Улыбнись
Не важно, обычный или же искусственный человек, если ты улыбнешься... я всегда отвечу тебе тем же.
Люси почти привыкла к Нацу. Первое время было неуютно и страшно от осознания, что неконтролируемое существо жило за стенкой и в любой момент могло свернуть ей шею. Но Нацу вел себя... нормально.
Он словно маленький ребенок впитывал все, что говорила девушка. Он читал книги вместе с ней, смотрел фильмы и разговаривал, она настолько привыкла к нему, что перестала замечать ту искусственность поведения, присущую ему. В один из дней Нацу напомнил Хартфилии, что половина его тела – механизмы, а в голове встроенный нано-компьютер, к слову, последняя разработка страны, стоящая не одного миллиарда долларов, девушка в тот момент растерянно его оглядела. Люси порой забывала, что он другой.
Да, он дышал и рос как обычный человек, но по его разговору, движениям и повадкам было видно, что в нем нет той неуклюжести, свойственной людям. Он не проявлял эмоций. В его голосе не было никакой выразительности. Сухие факты. Хартфилия успела заметить и то, что он не спит. Совсем.
Даже перечислив все его недостатки, от реального человека Нацу все же было сложно отличить. На ощупь он теплый, у него присутствовала хорошая реакция и невероятная сила. Это завораживало и пугало одновременно.
Так же были у него и приступы безумия или помешательства, называйте как хотите, но в такие моменты Люси боялась его до дрожи. В спокойном взгляде появлялись искры ярости. Глаза мгновенно становились одичалыми. Атмосфера вокруг него уплотнялась настолько, что, казалось, её можно потрогать руками и разрезать ножом.
Он пугал. До дрожи. До немых криков. В те моменты его зрачки настолько сужались, что при плохом освещении казалось их и нет вовсе. Ненависть, жажда убийства, ярость и отвращение. Полная гамма чувств читалась в этих пустых глазах. Он словно хищник перед прыжком. Не отрывал взгляда от своей жертвы. Выжидал нужный момент, чтобы свернуть шею. Выпотрошить несчастную тушу и насладиться зрелищем, когда из неё выходит последний дух. Попробовать на вкус кровь, что смешала в себе адреналин, страх и желание жить.
Вспышки агрессии пропадали так же быстро, как и появлялись. После пятиминутного помешательства, он мог успокоиться и продолжить свои дела. В такие моменты скользкие щупальца мерзкого страха пронизывали Хартфилию изнутри. Ей казалось, что этот безумный взгляд проникает под кожу и разрывал внутренности, выжигая саму душу. Настолько страшно было Люси. Иногда даже наркотики не помогали успокоиться.
Почему девушка попросту не ушла? Не могла. Непонятное чувство тревоги за её чудовище не покидало. В те моменты, когда они вместе смотрели телевизор, читали книги или же пытались разговаривать о возвышенном и великом, она была счастлива. Ей грезилось, что так и должно быть. Она не одинока. Есть тот, кто в ней нуждается. Пусть это всего лишь её иллюзия. Это наполняло её жизнь неким смыслом.
Вот и сегодня она удобно устроилась на его плече и смотрела телевизор. Нацу сидел прямо и порой переводил взгляд на девушку, которая пыталась устроиться поудобней. Полулежа на диване, Люси спиной облокотилась на парня и без интереса щелкала каналы. Спустя какое-то время, Хартфилия все же остановилась на новостях.
«- Недавно в городском метро группа неизвестных подростков кинулась под поезд. Очевидцы утверждали, что дети прыгнули исключительно по своей инициативе и никто их к этому не принуждал...»
- Почему люди убивают себя? - тихо спросил Нацу, глядя на светлую макушку.
- Потому что мы идиоты, - с едкой ухмылкой заметила Люси.
- Идиоты? - все с тем же холодом продолжил образец. - Идиот – одно из распространенных слов, как в литературе, так и в общественной жизни людей. Идиот — человек, страдающий глубокой формой умственной отсталости. Так же...
- Воу, стой, - прервала его Хартфилия. - Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты перестал пользоваться сетью во время наших разговоров? Зачем мне все факты и лишняя информация? Я тебе говорила, что люди так не разговаривают.
- Но я и не совсем человек, - напомнил он, девушка поморщилась. - Если произвести анализ, то я скорее компьютер из плоти и крови, чем живое биологическое существо.
- Я помню, но не обязательно так часто об этом напоминать. Рано или поздно тебе придется жить с людьми. Моя задача сделать так, чтобы ты без проблем вписался в общественную жизнь. Ведь я не всегда буду с тобой.
- Почему нет? - голова парня чуть склонилась набок. Люси считала его жест очень милым, но вслух свою мысль всё же не озвучила.
- Нацу, я не буду жить вечно, - девушка села напротив парня, скрестив ноги. - Моя жизнь ограничена парой десятков лет. Твоя же намного больше.
- Я защищу тебя, - твердо проговорил искусственный человек.
- От неё нельзя защитить, - Хартфилия кивнула в сторону экрана, где рассказывали об очередном убийстве.
В комнате повисло молчание, лишь мелодичной треп ведущей не давал наступить полной тишине. Люси думала о том, каково будет парню в дальнейшем. А Нацу пытался осмыслить все, что она сказала ему.
- Почему люди убивают себя? - переведя взгляд на тарахтящий телевизор, вновь задал свой вопрос образец.
- Мы устаем, - облокотившись на подлокотник и смотря в белый потолок, начала девушка. – Устаем от других людей, от общества в целом. Надоедают вечные проблемы и суматоха повседневности. Осознаем, насколько мы жалкие и мерзкие, пустые оболочки, прогнившие внутри. Наши внутренние миры рассыпались песком. Поэтому и умираем. Хотя, самоубийство – самый трусливый и жалкий поступок. Избежание проблем. Но и я устаю.
- Ты тоже убьешь себя?
От взгляда этих серо-зеленых глаз девушку бросило в дрожь. В тот момент, когда она посмотрела в его глаза, легкие свело судорогой. Грудь сдавили невидимые цепи, а внутри прошелся болезненный спазм. Прожигающий и изучающий взгляд, чувство будто он видел её насквозь. Внимательные и проницательные с нехорошими, даже пугающими искорками интереса глаза недочеловека.
Нет, все же, его взгляд живой. Люси давно поняла, что с Нацу что-то не то. Для себя она окрестила резкую смену его настроения как раздвоение личности. Одно «я» - Нацу. Хоть и искусственный, но все же человек. Он проявлял интерес к миру, что его окружал. Старался приспособиться к нему, запоминал всё, что говорила Хартфилия и старался избавиться от искусственных повадок и черт своего характера. Его глаза живые, в них есть блеск и искры интереса. Внимательные и порой пугающие своей проницательностью.
А есть Чудовище. Безумец с непреодолимой жаждой людской крови. Ломающий всё, что попадало ему под руку. Когда в нем просыпался монстр, его глаза тут же стекленели. Все, что в них есть – ненависть и необузданная ярость, что кипела у него внутри. Та его безобразная улыбка, что пугала девушку до колик, появлялась лишь моменты появления чудовища. Порой, ей было интересно, как улыбался бы обычный Нацу.
- Главную роль в этом играют чувства и эмоции, - проигнорировав его вопрос, продолжила Люси. Будто завороженная, она неотрывно смотрела ему в глаза.
- Эмоции? – бровь парня удивленно приподнялась. Некоторые жесты и мимику он перенял из фильмов и глядя на саму Хартфилию.
- Нацу, у тебя есть эмоции? - поинтересовалась девушка.
- Во мне новейшая разработка ученых. Нано-компьютер, вживленный в одно из полушарий моего мозга, тесно переплетен с ним самим. Это позволяет мне мыслить как человеку, но в то же время я могу детально просчитать как свои, так и действия других людей. В моей голове безграничная информация, которая проступает из всемирной сети. Чисто научно – эмоции трудно объяснить, и я не могу дать тебе точного ответа на твой вопрос. Если судить по тому, что мое тело ранее было обычным человеком, способным испытывать эмоции и чувства, то по общей задумке – могу. Но так как я умер, и мое тело насильно заставляют жить с помощью техники и механизмов, вживленных в человеческую плоть, то мои предположения – я утратил способность к эмоциям. Благодаря нанокомпьютеру я легко обучаем, так как ранее был человеком, то чисто теоретически меня можно обучить утраченным эмоциям.
- Ого, - растерянно проговорила Хартфилии.
- Люси, научи меня эмоциям, - все с той же безэмоциональностью вещал Нацу.
- А ты не захочешь потом убить себя? – съехидничала девушка, находящаяся под впечатлением от свалившейся на неё информацией.
- В меня заложена программа, которая не позволяет мне вредить себе с целью самоуничтожения.
С этими словами, под удивленным взглядом Хартфилии, он взял со стола ножницы. Раскрыв их, он провел заточенным лезвием по своей руке. Из раны тут же хлынула черная кровь. Девушка перепугано вскрикнула и отобрала у парня ножницы. Бросив их в угол гостиной, она в панике начала искать то, чем можно было бы остановить кровь.
- Не переживай, процесс регенерации уже пошел, - Люси посмотрела туда, где секундой назад лилась кровь. Теперь же там была засохшая чёрная корка.
- Ты меня напугал, - тяжело вздохнув, Хартфилия подтянула к груди колени и уткнулась в них лицом.
И вновь молчание. Телевизор показывал какую-то дурацкую передачу. Нацу не решался что-либо делать. Его задача – защищать людей, а он только что напугал девушку. Непонятное жжение на задворках сознания и тяжесть внутри говорили о неисправности организма, по меркам Нацу.
- Научи, - его голос вывел девушку из транса. Вздрогнув, она перевела свой взгляд на парня. Впервые за все время, что они провели вместе, Люси услышала эмоционально окрашенную речь из уст Нацу. Пусть это всего лишь одно слово, но в нем ясно слышалось сожаление и просьба о помощи.
- Люди выражают свои эмоции с помощью жестов и мимики, - улыбнувшись, начала объяснять Хартфилия. – К примеру - улыбка. Люди улыбаются друг другу тогда, когда им весело или же они испытывают симпатию к объекту, которому адресован сей жест. В неё вкладывают различные эмоции. Это может быть: грусть, счастье, радость, печаль или... - девушка запнулась, вспомнив тот оскал на лице чудовища. - Или же безумие человека.
Нацу настолько сосредоточенно ее слушал, что меж бровей пролегла небольшая морщинка, да и вообще он выглядел весьма серьезно. Хартфелия не сдержала тихого смешка. Решив не вставать с дивана, она подползла к нему и, встав на колени, выпрямилась. Разгладив небольшую морщинку большим пальцем, за что удостоилась изучающего взгляда, скользнула кончиками пальцами по его лицу к губам. Коснувшись двумя указательными пальцами краешков его губ с двух сторон, попыталась изобразить на его лице улыбку. Парень выглядел настолько странно, что Люси не сдержалась и залилась веселым смехом. Сев обратно на диван, она прикрыв лицо руками продолжала смеяться.
Нацу не понимал поведения Хартфилии. Он несколько раз попробовал самостоятельно улыбнуться, но все выглядело настолько натянуто и безобразно, что он перестал. В упор смотря на хохочущую девушку, он почувствовал, как внутри что-то нагревается. Не жжет, а дарит странное и непонятное ему тепло.
- Люси, а ты странная.
Девушка не прекращая улыбаться посмотрела на Нацу. В момент, когда она подняла глаза, смех тут же прекратился. Рот блондинки приоткрылся в изумлении. Нацу улыбался. Улыбка его была настолько... теплой, что девушка онемела, глядя на него. Широкая и белоснежная улыбка на красивом лице, глаза смотрят проникновенно, но как-то... по-доброму, что ли. В этот момент внутри Люси что-то перевернулось. Отчего-то захотелось забыть эту его улыбку.
Слишком яркая, слишком добрая, слишком... человечная. От всего этого ей было трудно дышать. Это пугало. Люси пугало то, что она уже никогда не сможет вот так улыбнуться. Она – живой человек, который больше не способен был излучать внутренний свет. А он – искусственное существо, которое настолько светлое, что бросало в дрожь.
Эта улыбка до безумия нравилась Хартфилии. Она буквально влюбилась в неё, хотелось, чтобы он улыбался постоянно. От осознания этого, она тут же вскочила с дивана и бегом направилась в свою комнату. Закрыв дверь на ключ, тут же метнулась к стеллажу и начала лихорадочно искать спасительный наркотик. Один укол и все забудется.
- Прости, Нацу, - затягивая жгут потуже, пробормотала Люси с отчаянной улыбкой на губах. – Но я один из самых трусливых и уставших людей.
Введя очередную инъекцию, девушка упала на кровать. Медленно сознание начинало уплывать, а внимание рассеиваться. Она уже не слышала то, что говорил Нацу за дверью, так как начала засыпать, оставив озадаченного парня одного. Первый урок по понятию человеческой сущности прошел не совсем гладко, но он не последний. Далеко не последний.