Часть 18: Я люблю тебя, идиотище
После того, как Юнги благополучно унёс Чимина, Хёна прошла все пять стадий принятия, с поправкой на чувство вины. Не то чтобы ей был так уж небезразличен подросток, как и вся его дальнейшая судьба, но что-то внутри противно ныло, подсказывая, что она сейчас ой как не права.
Девушка ненавидела чувствовать себя плохо, особенно, если это чувство было вызвано угрызениями совести: решив, что чистосердечное признание поможет ей успокоиться, она тщательно вымыла, казалось, насквозь пропитавшиеся кровью руки, после чего переоделась в относительно приличное шёлковое платье и поехала по уже знакомому адресу к родителям Чимина.
Вопреки ожиданиям, вместо кого-то из известных ей родственников дверь открыл незнакомый, довольно симпатичный молодой человек — кажется, он тоже был на вечеринке в честь неудавшейся свадьбы Джина, но Хёна его, откровенно говоря, ни тогда, ни сейчас запомнить не пыталась.
— Вам нужна... эээ... помощь? — неловко спросил он, глядя на скудно одетую женщину, появившуюся на пороге чужого дома в два с лишним часа ночи.
— Ой, — смутилась Хёна. — Наверное, я ошиблась адресом. Мне нужен дом мистера и миссис Пак.
— Что ж, тогда вы не ошиблись, — ответил он, слегка позёвывая и потирая не разлипающиеся спросонья глаза . Видимо, Хёна выдернула его из постели, что неудивительно, учитывая весьма позднее время для нежданных гостей. — Они уехали и попросили присмотреть за домом в их отсутствие.
— Меня зовут Ким Хёна, и...
— Ах, вот оно что, — вздёрнул бровь парень, окончательно проснувшись и по-новому посмотрев на девушку, которую ошибочно принял за оборванку. — Я — Пак Кван, парень Чимина.
— Даа? — удивлённо протянула Хёна.
«Чёрт, это будет сложнее, чем я думала».
— В общем, я пришла сюда, чтобы сказать... Рассказать... Я была у Юнги, и...
— У кого? — переспросил всё ещё туго соображающий Кван.
— У Шуги...
— А, у этого, — парень мигом скривился, как от зубной боли.
— Да, так вот. Чимин тоже был там, а потом... Произошёл несчастный случай... Короче говоря, он в больнице.
— Что?!
— Там было так много крови... Юнги отвёз его в больницу, так как он потерял большое её количество из-за ножевого ранения...
— ЧТО?! — взревел Кван. — Погоди-ка, разве Чимин не пошёл сегодня гулять со своими друзьями? — парень из последних сил попытался не поверить в рассказ девушки.
— Ну нет же, — слегка растерялась Хёна, — он был в доме Шуги и получил ножево...
— ЭТА ТВАРЬ! — перебил её Кван, чувствуя ни с чем не сравнимый прилив злости... хотя... нет, больше — нечеловеческой ярости. — Считай, что он труп!
Спешно выхватывая ключи из ключницы и почти прыжками добираясь до машины, парень яростно заводит мотор, не обращая на так и оставшуюся стоять у дверей Хёну ни капли внимания.
«Вероятно, сегодня я резко стала невидимкой» — тоскливо подумала девушка, совершенно не представляя, что делать дальше, когда парень Чимина осведомлён о его состоянии, а сам Чимин находится в больнице под чутким присмотром медсестёр.
Кван же, напротив, совершенно точно знал, что будет делать в ближайшие часы этой беспокойной ночи.
Несколько раз проехав на красный и через мучительно долгие двадцать минут пребыв в больницу, он будто бык понёсся на красную тряпку в лице Юнги, обнаруженного спустя не такое уж и долгое время беспорядочных перебежек по помещению.
«Насколько лучше было бы, если бы Чимин вообще не знал о его существовании», — яростно подумал он, без лишних раздумий бросаясь на алую ткань чужого лица.
Разумеется, когда их растащили охранники и Шуга во всеуслышание поведал историю трагических злоключений, приведших их к идеально гладкому операционному столу, Кван выслушал полную и подробную версию произошедшего, в которую, скрепя зубами, всё же поверил, но это совсем не значило, что он перестал винить во всём произошедшем и происходящим прямо сейчас Юнги.
В конечном итоге, Чимин соврал ему для того, чтобы с какого-то перепугу увидеть эту наглую рожу ещё один раз!
***
Чимин постепенно пришёл в себя после операции, и даже нашёл какие-то силы для того, чтобы слегка приоткрыть глаза. Перед ним в разных углах комнаты восседали Кван с Юнги, и, будь у парня чуть больше энергии, тот непременно рассмеялся бы от всей ироничности ситуации. Кван справа, Юнги слева — осталось только решить, не сходить ли ему налево для разнообразия. Ха-ха.
В палате царила тревожная, давящая на барабанные перепонки тишина. Никто не осмеливался заговорить первым, но, когда молчание стало совсем уж невыносимым и растянулось по комнате, подобно жвачке, Кван, вошедший в привычное русло после потасовки, подал голос, разрывая тонкую розовую нитку всеобщего единения.
— Итак, ты соврал, — угрожающе спокойно проговорил он, скрестив руки на всё ещё нервно вздымающейся груди. — Сказал, что пойдёшь к другу, а на самом деле попёрся к этому идиотищу.
— Прости? Я не расслышал, как ты меня назвал, — фыркнул Шуга, вставая со стула.
— Идиотище, — «покладисто» повторил Кван, приближаясь к воинственно нахохлившемуся Юнги.
— Пусть так, — в конечном итоге закатил глаза последний, — но Чимин тут совершенно ни при чём! Меня даже не было дома, когда он там появился.
— Значит, это ты виноват, что он оказался в больнице!
— Какая прелесть! То есть, если я правильно понял, в твоей картине мира я в любом случае буду мудаком, вне зависимости от того, был ли я дома сегодня ночью или нет?!
— Точно. Это ты во всём виноват, и-д-и-о-т-и-щ-е.
— Да хватит! — попытался прекратить вновь назревавшую драку Чимин, предприняв попытку влезть в диалог между этими двумя остолопами.
— Я уже говорил тебе меня так не называть! — сказал Юнги сквозь зубы, красноречиво сжав кулаки.
— Так — это как? — насмешливо переспросил Кван. — Идиотище?
— Да вы сегодня заткнётесь или нет?!
Парни, как по команде, смолкли, чуть виновато кося на Чимина, но при этом не стремясь разрывать агрессивный зрительный контакт друг с другом.
— Кван, могу я поговорить с тобой наедине? — жалобно и слабо попросил Чимин;
надсадный крик выбил из него последние крупицы и без того отсутствующих сил.
— Ну разумеется, любимый, — проворковал тот, нарочно выделив последнее слово с широкой, почти крокодильей улыбкой на лице.
В сторону Юнги же он скорчил самую злорадную гримасу из своего арсенала, оставляя того бессильно скрипеть зубами в своём углу.
Шуга вышел из больничной палаты с разбитым сердцем и не менее разбитыми мечтами. Эх, не видать им вдвоём роскошного дома где-нибудь на Бали и смешного щенка по имени Холли... Тяжёлый вздох и осознание, что двигаться дальше всё же придётся, даже если очень не хочется, и двигаться не по жизни, а хотя бы просто по коридору — на него уже шикнули несколько медсестёр за то, что он со скоростью улитки полз по узкому пространству и загораживал проход.
Всё кончено.
И от этого становится невыносимо больно душе, которая, оказывается, у него всё-таки есть.
Одинокая слеза скатилась по гладковыбритому лицу от мысли, что сегодня он видел своего фаната номер один в последний, сейчас уже точно последний раз. Конечно, можно было бы и дальше ненавязчиво сталкерить Чимина, благо, средства позволяли нанять круглосуточного детектива, но какой смысл усложнять жизнь — ладно, себе, — но Чимину?!
Услышав эти внутренние терзания, его музыкальный товарищ Намджун всенепременно сказал бы какую-нибудь колкость в стиле: «О Боже, неужели твоя эгоистичная задница научилась думать о ком-то ещё?». Мысль о лучшем друге самую малость развеселила, но не настолько, чтобы он мог возвращаться домой с широкой улыбкой человека, просравшего самое дорогое, что у него есть.
За своими упадническими мыслями Юнги и не заметил, как, предупредительно звякнув, открыл свои двери лифт. Что ж, пройти к другому концу коридора оказалось чуть легче, чем он себе придумал.
Уже почти зайдя в кабину, тем самым навсегда отрезая себя от мира, в котором было место и для него, и для Чимина, Шуга услышал глухой удар по стене где-то в нескольких метрах от своего местонахождения, и громкие ругательства, в которых безошибочно узнавался Кван.
Недоумённо обернувшись, Юнги и в самом деле увидел этого мордоворота, с крайне недовольным видом идущего прямо к нему. Что, опять будет драться? Но какой в этом смысл, если Чимин недвусмысленно дал понять, что предпочёл его Шуге?
— Он хочет тебя видеть, — процедил его недавний спарринг-партнёр и широким шагом прошёл в вызванный несколькими секундами ранее лифт.
Окончательно запутавшийся Юнги неровной походкой направился к палате младшего, вызывая у вездесущих медсестёр сдавленные ругательства и раздражённое закатывание глаз. Гораздо бодрее преодолев расстояние, отделявшее его от Чимина, он трижды облился холодным потом, пока буравил взглядом деревянную дверь, за которой лежал его самый любимый на свете фанат.
Несмело постучав костяшками о грубую поверхность, Юнги уже было собрался вновь, на этот раз погромче и порешительнее, попроситься зайти, но Чимин услышал его и без повторной попытки, всё ещё тихим голосом давая своё согласие.
«Как хорошо, что природа наградила меня музыкальным слухом», — мысленно порадовался он, понимая, что теперь уж точно расслышит всё, что захочет высказать ему младший.
Кстати, а что?
Эта мысль пролетела в его голове со скоростью кометы, и так же быстро нырнула в неровное покрытие пола, потому что он зашёл в палату, где их взгляды неумолимо пересеклись.
В глазах Юнги сквозила неприкрытая нервозность, в глазах Чимина — плохо сдерживаемый смех.
— Не бойся, я не кусаюсь, — с еле уловимым смешком проговорил парень, прикусывая нижнюю губу — самый верный признак, по которому можно было определить его волнение.
Юнги неожиданно скромно кивнул в ответ на полушутливое замечание, после чего излишне поспешно закрыл за собой дверь. Впервые за всё время нахождения рядом с Чимином старший отвлёкся от его лица, переключившись на солидную повязку на плече, скрывающую нечто красное, заляпавшее небольшой кусок больничной одежды. И даже так, судя по тому, что поведали им с Кваном врачи, у него под одеялом скрывалась куда более серьёзная травма ноги.
«Если он будет хромать до конца своих дней, я никогда себе этого не прощу, — пылко подумал Юнги. — Куплю ему трость из золота — хотя, нет, какая, к чёрту, трость, — буду лично носить его на руках остаток жизни».
— Спасибо за то, что спас меня от каблука возмездия, — пробормотал Чимин, отвлекая парня от планирования их хромой старости и прикидывания цен на носилки и четырёх рабов.
— Боже, Минни, мне очень, очень жаль! Я не знал, что Хёна припрётся в мой дом! Господи, как мне жаль! — повторял Шуга уже по второму кругу, сначала обеспокоенно носясь вокруг больничной койки, и только потом не менее беспокойно ёрзая на самом краю её же простыни, где он расположился по просьбе уставшего от постоянного мельтешения перед глазами Чимина.
— Откуда бы ты узнал? Не вини себя за то, чего не мог предвидеть.
Юнги не ответил, складывая подбородок на руках и ещё раз пристально осматривая пострадавшего с головы до ног.
— Да и вообще... Я пришёл к тебе домой не просто потому, что мне было нечем заняться. Я хотел... И хочу у тебя кое-что узнать.
— Слушаю, — Шуга мгновенно сосредоточился на Чимине, а тот, наблюдая чужую готовность ответить на буквально каждый его вопрос, практически поддался желанию поцеловать опущенные уголки губ напротив.
Успеется. Но сначала надо понять...
— То, что ты предложил... подтвердил... тот день... — Чимин запинался через раз: говорить, оказывается, неожиданно трудно, когда тебя внимательно слушают. — ... Пришёл ко мне домой, сказал, что любишь меня... и...
— Это была чистая правда, — Чимин счастливо вздохнул: больше из-за того, что его избавили от необходимости вымучивать из себя каждое слово, но, так и быть, признание Юнги тоже сыграло в этом вздохе определённую роль, — и я всё ещё люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, даже если ты продолжишь встречаться с придурками вроде Квана.
Чимин смешливо сморщился и прицельно влепил не ожидавшему подвоха Шуге щелбан. Прежде чем тот успел вполне справедливо возмутиться, да даже просто потереть ушибленное место рукой, Чимин обхватил его музыкальные пальцы своими, по его мнению совсем не музыкальными и больше похожими на сардельки, и твёрдо проговорил:
— Ты не можешь так просто утверждать, что будешь любить меня вечность.
— Но я утверждаю! И...
— Цыц, Мин Юнги, я ещё не закончил, — строго прервал его роптания младший. — Ну так вот... Несмотря на опрометчивость твоих слов, я думаю, что больше не хочу встречаться с придурками вроде Квана...
— Ну слава Богу!
— Да заткнись ты уже! О чём это я? Ах, да, я хочу встречаться с придурками вроде тебя.
Обычно не полезший бы за словом в карман Юнги озадаченно замолкнул, не решаясь поверить в собственное перемотанное бинтами счастье, которое уже обрушивало на него новую волну негодования:
— Ну вот, а теперь, когда от тебя приветствуются любые комментарии, ты молчишь! Господи, поверить не могу, что я влюбился в этого истукана!
— В... Можешь повторить? — попросил Шуга; и столько в этой просьбе было мольбы и отчаянной, но такой несмелой веры, что Чимин, не раздумывая, повторил.
— Я тоже люблю тебя, — и, всё же чуть подумав, насмешливо добавил — идиотище.
— Погоди-ка, как ты меня назв... — Юнги заткнулся на полуслове; точнее говоря, на полуслове Шугу заткнули мягкие губы Чимина, несмело коснувшиеся его, потрескавшихся и сухих.
Так вот почему Кван вылетел из палаты в таком бешенстве... А, впрочем, кому на него сейчас не насрать?
Гораздо важнее то, что парень, робко целующий его на больничной койке и насквозь пропахший медикаментами, отныне и навсегда, как бы он сам ни упрямился при упоминании последнего, будет бок о бок рядом с ним, вместе с ним, и даже когда не рядом — всё равно вместе...
Вместевместевместе. Это слово хотелось повторять до бесконечности.
Разумеется, Юнги, как ответственный старший, не забыл уведомить родителей Чимина о случившемся, благоразумно умолчав откровенно пугающие детали, сгладив углы и заверив, что с их драгоценным мальчиком всё в порядке, никаких серьёзных травм получено не было (эй, не вздумайте осуждать! Ложь во благо — считай, и не враньё), а сам он сейчас находится под надёжным присмотром.
Тем более, что последнее — чистейшая правда, ибо после нападения и последовавшего за ним признания Юнги из противного, ненавистного всей внутренней тусовке рэпера превратился в беспокойную курицу-наседку, категорично заявившую, что до полного выздоровления Чимин будет жить у него дома. Хотя, не сказать, чтобы оный особенно сопротивлялся: сразу после выписки младший радостно нырнул под тёплое крылышко своего новоиспечённого парня.
Сначала все Чиминовы фантазии на тему совместного проживания переваливали за рейтинг самой смелой японской порнухи; то, что он не пробовал равным счётом ничего, заставляло его желать попробовать сразу всё, особенно теперь, когда он дорвался до кумира этого, мать его, десятилетия. Проведём аналогию: хотели бы вы лишиться девственности с Эминемом? Ладно, хорошо, Чимин бы не хотел.
Но Юнги... Это же совсем другое! У него грубые пальцы, но очень нежные касания, а сам он весь такой, такой потрясающий, и чуткий, и вообще... Одна беда: с момента заселения он носился с ним, как с писаной торбой, и если раньше внутри всё аж зудело от желания (или глистов? Нужно бы провериться), то теперь он смущался и тушевался, не совсем понимая, как подступиться к этому кому из сопереживания и заботы.
— Ты голоден? Я могу приготовить тебе что-нибудь. Думаю, где-то в шкафу завалялся рамён, но если ты хочешь чего-нибудь покалорийней, доста... — этим монологом, произнесённым буквально за секунду, Юнги мог запросто побить рекорд самой быстрой читки Южной Кореи.
Что ж, по крайней мере, не возникало вопросов, за что ему так много платят.
— Наверное, я пойду спать, — всё же прервал потенциальную легенду рэперского искусства Чимин, — знаешь ли, немного устал.
Та ночь действительно была изматывающей, если под этим словом уместно подразумевать ножевое ранение.
— Спать? Без проблем, — сказал Юнги и, действительно без проблем подняв взвизгнувшего от неожиданности Чимина на руки, понёс его в сторону спальни.
Эх, совсем не при таких обстоятельствах они оба хотели, чтобы это произошло...
Донеся свою бесценную ношу до кровати, он с невиданной осторожностью положил и в самом деле клюющего носом парня на простыню.
— Ну-с... Если тебе что-нибудь понадобится, просто крикни меня, я принесу, — сказал Юнги, задумчиво проводя рукой по затылку.
— Нет! — воскликнул Чимин, но, наткнувшись на испуганный взгляд Шуги, уже чуть тише попросил: — Я имею в виду... Ты бы не мог полежать со мной, хотя бы пока я не засну? Ну пожалуйстаааа... — совсем по-детски заканючил Чимин.
Юнги тепло хмыкнул и под вялые пинки переодел младшего в смешную пижаму с котятами — эх, видели бы его коллеги, уржались бы до слёз и кругов перед глазами. Чимин поворочался на постели, устраиваясь поудобнее, и, когда Шуга осторожно прилёг рядом, тут же положил голову ему на грудь, мгновенно засыпая под размеренное дыхание старшего и чувствуя его длинные пальцы в своих волосах.
Юнги никогда не был так счастлив, но несомненно будет, стоит только предложить Чимину съехаться, выйти за него замуж, завести соба... А, впрочем, ни к чему спешить. Всё случится, как случится, и обязательно — хорошо, потому что он наконец-то обрёл своего самого преданного фаната.
Своего личного фаната номер один.