Холодный расчёт. Книга 1

Девушка села на кресло у окна в детской и закрыла лицо руками. Меньше всего на свете ей хотелось бы, чтобы кто–то сейчас видел ее такой. Бледной, испуганной, заплаканной. А потому Лера не послушала Алфёрова и не пошла в свою спальню. Был слишком велик риск быть замеченной Владой или Майей – их комнаты были по бокам от ее. И тогда ей пришлось бы врать, изворачиваться, убеждать их, что все нормально, а она была совсем не в том состоянии. Оставалось лишь надеяться, что он не заглянет в детскую этой ночью.

И судя по тому, как Алфёров злился, остынет он не скоро.

«Конечно, он вряд ли тебе поверил. И, конечно, он злится! Сама виновата. Чего ты ждала, что он радостно воскликнет «Спасибо, Лера, что влезла в мою личную жизнь!» и закружит тебя в танце, как в сопливом мюзикле? Это жизнь, а не сказочка! А он – не волшебный принц и тебе его не расколдовать! – горько думала она, яростно смахивая с глаз слезы. – Не стоило идти туда. Не стоило лезть во все это... А что теперь будет? Хорошо если он тебя не выгонит, дура!»

Девушка всю ночь не сомкнула глаз. Она стояла рядом с кроваткой Ромы и гладила его по волосам. Малыш во сне улыбался, что-то бормоча. Вот бы на его лице всегда была такая улыбка. Вот бы он вырос самым счастливым на свете. Мальчик заслужил этого. За все несчастья, что свалились на его маму, да и... на Рудольфа тоже.

Лера внезапно поняла, что ключ был оставлен на столе намерено. Раз у него были видеокамеры, то он точно видел, как они с Ромой впервые попали в комнату Регины и... Видимо хотел узнать, можно ли ей верить. Хотел посмотреть, насколько она честна. А Яковлева взяла и все испортила. Подвела его.

Глупая. Наивная. Идиотка.

Его ярость была вполне понятна. Черт, да она тоже злилась бы! Но почему было так больно, когда она слышала эту самую злость в его голосе? Когда видела, как раздувались от ярости его ноздри, делая и без того выдающийся острый нос еще больше? Почему так замерло сердце, когда он положил руку на ее шею? И почему так хотелось остаться, когда он попросил уйти?

Больше всего на свете Лере хотелось обнять Рудольфа так крепко, чтобы он не смог оттолкнуть ее. Хотелось дать ему понять, что он не один, что теперь ему не придется прятаться от всех, что теперь он может хоть от кого-то не скрывать свои эмоции... Только вот о каком доверии может идти речь, если она сама, собственными руками, его уничтожила?

Весь день она не находила себе места. Лера играла и занималась с Ромой, стараясь делать вид, что все хорошо, однако ее осунувшееся лицо все же привлекало ненужные взгляды. Петр Игнатьевич смотрел на нее с нескрываемым осуждением – очевидно он все знал и не одобрял ее поступка. Девочки-горничные то и дело пытались выяснить, что случилось и не заболела ли она, но девушка лишь качала головой и просто отвечала, что у нее выдалась бессонная ночь, а потому чувствует себя разбитой.

Когда она уложила Рому на дневной сон, в дверь детской постучали. Девушка невольно напряглась, подумав, что это мог быть Алфёров. Что если он решил, что больше не хочет видеть ее в своем доме, рядом с Ромой и пришел к ней лично, чтобы выгнать? Навсегда?

Но нет. Рудольф Борисович, конечно, не стал бы стучать. Он бы открыл дверь и вошел. Так что Лера, бледная и уставшая, истерзанная собственными мыслями, открыла дверь и увидела перед собой Милену Александровну, которую она одновременно и жаждала увидеть и... боялась. Ей сразу стало ясно – женщина все знает.

– Можно войти? – спросила она. Домоправительница выглядела печальной, но при этом очень серьезной.

Лера лишь кивнула и пропустила ее внутрь, после чего осторожно закрыла дверь, стараясь не разбудить мальчика.

– Только тише. Рома спит, – сказала она тихо, садясь в любимое кресло у окна. Домоправительница же устроилась на диване.

– Да, я понимаю. Лера... Могу я спросить? – так же тихо начала она, не сводя строгого взгляда с ее лица.

– Вы хотите знать, почему я сделала это? – с горечью спросила девушка. Милена лишь кивнула.

Лера опустила взгляд и поджала под себя ноги.

– Я даже не знаю, как сказать...

– Скажи, как есть. У тебя ведь должна быть причина, почему ты так поступила, – сказала женщина и от ее тона на сердце девушки стало еще тяжелее. Казалось, что Милена упрекает ее. Что ж. За дело.

Но разве может она взять и рассказать ей настоящую причину того, почему она на самом деле вернулась в ту комнату? Ее попытки оправдаться перед Рудольфом, очевидно, были слишком ничтожными. А Милена... Можно ли ей довериться? Можно ли рассказать о том, какой тяжелый груз лежит на сердце? Можно ли рассказать что на самом деле ею руководило?

Лера подняла на нее взгляд, полный отчаяния. И все же рассказала. Рассказала, как впервые вошла в детскую. Как решила, что Регина – бывшая жена Алфёрова. И... Как больно ей было осознавать, что когда-то он любил ее.

– Это глупо, но я... похоже я полюбила его, – тихо призналась она, глядя в пол. Теперь она больше не плакала, все слезы закончились еще ночью. – Сама не знаю, как так произошло и почему, но полюбила. И когда я увидела, какой красавицей была Регина, мне стало так больно от осознания, что я никогда не смогу стать хоть немного лучше... Я знаю, знаю, что у нас никогда ничего не выйдет, Милена Александровна, прошу, не говорите мне об этом! Я и сама мысленно твержу себе эти слова каждый день. Это просто невозможно. Но тогда я просто не смогла поступить иначе. Мне так хотелось узнать о ней немного больше, да и о нем, тоже... Наверное, вы считаете меня глупой... Но надеюсь, вы сможете мне поверить. Поверить в то, что я не хочу причинить им с Ромой вреда. В то, что хочу им помочь... Если смогу.

– Я тебе верю, – тихо сказала домоправительница. – И очень надеюсь, что ты не подведешь мое доверие, Лера.

– Простите... Я поступила плохо.

– Очень плохо, – кивнула она и тон ее голоса изменился – в нем больше не было ни осуждения, ни упрека, лишь... Боль? Девушка подняла удивленный взгляд и уставилась в ее лицо. Женщина грустно улыбнулась. – Думаю, когда–нибудь, ты бы и так узнала, что случилось с нашей бедной Региной. Прояви ты чуточку терпения, возможно, он однажды поделился бы с тобой.

– Почему вы так считаете? – не поняла девушка. – Рудольф Борисович ведь так хранил эту тайну...

– Потому что каким бы он не казался холодным, он все же живой, – тихо сказала Милена, сжав руки в замок. – И то, что он так долго скрывал свою боль не значит, что ее нет. Даже ему порой нужна поддержка и простое человеческое тепло.

Лера опустила взгляд. Очевидно, теперь ей откровенных разговоров с ним не видать, как своих ушей. Но ведь можно попытаться все наладить? Раз он так и не выгнал ее, значит все еще можно исправить!

– Вы говорили, что давно работаете здесь. Сколько лет ему было, когда вы пришли в этот дом?

– Не больше шести. – сказала Милена, тихо вздохнув.

– Он всегда был таким закрытым?

– У Рудольфа было не самое легкое детство, от него слишком многого ждали. А потому он очень хорошо научился держать все эмоции в себе и показывал их лишь тем, кому мог по-настоящему доверять.

– Например Регине?

– В основном только ей.

Девушка тихо вздохнула и посмотрела на домоправительницу.

– А его мама? Что с ней случилось? Я так поняла, что...

– Ее не стало в девяносто девятом году. – Во взгляде женщины снова отчетливо проявилась боль. – Елена была моей хорошей подругой. Мы познакомились, когда я работала в школе. Она была пианисткой, очень талантливой и как-то раз давала благотворительный концерт. Там мы и познакомились и вскоре подружились. Когда стало ясно, что она не выкарабкается, Борис попросил меня о помощи. Я не смогла отказать, да и... Честно говоря, отказываться не было причин.

– Почему? – Лера задала этот вопрос быстрее, чем успела осмыслить сказанное, а Милена посмотрела ей в глаза и горько улыбнулась.

– В то время я всеми силами хотела хоть о ком-то заботиться и не думать о собственных воспоминаниях. Лена была мне очень дорога, и только она знала, что я к тому моменту пережила. Если бы не это, она бы вряд ли позволила мне смотреть на свои муки и не доверила бы мне своих детей.

– Вы... Не расскажете мне, что с вами произошло? – осторожно спросила девушка, понимая, что Милена имеет право не доверять ей столь личные моменты.

Женщина отвела взгляд в окно и какое–то время молчала, собираясь с мыслями. Яковлева тоже опустила глаза, чтобы не напрягать собеседницу излишне пристальным вниманием.

– Я потеряла надежду на семью,– наконец сказала домоправительница, решившись на откровенность, – до знакомства с Леной, когда я училась на педагога младших классов, у меня появился возлюбленный. Его звали Алексей. Алешка... – Милена тихо рассмеялась, но смех этот был печальным, – сейчас с высоты своего опыта я понимаю, что он был совсем зеленым, когда сделал мне предложение, и сам не понимал, что такое брак. Но тогда я согласилась, не думая. Я была так влюблена... Пожениться мы не успели. За пару месяцев до свадьбы я узнала, что беременна от него. В тот момент я была самой счастливой на земле, мне казалось, что жизнь наконец обрела смысл.

На какое–то время она вновь замолчала. Лера неосознанно потянулась к Милене и осторожно взяла ее за руку, надеясь поддержать. Женщина сжала ее ладонь и продолжила рассказ:

– Оказалось, что мое тело было неспособно... Я потеряла малыша. И после выскабливания, в больнице узнала, что больше иметь детей я не смогу. Никогда. Увы, медицина в то время была не такой прогрессивной, как сейчас. Кто знает, как было бы, если бы мой малыш был зачат в 21 веке?.. После этого Леша разорвал помолвку. Заявил, что ему в будущем нужны наследники, а бракованная невеста их не предоставит,– ее голос окрасился нотками злости, – Глупый мальчишка... В то время я думала, что умру. Что не выдержу всей этой боли, но к счастью, я оказалась сильнее, чем сама думала. Мне удалось закончить институт и пойти работать. В школе я могла заботиться о чужих детях, давать им знания. А встретив Лену, я обрела добрую подругу, способную понять меня. Когда болезнь потянула к ней руки, я без раздумий кинулась на помощь, оставив работу в школе. С тех пор я здесь. Рудольф и Регина росли у меня на глазах, я всегда относилась к ним, как отчасти и к своим детям. Лена доверила их мне, а я... Я не уберегла их от боли. Не смогла уберечь Редж от рокового шага...

– Вы ни в чем не виноваты! – твердо сказала Лера, сжимая теплую ладонь женщины сильнее, – поверьте, ваша забота дала им очень многое. Мне не положено знать это, но... Регина даже в самые сложные моменты скучала по вам.

Милена закрыла глаза. Слезы не блеснули на ее щеках, всхлипы не разорвали тишину. Эта женщина умела сдерживать эмоции даже тогда, когда точно знала, что ее за них не осудят.

– Ты, конечно, права, – тихо сказала домоправительница, открыв глаза, – и я стараюсь каждый день, чтобы хотя бы у Рудольфа все сложилось хорошо. Не теряй надежду, Лера. Твой поступок уже не исправить, но если бы хозяину было все равно на тебя, он бы избавился от проблемы так же радикально, как его отец. Дай ему время остыть, а там будет видно. И если ты правда любишь его... То я могу лишь надеяться, что однажды его очевидная привязанность к тебе перерастет в ответное чувство. Просто больше не руби сгоряча.

– Я постараюсь, – сказала девушка, грустно улыбнувшись.От ее слов стало легче. – Мое любопытство сыграло со мной злую шутку. Но я попытаюсь поговорить с ним, попытаюсь все исправить.

– Тебе придется нелегко, – сказала женщина. – Но если ты будешь терпеливой – справишься. Все же... – начала она, но замолчала. Покачала головой. – Мне пора идти. Продолжай заниматься Ромой.

– Мы собирались поехать вместе на базу отдыха, – она посмотрела на мальчика. – Он обещал сыну. Но теперь это вряд ли произойдет, так?

– Если он обещал – то скорее съест свой тапок, чем откажется.– покачала головой женщина, вставая. – Но поездка, если состоится, будет нелегкой.

– Не сомневаюсь...

Когда Милена Александровна вышла из комнаты, девушка невольно задумалась о том, как там сейчас Рудольф. Что он делает? Что чувствует? Да, она бы могла спросить добрую, милую Милену, но... Честно сказать, Лера боялась услышать правду, хоть и знала, что рано или поздно столкнется с ней. Она решила, что всеми возможными способами постарается дать Алфёрову понять, что не лгала ему. Что не выдаст его тайн.

И так же девушка хорошо понимала, что теперь для того, чтобы вновь сблизится с ним, ей придется попотеть. Благо первая зацепка у нее была – тот рассказ, что она так и не прочитала. Он был коротким, и ей было ясно, что Рудольф написал его наспех. Догадка о том, что ключ был положен на стол специально, подтвердилась. Однако Лера не могла не отметить, что даже так сюжет был продуман до мелочей и доводил ее до восхищения. Правда... Сказать ему об этом вслух она вряд ли сможет – может быть, он вообще не захочет говорить с ней о чем-либо, кроме Ромы? А потому Лера взяла лист бумаги и набросала на нем свои заметки о том, как этот рассказ можно было бы улучшить, чего менять не стоило, как можно сделать концовку эффектнее. Девушка вложила лист в папку и отнесла ее Рудольфу в кабинет в четверг, во время Ромкиного дневного сна в надежде, что он хотя бы прочитает их. Было бы слишком грустно, если бы эта история не увидела свет.

Они не встречались до самого отправления на базу отдыха. В четверг вечером домоправительница зашла в детскую еще до сна Ромы и извиняющимся тоном попросила ее покинуть комнату, так что встретились они лишь на заднем сиденьи машины. Рома сидел по середине в детском кресле и радостно улыбался.

– Еа, мы буим павать? – спросил он у Леры, пока Петр Игнатьевич убирал чемодан Алфёрова в багажник. Тот, казалось, вовсе не торопился садиться в машину.

– Конечно, маленький, – тихо сказала няня.

– Павда? – радостно улыбнулся мальчик и подпрыгнул на детском кресле.

– Ну разумеется, солнышко. Хочешь почитаем книжку?

– Дааа! По ватя!

Девушка как могла мягко улыбнулась ребенку и достала из дорожной сумки книгу Чуковского и открыла на сказке про Айболита. Ромка был так счастлив, ведь стоило только немножко перетерпеть долгую дорогу до их временного дома, и они проведут два дня втроём! Что может быть лучше?

И она понимала мальчика и сама предвкушала то, как пройдет эта поездка. Конечно, вчерашнее бегство Рудольфа от встречи с ней выбило из колеи и резануло словно зазубренным ножом прямо по сердцу. Но... Справедливости ради, он имел на это право. И может быть за время поездки у нее будет крошечная возможность помириться с ним?

Она не собиралась упускать ни одной.

Когда Алфёров сел в машину, Лера приветливо улыбнулась. Однако мужчина проигнорировал ее улыбку и посмотрел на Рому.

– Ты готов, малыш? – его голос, обращённый к сыну, звучал привычно мягко и тепло.

– Да, пап! – радостно подпрыгнул он в кресле. – Еа гооиа, сьто там есть асен! Ты тозе буись с нами павать?

– Разумеется, – кивнул мужчина. В машину сел Петр Игнатьевич, вставил ключ в замок зажигания и вскоре они двинулись в сторону базы отдыха.

Сначала Лера общалась лишь с мальчиком. Читала ему сказки, пела с ним детские песенки, но то и дело поглядывала на Алфёрова, прислонившегося к спинке кресла и прикрывшего глаза. Казалось, он спал, но Лера-то уже знала, что это вряд ли возможно. Раз уж ночью ему не спалось, так днем это точно не получится. Скорее, таким способом мужчина показывал ей, что не намерен разговаривать. Самой же девушке нестерпимо хотелось услышать его голос... К счастью, повод нашелся быстро.

– Рудольф Борисович, – Лера коснулась плеча "задремавшего" мужчины. Он открыл один глаз, посмотрев на нее с неприкрытым раздражением. – Передайте, пожалуйста, детскую воду. Мне сложно дотянуться, – сказала девушка, посмотрев на переднее сиденье, в кармашке которого она намеренно оставила бутылку с водой для Ромы.

Рудольф достал бутылку и передал девушке, явно стараясь не касаться ее пальцев. Лера нахмурилась. Внутри начинала назревать настоящая буря, и, напоив мальчика, она прислонилась к окну, чтобы хоть немного успокоиться. Рома вскоре уснул, а ей все еще было невыносимо горько. Вот они сидят так близко друг к другу, а кажется что между ними не просто какая–то бетонная стена, а целый чертов континент! И как это все исправить?

Он наказывал молчанием – самым болезненным и жестоким из всех видов наказания, что он мог выбрать. Уж лучше бы он продолжал кричать, чем вел себя так... Холодно. И отстраненно. А с другой стороны, она ведь сама разрешила наказать себя так, как ему покажется правильным. Так чего теперь?..

В следующий раз, когда девушка открыла рот, Рудольф в тот же момент попросил Петра включить музыку. Лера сглотнула и опустила взгляд.

"Держи себя в руках. Не сдавайся, ты справишься..." – думала она, хотя в уголках глаз все равно скопились предательские слезы, а в горле застрял комок. Однако вскоре после незнакомой музыки, заиграла одна из ее любимых песен группы Queen – The Show Must Go On. Голос Фредди был как нельзя кстати. Он успокаивал ее и убеждал, что все наладится.

«Что бы ни случилось – все на волю случая...» – пел солист и Лера мысленно продолжила подпевать ему. Песня успокаивала, утраченный покой потихоньку возвращался к ней. Девушка нашла в себе силы посмотреть на Алфёрова в третий раз. Он молча смотрел в окно и думал о чем-то своем. Лера тихо вздохнула и отвернулась, не решилась снова попытаться заговорить с ним.

"Илоранта" была невероятно прекрасна. Вид на реку, чистое небо, свежайший воздух, а главное – индивидуальные домики. Правда, домики – слишком слабое название. Скорее... Домины.

– Я займу комнату на втором этаже, – сказал Алфёров, осмотрев дом. – Весь остальной коттедж в вашем с Ромой распоряжении.

Сказал это... И ушел, оставив ее на муки выбора и восторженно бегающего вокруг Рому. Лера глубоко вздохнула и выбрала им с малышом спальню самым простейшим из способов – зашла в первую попавшуюся комнату и поставила туда чемодан. Ромка с весельем, не замечая растущего напряжения между папой и няней, щебетал о том, что хочет купаться. На территории коттеджа был собственный бассейн, и Лера пообещала мальчику, что как только они разберутся с вещами и переоденутся, то сразу же пойдут купаться. Благо теперь у них были выходные, а значит – никакого расписания.

Они плескались в бассейне до самого ужина. Лера с трудом уговорила мальчика выбраться из воды и немного обсохнуть.

– А де папа? – спросил Ромка, пока девушка вытирала ему волосы большим махровым полотенцем.

– Не знаю, наверное, спит. Папа очень устал, у него была сложная неделя, – рассеяно пояснила Лера. Рома нахмурился.

– Он обесял! Обесял, сьто буит с нами павать! – Обиженно нахмурился малыш и Яковлева поцеловала его в лобик:

– И он будет, не переживай,– сказала она, поцеловав его теперь уже в нос. – Просто давай дадим папе немного отдохнуть? Когда мы ехали сюда, я видела, что неподалеку продают арбузы. Хочешь?

Мальчик расслабился. Он привык доверять няне, привык, что она не обманет его, а потому доверился и снова повеселел.

– Хотю! – воскликнул он и вскоре они переоделись, Лера написала для Алфёрова короткую записку и они ушли. Хоть девушка и выбрала самый маленький арбуз, тащить его ей было тяжело. Ещё и Рома рвался помогать, больше, правда, мешаясь. И пусть идти было совсем недалеко, когда они вернулись к коттеджу, она вся вспотела и чувствовала, как горит ее лицо.

Как назло, Рудольф Борисович сидел в шезлонге и читал книгу.

– Пааааа! – увидев его, Рома тут же побежал и вскоре оказался в его объятиях. Книга полетела на пол. – а мы купии абуз!

– Да что ты? – сделал вид что удивился он, хотя в выражении его лица Лера, с большим трудом добравшись до уличного стола и, наконец, опустив тяжкую ношу, прочла злость. Ну что на этот раз?! – Почему вы никого не попросили? Здесь есть доставка продуктов.

– Мы с Ромой хотели прогуляться, – сказала она, тяжело дыша. Нестерпимо хотелось окунуться в воду, но вместо этого она села на соседний шезлонг.

– Еа сказаа, сьто абуз – деотька!

Алфёров коротко, но с недоумением посмотрел на нее.

"Хоть какая-то эмоция. Браво, Яковлева."

– Девочка?

– Ага, – кивнула она, все ещё тяжело дыша и осторожно улыбнулась. – Девочка. Мой папа говорил, что арбузы–девочки – самые сладкие.

Но разговор оказался недолгим – Алфёров посмотрел на сына и больше не ответил ей. Лера тихо вздохнула, и тихо сказав, что пойдет сделает Роме покушать, вновь взяла арбуз и пошла с ним на кухню. Там она помыла его и нарезала, а потом сделала ужин для Ромы – приготовила ему картофельное пюре и отварила курочку. Честно сказать – готовка помогла ей отвлечься от мрачных мыслей и потихоньку становилось легче.

Во время ужина – для них Алфёров заказал доставку из ресторана – девушка снова попыталась завести непринужденный разговор, но он либо сухо отвечал на ее вопросы, либо и вовсе переводил все внимание на ребенка, заставляя Леру кипеть от злости.

«Ведет себя хуже Ромы, честное слово!» – подумала она, а потом глубоко вздохнула и взяла арбуз. Надо просто переждать. Дать ему остыть, успокоиться и переждать.

И она старалась больше не говорить с ним без нужды, дать ему время остыть, отойти от произошедшего. Все утро и день субботы, которые они провели втроем, девушка по большей части занималась ребенком. Да, они с Алфёровым в какой-то степени поделили обязанности по уходу за Ромой, но из-за того, что ей не удавалось с ним договорится все получалось как–то скомкано, как-то неправильно. И вызывало раздражение у обоих. К концу дня между ними и правда летали искры, так, что даже Рома перед тем, как Лера уложила его спать, спросил ее:

– Еа... А вы с папой больсе не дузите?

В голосе малыша было столько грусти и беспокойства, что девушка поспешила улыбнуться и покачать головой.

– Что ты, радость моя. Дружим, конечно.

– Тода потему он с тобой не овоит? – мальчик немного наклонил голову набок.

– Я его расстроила. По этому папа так себя ведет, – сказала она.

– Астлоиа? – Рома удивленно посмотрел на няню. – Потему?

– Потому что сделала глупость, – Лера поцеловала его в щеку. – Но ты не переживай, радость моя. Все будет хорошо.

– Хаасо... Еа, я тебя юбью, – сказал мальчик, обняв ее за шею. Он так тонко порой чувствовал ее настроение... Лера ласково улыбнулась и обняла его в ответ.

– Я тебя тоже люблю, родной мой. Какую сказку тебе сегодня прочитать?

– По Кообка! – улыбнулся он, потерся носом о ее щеку. Лера уложила его на свою кровать и начала читать. Ромка заснул не дослушав до того, как Колобок встретил Медведя. Она переложила его в детскую кроватку, накрыла тонким одеялком, убрала книжку на столик и села прямо на пол, глубоко задумавшись.

Если даже Рома начал беспокоится – все плохо. Он еще совсем малыш, ему вовсе незачем сталкиваться с такими эмоциями. Меньше всего на свете ей хотелось бы, чтобы Рома запомнил их ссору с его отцом и потом как–то интерпретировал в своей взрослой жизни. Нет, нужно поговорить с Рудольфом. Нужно хотя бы договорится о том, что в присутствии ребенка они будут вести себя друг с другом как раньше. Роме это нужно. Ему нужна хотя бы видимость счастливой семьи.

Лера вышла из детской, даже не замечая то, какой помятой она в тот момент была. Набраться решимости было нелегко, а потому она раз за разом запускала пальцы в волосы, кусала щеку и сжимала руками лицо – это помогало сосредоточится. Она рассчитывала, что Рудольф Борисович уже в спальне и, возможно, работает над книгой. Девушка бы не отвлекла его надолго, просто сказала бы то, что думает и спокойно ушла, если он не захочет говорить. В конце концов, хотя бы попытается.

Однако, стоило ей подняться по лестнице наверх, как она увидела их. Его, уверенного, серьезного, решительного. И ее – красивую, тоненькую, изящную.

Девушка, что сопровождала Рудольфа была чуть выше, чем сама Лера, ее глаза были темными и сверкнули весельем, заметив, как решимость в ее собственных, синих глазах, меняется на растерянность. Она быстренько упорхнула в комнату и помахала девушке тоненькой ладошкой с изящным французским маникюром, словно насмехалась над нею!

Лера смотрела на Алфёрова во все глаза, не зная, что сказать. Кто эта девушка? Что она делает здесь?!

Рудольф напрягся, но решимость из его взгляда не исчезла.

– Доброй ночи, Валерия, – тихо бросил он, и тоже скрылся за дверью. Чтобы что? Что он собирался делать с этой девицей?

«В шашки играть, – подсказал ехидный внутренний голос. – На раздевание.»

От этой мысли Лера скрипнула зубами. Чертов придурок!

Нет, конечно, она догадывалась, кто эта девушка, откуда она могла приехать и зачем. Конечно, он взрослый мужчина и все такое... Но раньше он не давал ей и малейшего повода задуматься об этой стороне его жизни. А теперь что? Теперь он так злится на нее, что даже скрывать перестанет? Будет приводить этих девиц прямо в дом?

Она осознала, что замерла и стискивает кулаки так сильно, что короткие ногти впиваются в тонкую кожу. Лера не знала, сколько уже стоит тут, В какой–то момент она услышала тихий стон девушки и бегом спустилась вниз. Не хватало услышать еще чего–нибудь!

«Хорошо хоть Рома спит крепко и в другой части дома...» – подумала она, захватила с вешалки теплый вязаный кардиган и не заботясь о том, что дверь хлопнула слишком громко – малыш не услышит, а эти двое пусть отвлекутся! – выбежала из особняка, кусая губы.

Девушке казалось, что ее сердце вынули из груди и отдали на потеху обезьянам в зоопарке. Они кидали его одна другой и каждая норовила уронить его, разбить в дребезги. Лера шла, не разбирая дороги, брела и брела, пытаясь дышать глубоко и ровно. Не выходило – от этих попыток только хотелось кричать.

Лера не понимала, что владеет ею сильнее, злость или ревность. Просто даже смотреть на то, как он стоит рядом с другой было физически больно.

Ей вдруг вспомнилось, как в одной из папиных книг она читала о Большом Взрыве, который, по теории, заставил Вселенную расширяться. Была ли эта внезапная буря эмоций – ее личным Большим Взрывом? Уничтожит ли он ее, или создаст что–то новое, более прекрасное? Пока казалось, что первый вариант куда реальнее. И она отчаянно пыталась с ним бороться.

Девушка добралась до реки и сняла обувь, босыми ногами вошла в ещё теплую воду. Надеялась, что хоть немного остынет, но куда там! Яковлева нетерпеливо скинула с себя платье и вошла в воду по грудь, задержала дыхание и нырнула с головой. Но и это не помогло... Стоило девушке выйти на берег, как дурацкие мысли об Алфёрове и его спутнице вновь возвращались к ней, вновь сводили ее с ума.

«Да, Яковлева... Попала ты, однако. Права была Уля, любовь способна убивать...» – подумала она и уткнулась лицом в колени. – «Что же теперь делать?»

Она понимала, что даже уйти не сможет. Вряд ли он станет ее задерживать, возможно даже ждет момента, когда она сама положит ему заявление на стол. И так было бы куда проще, но Рома... Лера не могла бросить его. Не могла бросить совершенно чужого ребенка, оставшегося без мамы. Да, она знала, что вряд ли будет с ним слишком долго, но хотя бы он будет достаточно взрослым, чтобы ее понять, когда контракт закончится. Он уже, возможно, будет ходить в школу... Возможно, они даже смогут иногда видеться.

Как же ей хотелось забыть этого самодовольного идиота... Навсегда выкинуть из сердца собственные чувства. Если бы она могла, то достала бы его из груди, прополоскала бы в хлорке, чтобы убить больную любовь и жить дальше, не мучаясь каждый раз при взгляде на до боли знакомое холодное лицо. Лера долго сидела на берегу, глядя в звёздное небо, однако это бездействие лишь вызывало новые раздражающие мысли. В конце концов, Лера встала, оделась и отправилась обратно в коттедж. Сколько можно прятаться? Она вряд ли что–то услышит. Да и Рома может проснуться посреди ночи.

Правда в тот момент, когда девушка вошла на территорию, то сразу же увидела, как весьма довольная собой блондинка садится в такси и уезжает. И что же ее так обрадовало? Выглядела она так, словно на нее свалилось все богатство этого мира.

«Ясное дело что. А точнее, кто.» – вновь влез в ее мысли ехидный голос. Обычно, он был редким гостем и Лера чаще старалась его прогнать, чем прислушаться, но не в ту звездную ночь.

Она сжала челюсти, и, резко выбросив вперёд руку, ударила кулаком по дереву справа, чтобы хоть как–то снять вновь нахлынувшее напряжение. Однако вместо облегчения, взвыла от боли – кожу обожгло словно огнем. По пальцам тонкими струйками потекла кровь. Ударила она, конечно, сильно, правда неумело, а потому траектория была выбрана так себе. Пришлось вернуться в дом, обработать раны и завязать бинт, чтобы не пугать Рому.

Этой ночью она вновь не сомкнула глаз, пытаясь думать, как вести себя дальше. И лучшим вариантом было продолжать работать, заботиться о мальчике и сделать вид, что все произошедшее ее никак не касается. По факту, так и должно было быть. Только вот сможет ли она теперь смотреть в его лицо и не замирать от желания хотя бы на секунду коснуться его? Вряд ли.

«Дура–любовь. Почему она так неразборчива? Как я вообще могла полюбить этого мерзкого типа?» – злилась она, лежа прямо на полу и глядя в высокий потолок. Рассветные лучи осветили комнату, давая понять, что еще немного и они снова встретятся. И Лера боялась этой встречи. Боялась, что взглянув на него, снова вспыхнет злостью и наговорит лишнего.

А потому она обрадовалась, что Алфёров вышел к ним сильно позже завтрака. В тот момент они с Ромкой уже были у бассейна и Яковлева, накинув на себя любимое тоненькое парео, читала мальчику книгу. На него она старалась не смотреть ни в тот момент, ни уже в машине. Пусть злость и слегка улеглась, но ревность все еще терзала ее сердце с полной силой.

Но она понимала, что никому, даже Милене не сможет рассказать о той боли, что чувствовала. Никому. Слишком сильно это ее задело, слишком личным было. А потому как только она оказалась в своей спальне, девушка вновь взяла в руки свой дневник и писала без остановки, пока не выплакала все, что накопилось у нее в душе. Слезы размазывали пасту по листам, делая текст неразборчивым, но ей это и не было нужно. Она вообще порывалась вырвать эти испорченные листы.

"Это твоя история. Гордись ею" – прозвучали в голове слова мамы, когда она подарила ей этот дневник после того, как она в клочки разорвала свой самый первый.

И она не стала поддаваться разрушительному желанию.