Глава 2
Недалекое прошлое
Ричард умер от истощения. Он не ел и не пил больше двух недель, бился о плотные двери, обращался зверем... Но еду так и не приносили. Хвосты — слуги Зилии, обнаружили его труп только спустя еще неделю, когда в темнице стало подозрительно тихо. Они захоронили Ричарда на кладбище около замка, не сказав об этом своей госпоже. Сцедили всю кровь и бросили, как собаку, гнить в земле.
Зачем они так долго держали тут Анабель?
Она обнимала Ричарда, пока он дышал, обнимала, когда изнемогал от болей, обнимала, когда он похолодел и замолк. Он решил оставить свою любимую жену.
Гнев разрастался в худом и измученном тельце вампирши страшным цветком аконита*. Никто ей больше не мог помочь. Она осталась в темнице, а Ричард попал на свободу, пускай и таким непростым путем. Ее детей не было рядом, а муж — единственный спаситель — погиб.
Через узкую форточку с прутьями сочился обжигающий солнечный свет. Скинув с себя одежду, вампирша подставила оголенную грудь навстречу желтым лучикам, припечатывая нежную кожу к ребрам. Волдыри пузырились и лопались, оставляя шрамы. Анабель лишь подпалилась, вопреки своим желаниям сгореть.
Несколько раз Анабель видела во дворе Лаверна, но когда он вернулся в очередной раз — больше не выходил. И Лаверна, и ее ненаглядных деток наверняка растрепало страшное и громадное чудище. Оно скребло когтями в соседней темнице, выло и читало стихи. Оно было совсем близко.
Все, о чем рассказывал Лаверн, оказалось правдой. Зря они с Ричардом считали его психом, ведь он тщетно старался подготовить их к неизбежному. Не спасти, а подготовить. Он поручился за них перед Зилией, проведывал и убеждал, что дети в безопасности. Но Анабель перестала верить. Что он на самом деле сотворил с ее детками? Догадки одна за другой сверлили мозг огромным буром.
Энтони не справится с воспитанием Анны, он другой. Ему стоило пару сотен лет потратить на себя, поднабраться опыта, узнать об ответственности, стать самостоятельным. Он хоть и помогал Анабель по дому и сидел с сестрой – все это было лишь с ее пинка, по ее указке. Упор в его воспитании делался на светлое будущее – карьеру, известность и престиж. Они с Ричардом хотели потом отправить его обучаться в Швецию, где Энтони точно нашел бы общество по статусу.
Ричард зачеркивал дни палочками на каменной стенке, но после его кончины Анабель совершенно забыла про этот вечерний ритуал. Для вампиров время текло совсем иначе, медленнее и спокойнее. Вместе они коротали безумные месяцы и грезили о будущем. Наивно полагали, что Лаверн договорится с Зилией.
Анабель говорила с Ричардом до тех пор, пока его не отобрали Хвосты, и когда Зилия сама соизволила посетить темницу — обнаружила пропажу. Анабель не призналась, а Хвосты соврали, что ее муж сбежал через незапертую дверь. Кто мог в это поверить?! Тогда бы они сбежали вместе!
Настоящий Ричард никогда бы не бросил Анабель, бился бы до последнего за свою жену. Он умер так глупо. Умер, совсем как человек. Как живой! Его поганая гордость была выше собственной жизни. Даже когда Анабель предложила своей крови для него или хотя бы палец, Ричард все равно отказался. Глупый. Глупый и отважный муж.
Почему у вампиров не было второго шанса на жизнь? Судьба позволяла им рождаться и умирать, обращать и обращаться, так почему же она так несправедлива?
Анабель ложилась ровно на то место, где спал Ричард. Ложилась и изображала сон, представляла мужа рядом с собой, вспоминала, каким теплым было его тело. Но вместо этого слышала, как гудело существо из соседней темнице. Являлся ли зверь таким же вампиром, как она?
Она сворачивалась в позу эмбриона и не моргала. Боялась, что чудище придет к ней из темноты. Быть начеку - быть готовой к схватке. В смерти ее освобождение, и эта мысль согревала грудь, питала новой порцией энергии. Из замка нет выхода. Зилия заперла Анабель в своей тесной клетке и издевалась молчанием. Лучше бы она сразу сказала, зачем держала тут вампиршу, зачем оставила ее?
От напряжения Анабель рвала волосы на затылке, плела из них косички и теребила в негнущихся пальцах. Ожидание терзало ее невидимыми копьями.
Забитое металлом место, куда сбрасывали всех жертв Зилии называли "ареной". Через толстое наслоение различных материалов Анабель чувствовала вампира. Кто-то помимо нее был тут. Неужели Лаверн выжил? Может быть, и ей удастся?
Как же Анабель только не рисовала в своих мыслях существо, пожиравшее ее сородичей. То он волком ей представлялся, то трехглавым драконом, то гигантской мускулистой рептилией с бездонным ртом. Она даже и вообразить не могла, что «чудище» — это заморыш с большими испуганными глазами.
Именно испуг считала Анабель с двух белых фонарей, мигающих из тени, с дрожащих худых коленей. И сама Анабель перестала бояться. Она первая бросилась на врага, не дожидаясь, пока он сообразит. Крови с него не вылилось, и Анабель вцепилась за бритую зубастую голову. Его крохотная черепушка отделилась от тела и откатилась прочь. Анабель не останавливалась.
Ее детей зверски убили, и она не собиралась никого жалеть. Вампирша ударяла на автомате, как механический станок, пробивая дыры в беспомощном теле соперника. Она смяла его хрупкие косточки в кулаках, оторвала шмат плоти и готовилась сделать это вновь, но ослабела. Сперва Анабель услышала выстрелы, и только потом почувствовала, как ноги пронзили пули — Зилия вышла на арену ее добивать.
Гадкая старуха говорила по-русски так невнятно, что все годы изучения этого сложного языка прошли даром. Анабель ничего не понимала. Но знала наверняка: она будет следующей, чью кровь отдадут чудищу. Или кто там ее пил.
Впредь вампирша продолжила дело Ричарда, продолжила выскребать ногтями полосочки, считать и складывать. Ему это помогало, возможно, поможет и Анабель. Дни сплелись кольцами в крепкую корабельную цепь, различить понедельник от четверга стало практически невозможным. Хвосты не знали математики и не вели календарей.
Когда во внутреннем дворе что-то взорвалось, вампирша сперва не поверила, спутала с бредом. Ее высвободили Хвосты, что тоже больше походило на предсмертные фантазии, на те, о которых говорил Ричард. Вряд ли Зилия сама приказала Хвостам отпереть темницу, глупости. Она скорее придумает новые пытки, чтобы изморить Анабель, слепит из своих ящеров новую тварь и натравит на нее.
Повсюду Анабель чуяла чужих вампиров! Мертвечина перестала восприниматься чем-то противным, а наоборот, приобрела аппетитный аромат. Он впитался в бязевую рубаху, прилип к волосам затвердевшей жвачкой, которую хотелось испробовать. На этот раз присутствие сородичей выражалось четче, будто они находились совсем рядом. Возможно, так на нее повлиял сквозняк свежего воздуха из пробитой в каменной кладке дыры.
Хвосты притормозили около приоткрытой обугленной двери. Суета в замке не давала сконцентрироваться на неизвестных гостях. Из узкого гроба Зилия трясущимися скукоженными руками доставала труп и перекладывала его к... К Лаверну. Он лежал бездыханно, весь окровавленный и посиневший, но совсем свежий. Анабель все это время чувствовала трупы вампиров. Всех тех, кто погиб от зубов чудища!
Лаверн умер в рубашке и брюках. В том, в чем приходил к Зилии в последний раз. Несколько слез незаметно скатились от щеки на ключицу. Анабель моргнула, сгоняя морок. Зилия сложила вампиров солдатиками, плечом к плечу. Лаверн получил то, что заслужил. Он отравил ее жизнь, забрал у нее все и наконец-то отправился в свой последний путь, догнивать в земле и листве без могилы и надгробия.
Справедливость восторжествовала. О нем некому будет вспоминать и горевать. Никого попросту не осталось. Злорадство увесистым куском опустилось в желудок, чувство голода исчезло. С облегчением Анабель вздохнула. Вот бы поганая старуха легла с ними в одну яму. Вот бы Зилия сдохла.
Иногда Анабель застревала в мечтаниях, воспроизводя, как бы чудище трепало Зилию. Имя Зилии проклятием легло на всю семью вампирши. Кого-то оно забрало раньше, над кем-то измывалось дольше. Усталость отступала перед всепоглощающей волной ненависти.
Грубо толкнув, вампиршу повели на этаж ниже, где другие Хвосты уже разбирали кирпичи, растаскивали драгоценности и вынимали из стекол барельефы и древние фрески. Хвосты, чьи неказистые морды обычно передавали невозмутимость и тупость, сосредоточенно и четко хватали все, что попадалось на пути: швабры, ножи, доски и столовые приборы.
Мерный шепот Зилии сменился на громкую молитву. Такого языка Анабель не знала, но и на русский он был слабо похож. Неприступная крепость готовилась к осаде и трепетала в ожидании нового удара.
Между двойными стенами замка было много пространства. Достаточно, чтобы вместить в себя несколько взрослых людей. По спине прошелся леденящий ужас. Анабель не могла поверить собственным глазам!
Внутри стены стояли два стула и две вешалки. Зилия посадит трупы и повесит для устойчивости на плечики? Позади что-то шлепнулось. С носилок упала вампирская мумия с заштопанной головой. Хвосты подняли ее за коричневый пиджак и аккуратно положили обратно. Жуткая процессия будто пробудила Анабель от летаргического сна.
Она впервые закричала вслух. Кончики губ треснули от натяжения. Анабель, никак не в состоянии прекратить, верещала резаной свиньей, попавшей в удавку мясника. Ее голос перебил возню в хозяйственном дворе, взрывы и выстрелы. Вампиршу разорвало изнутри адской бомбой, ядерный гриб поднялся к горлу жгучей смесью, опаляя гланды. Хриплые вопли затихли, лишь когда она встретилась взглядом с Зилией. Колдунья остекленевше пялилась в одну точку, растеряв человеческий вид. Нет, Зилия никогда не была человеком. И не будет.
***
Наши дни.
Силуэт незнакомца за шторой растворился в кроне уличного дерева. Коленки затряслись сами собой. Мурашки бегали внутри головы и щекотали мозг. Энтони так напрягся, что рука с саблей заходила ходуном. Комнату пронзило ультразвуковой волной, Елизавета с Беатрис зажали уши ладонями, а Аня зарядила Энтони локтем в живот. Оказалось, что это вампир и пищал, сам не заметил, как открыл рот и заверещал.
Ни о какой смелости и речи не шло. Ровно до этого Энтони считал, что давно перестал бояться всяких Зилий, чудищ и прочей ерунды. Его, такого смельчака, не напугать голым ежом!
— Пуганая ворона и куста боится, — спустила Энтони с небес на землю Елизавета.
К удаче вампира — на балконе никого не оказалась.
— Пересрали, да?! — Энтони гордо взмахнул саблей перед окном. — Туда вас! Твари! У меня оружие!
— Поменьше бы ты про оружие трепался, — буркнула на него Елизавета.
Практически раздетая Аня вышла на балкон, свесилась вниз, посмотрела по сторонам, но никого не нашла. На месте любой нечисти, Энтони тоже бы испугался. Сестра давно решила, что в их случае — самооборона просто необходима. Денег на зал у них не было, но зато с пинка Елизаветы вампир прикрутил в дверной проем турник, об который теперь регулярно бился лбом.
В Аниной ровной осанке чувствовалась уверенность. Широкая спина и сильные предплечья напоминали сложные геометрические фигуры в классе математики. Дисциплина, упорство и целеустремленность. Вампирша напугала курящих у подъезда подростков и закрыла стеклянную дверь обратно.
Это проклятое окно нужно было законопатить сто лет назад, после того, как к ним на подоконник выкинули Беатрис. Купить кирпичей и оставить их вообще без окон! Вон, в вампирских куполах так жили веками. Никто не возмущался.
— Показалось? — с надеждой спросил Энтони. Это был скорее риторический вопрос к пустоте, нежели к кому-то из домочадцев. Бабочка спрыгнула со стула и вампир вздрогнул, приходя в себя.
«Три сердца — кошки, Беатрис, Аня, маман... Вроде никого... Никого живого».
В ответ ветер завывал за окном, шелестели пакеты на ветках и трещали прищепки на бельевых веревках.
— Выходи драться, ссыкун! — Энтони все еще пытался вывести незваного гостя на разговор.
«Не выходи! Не выходи! Никого тут нет, мы просто коллективно сошли с ума!»
Аня закатила глаза и причмокнула, толкая Энтони плечом:
— Разорался что? Не было там никого. Просто веревку сорвало с тряпками или ты думал, что в нашей хрущевке все на совесть сделано?
— Какими тряпками? — Энтони недоверчиво покосился на балкон.
— Я что, знаю, какие тряпки? Какие стирали, такие и тряпки!
— Пойду посмотрю, какие тряпки! — прервала назревающую перебранку Елизавета. Храбрым воином она ступила на незастекленный бетонный козырек, потянула за развивающуюся веревку, пощупала балку и отцепила от гвоздя кусочек ткани.
Лоскут оранжевого волокна лег на маленькую ладошку Елизаветы. Энтони с Аней переглянулись, а Беатрис влезла смотреть на находку через низ, протискиваясь между вампирами.
— Это Ловцы припугивают! — заверила Беатрис, качая головой.
— Кто припугивает? Ловцы? Ты дура?
Энтони спрятал саблю в ножны, мысленно обрадовавшись отсутствию каких-либо пришельцев на чердаке. Аня шмыгнула носом и опять упала в кровать, накрывшись одеялом с головой. Энтони ее очень понимал. Никакого покоя даже в собственной комнате.
— Это я дура?!
Беатрис вскипела забытой на плите кастрюлей, и Елизавете пришлось держать ее за ночнушку, чтобы она не кинулась на Энтони. В прошлый раз она расцарапала ему грудь, оставив бедного вампира без футболки.
— Может быть, это Савин? — зачем-то вбросила Аня.
— А может быть, блять, это Дед Мороз?! Просто день перепутал?!
Больше язвить Энтони не планировал и, определив саблю на место в шкаф, завернул на кухню. Его место силы, единственное спокойное пространство. Беатрис осталась с Аней, а Елизавета увязалась за вампиром. Створка аптечки отворилась, и в него выстрелило пачкой с обезболом.
Тревога, пробирающая до самых косточек, утихала и, опустив тяжелую голову, Энтони выдохнул. Елизавета приняла это за призыв к действию и беспрестанно стала гладить его по лопаткам.
«В связи с новыми вирусными ограничениями всех вампиров временно отстраняют от работы среди людей и переводят на дистанционную работу дома», — плевалось радио на стенке.
Опять Москва, в столице с распространением вируса все было куда серьезнее — вампиры являлись переносчиками, а люди подхватывали болячку и стремительно помирали. Куда им до Москвы? У них тут, в далекой приморской провинции, все нормально!
Всего пара зараженных, но это совсем ничтожное количество, чтобы вводить город в режим самоизоляции. Энтони считал мир несправедливым. С ним в особенности. Видите ли, он мог заразить своих коллег. И когда встал вопрос об увольнении — Энтони просто не смогли найти замену. Видимо, перестали искать сотрудников на улице. Лучше бы он вставал каждый день в половину седьмого и трясся в душном автобусе, чем чах в четырех стенах с тремя женщинами.
На карте все больше городов и регионов покрывалось красными точками — отметками о числах умерших и заразившихся. Хворь поглотила Уральские горы и медленно подбиралась к приморью. Верилось слабо. Неужели в такой могучей и необъятной стране не смогут найти лекарство? Кто-нибудь должен!
В понедельник Энтони выйдет на работу, переждет выходные дома, так уж и быть. В понедельник врачи найдут лекарство, сделают вакцину. В понедельник все встанет на свои места. В понедельник объявится Вуд и все объяснит. В понедельник...
Утром понедельника чуда не случилось, Энтони, как и сотни других вампиров, оставили на дистанционке. Он так и встал посреди коридора одетый и с мобильником у левого уха. Ему запретили приезжать в офис даже за деньги.
— Это шутка, — зачем-то Энтони объяснил Елизавете реакцию начальства, — розыгрыш, прикол! Не-ет! Я нужен им! Мой портрет уже десять лет висит на доске почета! Такого ценного сотрудника упускать нельзя! Пускай я вампир, но без меня бухгалтерия сгниет! Они ахринели! Совсем в край!
— Тебе надо успокоиться, нельзя нервничать, у тебя же сердце, Антош! — Елизавета разговаривала с ним, как с умственно отсталым. — Неделю посидишь дома с нами, потом выйдешь работать, не переживай!
— Да я спокоен, как ебаный удав!
Размахнувшись, Энтони зарядил рукой по домофонной белой трубке, раскрошив ту на мелкие пластиковые куски. Они все равно за домофон не платили, его отключили в прошлом году.
В звонок позвонили три раза.
— Кого там Капрал принес? Кто там?!
— Участковый! Жалобы на вас!
— И какая сволочь ментам звонила? Всех сдавай! Имена, фамилии, номера квартир! — Елизавета впустила в квартиру Эдмунда. Товарищ мгновенно снял влажную от собственного дыхания медицинскую маску и неаккуратно засунул ее в нагрудный карман. Значок в виде звезды на груди блеснул вампиру прямо в глаз.
— Не могу, блин, устав такой, тёть Лиз. Неразглашение. Крики, матюги среди ночи, а соседка снизу ваще говорит, шо вы это, опять, кароче, играете в боулинг металлическими шарами.
— Надо ей просто по шарам надавать, чтобы не кляузничала, — Энтони пожал товарищу руку и развернулся спиной, скидывая халат. — Прилепите мне кто-нибудь пластырь.
— Антон! Ты бы оделся хоть перед гостями! — пожурила его Елизавета. Ящик старого комода выкатился и оттуда выпрыгнул китайский квадратный пластырь, которым вся семья на Сторожиловской лечила больные места. Он грелся и спасал от спазмов. Энтони бы обклеился им весь.
— Да мы с Тохой как братья! Тем более, он это, в трусах и носках! Вы чё, тёть Лиз? Чё нам стесняться?
— Лепи давай!
После краткого пересказа ситуации, Эдмунд ничего не понял. Да, вышло странновато: кто-то был, но никого не было. Энтони льстило, что с раннего утра товарищ поспешил к нему, а не на обход района.
— Тох, я же при повышении, блин, специально этот район себе выбил, а ты колбасничаешь, шумишь, — отчитывал его Эдмунд, обходя кругами «место преступления». Он приседал и внимательно осматривал штору, водил по ткани длинным носом с горбинкой и принюхивался, изредка цепляя септумом выбившиеся ниточки.
Должно быть, запах чужака отпечатался на мебели и предметах, которых, возможно, касался злоумышленник. Как хорошо выдрессированная собака, Эдмунд повел Энтони на балкон, так же свесился с него, как и Аня, но дальше пошел совсем в иную сторону.
С верхнего этажа двуспальной кровати восстала Беатрис. Она иногда выходила с Елизаветой работать в булочную, чтобы Энтони перестал дразнить ее тунеядкой. Она спрыгнула уже кошкой и трусцой засеменила к ванной, чтобы переодеться в фирменный наряд: серый свитер и розовый фартук.
В одночасье Елизавета навязала столько одинаковых серых свитеров, что решила сделать это фишкой своего магазина.
— Братан, у меня для вас плохие новости, — так и не закончив мысль, Эдмунд заглянул в зал, где неуютно располагалось логово вампира: старый раскладной диван, маленький компьютерный столик с бесячей выдвижной клавиатурой, шкаф-гроб до потолка, сервант с посудой на черный день, кресло-качалка, разделенный напополам ковер, точнее, одна его половина. Другая по всем законам находилась в комнате Ани и Беатрис.
— Этот ваш «кто-то», не просто э-э-э, стоял! Он ходил! А потом о-ба! — Эдмунд молниеносно открыл шкаф. Белые выглаженные рубашки в количестве семи штук (каждая на свой день недели), к ним галстуки, штаны парадные, штаны неплохие, штаны «нежалко», шляпы, дорогие сумки в упаковке с бирками, обувные коробки. И все это только одежда Энтони. — Он тут был!
— В шкафу?! — взбеленился вампир и, оттолкнув товарища, влез туда сам. Но никаких преступников, естественно, не обнаружил.
— Верхний запах сбился, но нижний привел меня сюда! Кароче, он побыл и того, ну, ушёл.
— А что он в шкафу моем забыл?!
— Да фиг его знает, братан, примерялся мож, потом типа влезть хотел или просто понравился.
— Кто?! Я?!
— Шкаф. Кстати, я зачем пришёл-то! Нам сказали сверху, шо типа на нас будут вакцину тестировать, шоб поскорее потом людей прививать. На нас, в смысле, ментах, так шо Тоху тоже привьют, наверное. Или нет, не уточнял.
Энтони раздраженно раскладывал белье на свои места, Эдмунд совершенно не умел прибираться за собой!
Примечания:
Аконит - род ядовитых многолетних травянистых растений.
«Пришельцы на чердаке», 2009 – американская кинокомедия про инопланетное вторжение, на этот фильм я ходила в кинотеатр, который раньше находился около дома, где в книге живет Энтони с семьей. Кинотеатр закрылся в 2013 году.