11. Антош
Нельзя сказать наверняка, сидел ли Арсений с Антоном всю ночь, но и уверенно заявить, что он сразу ушёл – тоже. Скорее всего он был с ним минут тридцать, может, сорок, и свалил только потом, хотя он ни за что не расскажет об этом, даже если очень хорошо попросить.
Шастун прижал к груди подушку, заменившую ногу Арса, и продрых так до утра.
* * *
— Вставай, кошачья жопа, — Попов привычно хлопнул сопящего Антона по бедру, — Утро уже.
— Не хочу, — потянулся Шастун, — Не нравится мне это всё.
Что-то внутри подсказывало, что сегодня ничего хорошего не будет. Совсем ничего.
— Нравится, не нравится – терпи, моя красавица, — процитировал Арсений Великого и Могучего и вышел из комнаты во избежание спора, в котором бы снова поймал приступ нахлынувшей агрессии и снова бы сделал с мальчишкой что-то такое, что пришлось бы вечером разгребать.
Антон встал, поочерёдно дополз до ванной и кухни, снова вернулся в спальню и перебирая вещи в рюкзаке в поиске той, которая скроет и следы зубов, и ожог лучше, тихо выругался. Ничего подходящего не было. Хоть немного, да просвечивала раздражающая краснота. Спалят – будет много вопросов, а вопросов он не хотел.
— На, тут ворот выше, — выросший внезапно на пороге Арсений швырнул мальчишке одну из своих чёрных водолазок. Он, конечно, в ней утонет, но это дело пятое.
У него хоть что-то в гардеробе кроме чёрного и белого есть? Не похоже.
От вчерашней мимолётной нежности не осталось ничего, даже намёка. Что ж, это было ожидаемо, но всё-таки Шастун надеялся на другой исход. Мягкий и тёплый Арсений ему нравился намного больше, чем такой, но выбирать не приходилось.
Он поймал кофту и быстро натянул через голову, застрял в узком вырезе и кое-как протиснулся.
— Спасибо.
— Живее давай, опаздываешь.
* * *
Попов высадил Антона у школы, там же, где подобрал вчера, напротив жёлтой газовой раздатки.
— Иди.
— Иду, — согласился Шастун и вышел, — Удачного дня.
Его не покидала привычка, обычно делающая день действительно поудачнее.
Мама всегда с улыбкой отвечала «и тебе, солнышко», если не желала чего-то хорошего первой. Тогда Антона раздражала эта мимишность, а сейчас он, наверное, даже скучает. Не хватает как-то этого тепла.
— Не верю в удачу.
Антон закрыл дверцу, шагнул к тротуару, а потом, без лишних раздумий, ушёл в здание школы, где-то по пути снова зацепив и Оксану. Арсений уехал, и всё пошло так, как идёт обычно. Скучно даже как-то, муторно и обычно, но лучше так, чем снова столкнуться с Эдом, прямо сейчас уверенно прущимся к Шастуну по глупости зашедшему в туалет. Знал же, что лучше до дома дотерпеть. Вечно в школьных толканах в период перемен царит анархия, вот Антон и ушёл на уроке, буквально умолив учительницу выпнуть его, чтобы не ныл.
Машинально, только увидев знакомую рожу Гвоздя, Антон шатнулся в направлении двери, надеясь проскочить мимо. Путь преградила изрисованная кривыми каракулями рука, а за ней и весь Выграновский.
— Да ты заебал, — вздохнул Шастун, уже отступая назад. Шансов уйти целым крайне мало, — Дай хоть поссать спокойно.
— Щас въебу, и ссысь потом, сколько влезет.
— Сколько вылезет тогда, — язвит Антон, уже ощущая, как к нему летит с замахом кулак.
Он успел вспомнить, чему научил Арсений. Не всё, не сразу, но вспомнить, и применить. Пока рука Эда только предсказуемо тянулась к челюсти, Антон хлопнул его по уху сложенной лодкой ладонью и попытался перескочить порог и потерявшегося Гвоздя, который, блять, снова встал на пути, широко расставив ноги.
— Сука, у стоматолога ноги раздвинешь, пусти! — Шастун хотел огрызнуться, но запутался и снова сел в лужу.
Буквально. В лужу, вытекшую из дерьмово прикрученного смесителя.
Выграновский уронил его, схватив и дернув за щиколотку. Антон приложился затылком о стенку кабинки. Снова.
— Убью, — захрипел прокуренный голос Эдика, — Ещё махаться ты со мной будешь, выблядок.
Схватив Антона за ворот водолазки, он снова занёс кулак над уже поваленным Шастуном, метясь в голову, чтобы наверняка. У него явно не все дома.
— Чё это? — Выграновский заинтересованно склонил голову и на секунду замер, глядя на покрасневший укус. — Тебя ебали что л..-
Шаст удачно воспользовался торможением агрессивного старшеклассника и с силой толкнул подошвами обеих ног в грудь. Эд отлетел, шипя и издавая в целом какие-то невнятные звуки вроде «ёб», «ма-а», «су-у-ук..», а Антон в этот момент успел выбежать и убежать в кабинет медички, у которой, как он уже знает, есть телефон Арсения.
— Марь Хуилна, дайте телефон опекуна, — протараторил Шастун, влетев в кабинет, где мерил температуру какой-то первоклассник, — Контакт удалил, найти не могу.
Мальчишка запыхался и упёрся ладонями в согнутые в коленях ноги, чтобы перевести дух.
Марфа Хуильевна вздохнула и заглянула в ящик стола, в поисках записной книжки, где написаны номера всех родителей всех детей, которые только поместились на страницах.
— На, ищи.
Антон взял блокнот с тремя котятами в корзинке, открыл, чтобы пролистать, и застыл. А стоит ли звонить? Арсений наверняка разозлится на него и может даже что-нибудь сделает. Да, не трахнет, но ударит, укусит, свяжет и в подвал кинет – да что угодно может быть в его голове.
— Чё застыл-то? Давай быстрее, — куда так торопилась медсестра Антон не понял, но все же листнул страницы до нужной, вбил номер в телефон и набрал, всё ещё не уверенный, что это нужно.
— Да, Шастун? — тон на том конце провода подтвердил: Антон зря тешил себя глупой надеждой на удачу и божеское настроение Попова.
— Забери меня, — голос вдруг дрогнул, и Антон ощутил, как скапливается жидкость в уголках глаз.
Он не понял почему и зачем, но по непонятному стечению обстоятельств ужасно захотелось разрыдаться, а потому пришлось прикрыть ладонью рот.
Слышно: скрипнул стул, оттолкнулся от стен чей-то надрывный крик, громыхнул выстрел, и повисла тишина.
— Уберёте потом, мне некогда, — Арсений зажал рукой динамик, но Шастун все равно различил слова, — Сиди, где сейчас сидишь, жди. Я поднимусь за тобой.
Арс положил трубку.
— Я у вас тут посижу, можно?
— С чего хоть? — возмутилась медсестра, забрав у ребёнка градусник, — Иди, одевайся, собирайся, жди этого своего в гардеробе. — потом обратилась к первокласснику, — А ты учись, нет температуры.
И как Антону ей объяснить, что не слушаться Арсения – крайне дорогое удовольствие, и проще сразу прыгнуть в открытое окно, чем выжить после стычки с ним в гневе?
— Ну, Марья Хуиловна, — взмолился мальчишка, состроив милую мордашку, удачно дополняемую печальным блеском в глазах, — пожалуйста, очень надо. Я тихонько.
Женщина отмахнулась и села за стол.
— Ой, ну сиди, сиди.
Арсения долго ждать не пришлось, как и ругающегося Выграновского, видимо, снующего по школе в поисках Антона. С ним Арс столкнулся у входа.
Пазл сложился и Арсений сверкнул глазами-льдинами, уже наметив на нахмуренном лбу между бровей красный крест, куда всадит пулю, как только отвезёт свою длинноногую проблему домой. Эд его узнал и спешно скрылся за поворотом крыльца.
Игнорируя возгласы возмущённой вахтерши, Попов прошёл к кабинету медсестры, открыл дверь, увидел Антона, Хуиловну и первоклассника, доказывающего, что ему плохо. Проигнорировав последних двух, он снова взял своего мальчишку на руки и вышел.
— А-арс, куртка, — Антон пытался что-то донести до Арсения, но его «тщ» напрочь отбило любое желание доказывать, что ему всё ещё нужна эта жёлтая тряпка.
Попов усадил Шастуна на заднее, но, удивительно, не ушёл на водительское, а сел рядом, обхватив широкими ладонями его лицо.
— Что болит? — он осторожно повернул голову Антона в сторону, оглядывая, нет ли смертельных травм, типа костей наружу, дыр в голове, — Где?
— Я затылком ударился, — пристыженно прошептал мальчишка и опустил голову, будто бы в этом виноват он.
Ну да, ему кажется, что он хреново учился, а значит Арсений будет зол, и, наверное добавит туда, куда Антон сам ещё не схлопотал.
Попов потянул его вниз за подбородок, заставляя наклониться, ощупал пальцами затылок.
— Не проломил, — кажется, он даже выдохнул.
Не плевать ли ему вообще? Видимо, нет.
А Арсению на самом деле не плевать. Может даже не только потому, что это сын Майи.
Может Арсений привыкает к нему. А может и нет.
На бежевых брюках, надетых впервые за неделю, если не за месяц или год, ибо Попов не любит светлые вещи, появились две капли крови.
— Шастун, — Арс снова поднял его голову, чтобы видеть ещё пока осознанные глаза, — Шастун, не гасни, смотри на меня, — он помаячил перед лицом щелкающими пальцами, свободной рукой нащупав под сидениями баночку нашатыря, открыл зубами и поднёс к носу Антона.
Тот поморщился и зажмурился, пришёл в себя.
— Не подыхай, мелочь, в больницу поедем, — Арсений снова открыл дверь, подтянул Антона поближе и собрался пересадить вперёд, чтобы контролировать состояние его сознания.
— Не хочу, — хныкнул мальчишка, уронив потяжелевшую голову на тёплое плечо, — давай домой.
— Лыжи слипнутся, коньки склеятся, ласты отбросятся. Никаких домой, всё, — Арсений был непреклонен в своём решении, потому всё-таки пересадил Шастуна, сел сам, надавил на газ и взял его запястье ближе к себе, нащупывая пульс кончиками среднего, безымянного и мизинца.
Всю дорогу он поглаживал его руку, проезжал красные светофоры, что редкостью для него и без того не являлось, что-то успокаивающе бубнил под нос.
* * *
Врачи, на которых Арсений наорал ещё в регистратуре, ничего путного не сказали, сделали рентген, чтобы убедиться в целости черепушки, дали рецепт на успокоительное обоим и отправили домой, спать.
Дома, пожалуй, спокойнее, безопаснее, но мало ли что произойдёт с маленьким кудрявым магнитом всех неудач, оставлять его страшно, пусть и ненадолго, и спящего.
Попов уложил обмякшую тушку на кровать, убрал от лица щекочущие завитки волос и сел рядом.
— Ты – огромная передвижная проблема, — ворчит Арсений, прижимаясь лбом к тыльной стороне Антоновской ладони. Шастун заворочался, нахмурил во сне брови, — Тихо, тихо, — тут же зашептал Попов, — Тихо, Антош. Спи.
Арсений вытащил пальцы, обвитые шастуновскими, из хватки, сменил брюки и уехал в известном только ему одному направлении, прихватив упаковку патронов.