Эпилог
Аня
Самые важные моменты никогда не идут по плану.
Они случаются вопреки всему.
Я три дня репетирую эту сцену перед зеркалом в ванной, пока Слава спит. Запинаюсь, краснею, сбиваюсь — и снова начинаю сначала. Всё должно быть идеально. Но когда Наташа толкает меня локтем, шепча: «Сейчас или никогда», все заученные слова превращаются в комок в горле.
Свадьба Васи и Наташи такая, какой я всегда представляла себе идеальное торжество – солнечный зимний день за окном, снег искрится в воздухе, плавно опускаясь на землю, покрытую плотным слоем сугробов. В кафе уютно и тепло, пахнет хвоей и сладостями. Я стою у стола, сжимая в потных ладонях маленькую бархатную коробочку. Она кажется невероятно тяжелой, будто внутри не простое мужское кольцо из белого золота, а целый свинцовый слиток весом в пять килограмм.
— Ты вообще дышишь? — Наташа прикрывает рот ладонью, но её глаза смеются. — Лицо белее моей фаты.
Я резко вдыхаю. Не помогает. Сердце колотится так, будто пытается вырваться из грудной клетки и убежать куда подальше.
— Я не могу, — шепчу я. — Мы же всего четыре месяца вместе.
— Именно поэтому ты должна, — Наташа сжимает мою руку. — Ты же видела, как он переживает? Он сегодня собирался тебе предложить. Вася проболтался.
Я резко поворачиваюсь к ней:
— Что?!
— Ну да, — она виновато морщит нос. — Степа приходил к нам еще месяц назад, как мне любимый жених сказал. Спрашивал совет.
Мир на секунду плывёт перед глазами. Степа. Мой сдержанный, молчаливый Степа, который за четыре месяца ни разу не сказал «люблю» первым (но всегда отвечает, когда я говорю), который чинил мою сломавшуюся кофеварку в шесть утра, потому что знал, что я расстроюсь… Он хочет сделать это. Сегодня.
— Блин, — я хватаюсь за край стола. — Блин, блин, блин.
— Аня?
— Он же… — я глотаю воздух. — Он боится, что я откажу. А я точно соглашусь!
Наташа медленно кивает.
— Вот именно. Поэтому ты должна сделать это первой.
Я закрываю глаза. Вспоминаю, как неделю назад Степа пришёл с работы раньше обычного — бледный, с трясущимися руками. Как он тогда молча обнял меня и просто стоял, прижавшись лбом к моему плечу, пока я гладила его по спине. Он ничего не объяснил. А я не спросила.
— Ладно, — я разжимаю пальцы, смотрю на коробочку. — Будь что будет.
Вася в этот момент выкрикивает что-то про «жениховскую удаль». Вместо традиционного букета — фишка их свадьбы: он должен стащить с Наташи зубами её бельё и кинуть в толпу мужской половины торжества.
Я едва не задыхаюсь от смеха, когда Наташа, красная, как помидор, сидит на стульчике посреди зала, а Вася с серьёзным видом ползает за ней на коленях, ныряя под платье и вылезает с зажатой в зубах кружевной лямкой. Гости хохочут, кто-то кричит: «Вась, да ты прям мастер! Наловчился уже!»
Наконец, Вася победоносно вскакивает, размахивая трофеем, и швыряет его в толпу.
И тут…
Степа ловит. Он стоит с бельём Наташи в руках, с абсолютно пустым взглядом, будто только что поймал гранату.
Это мой момент.
Я делаю шаг вперёд. Потом ещё один. Ноги не слушаются, будто ватные.
— Степа.
Он оборачивается. Бельё падает на пол.
Я опускаюсь на одно колено. Не грациозно, как хотелось бы, а почти шлёпаясь, потому что ноги вдруг решают, что сегодня их день отдыха. Коробка выскальзывает из пальцев и с глухим звонком ударяется о паркет. Кто-то из гостей ахает.
— Блин, — я подхватываю её, чувствуя, как горит всё лицо. — Я… Я репетировала красивую речь. Три дня. Но сейчас…
Степа смотрит на меня широко раскрытыми глазами. В них читается чистый, животный ужас и паника. Будто это то, чего он боится больше, чем смерти. Отбрасываю все посторонние мысли. Я решилась, и я сделаю это!
— Я хочу просыпаться с тобой, — выдыхаю я. — Каждый день. Даже когда ты крадёшь одеяло и приходится кутаться в плед. Даже когда злишься, что я снова забыла предупредить тебя, когда заканчиваются пары, чтобы ты меня встретил. Даже когда мы слушаем мой плейлист, хотя ты ненавидишь такие песни. Я хочу, чтобы Слава называл тебя папой. Я…
Голос срывается. В горле встает ком, который я с трудом сглатываю, чтобы продолжить:
— Я хочу быть с тобой… Хочу, чтобы мы были семьей.
Тишина.
Потом Степа смеётся. Громко, отчаянно, будто это единственный способ не расплакаться.
— Чёрт, — он лезет в карман черного идеально выглаженного пиджака, в котором был тогда в кафе. Дрожащие пальцы с третьей попытки достают знакомую бордовую коробочку. Он опускается на колено и запинаясь, шепчет:
— Я хотел сделать это сегодня вечером. На крыше. С фонариками и… блин, Ань…
Открывает коробку, в которой оказывается женское золотое кольцо. Тонкое, с сапфиром, точно под цвет моих серёжек, когда-то подаренных приемным отцом.
— Да! — Выпаливаю я ещё до вопроса. Но спохватываюсь и говорю чуть тише: — То есть… Да.
Мы стоим друг напротив друга на коленях, оба с кольцами в руках, и это настолько нелепо и прекрасно, что я начинаю смеяться и плакать от переполняющих изнутри эмоций. Степа дрожащими пальцами надевает кольцо на мой безымянный палец. Делаю то же самое.
Гости взрываются аплодисментами. Бабушка Степы и бабушка Васи утирают слёзы. Родители Степы обнимаются, улыбаясь. Слава, до этого копошившийся в подарках, заулыбался своей редкой, солнечной улыбкой – той, что появляется только когда он по-настоящему счастлив.
— Старшая сестрёнка! — Радостно кричит Стас, и я понимаю, что теперь у меня есть ещё один младший братишка.
— Крут был Леха, а кинули… — начинает Вася, но Наташа резко шикает на него, пихая локтем в живот.
— Вася, заткнись!
Он покорно смыкает губы, но не может не усмехнуться.
Наташа бросается обнимать меня так сильно, что кольцо едва не улетает в торт.
— Я так горжусь тобой, — шепчет она мне на ухо.
Степа осторожно берёт мою руку. Его пальцы тоже дрожат.
— Так значит, съезжаемся? — спрашивает он тихо, так, чтобы слышала только я.
Я киваю, глядя на Славу, который уже радостно размахивает новым конструктором — нашим общим подарком.
— Втроём.
— Втроём, — Степа смеётся снова, и в его глазах блестят слёзы. — Боже, я же теперь официально «отчим-терминатор».
И целует меня. Прямо при всех. Нежно, несмело, совсем не так, как в кино — мы оба дрожим, наши губы сухие от волнения, а я забываю закрыть глаза.
Но это самый честный поцелуй в моей жизни.
Позже, когда гости разошлись танцевать, а мы остались вдвоём за столом, Степа вдруг говорит:
— Я ведь тоже репетировал.
— Да?
— Угу. Ночью перед зеркалом в ванной, пока вы спали.
Я фыркаю.
— И как?
— Ужасно, — признаётся он. — Я забыл все слова после «Аня».
Мы смеёмся, как два дурака, которым показали палец. И в этом смехе, в этой неловкости, во всем, что пошло не по плану, я вдруг понимаю: никакого идеала не существует. Есть только мы. Наши нелепые, искренние, по-настоящему живые моменты. Наше «да», сказанное одновременно. Наше «навсегда», которое начинается прямо сейчас — с этой странной, невероятной, единственно возможной для нас истории.
Конец.