chapter 2
— Сука, ну вот скажи мне, так сложно ответить на одно сообщение? Для простого «да», «нет», «пошел нахуй» нужно так много энергии?! Про что-то по типу «вот тебе мои правки, Мин, теперь ты благословлен 13 апостолами, можешь расслабить свое многострадальное очко, не спать, не жрать и сидеть 25/8 за ноутом в ожидании новой панической атаки».
— Э-э-э, — тянет задумчиво Намджун, прикладываясь к ужину в виде гавайской пиццы, — я знаю про 12 апостолов.
— 13-й он сам. Иначе как объяснить столько гонору у простого лектора по экономическому анализу я не знаю.
Юнги прикладывается к банке пива, делает последний глоток и кидает ее в мусорную корзину, попадая точно в цель. Он уже в достаточной кондиции, чтобы представлять себя Майклом Джорданом, который громит в сухую эту жалкую грязную корзинку.
Намджун кривится от чужой громыхнувшей отрыжки в знак победы в импровизированном матче и тихо потягивает из горла свой Carlsberg.
— Чувак, да забей ты на него. Это классика, когда препод игнорирует. Ему за это платят, и его задница не горит от дедлайна и приближающейся защиты.
— Знаю, — вздыхает Мин и обнимает всеми конечностями большую диванную подушку, на другую опираясь поясницей, — но не по-человечески как-то…
Ким коротко смеется, достает из жужжащего холодильника еще две банки пива и аккуратно начинает, чтобы не нарваться на гнев расстроенного и уставшего друга:
— Слушай, я ведь предлагал тебе свою помощь…
— Помощь! — вскрикивает Юнги и громко стонет в подушку, пытаясь если не заглушить свой крик отчаяния, то хотя бы удавиться. — Я даже, блять, не понял ты мой анализ объясняешь или ебучее космическое построение шаттлов.
Долговязый блондин косится на друга в любовных игрищах с подушкой и строит донельзя оскорбленную мину. Он отхлебывает золотистой пенящейся жидкости и блаженно прикрывая глаза, садится и откидывается на спинку мягкого полосатого кресла, которое Юнги любит звать уродской ошибкой дизайнерской природы. Но хуже — их небольшой диван, на котором сам Мин растягивается ежедневно, практикуя, как ему кажется, сложнейшие позы йоги. На деле — просто лежит к верху задом. Тот хоть и мягкий, но удивительно ромашчатый. Цветочки, всыпанные на обивке, жмутся друг к другу через каждый сантиметр и почему-то вот это дизайнерское уродство Мин считает вполне себе сносным и даже периодически любовно оглаживает мягкие бока, приговаривая как любит мягкую махину, что заботится об удобстве и комфорте для его старых косточек.
В их комнатушке 2 на 2 вообще мало мебели, поместиться могут разве что они сами да пара мебельных изысков. Сколько бы Юнги не собачился с комендантшей и руководством общежития, им так и не выделили нормальную комнату. Вот и живут они на пару с полностью облепленным наклейками из жвачек мини-холодильником, красно-зеленым полосатым креслом, ромашковым диваном и, черт побери, пальмой.
Пальма искусственная и досталась им в дар от предыдущих студентов, которых выселили из комнат за раскуривание травки, но этот пылесборник удивительно прижился в углу комнаты и постоянно выслушивал жалобы Юнги и Намджуна об их сумасшедших преподавателях или доставучих однокурсниках. Хороший молчаливый собеседник. Как она попала в студенческое общежитие и вообще оказалась у двух укуренных студентов, уже никого не заботит.
Юнги заваливается на бок, подминая под себя подушку и с грустью смотрит, как по банке пива стекают капельки охлажденной воды.
— Джун, — тянет Мин тихим голосом, — а до Мексики ехать далеко?
Глаза Кима комично округляются, а рот открывается из-за чего пара струек пива стекает по подбородку.
— Вот черт! — гневно восклицает парень и утирает рот рукавом свитшота. — Какая Мексика, чувак? Ты же не объявленный в розыск государственный преступник. Или?..
Мин невесело смеется.
— Да брось, Джун. Единственное преступление, которое я могу совершить, это быть слишком сексуальным, — парень высовывает язык и слюняво облизывается, якобы изображая ту самую преступную сексуальность, на что Ким кривит в отвращении лицо. — А Мексика… кто его знает. Обычно туда бегут от всякой жизненной херни. Разве нет?
— Кончай ломать комедию, Юнги.
— То, что мертво, умереть не может, — воинственно цитирует Мин и вскидывает руку с кулаком над головой.
— Ты серьезно? Опять будешь говорить, что-то вроде «человечество уничтожило само понятие юмора»?
Джун скептично вскидывает брови и делает очередной глоток.
— Не говори мне про этих интернетных душнил, не то я опять пойду сраться в комментариях. Это же надо уметь так криво понимать все смехуечки, интерпретировать их буквально и делать из всего трагикомедию из оскорблений и неправильно понятого смысла.
— Да-да, — устало вздыхает Ким, — я помню. «Юмор, Джун, он как туалетная бумага — на один раз. Посмеялся и забыл». Между прочим, дословная цитата.
— Я польщен, что ты запоминаешь даже мои туалетные цитаты, бро.
Намджун тяжело вздыхает рассматривая потолочный вентилятор, на котором образовался уже 4 слой пыли. Влажная уборка бы тут не повредила. Или хоть какая-нибудь уборка.
— Хорошо! — вдруг вопит Ким, сотрясая стены и получая хлопки по стене от соседей, которые вероятно готовятся к экзаменам. Ну или трахаются.
Парень закидывает в рот горсть соленых орешков, половину просыпая мимо миски на стол. Откидывает журналы «Веселый Финансист» в сторону и достает из-под них лэптоп с нарисованным маркером на крышке членом.
Они больше никогда не будут говорить об этом пьяном проебе.
Юнги делает вид, что его душа отошла в мир иной и строит донельзя умиротворенное лицо, будто никакие жизненные тяжбы его не касаются, однако все же поглядывает на друга одним глазом.
— Если это очередная твоя авантюра, энтузиаст веселья, то можешь сразу идти в сраку. У меня до сих пор все руки в этой ебучей мятной краске и — вот так удивительно! — она оказалась несмываемой. А после того раза, как ты во время каникул предложил взобраться на гору Ачасан в 3 ночи, якобы повидать красивые зимние виды, я слег с температурой 39.
Намджун лишь отмахивается, мол, главное, что весело было, остальное издержки, и бегает пальцами по клавишам.
— Раз уж я не могу нормально объяснить, то найду того, кто сможет. В моей группе есть парень, у которого кажется брат стажируется в Samsung'е и заканчивает высшее по экономике в лиге плюща. В свободное время он репетиторствует. Его брат обожает нахваливать своего младшенького.
Намджун отрывается от экрана, выпрямляет спину и, как гордая мать, заявляет:
— Ему всего 24.
— Думаешь, если твоя гениальная задница не смогла мне ничего объяснить, то вот этот вундеркиндер сможет? — вздыхает Мин и трет переносицу.
Он подцепляет банку пива с подлокотника и проливает небольшое пятно на ковролиновый пол.
— Мы живем, как свиньи, — комментирует Намджун, качая раздосадовано головой.
— Мы живем, как студенты.
Пожимает плечами Юнги и трет ногой пятно.
— Если мы студенты, это не значит, что мы свиньи. И вообще, что за стереотипы о студентах. Все должны содержать свое жилище и рабочее место в порядке.
— Стоп! Заканчивай свою уборочную философию. А то сейчас под пивко по пятому кругу пойдет тема капитализма и «эти сраные ТНК правят этим сраным миром».
— Но это правда!
Юнги смотрит на него нечитаемым взглядом. Они практически борются глазами и побеждает старший, довольно откидываясь на диван и зарываясь с головой в мягкие цветочные подушки. На той, что лежит на его животе, он ковыряет ногтем засохшее пятно от куска пиццы после последнего просмотра дорамы и пытается понять, что с его жизнью, блять, не так.
— Эм, — привлекает его внимание Ким, неловко ерзая, — тут у тебя… страничка в твиттере открыта… и, эм-м, вот, черт, Юн, я же просил закрывать вкладки на общем лэптопе…
Юнги опирается на плечо и с открытым ртом наблюдает за другом, который подскочил и рванул в сторону коридора, оставив после себя шлейф смущенности. Он пытается вспомнить, что же так могло подействовать на Джуна, вроде все вкладки с его любимыми дорамами он уничтожает сразу во избежание слезного потока, а наткнуться на фотографии того модельного красавчика с его группы он не мог…
Ебучий случий.
Юнги подрывается, как ужаленный в задницу, и коленями больно падает в ворс ковра перед импровизированным столом — картонных коробок из-под пиццы, садясь прямо напротив жужжащего лэптопа.
Та самая не закрытая страничка в твиттере пестрит его любимыми откровенными фотографиями и короткими роликами по 30-60 секунд, а маленькая красненькая циферка в углу экрана оповещает о новых уведомлениях с аккаунта thebestsuckerinthiscountryside.
— Вот черт, я так сильно проебался, — хнычет Юнги, закрывая пылающее лицо руками.
Мин почти чувствует, как перекидывается жар с его лица на шею и идет в глубь тела. Тепло, что разливается внутри приятное и немного будоражащее, но настолько сильного смущения он не чувствовал никогда в своей гребанной жизни. Даже когда двое однокурсников после физ-ры в общей душевой застали его намыливающим ядовито-зеленой мочалкой задницу и поющим одну из песен Джастина Бибера. Кажется, это была love me?
О, дерьмо, нет, это точно была baby.
Месяц грязных шуток от всего универа и косых взглядов он перенес с гордо поднятой головой и смелым «пошел-нахуй-чужие-вкусы-не-судят».
Но это! Это… трагедия.
Не то, чтобы Юнги скрывается от лучшего друга, но да, он скрывается. Рассказывать о своих пристрастиях Намджуну и так было сущим адом. Ему пришлось выпить три шота водки, чтобы быть в тонусе и на одном выдохе произнести «я-дрочу-на-нюдсы-твиттерского-мальчика». Но вот слушать нравоучения он не готов до сих пор. Тем более, что это дико смущает. При том, что у него действительно есть варианты с кем переспать. Да, Мин Юнги, конечно, не король выпускного бала, но определенный успех имеет. Даже несмотря на конфуз с Бибером и душем… его репутация стремного-мрачного-но-безумно-сексуального-типа пошатнулась, но не более.
Тут вдруг он смотрит на количество обновлений и раскрывает в немом удивлении рот.
«27 пропущенных постов».
— Пиздец, — шепчет Юнги, — неужели, я пропустил так много?
Раньше не проходило и двадцати минут без того, как он проверял полюбившийся аккаунт, открывая посты практически в ту же секунду, как они заливались. Он даже пару раз успел попасть на удаленные, где были грамматические ошибки или случайно прикреплена лишняя фотография.
Черт, как-то раз этот парень залил пост с двумя фотографиями: его истекающая смазкой дырочка с пробкой-алмазом и очаровательный, плюшевый, пушистый корги. Корги!
И это было нереально мило.
Юнги пришлось откачивать себя и возвращать собственную душу с того света. Он даже закрыл ноутбук и вернулся только через двадцать минут, судорожно куря в коридорную форточку и сдирая ногтями полопавшуюся краску с рамы. Банка, переполненная жижей из замоченных сигарет неприятно воняла, но даже это не могло отвлечь Юнги от странных мыслей об этом парне и его маленьком питомце. Он считал все это чертовски милым, хотя понятия милый и Мин Юнги были абсолютно точно диаметрально противоположными. Конечно, когда он вернулся пост уже был удален и на его месте появился новый, идентичный, только без фотографии милого песика.
Его ноутбук унесет с собой в могилу тайну двух сохраненных фотографий, спрятанных в скрытой папке.
Ловя такие моменты, Юнги верит, что становится к нему, этому милому и одновременно дерзкому в своем контенте камбою, чуть ближе. Он будто успевает в приоткрытую щелку заглянуть в его настоящую жизнь.
А сейчас…
Он пропустил 27 обновлений. 27 постов. 27 сочных кусочков.
(27 возможностей подрочить).
Давно забытое тепло бежит прямиком к его животу, концентрируясь и сбавляя натяжение напряженных мышц. Он и не помнит, как давно не получал разрядки и не расслаблялся.
Последние недели он только и может, что думать о дипломе и сопровождающей это событие нервотрепке, не говоря уже о проблемах с куратором и расчетной частью. Ко всему прочему Юнги до сих пор не может получить бумагу, официально подтверждающую, что все его хвосты за пять кошмарно долгих курсов закрыты. Что может сулить внезапно возникшие не закрытые висяки в виде дополнительной сдачи зачетов или экзаменов. Если ему придется готовится еще к чему-то он точно сломается.
Помимо этого, он переживает еще о куче бытовых вещей. Например, если он в скором времени не вернется на подработку в круглосуточный, а будет и дальше пользоваться добротой Ким, потому что та его прикрывает, то в итоге Юнги попрут и с этой подработки. Тогда он не сможет оплатить последние месяцы проживания в студенческом общежитии и наскрести половину суммы на съемную квартиру. Вторая половина лежит на Намджуне и это совсем не внушает доверия, но деться им банально некуда.
Также, все чаще и сильнее погружаясь в дебри учебы, он меньше внимания уделяет бытовым делам. Их комната и так была ужасно потрепанной и напоминающей рассадник паразитов. Про то, что Намджун (да и он сам) в скором времени может умереть от недостатка какой-нибудь мало-мальски домашней пищи даже заикаться страшно. Кулинарные навыки Юнги ограничиваются скромными минимумами, но это спасает их который год подряд. Сейчас же они питаются сплошным фастфудом и вредной пищей, если едят вообще.
К тому же Юнги все чаще вспоминает свою мать. Ему стоит навестить ее или хотя бы позвонить. Он не делает этого целую вечность. Да, он рано выпорхнул из родительского крыла и был этому рад, еще с 14 чувствуя себя вполне способным к одиночному существованию. Однако он скучает все больше по ее редким объятиям и ласковому голосу, слишком глубокому для молодой женщины. Да, он обязательно позвонит ей на этих выходных. Если у него будут силы и время. Это нужно сделать. Но чем больше он убеждает себя в этом и делает установки, тем больше оправданий находится, чтобы все перенести. Кажется, Юнги не уверен, это продолжается уже полгода. Может чуть больше.
Интересно, в какой момент ему стало требоваться заставлять себя контактировать с людьми, тем более родными?
Все это грызет его изнутри, с каждой секундой закручиваясь в мозг все сильнее, как большой болт входящий в резьбу.
Взрослым быть отвратительно.
Но пока что самая сильная головная боль одолевает его только в виде аналитической части и давит на плечи стотонным грузом, с каждым днем припечатывая новеньким килограммом неизбежного проеба перед комиссией.
Если бы у него, как и у его однокурсников, имелись лишние средства, не отложенные на существование, Мин, возможно, уподобился бы им и купил если не всю выпускную работу, то хотя бы ее аналитическую часть. Но Юнги к сожалению или к счастью упрямый, бедный идиот и думает, что тратить на это хоть копейку ниже его студенческого достоинства. Разве не он учится долгих 4,5 года на экономическом? Как бы ни было трудно, он сам от и до проделает эту работу.
Но, как оказалось, в мыслях это было проще осуществимо.
Если бы могла, пальма в углу непременно посетовала и остановила его от неприятных мыслей.
Юнги неосознанно приосанивается и прикусывает нижнюю губу, что поблескивает из-за недавно выпитого пива в желтом свете бра.
Он вдруг вспоминает последний раз, когда открывал страничку. Там было самое очаровательное видео, которое он видел в своей жизни. Очень редкий контент. Если обычно парень выкладывал что-то более развратное и жесткое, то это было слишком мило. Настолько мило, что сердце Юнги пропустило пару ударов, подпрыгнув куда-то в горло.
На фото-превью, которое он иногда выкладывал за пару часов до видео, это сокровище было в кадре только по пояс, в самых соблазнительно-невинных розовых чулочках, которые только могут быть. С кружевными нежно-розовыми подтяжками, идущими прямиком к шелковым стрингам. Очертания небольшого члена очень явственно проступали сквозь тонкую ткань, которая натягивалась и не могла скрыть маленького пятнышка прозрачной смазки.
Юнги был уверен, что может кончить только от одного этого вида. Его бы даже не остановил храпящий в гостиной Джун, отрубившийся прямо на миновском учебнике «Экономическая теория для чайников». Настолько сильно его завел один этот вид. Видео было коротким, всего лишь 48 секунд, но за эти секунды… боже. Юнги успел махнуть в нирвану и вернуться обратно.
Когда видео запустилось, он увидел, как парень стоял на плюшевом пледе в коленно-локтевой, смущенно (какого дьявола?!) прижимая крепкие бедра друг к другу. Под животом находилась объемная подушка и кадр был выстроен таким образом, что между наволочкой и впалым животом виднелся аккуратный член, натягивающий ткань трусиков и уже изрядно истекающий смазкой.
Он протянул руку назад и отодвинул ткань, которая натягивалась в ложбинке между ягодиц в камере. Парень слегка передвинулся на кровати, от чего отчетливо послышался шорох простыней и стало видно сжимающееся и разжимающееся колечко мышц, а затем завел смоченные в смазке пальчики назад и начал поглаживать свою дырочку, с нажимом массируя по кругу и при этом издавая самые восхитительные стоны на планете.
Ощущение того, как член Юнги отчаянно дергается на это зрелище до сих пор слишком свежее и явственное.
Черт, он так соскучился.
Этот nsfw-аккаунт и его владелец делают Юнги зависимым.
У него около 16 тысяч подписчиков и разнообразный, регулярный контент. Ничего похожего Юнги не находил и никогда не видел. Каждый день-два были обновления в виде фотографий в разных позах, с разными дополнениями вроде чулок, красивого белья, игрушек или еще чего погорячее. А примерно раз в одну-две недели появлялось видео.
И это лучшее на что Юнги может дрочить в своей жизни.
Стабильно трахающий себя дилдо или вибратором парень, который всегда предельно аккуратен и никогда не показывает своего лица, но всегда, всегда, черт возьми, имеет власть над мозгом и членом Юнги.
Он не пропускает ни одного уведомления, практически сталкеря выходящий контент, а во времена затишья пересматривает и наслаждается старыми фото и видео. Из-за диплома обороты сбавились.
Ему даже пару раз приходилось выгонять Намджуна из-за своих маленьких шалостей под предлогом подготовки к важному и неотложному проекту. Ким каждый раз скептично выгибает бровь, ехидно улыбается, но всегда понимает и принимает, отправляясь к Хосоку или же в библиотеку. Но Юнги признается честно — его совесть вообще не подает признаки существования. Потому что несмотря на отличную соседскую совместимость, это он всегда подстраивается под расписание младшего. Уж больно активной общественной жизнью живет засранец, в отличие от самого Мина, который уходит лишь в тихие короткие отрывы по пятницам. Он любит выбраться куда-то с друзьями, но и не любит одновременно. Это тратит слишком много энергии. Под это подразумеваются, конечно, социальные взаимодействия.
Намджун просыпается ни свет, ни заря, а Юнги, не успевший лечь, потому что его симы в игре все никак не могут достичь достаточного уровня садоводства и родить первенца, плетется полузасыпая на общую кухню и готовит завтрак на двоих.
А еще Юнги уступает Киму местечко на снять напряжение, когда уходит гулять по парку и наблюдать за людьми, которые часто ведут себя по-ебанутому. Он так и не понял это влияние парка, его взгляда или грибов.
Юнги прикидывает в уме сколько понадобится времени Намджуну и стоит ли отложить этот лакомый кусочек на ночь. Он закрывает вкладку и переползает обратно на диван.
Через 20 минут в комнате появляется Намджун с едва заметным румянцем на щеках. Он встает посередине комнаты и молчит, а Юнги смотрит мимо него на пальму в углу комнаты, ища поддержку.
Это даже комично: они оба красные и донельзя смущенные и никто не знает, как выдавить из себя хоть слово, потому что игнорировать подобную ситуацию хотелось бы, но не выйдет.
— Знаешь, Юн, тебе не помешало бы потрахаться с кем-нибудь.
— Сказал чувак, который только что дрочил в туалете.
— Я не дрочил!
Мин скалится, а потом вдруг принимает серьезный вид.
— Я не хочу с кем-нибудь.
— О нет, — протестующе машет руками Намджун и опрокидывает в себя остатки потеплевшего пива, — ты не можешь делать этого. Не можешь хотеть парня только по одним нюдсам. И тем более увлекаться им. Он же может быть несовершеннолетним! И что ты ждешь от парня, который кидает свою обнаженку твиттерским пираньям? Любви до гроба? Свадьбы на Мальдивах? Пятерых детей и хомячка?
— Джун, твои фантазии гораздо большее извращение, чем голая задница этого пацана, — кривится Мин.
— Я серьезно. Ты знаешь, что я не стану осуждать и поддержу тебя, как настоящий бро, но это заставляет меня волноваться.
— Да, — задумчиво мнет пух в подушке Юнги и смотрит в пожелтевший угол потолка. — Сам не знаю, чего хочу, если честно, но… пока что меня все устраивает.