Я родилась пятидесятилетней, или хирург в сумерках

PovАня

Топот ног врачей. Меня быстро оттеснили от бабушки. Я смотрела, как над её измученным бледным телом колдуют люди в белых ха­латах. Её коллеги.
Ещё один приступ…
— Последний, — обречённо прошептала я. Вра­чи предупреждали. Сегодня. Почему именно се­годня? Одинокая слезинка упала на открытую книгу, впиталась в белые страницы. Она так и не узнала, чем закончилась история. А я так хо­тела… Интересно, слышала ли она меня? Слы­шала! Я уверена в этом. Но вряд ли она помнит, что у меня сегодня день рождения. Задувая све­чи на маленьком школьном торте, подаренном од­ноклассниками, я загадала, чтобы бабушка выз­доровела.
      Конечно, я говорила с врачами. Они в один го­лос утверждали, что этот случай тяжёлый и на­дежды почти нет. Бред. Всегда есть надежда. Медицина до сих пор довольствуется от силы де­сятью процентами знаний о человеческом теле. Сколько случаев, где врачи разводят руками и присваивают происшествию статус чуда?
Женщина, проснувшись от комы, перестала стареть. В свои семьдесят два она выглядела на двадцать. Вряд ли это последствие хорошо по­добранного крема для лица и правильной диеты. Или парень, который после пулевого ранения в голову не только не умер, но и перестал спать. И это не бессонница. Его телу просто не нужен сон! Похоже на сюжеты фантастических книг, да толь­ко это реальность. Когда бабушка была малень­кой, она читала фантастику, где людям помога­ют в быту роботы, чистую воду можно только ку­пить, а люди ищут продавцов воздуха, чтобы вдохнуть кислорода. Сейчас фантастика тех лет навязчиво врывается в нашу реальность. Роботы, бутилированная вода и автоматы с кислородны­ми масками в мегаполисах типа Токио, уже не по­ражают наше воображение.
В жизни всегда есть место чуду. Но сегодня оно не случилось. Моя бабушка скончалась в 15:17, 13 сентября 2009 года. Возможно, бабушка попала в Рай, если он существует. А может быть, она попала в другой, параллельный мир, где есть магия, драконы, эльфы и вампиры… Хо­тя, ей бы это вряд ли понравилось. А быть мо­жет, этот параллельный мир очень похож на наш. Почти копия. И создана эта копия Стефани Майер.
 
PovВалентина
 
Темнота поражала воображение. Это была да­же не темнота. В темноте, в моём понимании, можно угадывать крупные очертания, есть хотя бы малейший отсвет. Вокруг же меня был… Мрак. Я боялась даже двигаться, хотя тело впер­вые спустя несколько месяцев, слушалось меня. Я могла пошевелить пальцами руки, я чувство­вала, как мои глаза моргают, а голова повора­чивается в надежде увидеть хоть что-то. Услы­шать что-либо тоже не удавалось. Сделать пер­вый шаг в этом мраке было страшно.
Неужели это все? Липкий ужас постепенно проникал в душу. Вечная темнота? Это то, о чём ты втайне мечтала, когда заперлась у себя в квартире после похорон мужа, которого на полго­да опередила мать? Я на секунду представила, что так будет всегда. Мрачная гнетущая тишина, в которой не слышно даже шорохов, и непрогляд­ная тьма.

— НЕТ! — что есть силы крикнула я.
И не услышала ни звука. Мрак жадно погло­тил всё. Только сейчас я поняла, чего мне не хва­тало всё это время. Я не слышала своего сердце­биения и дыхания. Ничего. Такой постылый свист кислородный маски и пиканье приборов ис­чезли. Я судорожно схватила своё запястье, пы­таясь нащупать пульс. Ни одного удара. Рука бы­ла немного зыбкой. Как будто я была из ваты… Что же это…

    Без паники! Ты врач! — мысленно прикрикну­ла на себя я. — А врачи никогда не должны те­рять хладнокровие…
Оценим ситуацию с точки зрения простых воп­росов: "Что имеем? Чего хотим? Как добиться, с помощью имеющегося, желаемого?" Я сделала глубокий вдох и с удивлением поняла, что до этого почти не дышала. Мне просто не нужен был кислород!
      Уже хорошо. Валя, поздравляю, если тебя бу­дут парить в бане черти, ты не задохнёшься от серы. Да, не так я себе представляла загробную жизнь, но с этим уже ничего не поделаешь. Рай­ские кущи ты где-то про…грешила в земной жиз­ни. Ну и ладно, и не особо хотелось… Хотя, вру, конечно. Представлялось и мечталось, как за мной придёт Лёшка, родители, друзья, ушедшие раньше. Как я обниму их всех. Наконец-то по­целую. Игриво потрясу пальцем у носа мужа и пошучу: Лёшик, а я действительно до самой смер­ти те сапоги носила!
Но ничего подобного не было. Была пустота. Тьма и раздражающая тишина.
   Вот так мои неж­ные хрустальные мечты разбились о чугунную задницу реальности. Присев, я обхватила голову руками. Что с этим делать? Раскачиваясь в та­ком положении, я судорожно вспоминала все са­мые сложные случаи из жизни, где казалось, что выхода нет, что всё кончится плохо, что ху­же быть не может, а, в конце концов, получа­лось выкарабкаться, урвать у судьбы приз­рачный шанс, успеть… В последний момент, пос­ле обнадёживающих случаев, вспомнились тот злосчастный жёлтый свет и авария. Вся моя жизнь подтверждала один неоспоримый факт: вы­хода нет только из гроба. Хотя… Может быть, я не вижу его просто потому, что не искала? В кон­це концов, я сижу! Я чётко чувствую плоскую по­верхность своей попой. Я не в безвоздушном прос­транстве, я не в подвешенном состоянии. А то, что я не слышу и не вижу ничего вокруг, лишь подтверждает факт того, что я умерла. Воз­можно, после смерти, с отсутствием тела я ли­шилась привычного спектра чувств, либо они из­менились настолько, что мой разум ещё не на­учился их обрабатывать.
   В данном конкретном месте, в данный момент времени я не вижу, не слышу, не обоняю, даже плохо ощущаю свое те­ло и состояние, но кто сказал, что так будет всегда и везде?
Я встала на ноги, неуверенно пошатнувшись. Сделала пробный шаг. Затем ещё один. Не встре­тив сопротивления, и посчитав это хорошим зна­ком, я решительно устремилась вперёд, стара­ясь не менять направление.
Каждый шаг давался легко. Без усилий. Я уже почти забыла это чувство, когда колени не ломит от быстрого шага, шальное сердце не сби­вается с ритма, а в легких не покалывает после долгой ходьбы. Хоть я и старалась держать тело в форме, не запускаться, годы брали своё. Про­фессия прибавила седых волос, а после трёх лет в детской хирургии начало болеть сердце.
Вспомнилось, как вернувшись лет десять на­зад утром домой, я наткнулась на испуганный взгляд мужа. Они с дочкой летали на неделю к его брату в Штаты. Александр жил в Аризоне, мы пару раз ездили всей семьёй, но в этот раз я не смогла поехать. Впервые после разлуки муж не улыбнулся мне при встрече.
— Валька… Как же ты так? — нахмурившись, Лёша осторожно пропустил сквозь пальцы выбив­шуюся из пучка прядь. Я смотрела в недоумении на его строго поджатые губы. Оглянувшись, с удивлением увидела в зеркале, что за эту не­делю стала почти полностью седой. Да, трудно было… Три срочные операции подряд только за сегодня, хотя брала выходной. Две остановки сердца. Множество спасённых жизней. Седые во­лосы — не самая большая цена.
— Налей мне чаю, Лёшик, — устало улыбну­лась я супругу в ответ на тревожный взгляд.
А что было дальше? Что он ответил? Что сде­лал? Что сказала я? От неожиданности я даже остановилась. Воспоминания, некогда чёткие, бе­режно хранимые, стали подёргиваться дымкой, туманом… Некоторые стёрлись окончательно, слившись с окружающей темнотой. В этот мо­мент я по-настоящему испугалась! Только не это! Я могла потерять вещи, привычный мир, зре­ние, слух, но не саму себя! Даже обездвижен­ная, прикованная к кровати, впавшая в кому, я лелеяла свои воспоминания, перебирая, как дра­гоценные жемчужины, наслаждалась ими. Те­перь, холодея, я не могла вспомнить лица школь­ных друзей, их имена, подёрнулись пеленой ту­мана лица родителей… То, чем я гордилась в свои пятьдесят лет — идеальная память действу­ющего врача, которая хранила название каждой кости, да что там, всю анатомию на латыни, сот­ни лекарств, тысячи диагнозов — дала сбой.
Ну, нет. Не на ту напали. Я не собираюсь сли­ваться с этой тьмой. Не собираюсь становиться блуждающей беспомощной частью этого мрака! Я вновь опустилась на пол и стала с исступлени­ем вырывать то одно, то другое воспоминание. Я чувствовала себя хозяйкой, которая вернулась в ограбленный дом. Знакомые стены, открытые ок­на с порванными занавесками, перевёрнутая ме­бель, отсутствие любимых картин на стенах, ос­колки посуды, статуэток… Зачем? Зачем за­бирать воспоминания?
Упрямым усилием воли я пробиралась сквозь тьму, отвоёвывала каждое лицо, каждое имя, каждое слово, каждый случай из жизни…
Кто знает, сколько я так просидела? Время как будто остановилось. Я больше не видела ть­мы.
      У меня перед глазами медленно, но верно вспоминалась моя жизнь. Я отматывала её в об­ратном порядке, с каждым годом всё легче про­биваясь к ярким воспоминаниям юности, нежному детству… В какой-то момент я почувствовала приятную лёгкость. Мои веки сомкнулись. Я вся немного сжалась, как будто уменьшаясь. Но не испугалась. Мне было хорошо. Я, наконец, стала слышать звуки. Приглушённые, непонятные… Они не мешали мне засыпать. Мысли текли вяло. Только сейчас почувствовалась усталость. Но я не боялась заснуть, зная, что теперь мои воспо­минания останутся со мной. В мои мысли больше ничего не проникнет. Никто больше не украдёт у меня ни одну жемчужину из моей коллекции. Я как будто поставила ментальный блок на своё сознание. Теперь всё будет хорошо…
Я очнулась от странной тесноты и окружающе­го волнения, которое постепенно нарастало и пе­редавалось мне. Мой мир схлопнулся. Я как буд­то оказалась выросшей Алисой в тесном домике. Чувство неприятное и тревожное, хотя мне никог­да не были присущи приступы клаустрофобии. Я захотела вздохнуть, но не смогла. Распахнула глаза и не увидела ничего знакомого и понятно­го. Моя паника нарастала, а окружающие звуки набирали обороты. Стало невыносимо жарко, тес­но и больно. Очень больно и страшно. Кислорода не хватало. Грохот нарастал. Испуганный разум распознал в этом грохоте пульс. Это точно пульс! Совсем рядом. Громкий, сильный и быс­трый, но не мой. Такой пульс у человека, испы­тывающего сильное волнение или страх. При­жатые к телу руки коснулись чего-то странного и толстого у живота. В первую секунду, когда сжатие этой штуки стало причиной еще большего дискомфорта, на краю сознания мелькнула безум­ная идея. Нет, не может быть! Это просто не мо­жет быть пуповиной! Я умерла!
Тем не менее, после, наверное, девяти часов моих мучений, после сокрушительной боли, жес­токого давления и удушья, мне стало очень хо­лодно, я наконец-то смогла сделать свой пер­вый, долгожданный вздох. Задрожав от неожи­данно холодного воздуха на моей разгоряченной коже, я закричала, чувствуя ломоту во всем те­ле.
      Я с трудом услышала, но не разобрала, ког­да мужской голос совсем рядом бодро сказал:
— Congratulations, Mrs. Swan! It’s a Girl! *

* Поздравляю, миссис Свон, у вас родилась де­вочка.