Наследие дьявола

Утро в доме Росси начиналось обычно — солнце еще не успело подняться выше горизонта, а в кухне уже стоял запах свежего кофе и круассанов. Эбигейл, как всегда, была в своей стихии — аккуратно сервировала стол, ставила чашки и порции яичницы, поджаренной до золотистой корочки. Но на этот раз что-то было не так. Легкая тревога витала в воздухе.

—Энрико, ты снова опоздал к завтраку — посмеиваясь, мама позвала его, стоя у двери кухни. Ее глаза сияли любовью и нежностью, и от ее спокойствия всегда становилось легче.

Энрико, пряча зевоту, подошел к столу. Он был ещё маленьким, но всегда чувствовал особую связь с матерью — Джулией. Когда он был с ней, мир казался не таким опасным, и в душе было тепло. Она протянула ему чашку с молоком и улыбнулась, как всегда.

—Ты в порядке, малыш?— спросила Джулия, глядя на него, —Ты выглядишь, как будто бы не выспался.

—Не переживай, мам,— ответил Энрико с робкой улыбкой, хотя на самом деле ему не хотелось говорить о том, как ему тяжело было проснуться в столь ранний час. Он привык к ее заботливым вопросам, к тем долгим утренним разговорам, когда весь мир казался маленьким и безопасным.

Алехандро, старший брат, стоял у окна, наблюдая за облаками. Его глаза были темные, его лицо — суровое. Он был более серьезным, чем Энрико.

—Сын , садись за стол , уже все готово, — сказал Леонардо, их отец, не оборачиваясь. Его голос был строгим и непреклонным. Он не терпел беспорядка.

Энрико почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Его отец был властным, и его тень всегда была рядом. Он никогда не показывал, но все знали — Леонардо был мафиози, и его методы были жестоки.

—Да, папа,— сказал Энрико, чувствуя, как его нервы напрягаются. Он знал, что в его семье принято все делать идеально, и его отец не терпел ошибок. Джулия, как всегда, была спокойной, но в ее глазах было то, что Энрико никогда не мог понять — что-то темное, что скрывалось от его глаз.

Джулия, несмотря на строгие взгляды мужа, улыбалась. Но Энрико чувствовал, что что-то не так. Тот странный взгляд, который она бросила на Леонардо, не ушел из его памяти.

—Не волнуйся, сынок,— тихо сказала Джулия, заметив его напряжение. Она протянула руку и погладила его по волосам, как всегда.

—Все будет хорошо.Папа сегодня добрый.

Но никто не знал, что в этот день их жизнь изменится навсегда.

Звук громкого стука в дверь нарушил тишину утреннего завтрака. Энрико поднял взгляд, его отец Леонардо отложил нож и вилку, немного напрягся, и, не сказав ни слова, встал и направился в кабинет. Эбигейл, как всегда, без лишних вопросов продолжила убирать со стола, а Джулия лишь покачала головой, с грустью следя за каждым движением мужа. Энрико почувствовал, как напряжение в воздухе мгновенно усилилось.

Он знал, что сегодня будет что-то важное. Мать была молчалива, почти отрешена, а отец вел себя так, как всегда, когда дела шли не по плану. Энрико хотел понять, что происходило, и, не раздумывая, подкрался к двери кабинета. Слегка приоткрыв её, он стал прислушиваться.

Голос одного из партнеров его отца был низким и обеспокоенным:

—Леонардо, все катится к чертям. Себастьян уже дышит нам в спину. Он вот-вот захватит власть, и если мы не действуем сейчас, все будет потеряно.

Затем голос другого человека, более спокойный, но явно обеспокоенный, добавил:

—Нужно что-то решать, иначе не только позиции, но и жизни наших людей окажутся под угрозой.

Разговор продолжался, но Энрико больше не мог разобрать слова. Он был слишком зациклен на той угрозе, которую услышал. Себастьян... кто-то, кто, казалось, приближается к их семье и готов забрать всё, что принадлежало отцу .

Неожиданно за его спиной раздался голос старшего брата.

—Ты что, с ума сошел?— Алехандро, с резким и злым выражением на лице, схватил его за плечо и оттолкнул в сторону.

Алехандро, с угрожающим взглядом, посмотрел на него, не скрывая раздражения.

— Ты что, подслушиваешь? — его голос был жестким и грозным, как никогда.

Энрико замер, его тело напряглось от страха. Он знал, что брата не стоит разочаровывать.

— Пошел в свою комнату, — велел Алехандро, хватая его за руку и грубо тянув его через коридор.

Когда они вошли в комнату Энрико, Алехандро резко захлопнул дверь и повернулся к нему. Его глаза были темными, полными гнева и недовольства.

— Не смей подслушивать отца , ты не дорос еще!

Энрико пытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он просто молча смотрел на брата, который продолжал на него бурно ругаться. Но в конце концов, зная, что не сможет оправдаться, Энрико опустил голову, присев на край кровати.

Алехандро подошел к окну, его лицо было скрыто в тени, а на его губах появилась легкая усмешка. Он мог чувствовать, как Энрико сжимается от страха.

— Ты наказан, понял? — сказал Алехандро, и, не дождавшись ответа, вышел, захлопнув дверь.

Энрико остался один в комнате. Он ощущал на себе тяжесть своих мыслей, вспоминая слова, которые услышал. Он знал, что жизнь в их семье уже никогда не будет прежней.

Внизу слышались шаги — но Энрико не хотел выходить. Он не знал, что делать. Мать стояла у окна, её фигура казалась задумчивой, и Алехандро заметил, что её взгляд был направлен в никуда.Но он не хотел подходить.

Он знал, что мать чувствует, что происходит что-то большее, чем просто семейные дела, но она была слишком хороша, чтобы показывать это. Но всё изменится.

Тихий, почти беззвучный звук раздался в доме, когда Алехандро, уже готовый покинуть особняк, остановился у двери. Он был уже в полном оружии — готовый выполнить поручение отца. Но вдруг он услышал крик. Резкий, страшный крик матери, который пронзал всю тишину их роскошного дома. Сердце Алехандро сжалось. Он вздрогнул, но инстинктивно замер, не успев двинуться с места.

Словно в замедленной съемке, он побежал в гостиную, где уже стоял человек, высокий и крепкий, с маской на лице. Отсутствие эмоций в его глазах не сулило ничего хорошего. Алехандро замер у дверей, скрывшись в темной тени. Он сжал кулаки, наблюдая за происходящим. Не двигался, не издавал ни звука.

Человек поднес нож к горлу матери. Джулия стояла, не дрожа, но взгляд её был полон понимания того, что её конец близок. Она встретила взгляд сына. Их глаза встретились на мгновение, и в этом взгляде было что-то невероятно прощающее, что-то более глубокое, чем можно было выразить словами.

Алехандро стиснул зубы, пытаясь подавить в себе чувство ужаса. Он не мог пошевелиться. Мать не проклинала его. Она не испугалась, её взгляд был полон принятия. Она знала, что её жизнь подошла к концу.

Когда нож проник в её плоть, Алехандро не сделал ни одного движения. Он был будто заморожен, будто не мог двинуться.

Человек вытер нож, как будто ничего не произошло. Он достал пистолет и пошел в кабинет отца. Алехандро, до сих пор находясь в тени, застыл на месте, и тогда раздались выстрелы — три выстрела, и тишина. Это было короткое, жестокое завершение, и оно заставило сердце Алехандро бешено колотиться. Он понял, что отец и его партнёр мертвы. Все закончилось.

Он побежал наверх, схватил младшего брата, который в панике бродил по комнате, и, не говоря ни слова, спрятал его в родительской спальне под кроватью. Затем, сжав пистолет, он спустился вниз. Его разум был пуст, но решимость была железной. Он был готов.

Алехандро спрятался в тени, его рука крепко сжимала пистолет. Он чувствовал, как кровь стучит в висках, его сердце бешено колотилось, но это было уже не страх, а нечто другое. Он знал, что это его момент, что никто не остановит его теперь. С улыбкой на лице, будто всё происходящее было не более чем предсказуемым развитием событий.

Человек, стоявший у кабинета, даже не заметил его приближения. Он был уверен в своей победе. Но за мгновение до того, как тот успел повернуться, выстрел прозвучал — пистолет в руках Алехандро заговорил. Выстрел за выстрелом. Мужчина упал на пол, не успев даже понять, что произошло.

Алехандро стоял над ним, его взгляд был безжалостным, холодным. Он не испытывал ни малейшего сожаления, только удовлетворение от того, что всё стало ясным. Он знал, что это был его шанс, его долг, его роль. И теперь никто не мог его остановить.

Он шагнул к телу, проверил, что жизнь окончательно покинула его противника, и отошел, не оглядываясь. Без всяких эмоций. Просто делал то, что должен был сделать.

Маленький, невидимый шрам в его душе закрывался, а новая реальность начинала захватывать его. Убийство родителей не тронуло его. Он не хотел их спасать. Они были слишком слабыми, не смогли держать свою власть. Он же был готов взять всё в свои руки, и это было единственно важным.

Его взгляд остановился на кровавой дорожке, которая вела к кабинету. Он уже знал, что теперь, наконец, он будет править. Всё это было неизбежно.

Всё, что ему оставалось, — это вернуть контроль и забрать то, что ему по праву.

Он был человеком, лишенным эмоций. Он не любил свою мать, не испытывал привязанности к своему отцу, а любовь к брату, если её можно было так назвать, была далека от той, которая обычно связывает братьев. Он никогда не чувствовал потребности спасать, защищать. Он был пуст, и это было не просто неуязвимостью, а каким-то внутренним механизмом, который выключал всё человеческое. Даже когда он увидел, как его мать умирает перед его глазами, он не смог и не захотел что-то сделать. Она была слабой. Он не видел смысла спасать её. Эта пустота в его сердце была его силой, и она только усиливалась.

Когда мать сделала свой последний взгляд, когда её глаза встретились с его глазами, Алехандро почувствовал что-то... Но это было не сочувствие, не любовь. Это было нечто более пугающее. Он почувствовал власть. В тот момент он осознал, что теперь он сам решает, кто живёт, а кто умирает. Он стал хозяином своей судьбы, и это ощущение наполненности силой пробудилось внутри него.

Тот момент был последней искрой. Он, всегда хладнокровный, совершенно не испытывавший эмоций к тем, кого потерял, стал другим человеком. Он больше не чувствовал тяжести убийства. Он чувствовал только пустоту и наслаждение от того, что теперь никто не мог его остановить. Его жизнь, полная расчёта и жестокости, была быстрая, беспощадная и безжалостная.

Прошли годы, и все 24 года, что он стоял на пьедестале власти, меняли его ещё больше. Он становился всё более жестоким, теряя человечность, скатываясь в бездну психопатии. Любовь, привязанность, сострадание — для него это стали просто слова, пустые и никчёмные. Он уже не знал, что это такое. Его отношения с братом не были лучше. Он всё меньше чувствовал в нём родную душу, и если раньше он как-то пытался защищать его, то теперь это не имело значения. Он больше не был готов делить что-либо, даже власть. Всё, что ему нужно было — это его правление. Его брат, как и все остальные, был просто очередной орудием.Он гордился и ненавидел его.

Алехандро больше не был тем, кто мог чувствовать привязанность. Он был монстром, созданным собственными руками, его сердце было холодным, и никто не мог дать ему то, что он потерял в тот момент, когда его мать умирала у него на глазах. Он был уже не человеком. Он был только царем своего мира, где боль и смерть — это неизбежные спутники, а страх — просто слабость.

С самого детства жизнь Энрико была прописана чужой рукой — рукой его старшего брата. Алехандро не знал ласки, а потому не умел её давать. Он верил в силу, страх и контроль. Когда Энрико было шесть, он впервые услышал крики пыток. Когда ему исполнилось восемь — он уже знал, как выглядят внутренности человека. Алехандро не скрывал от младшего брата ничего — наоборот, он считал своим долгом научить его «правильной жизни».

— Смотри и запоминай, — говорил он, сжимая окровавленный нож в перчатке. — Это наши методы. Это — порядок. Кто не слушает, тот умирает.

Каждое наказание, каждый акт насилия был для него уроком. Энрико не выбирал, хочет ли он учиться. Его сажали в углу тёмного подвала, где привязанный к стулу человек кричал от боли, и брат методично вёл «урок». Он объяснял, куда бить, чтобы не умер сразу, где сломать, чтобы человек не мог больше ходить. Он заставлял Энрико запоминать. Он хвалил за правильные ответы и наказывал за страх.

Когда Энрико исполнилось десять, он увидел смерть женщин . Настоящую, холодную и бессмысленную. Три женщины — проститутки, которые не подчинились приказу. Алехандро убил их, не моргнув. Одна пыталась убежать. Вторая умоляла пощадить её. Третья просто стояла и смотрела, как обречённая.

— Это их выбор, брат, — сказал Алехандро, вытирая руки. — Они выбрали не слушать меня. А ты? Ты ведь умный мальчик, Энрико, правда?

Энрико кивнул. Он не плакал. Он научился прятать эмоции, как его учил брат.

Годы шли. Энрико взрослел, а вместе с ним росла внутренняя пустота. Он стал тихим, сосредоточенным, не по годам зрелым. Алехандро гордился им — считал его своим лучшим «созданием». Он учил его стрелять, пытать, лгать, командовать. Он формировал его не как брата, а как орудие.

Но внутри Энрико оставался один вопрос, который он никогда не озвучивал: а кем бы он стал, если бы вырос в другой семье — без крови, без страха, без Алехандро?

Энрико было тринадцать. Он уже участвовал в допросах, стоял за плечом брата, когда тот ломал людей, словно куклы. Он знал, как распознать ложь по взгляду, как читать страх по жестам. Алехандро учил его быть холодным, как сталь. Но в ту ночь что-то пошло не по плану.

В подвал привели парня — не старше самого Энрико. Обвиняли в предательстве. По словам Алехандро, тот передал информацию полиции. Парень молчал, дрожал, едва дышал. Алехандро протянул Энрико нож.

— Твоя очередь, брат. Покажи мне, чему научился.

Энрико взял нож. Его пальцы были крепкими, уверенными, как учили. Но внутри всё дрожало. Он посмотрел в глаза парню. Там не было вины — только ужас. И в этот момент что-то в Энрико сломалось.

— Он не виновен, — тихо сказал он.

Алехандро замер. В комнате повисла мёртвая тишина.

— Повтори.

— Он не виновен. Его подставили. Я это вижу. Это не он.

Алехандро подошёл ближе, навис над братом. В его глазах не было удивления — только ледяная ярость.

— Ты ставишь под сомнение моё слово? — прошипел он. — После всего, чему я тебя учил?

Энрико не отступил. Он сжал нож, но не поднял его.

— Я смотрю в его глаза. Я учился у тебя, Алехандро. И ты сам говорил — глаза не лгут.

Пауза. Долгая, натянутая, как струна. Затем Алехандро медленно отобрал нож у брата и повернулся к парню.

— Раз Энрико считает тебя невиновным... — он усмехнулся. — Посмотрим, как долго ты сможешь это доказать.

Он ударил. Один раз. В грудь. Энрико не отвернулся. Он стоял, как камень, когда парень захрипел и осел на пол.

— Учи урок, — хрипло сказал Алехандро, подходя к двери. — Второй раз я не позволю тебе спорить.

И он ушёл.

Энрико остался стоять в подвале. Он впервые ослушался брата. Впервые сделал выбор сам. И впервые почувствовал, что живёт своей, а не чужой жизнью — даже если в этот раз он проиграл.

Первое убийство.

Склад был холодным, пахло металлом, маслом и потом. Железные стены глушили звуки, но не крики — они отражались эхом и проникали под кожу. Энрико стоял у входа, сжатый, словно пружина. В кармане пальто — тяжёлый пистолет. Его пальцы дрожали, хоть он и старался этого не показывать.

Перед ним на коленях стоял мужчина лет сорока. Связан, избит, кровь стекала по щеке. Он тяжело дышал, не умолял — просто смотрел на Энрико. Словно видел в нём последнюю надежду.

Алехандро стоял рядом, спокойно закуривая сигарету.

— Его зовут Пьетро. Он сдал нас полиции. Из-за него мы потеряли троих людей и груз с оружием.

Он выдохнул дым и повернулся к брату.

— Ты хочешь быть частью семьи? Тогда пришло время. Делай.

Он протянул руку. Энрико достал пистолет, но не поднял. Сердце колотилось, как бешеное. Он чувствовал, как пот стекает по спине.

— Он... — Энрико сглотнул. — Он просит прощения. Может, он...

Шлёпок. Алехандро ударил его по лицу. Не сильно, но резко. Резко и холодно.

— Никаких «может». Есть приказ — есть предатель. Ты стреляешь — или ты никто.

Энрико поднял глаза. Взгляд брата был ледяным. Он не злился.

Он проверял.

Энрико поднял пистолет. Он целился долго. Слишком долго. Пальцы дрожали. Пьетро смотрел прямо на него. Не умолял. Просто ждал.

— Прости, — выдохнул Энрико и нажал на спуск.

Выстрел.

Резкий, оглушающий.

Голова Пьетро дернулась назад. Тело упало на бетон с глухим стуком. Всё стихло. Даже Алехандро молчал.

Кровь расползалась по полу, как тень. Энрико стоял, как камень, пистолет всё ещё в руке. Он не плакал. Он больше никогда не плакал после этого дня.

— Хорошо, — спокойно сказал Алехандро, подходя ближе. Он похлопал брата по плечу. — Теперь ты настоящий Росси.

Но Энрико чувствовал, что внутри что-то умерло. И что вместе с первой смертью он потерял нечто важное — детство, невинность... и, возможно, часть своей души.

Спустя года , той ночью, когда он увидел изломанную тень брата в комнате с детьми, с маленькими девочками , Энрико поклялся:

Я не буду таким.

Я не стану чудовищем.

Я не подчинюсь его тьме.

Я не буду как он.

Я сохраню в себе свет матери .Пусть внутри всё рвётся на части — я не позволю ему убить во мне человека.