Zero
… и его имя было Ким Сокджин, и он был корейцем. Высокий, стройный, широкоплечий, в меру подкачанный, — занимался спортом просто для здоровья. Он всегда был в тёплых цветных кардиганах или пальто в холодное время, носил лонгсливы, потому что не любил светить голыми руками, стесняясь их худобы; он всегда был в круглых очках с тонкой чёрной оправой, потому что его зрение было ни к чёрту. У Сокджина были тёмно-каштановые волосы с ровной обрамляющей высокий лоб чёлкой, и он редко убирал её, поэтому, если он это делал, то у Чимина всегда тряслись поджилки, но он никогда не делал ему комплиментов. А ещё у него были пухлые ярко-розовые губы, обычно обветренные и обкусанные, но такие красивые, плавной идеальной форме которых позавидовала бы любая девчонка. И Чимин завидовал тоже.
Сокджин был старше Чимина. Он даже не знает до сих пор, что произошло такого, что вдруг они начали дружить. Они просто… стали. Хотя такие противоположности обычно же и притягиваются, правда? Он был таким добрым и мягким, нежным до самых кончиков ровно уложенных шоколадных волос; когда Чимин произносил или думал «Сокджин», у него всегда подсознательно ассоциировалось это имя с какао, тёплым и сладким, молочным и невинным. Эта невинность никогда не граничила с глупостью, потому что иногда Чимину казалось, он мог бы доверить ему хранить своё существование, свою душу, и он никогда бы её не утерял и не повредил. У него были длинные, изящные пальцы, в которые Чимин мог бы без раздумий вложить своё сердце или самый важный артефакт во вселенной, и он бы бережно сохранил всё это.
Сокджин. Всегда честный, всегда уважительно относящийся к Чимину, так, будто бы это он был старше его. Нет, он не был скучным или снобом; в его компании Чимин всегда чувствовал себя свободно от оков смущения, был способен раскрыть все свои эмоции и чувства. Чимин не был похожим на него, он мог быть грубым, если у него был плохой день, или Чимин мог плакать, и он всегда был готов прижать его к своему плечу, а от него пахло чем-то сладким и одновременно терпким, смешивались лёгкий одеколон и запах выпечки, а ещё — его кожи, и эта прекрасная смесь служила лучше любой валерьяны. И его улыбка тоже. Тёплые слова, которыми он уверял Чимина, что всё наладится. И оно правда налаживалось.
Чимин и Сокджин были самыми близкими друзьями на планете, кажется. Соулмейтами? Чимин — часто гиперэмоциональный солист в гаражной горе-инди-рок-группе, и Джин — любитель галимой попсы, девчачьих поп-групп, от которых других друзей Чимина, скорее всего, вырвало бы прямо на линолеум в их репетиционной (гараже отца его друга). Джина называли святошей. Чимин сам называл его святошей. Но Сокджин был лучше их всех вместе взятых в тысячи раз.
Чимин думал, что Сокджин — отличный парень, но, наверное, для кого-то получше, чем он. Потому что Чимин был не достоин его, и Джин не был таким, как он. Чимин знал это и верил. Он искренне надеялся, что Сокджин найдёт кого-то получше, что он не наступит на грабли дурацких сериалов и фильмов, утопающих в сопливой романтике, и не влюбится в Чимина.
Возможно, это потому, что Чимин сам был не хуже всех этих дуралеев-героев с экрана.
Потому, что Чимин сам безнадёжно влюбился в Ким Сокджина, глядя на него, когда он кормил уток во время одной из их вечерних прогулок после чиминовой репетиции; встретив его, Джин кинул ему в руки бутылочку «Пепси», любимой газировки Чимина, и протянул свой вязанный крупными спицами шарф цвета ванили, обвязал вокруг голой шеи парня и улыбнулся, взлохматив его волосы рукой. Чимин был в кожанке нараспашку, потому что днём было довольно тепло, но вечером знатно похолодало; Сокджин был в клетчатом кофейно-белом пальто и свитере, и выглядел он таким уютным, как самое настоящее горячее какао с зефиром, приторным запахом и окутывающей мягкостью.
И вот, когда Сокджин кормил в оранжевых лучах кованого уличного фонаря уток, бросая им кусочки батона, Чимин смотрел прямо на его лицо, на плавные аккуратные линии челюсти, на подвитую от влажного воздуха чёлку, в которой искрились фонарные блики, на покусанные алевшие губы, и Чимин подумал, что, наверное, будет совсем не по-дружески, если он вдруг их поцелует. И он не стал. И не сказал ничего. Хотя, если верить книжкам и фильмам, момент был потрясающий. Джин выглядел как ангел с персиковым свечением вокруг, когда поднял глаза и улыбнулся, глядя на сосредоточенное лицо Чимина, его нахмуренные от внутренних противоречий брови. Эта улыбка была теплее шарфа. Теплее солнца. Чимин почти подавился воздухом оттого, как сердце сжалось.
А потом, в один день, когда они собрались с ним в их любимом диско-кафе, чтобы он объяснил Чимину треклятую математику, он был одет в тёплый белоснежный свитер и чёрно-красный кардиган с ромбами, а волосы его были немного взлохмаченными и волнистыми от снегопада; в тот самый день Чимин пил клубничный коктейль из высокого прозрачного стакана с красно-белой трубочкой и смотрел на него, смотрел, смотрел, просто не мог остановиться, потому что такая полукудрявая чёлка выглядела так по-домашнему, и внутри парня снова наступала весна; в тот самый день Джин вдруг задал вопрос:
— Чим, ты когда-нибудь влюблялся?
Младший сглотнул и покачал отрицательно головой. Сделав ещё один жадный глоток коктейля, он прочистил горло и решил вести себя как можно более непринуждённо.
— Что за дурацкие вопросы?
Джин мягко усмехнулся — у него всегда получалось делать это мягко, а не по-издевательски.
— Я вот, кажется, да.
Чимин помнил, в помещении играла тихая музыка, у неё был ровный и незамысловатый такт, который в его ушах слился с биением собственного сердца. Он выпустил трубочку изо рта и уставился на старшего, сидевшего по ту сторону небольшого столика, такого крохотного, что их пальцы то и дело неловко соприкасались во время разбора задачи, нацарапанной дурацкой синей плохо пишущей ручкой в чиминовой тетради; он смотрел в его глубокие карие глаза, прячущиеся за очками с отблесками от неоновых вывесок, развешанных по стенам кафе, ища хоть малейшую зацепку, хоть что-то, даже сам не понимал, что. Сокджин вскинул брови в ответ на его глупое ступорное молчание.
— В к-кого? — выдохнул тогда Чимин, заметив, что перестал дышать на какое-то время.
Джин улыбнулся, как будто удовлетворённо, и сложил руки на стол, пряча пальцы под длинными рукавами вязаного кардигана. «А тебе скажи». Чимин покрылся миллионами мурашек, и его будто облили холодной водой — дышать стало так тяжело. Он не знал, как не подать виду особой, не дружеской заинтересованности. Его немного потряхивало, и он опустил голову, делая вид, что задача вдруг стала для него чем-то правда важным, хотя так никогда не было на самом деле.
— Я её знаю?
— Думаю, нет.
— Надеюсь, она хорошая. Иначе ей не поздоровится.
Джин засмеялся. Чимин поджал губы.
— Не смешно. Такое сокровище нельзя давать в руки кому попало.
Сокджин легонько толкнул младшего в плечо, и Чимин подумал, что это был первый комплимент, который он давал ему за всю историю их многолетней дружбы. Он говорил ему слова благодарности, но никогда не говорил комплиментов; возможно, это была причина, по которой Джин не видел в Чимине кого-то кроме друга. Или дело было в его стойкой гетеросексуальности. Чимин не знал. Они как-то договорились, ещё в самом начале, без слов, что они друзья. А Чимин это дурацкое условие послал к чертям. И он думал, что это целиком и полностью была его вина.
Но, обвиняя себя, время Чимин бы не повернул вспять. Он бы не изменил того факта, что Сокджин влюбился в девушку. Чимин даже не знал, кто она, как выглядит, сколько ей лет, в каком она классе и вообще учится ли в их школе, он не знал вообще ничего — но он её уже ненавидел каждой клеточкой своего тела. И, хотя Чимин и понимал, что нужно сказать Сокджину о своих чувствах, в тот самый вечер он передумал. Он верил, что испортил бы всё, и, возможно, потерял бы друга навсегда. Но он не мог так поступить.
Это была его первая любовь. Идеальный Джин нашёл свою идеальную девушку; он долго тушевался и спрашивал у Чимина советов, но тот верил, что сам по себе старший справится гораздо лучше. Просто потому, что это Сокджин. Он смог покорить сердце Чимина — а он, вообще-то, не был падким на романтику и прочую дребедень, — так что и с ней Джин должен был справиться легко. И он справился. Через неделю он написал Чимину, что они идут на свидание. Младший провёл тогда весь вечер в репетиционной, даже когда остальные разошлись по домам, — сидел в дырявом кресле, обшитом пошарпанным зелёным бархатом, посреди гаража, и бренчал на акустической гитаре, придумывая самые слезливые и омерзительные песни про неразделённую любовь и исписывая ими свой блокнот, надеясь, что от слёз страницы слипнутся и он никогда не прочитает эти строчки снова.
Первая и последняя любовь. Сокджин закончил школу и поступил в университет в столице вместе со своей девушкой. Чимин был рад из-за того, что он счастлив, и был зол из-за того, что он счастлив. Какая-то часть Чимина была уверена в том, что Сокджин поступает неправильно и вообще, что он бросает его. Хотя, разумеется, это было не так. Он никогда Чимина не бросал. Это он бросил Джина. Потому что именно Чимин начал отдаляться, когда он стал сближаться с ней. Но он думал, так будет правильно. Так будет честно. И Джин уехал, оставив другу адрес кампуса, где собирался жить, чтобы Чимин приезжал, когда ему было бы скучно или когда он должен был готовиться к сдаче итоговых тестов. Чимин приезжал к ним пару раз. Но ему это стоило огромных усилий. Это было неправильно.
И, в общем-то, Чимин больше никогда не влюблялся. Он перешёл в десятый класс в тот год, когда Сокджин уехал, и как бы Чимин ни пытался выискать хоть кого-нибудь, на толику напоминающего Сокджина, он не мог найти. Чимин пытался встречаться, в основном с девушками, потому что не хотел признавать собственную ориентацию, но по итогу смирился с ней; все они были не такими, им всегда чего-то не хватало, в конце концов, они не были Сокджином. Это был самый огромный минус. Чимин думал, что, возможно, как его романтика началась в Джине, так она и закончилась, и отношения вообще не для него. Возможно, дело было именно в Сокджине, в его шарме, его шутках, в его прямой чёлке и круглых очках, в его извечных цветных кардиганах и пальто, в его вкуснейшей выпечке; дело было в его дурацком смехе и милейших морщинках в уголках глаз, в его срывающемся в эмоциональном порыве голосе; возможно, дело было в его запахе, который, если бы Чимин почувствовал вдруг в толпе, то он непременно бы нашёл источник. Дело было в Сокджине.
Если честно, Чимин не понимал даже, зачем ему в кого-то влюбляться. Он жил прекрасные шестнадцать лет без любви, потом в ней утонул так, будто бы его швырнули в прорубь с ледяной водой и закрыли крышкой, не давая вылезти наружу. Чимин не знал, понравилось ли ему осознавать, что он влюблён. Он думал, любить ответно гораздо лучше, это хотя бы имеет смысл; а любовь безответная кому и зачем нужна? Пустая трата времени.
А потом, Чимин помнил, как в начале одиннадцатого класса к ним перевёлся один парень. Достаточно симпатичный, чтобы девчонки разглядывали его, пока преподаватель представлял его классу во время урока английского; у него было крепкое телосложение, высокий рост, широкая грудь, — видно, он точно занимался спортом больше, чем «только для здоровья»; а ещё у него были высветленные волосы цвета сухой пшеницы, и лежали они так аккуратно, чёлка открывала лоб. Он улыбнулся и представился Чон Чонгуком, сияя от радости и предвкушения влития в новый коллектив, а Чимин смотрел на него и думал о том, что у него и вправду серьёзные проблемы с парнями, потому что он казался достаточно красивым, чтобы он мог обратить на него внимание. Но позже он передумал.
Потому что Чонгук был совсем другим. Сокджин был интровертом, и он всегда был верен только своему небольшому кругу друзей, поэтому, Чимин думал, он ему нравился. Будто он как элитарное искусство — не для всех. Для него.
Чонгук играл в футбол, и он довольно быстро добился успеха в их школьной команде: хотя позицию капитана и занимал парень из двенадцатого класса, Чонгук мог занять его место сразу после его выпуска. И Чонгук был таким лучезарным, что у Чимина от его широкой улыбки обычно самого сводило челюсть, так, будто это он улыбался; у него буквально за пару дней оказалась целая куча знакомых и друзей, а девчонки начали сохнуть по нему, потому что, знаете, такой красавчик и такой хороший парень. Хороший парень, который мило общался со всеми вокруг, помогал всем вокруг, отлично играл в команде и просто существовал как целый солнечный луч, дарящий всем тепло в этой школе в самые холодные январские дни.
За окном был сентябрь, и Чимину не было холодно. Он понял, что такой весь идеальный Чон Чонгук точно пришёл не за ним, не для него, да и раздражал он немного. Чонгук был слишком обаятельным и общительным, аПримечание к части
Образ Сокджина вдохновлён фотографиями из Winter Package 2020. Если вдруг вы его ещё не видели - обязательно посмотрите, и фото, и G.C.F. в Хельсинках - просто потрясающая энергетика.
это было совсем не то, чего искало чиминово сердце. Он в это верил.
Примечание к части
Образ Сокджина вдохновлён фотографиями из Winter Package 2020. Если вдруг вы его ещё не видели - обязательно посмотрите, и фото, и G.C.F. в Хельсинках - просто потрясающая энергетика.