Как начинался поход
_~*°×°*~_
Будильник в голове истошно зазвенел, и я, успев мысленно рассказать ему все, что думаю о нем и его родне не в самой цензурной форме, пока кряхтя добиралась до раковины и подставляла голову под ледяную струю воды. Окончательно проснувшись, я накинула на себя еще влажные (интересно почему) тряпки, годика этак два назад купленные на рынке в Бри под видом одежды, а сейчас больше напоминающие… в общем, что-то.
Подошла к зеркалу, покрутилась, <да по мне общество бомжей, если таковое имеется, плачет! Даже нет, не так: рыдает> грустно вздохнула, без энтузиазма дергая себя за одежду, и еще раз грустно всхлипнув, скинула с себя все свое облачение. Подойдя к одному из щкавчиков достала оттуда такой же комплект, только на пару тонов светлее, напялила на себя, снова глянув в зеркало. От увиденной картины настроение салютом взмыло вверх. Вот как же меняется человек, когда его нарядишь в красивую обертку! Казалось, одной-двух заплаток нет, а облик поменялся совершенно. В кучу неугодной мне одежды с тихим «щмявк» <А не заплесневеет? Вдруг тараканы заведутся? > Ехидный толстенький червячок в моем явно больном мозгу подсказал, что тараканы уже двадцать три года занимают домик по соседству. Я его успокоила, что выселять никого не собираюсь, и начала нацеплять на себя колюще-режущее. Пару кинжальчиков в сапоги, пару в рукава, меч на пояс, кожаный браслет с прикреплёнными к нему отравлеными иглами (моё изобретение) чуть повыше левого колена, еще пару кинжальчиков. Да-да, не удивляйтесь вы так, я люблю оружием пообвешиваться! Да даже моя заколка оружие. Правда, немного другого действия: если там на одну жемчужинку нажать, то начинают выделяться галлюционогенные пары. А там, делай с врагом что хочешь!
Последним штрихом стал мой плащ, единственный и неповторимый в своем роде. Я променяла его на одну вещицу из моей прошлой жизни у одной деятельной старушки, которую, кстати говоря и поминала вчера, говоря, что знаю человека, могущего прочесть карту. Жила она недалеко от тракта на выезде из Шира, вы не поверите, в холме. Представляете? Прямо в холме. Тысячи переходов и лестниц, хотя там и было только три уровня, и все это для одной старушки, которая уже рукой в гробу. Нехиленько так, согласитесь. Ах, да, на чем я там остановилась? На плаще, если не ошибаюсь? Так вот.
У плаща было неслолько занимательных особенностей. Не смотря на то, что выглядел он потрепанно, этот предмет одежды был крепче многих кожанных обновок, защищал от мелких ран, да и к тому же скрывал его обладателя на подобие Лориэнских плащей, хотя и гораздо качественней: он не просто сливался с местностью, но и мог становиться невидимым. Помимо этого, его капюшон был прозрачен изнутри, то есть я могла натянуть его хоть до подбородка, но видеть что происходит вокруг, так же, как и без плаща это не мешало. Вот по этим причинам я с ним никогда не расставалась.
Когда я уже выходила из ванной, меня посетила запоздалая мысля: <А почему это ты, дорогуша, не собралась? У тебя в мешке, который ты у своей кобылки оставила только смена одежды и белья. Я посмотрю, как ты без мыльных корней и полотенец мыться будешь! > (Я в мыслях и вслух часто сама с собой разговариваю, но часто спихиваю все на внутреннюю Гермиону, какая есть у каждого человека). Быстренько мотнувшись в основное помещение, я схватила дорожный мешок и, возвратившись в ванную, принялась методично вынимать из щкафчиков все, что попадалось под мои загребущие ручонки (Знаете, я иногда думаю, я случаем не родственница небезызвестному Юрию Долгорукому?). Пару полотенец побольше и пару поменьше, белье (два комплекта), запасная одежда (не удивляйтесь, что у меня она хранится в ванной. Просто иногда я бываю жутко рассеяной (с улицы Бассейной. Хи-хи) и забываю перед помывкой моей бедной тушки взять чистую одежду. Так что это простая предосторожность) и гребешок (расчесок здесь, к сожалению, нема). Прошла обратно в комнату, к камоду. Открыла верхний ящик, достала оттуда нитки, ножницы, иголки, моток шерсти, целый ворох тряпочек (вдруг пригодиться), завернутых в одну небольшую плотную простыню. <О, там же вроде мои красные туфли на десятисантемитровых каблуках! В Ривенделле все в обморок попадают! >. Подошла к шкафу. Достала туфельки и довольно улыбнулась: ох, побалуюсь я, ох побалуюсь!
Наверное вы сейчас читаете это и думаете, когда последний раз я с Радагастом встречалась, да? Если это так, то я вас понимаю: все же странноватенько, что в небольшой мешочек столько влезло. Но мешочек то тоже от той милой бабульки, от которой у меня плащ, так что привет, Незримое Расширение и Уменьшение Веса! Мы вам очень рады! Дали бы вам хлеб-соль, всё-таки русские традиции уважаем, но увы, к сожалению, бестелесные не могут есть. [А может это к лучшему? Расходов меньше…]
* * *
Путаясь в замысловатых переходах хоббичьего лабиринта, я притопала… пришлепала… вобщем, прибыла на кухню, где был один Бомбур, при моем появлении спрятавший что-то за спину. Тээкс, что это такое, а?
— Почему сами хаваем, а другим не готовим? — возмутилась моя светлость, подцепляя с огромного блюда одиноко лежащий, но очень, очень милый кексик, — Давай, кашу кашеварь, нечего прохлаждаться! Тут вон блюдо не мытое! Да, кстати, а в поход провизия, я надеюсь собрана? — так, тут надо глаза вот так (показываю сие положение органов зрения на деле) сощурить.
Я подпрыгала к буфету, весело напевая какую-то левую песню себе под нос и достала оттуда деревянные тарелку, ложку и кружку. А, ну еще пару носовых платков прихватила. Для Бильбо.
Оценив все на свой кособокий взгляд, я запихала все это безобразие в мешок (даже там у меня порядка нет!) и, отодвинув от подобия жаровни жующего гнома, принялась творить. Творила я долго. И качественно. Настолько качественно, что на середине готовки схватилась за голову (<А носки-то, носки забыли> — прокричал в моем мозгу пьяный ежик, блуждающий в тумане голосом Маши из всем известного мультика) сунула ошалевшему Бомбуру в руки ложки-поварешки (блин, как ругательство звучит), похватала свои манатки и драпанула в свою комнату, натыкаясь на недовольно ворчащих спросонья тушек гномов.
Распахнув дверь временного обиталища вашей верной слуги, я рванула за ширму и вытащила из миниатюрного столика целую кипу носков (что поделать, у каждого свои слабости). Разложив все по широкой кровати я стала думать да гадать, командира выбирать… тьфу ты! Какого, блин командира?! Носочного, что ли?
В итоге в мешок, остававшийся такого же размера, каким он и был до заполнения его вещами, отправились: две пары шерстяных гетр, чулки в неопределенном клличестве и носки. Просто носки. Всех размеров, цветов и узоров, какие только можно себе вообразить. По объему этот «Носочный ком» превышал все мои остальные вещи раза в полтора. Возможно, вам уже надоели красочные описания того, как я собираю забытые в первый заход вещи, но увы, я уже ведь говорила, что иногда бываю жутко рассеянной? Вот и сейчас, уже преодолев половину пути в обитель еды, мне пришлось возвращаться только для того, чтобы забить многочисленные кармашки мешка (невероятно, но факт) всякой мелочью вроде спичек, зажигалки и прочей, извиняюсь, фигни.
***
Итак, после многочисленгых возвращений назад, которые я не буду описывать во избежание летящих тапок (не, в принципе можно, но только плюшевые и светло-голубые) мне в голову и другие части тела, когда моё многострадальное вместилище одежды ощутимо прибавило в весе несмотря на магический сброс около семидесяти процентов всей массы (ой, чует моя жо… Ой, простите, светлая головушка и душа (система), что если бы не эта самая «скидка», я бы не сдвинула этот, хм… мешочек (ага, такой мааалюсенький мешочек) с места), я все-таки добралась до кухни, причем подозрительно исчезнувшие из блистающих чистотой коридоров довольно грязные гномы там и обрелись.
Недоуменно взглянули на мою взъерошенную тушку, подхватившую у Ори (печально вздохнувшего, но не сказавшего ни слова) из-под носа перо и пергамент и задумчиво начавшую там что-то строчить. <И чего они на меня смотрят? > (это было подумано под мое нервное кошение… косение… вобщем, под мои взгляды, причем не самые дружелюбные, на них) <Я ведь просто объяснительное местным, а в особенности некой Лобелии Саквиль-Бэггинс, о том, что Бильбо будет жив здоров еще эн-ное количество лет и разбирать его имущество на аукцион можно только по прошествии, хммм, ну пусть будет «семи», так, чисто для гарантии, не волнуйтесь, мистер Бэггинс, не волнуйтесь! > (воображаемый «мистер Бэггинс» — это один из тех червячков в моем мозгу (я уже говорила, что я больная, да?) <Итак: «распродажа имущества мистера Бильбо Бэггинса запрещается до прошествия семи лет после его отбытия. Подтверждено мистером Бильбо Бэггинсом, владельцем Бэг-Энда и плантаций тростника и трубочного зелья (а вы думали, как травка это у хоббитов называлась? (в тексте письма не указано)) на юге Шира.» Вот так>. Тэкс, писмо запечатать и положить на камин, рядом с контрактом (прочитает, проникнется и повесит на дверь). Ах, да, чуть не забыла: на конверте написать надо, что я это письмо создавала, так лучше прислушаются: меня в Шире знают и, по правде сказать, немного побаиваются.
О, да я увлеклась! Пока мы с вами говорили о весьма занимательном процессе написания объяснительной, в кухню вошел, нет, даже не так: вплыл, яки корабль в тихую (в нашем случае скорее громкую) гавань, Торин Дубощит собственной персоной. Он был единственным из гномов, ну, кроме Бомбура, который, я не удивлюсь, если это так, таскал всю ночь вкусняшки (то-то их так мало осталось!), кто был спокоен, как горы во время битвы великанов и бодр, будто пробежал только что килОметров этак десять. Без остановки. В полном обмундировании. А потом облился ледяной водой, мдя-а. Эта… это… (не могу подобрать цензурный вариант: у меня к Дуболому стойкая неприязнь еще со времен просмотра фильмов) этот… горный козел (устами младенца (и не важно что этому «младенцу» уже почти двадцать. Подумаешь, только на пятнадцать лет выгляжу! Так это только побочный эффект перемещения) глаголет истина!) посмотрел на меня как на ничтожество и небрежно бросил через плечо:
— Балин, дай ей контракт.
Вышеуказанный гном покорно дал мне свиток… этак в пять-шесть листов А4, исписанный мелким аккуратным почерком — интересно, кто писал: Ори или Балин? — почти без пробелов, однако не становившийся от этого менее понятным. Контракт перекочевал мне в руки, но прочитан не был. На вопросительный вгляд того, чью гробницу через шестьдесят лет обнаружат остатки <Или оно там еще целое? Ах, точно, Гендальф же стираться не любит, как я вообще забыть могла! > Братства Кольца (невовремя вспомнился один не самый приличный анекдот, и меня пробило на «хи-хи» (взгляд Балина стал еще более удивленным)), я пожала плечами:
— Еда — дело святое, откладывать её ради контракта ну вообще нельзя!
Ох, чует моя пухленькая пятая точка, с Бомбуром я подружусь быстрее, чем с остальными. Подавая пример, достала из буфета миску и навалила туда гору густой молочной каши. Взяла ложку, захотела отправить её в дальнее плаванье ко рту, но знаете, когда на тебя в немом изумлении смотрит тринадцать пар круглых глаз (Гендальф дрыхнет… Вот старый хрен!), особо не поешь. Грустно вздохнув <Эх, и вот почему я не стандартная Мэри Сью? Так бы щёлкнул пальцами, и вуаля — пожалуйста вам завтрак на сонных тушек гномов (понимаю: шесть утра как-никак) в количестве тринадцати штук! А здесь… Майся, в общем, и майся>
Итак, картина на кухне такова: гномы, следящие за моими манипуляциями с наполнением кашей тарелок и расставлении их перед их безвольными тушками, и я, с половником в руке, воинственно уставившаяся на сонного, хмурого (напился вчера, что ли?) Гендальфа. Ну и ему кашки положим. Вот в эту тарелочку красивую, и побольше. Так, ага, теперь и кушать можно, все равно гномы уже отошли от непонятно чего и теперь громко стучат ложками по тарелкам, выгребая с них, аки Карлсон, все подчистую. Так поступал даже Торин, и сие действо окончательно смутило впечатлительную меня.
* * *
Каша съедена, посуда вымыта, и теперь все сидят за столом. Кто-то переговаривается, кто-то, догадайтесь кто, что-то жуёт.
В этой милой кампании делом занимаются только четверо: я, Дубощит, Таркун и Бильбо. Вы спросите, что он тут делает? Ведь, по фильму, да и книге, он должен ещё спать и видеть сны? Но, скажу я вам, запах каши и стук ложек по тарелкам, тем более в исполнении гномов, разбудит любого. Так вот: я и Бильбо читаем контракты, причем обморока со стороны последнего я так и не дождалась, хотя после прочтения моего письма, вопрос: почему у него чуть не случилась истерика.
Контракт это вещь такая, знаете ли, хитрая: там все на скрытые записи и подтекст проверять надыть. Поэтому, грустно вздыхая, моя тушка вместо положенных на изучение этой бумаженции пятнадцати минут, возилась пол часа, и даже, уже поставив подпись, пыталась уговорить сделать тоже Бильбо, но он лишь отмахнулся.
— Собирайтесь! — Торин, предупреждать надо! Ты что, хочешь чтобы тут все оглохли? — Через час выходим!
А, то бишь в восемь? Ну тогда я за Фиалкой. Пока я иду до нее, думаю, будет хорошо сказать о ней пару слов.
Не знаю… Наверное, начну с породы. Если бы я жила еще на Земле, то без промедления назвала эту лошадку арабским скакуном: тонкая морда, красивое телосложение, просто поразительная скорость и выносливость, похожая была встречено мною только два раза. Черная, с чуть заметным фиолетовым отливом в гриве и хвосте, откуда, кстати сказать, и пошло ее имя, грациозная, с большими, слишком умными для простой лошади глазами, Фиалка была, можно сказать, единственной в своем роде.
О, вот я и дошла. Все как было вчера, так и осталось: Фиалка пасется, седло, подпруга и всё прочее висит на ветке дерева, мой мешочек — там же.
Сначала скормить ласково заржавшей кобылке яблоко, получив вместо благодарности зубами за мои и так короткие волосы, а потом уже можно вытащить одежду из худого, как младенец после голодовки, мешка и переложить её вместе с этой самой тряпочкой во второй мешочек, почистить коняшку, а то за ночь знатно испачкалась, зар-р-раза!
Вот, теперь и поседлать можно. Вальтрап, если кто не знает, это что-то вроде подстилки под седло, чтобы не терло спину лошади, само седло, хотя под него надо было по идее еще и вторую подкладку — меховушку, сделать «домик» (читайте: подтянуть вальтрап и седло повыше на круп), затянуть подпругу слева на три дырочки, справа — на четыре. Теперь уздечка, к седлу прикрепляем незабвенную поклажу, и, вуаля! Можно идти обратно. Немного подумав, я взяла лошадку за повод и бытреньким аллюром под названием шаг направилась обратно к Норе.
Пришла.
Гномы только седлают пони, Гендальф всех поторапливает, Бильбо уже прикрепил письмо-объяснительную к двери и теперь подкармливает уже оседланую поничку, на которой ему, видимо, и предстоит ехать.
Описывать этот процесс не буду, однако надо отдать должное пунктуальности гномов: в восемь часов мы уже выезжали за калитку Бэг-Энда, а Бильбо даже не забыл свой носовой платок, после чего половина из моих полетела на голову небезызвестной моей осведомлённости Лобелии Саквиль-Бэггинс.
* * *
— А ведь тот жуткий набор звуков, которым ты представилась, это не твое настоящее имя, ведь так?
— Как вы догадались? — и побольше скепсиса, моя милая, побольше!
— Но если это не твое настоящее имя, — влез в наш с Кили диалог Фили, — то почему ты нам его не сказала?
— Нет, мой дорогой, сказала! Это просто его перевод на другой язык. Так что считайте, что меня зовут Джо.
— Может, все-таки скажешь? — Нет, Кили, даже не надейся, не скажу.
Я промолчала, тем более, что обстановка этому как нельзя кстати соответствовала: мы ехали по довольно широкой, прокатанной дороге — в планах было запастись провизией в трактире «Зелёный дракон», так как в Бэг-Энде остались разве что объедки.
Деревья плотно обступали тракт, обеспечивая прохладу, где-то свистел соловей и подпевал ему жаворонок. Два-а-айная кра-со-тень! Но портили чудестное, девятичасовое утреннее настроение братцы кролики, которые, решив, что я обманываю их с именем, вовлекли в эту дискуссию весь отряд. В конце концов мне оставалось натянуть капюшон поглубже и попросить комаров покусать немного этих приставучих гномов.
Хех, вот еще одна моя тайна: я разговариваю с животными. Эта особенность появилась после моего перемещения в Арду, и с тех пор развивается. Например, когда моя незаурядность её только обнаружила, я могла считывать лишь смутные и расплывчатые эмоции, а теперь, хотя прошло только пять лет, я могу говорить с животными, насекомыми, птицами и даже рыбами. Причем говорить в прямом смысле слова! И мысленно, и вслух. Могу считывать образа и эмоции, даже превращаться в животных могу! Теперь вот тренируюсь говорить с растениями: это выявилось совсем недавно — бувально полгода назад.
Кстати, о животных: мне отказали глаза или Сэли уже вернулась? Сэли — это мой верный друг, подаренный мне в первый год моего прибывания в Средиземье, а именно сипуха долгожитель. Я часто использую ее как почтальона или разведчика.
Сэли мягко опустилась моей многосекретности на плечо:
| — Там тебе любитель кроликов ответ написал. Там фигня вся… Стоп. А это, собственно говоря кто? — мысленно возопила ко мне Сэли.
— Помнишь, я тебе рассказывала о походе к Эребору? Вот это и есть он самый, родненький, — ответила спокойно моя светлость, отвязывая пергавент от лапки ошалевшей совы.
— И ты с ними до конца идти будешь? Спасать всех вздумала?
— Нет, я только до Имландриса. Там мне надо с тетей Галей встретиться.
— Ааа, понятно… |
Я углубилась в чтение пергамента, и потому нагло пропустила мимо ущей немного истеричный вопрос о том, что это вообще было. А когда я наконец его расслышала, то Балин, вопрошавший до этого, чуть не свалился с пони, как впрочем и весь отряд. Я довольно на них посмотрела: зависшие тухлыми сусликами и уже давно потерявшие в траве свои челюсти, их многострадальные тушки готовятся принести в жертву лесу свои зоркие, как у крота, глаза. Вот это я понимаю, шо-о-ок!
* * *
В трактире было как всегда грязно, шумно, да к тому же и воняло. По этим трём простым причинам я осталась на улице и подкармливала то лошадку, то сову, пока гномы в течении получаса закупались разными сухариками и вяленым мясом. Вышли они нагруженные по пояс и принялись сваливать это все на лошадок. Из-за этой, весьма долгой процедуры мы выехали на тракт только к двенадцати часам, то бишь к полудню. К границе Шира подойдем к вечеру, и это если без остановок, но Дубощит обещал привал в три, а потом в девять. Значит, у Ользен будем завтра днем. Кстати, он еще не передумал туда ехать?
Я тронула Фиалку и подъехала в начало колонны.
— Дубощит!
— Что?
— Ты еще не перндумал к старушке ехать?
— Нет. Если она прочитает карту, и её не придется показавать эльфам, то мы туда поедем. Если же нет… Попытка не пытка, не так ли?
— В этом ты прав.
Убедившись в неизменности решения Дубощита, вопрос в которой уже поднимался, моя проверчивость снова отъехала в середину отряда.
Дальше до самого привала мы ехали молча и без особых проишествий, поэтому описывать хоть и красивые, но весьма однообразные лесные пейзажи я не буду. Только бумагу марать.
* * *
Как итог этого дня, моя милость получила только усталость и приказ Дуболома сварить всем ужин, пока остальные отдыхали, за что уже он получил уничтожающий взгляд. Но ужин был все же сварен, съеден, посуда вымыта, и сейчас я тихо-мирно храплю под деревом, подложив под голову мешок. Ну что сказать, привычка!