливала, но он не обращал внимания, лишь изредка отстраняясь, чтобы схватить необходимую дозу накалённого воздуха в лёгкие.
Сдержанные стоны Хосока не впечатляли, хотелось услышать всю мощь его голосовых связок. И Юнги планомерно, обводя тонкие и крупные венки по кругу языком, заставлял младшего впиваться ладонью в кожаный диван и часто дышать. Губы кажутся умопомрачительно красивыми на члене, словно недостающая деталь. А Хосок уже жаждет большего, хочется ещё более острых ощущений, хочется Юнги в себе...
- Хён... - Юнги заглатывает до основания, заставляя Чона встряхнуться всем телом. - Хён? - Раскрасневшуюся головку облизывают языком. - Хён! - А Юнги и не слышит, его волнует лишь солоноватый привкус на языке и громкий стон младшего.
- Кончил, - звучит удовлетворённо из уст старшего.
- Хён, можно тебя... - Чон не договаривает, тонкие губы с солоноватым привкусом накрывают свои собственные чересчур медленно, тягуче, вызывая холод по позвоночнику.
- Что ещё хочешь попробовать? - Юнги смелеет, потому что Хосок доволен, он видит, что младший удовлетворён и ждёт лишь возможности помочь другому с его вставшей под шортами проблемой.
- А ты хочешь меня? - Чон никогда так не робел, как сейчас, в этот самый миг, почему-то в омутах старшего проскальзывает не просто желание, а какое-то буйство дикого возбуждения.
Мин без слов хватает Хосока за руку, поднимая резко, заставляя подкоситься в ногах от недавнего оргазма и опереться всей грудью на стол, что завален какими-то черновиками лирики. Буквы на листах плывут перед глазами, когда на упругие ягодицы опускается та самая изящная тонкая аристократичная рука, сжимая грубо. По позвоночнику разливается тепло, когда эта рука давит на поясницу повелительно, но нежно. Хосок и сам не понимает, как с лёгкостью выгинается под мужским напором и спокойно приподнимает ягодицы и как теряется от прикосновений там. Слух улавливает какие-то поиски в ящике стола, а кожа горит от невесомых укусов в плечо.
- Ты хоть раз пробовал с парнем? - Этот вопрос как обухом по голове.
Чон тонет, ему вдруг страшно. Он не задумывался, что такой вопрос повиснет в воздухе. А что будет после? Юнги отстранится? Юнги уйдёт? Юнги оставит? Юнги не захочет? Но Хосок, даже не видя красивых глаз старшего, понимает, что тот ждёт и с места не сдвинется, пока младший не скажет правды.
- Да, - Чон вздыхает. Кажется, будто он предал сейчас Мина, но вновь ладонь на ягодице. - Аааай, - Хосок закусывает нижнюю губу практически до крови.
- Терпеть сил нет, малыш, - и младший от этого ласкового "малыш" уже готов кончить во второй раз.
Внутри все горит, хотя Хосок ощущает, что Юнги не скупился на смазку, которую искал в ящике. Тяжело дышать, потому что ощущения от плоти старшего головокружительные, удушающие, дурманящие. Чона натягивают до основания, придерживая за плечо, целуя куда-то в шею, шепча, что он чересчур узкий. Толчки на низких темпах игнорировались изначально, поэтому Хосока бросает в дрожь сразу же от сильных движений в него. С каждым разом волной накрывает глубже, утягивает на дно, а младший лишь молится, чтобы утонуть только с личным мучителем, что вдалбливается сзади. Плохо соображает мозг, перестал считать толчки и только способен наслаждаться от разрывающихся внутри бомб, когда Юнги проходится по простате. Облегчение близко, но Чон не хочет, чтобы Мин покидал его тело, отчаянно цепляясь пальцами за бедро старшего, лишь бы не отпускать.
Дверь резко открывается, впуская в комнату Намджуна, что лениво осматривает обстановку.
- Вот, Юнги-хён, как просил, - Ким кидает на черновики с лирикой несколько гелевых чёрных ручек. - Завтра послушаю бит, устал жуть.
- Ага, - Мин кивает, не поднимаясь с дивана.
Намджун закрывает дверь, ничего не говоря, что спать удобнее не в студии, а в кровати. И Юнги благодарен, что ничего Ким не произносит лишнего, а сразу же уходит. Он будет спать в кровати, в своей комнате, но не один. Только бы младший не струсил продолжить сумасшествие сегодняшнего дня.