7
— Ты что, спишь? — раздраженно обращается Сюэ Ян к лежащему рядом Сяо Синчэню, среагировавшему на трагичнейшее заявление самым возмутительным образом, то есть никак. Как же неудобно с безглазым — никогда не понять, в сознании он или нет! Ну ничего, это быстро можно выяснить...
— А? Что? — сонно бормочет даочжан, приподнимаясь на локте и отточенным жестом опуская сдернутую повязку обратно на положенное ей место. Промедлил бы еще чуть-чуть, и получил пальцем в дырку от глаза.
— Ты слышал, что я сказал? — все таким же недовольным тоном цедит Сюэ Ян, садясь на постели.
— Эм... — Сяо Синчэнь все еще пребывает в некотором замешательстве.
Ему требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что разбудил его отнюдь не обещанный ему к утру мужской голос, подернутый притворным хрипом. Он протягивает в сторону руку, находя напряженное тело по соседству, и ведет ладонью от плеча вниз. Ощупав все для верности пару раз, он издает разочарованный вздох, заключая:
— Не сработало. Отчего же?
— Оттого, что кое-кто просто плохо старался, не иначе, — желчно предполагает Сюэ Ян, шлепая по осмелевшей за ночь даосской ручонке. Уважаемый, вы уж определитесь, вам по душе сии прелести или нет — лапать научился, а рожу все еще кривит!
— Плохо? — растерянно переспрашивает Сяо Синчэнь. — Разве ты не говорил, что тебе понравилось?
— Ты не только слепой, но и глухой? Я сказал, что это было не настолько паршиво, как я себе это представлял! То, что я тебя не придушил подушкой, совсем не значит, что мне понравились твои жалкие потуги, — фыркает Сюэ Ян, ловя себя на отстраненной мысли, что будучи в мужском теле он бы, возможно, сдержался. Все-таки его роль «юного друга» обязывает сочувствовать и оказывать поддержку, а не гнобить целыми днями — ведь нужно заслуживать конфеты чем-то, кроме искрометных шуток и умения вести переговоры с ушлыми торговцами.
Даочжан подавленно вздыхает. Вид у него при этом принесчастнейший, словно он прошел десяток ли босиком по гвоздям под проливным дождем. Если у него еще от расстройства сейчас кровь по щекам заструится, то у Сюэ Яна просто не останется выбора, кроме как сбежать от чего-то, подозрительного похожего на стыд, лишь бы этого не видеть. А так как бежать ему решительно никуда не хочется, он нехотя признается:
— Да старался ты, старался! Коли б ты каждый раз так трудился, пока я мужиком был, я бы из-под тебя вылезать не хотел! Еще б причитал поменьше, так вообще просто песня была бы...
Однако если быть предельно честным: то все было до ужаса странно, непривычно и в чем-то даже смешно. В основном из-за смятенного изумления на лице даочжана, когда тот обнаруживал очередное различие между мужским и женским телом. Но несмотря на отголоски паники, отвертеться от исполнения долга спутника жизни Сяо Синчэнь уже не стремился, а мужественно и со всем прилежанием выяснял на практике, как не обидеть девицу.
И Сюэ Ян себя во время даосских изысканий скверно точно не чувствовал. Не то чтобы он изменил свое твердое мнение, что это только мужикам положено получать наслаждение от плотских утех, но... Быть может, оно слегка пошатнулось. Во всяком случае, реветь всю дорогу — чем грешили все девки, побывашие в койке Сюэ Яна не за горстку слитков — желания не было. Так что в отсутствии ночных стараний даочжана никак нельзя упрекнуть.
— Вот, значит как, — воспревает духом Сяо Синчэнь, услышав похвалу, однако мнительно уточняет: — То есть я не сделал ничего дурного? И ты не соглал мне, что я ничего тебе... не попортил?
— Пф, да чему там портиться-то было? — пренебрежительно передергивает плечами Сюэ Ян.
Поначалу он тоже опасался, а после, хорошенько поразмыслив, справедливо рассудил, что на этот счет уж точно можно не беспокоиться. Если Баошань Санжэнь одарила его новым телом, но со всеми изъянами, присущими его прошлому вместилищу, включая увечный мизинец, то девичьей невинности там взяться было попросту неоткуда. И на том спасибо, как говорится! Отстирывать простыни от крови с утреца было бы еще тем удовольствием. Тьфу, даже думать об этом дурно...
— Тогда почему ты говорил про женитьбу, если я ни в чем не повинен? — следует весьма резонный вопрос от Сяо Синчэня.
Вы только послушайте этого даосского мерзавца! Значит, не спал-таки, и слышал все просто замечательно! Член он сунуть, так и быть, готов в качестве великой услуги, а жениться — обратись-ка, милая, к тому, кто был первым! Не то чтобы Сюэ Яну сильно надо было, но говорить такое в лицо?! Каков подлец...
Нужно было его все-таки вчера прирезать... В узкой груди уже нет места для переполняющей ее ярости, глаза закрываются, а рука сама собой тянется назад, чтобы сделать то, что давно следовало. Вдохнуть поглубже, замахнуться посильнее да вложить в удар всю накопившуюся обиду и злость! Резкий свистящий звук, удивленный вскрик и блаженная звенящая тишина, повисшая в сгустившемся от напряжения воздухе.
— И только попробуй спросить за что, — предупреждающе выплевывает Сюэ Ян, с мрачным удовлетворением разглядывая расцветающее на щеке Сяо Синчэня красноватое пятно в форме отпечатка ладони. Эх, надо было еще ногтями приложить, до кровавых борозд... Или лучше по яйцам коленом, чтоб захрустели!
Даочжан хранит молчание, не решаясь пошевелиться. Либо ошарашен тем, что впервые в жизни получил от кого-то по морде — это вам не пафосно с кем-то на мечах махаться! — либо справедливо полагает, что если хоть пикнет, то в этом доме не останется вообще ни одного члена. Он лишь едва заметно склоняет голову набок, прислушиваясь к гневному бормотанию и шорохам собираемой одежды.
На выходе из дома Сюэ Ян сталкивается со взъерошенной Слепышкой, возвращающейся со двора с ведром воды. Она вскидывает брови, скользя взглядом от носков потрепанных вышитых сапог до кое-как собранных заколкой волос, и задумчиво тянет:
— Ого, а ты до сих пор сестрица.
— Надо же, а я и не заметил! — сердито буркает Сюэ Ян, с хрустом откусывая от найденного в корзине яблока. По-хорошему, надо было задержаться и приготовить пожрать на дражайшее недосемейство, как он делал почти всегда, но сегодня он даже пальцем не пошевелит. Обойдутся, пускай найдут себе другого дурака... То есть дурочку. Или все же... А, тьма!
— Чего ты на меня зубы скалишь? Я разве тебе что-то сделала? — хмурится А-Цин.
— Да ничего, — отмахивается Сюэ Ян, не в силах отрицать, что девчонка, как ни странно, этим утром не является причиной его бед. Хотя еще пару дней назад обязательно бы нашел, каких грехов ей навесить.
— И почему тогда злющая такая?
— А ты у даочжана спроси, — бросает он. — Пускай он тебе своими подвигами похвастается, расскажет, какой он у нас обходительный да благочестивый!
На этом он считает разговор оконченным и уходит. Правда, на прощание все же сообщает:
— Пойду эту старую ведьму поищу.
— Ну и как успехи? — с азартом интересуется Баошань Санжэнь.
Она сидит в едальне на прежнем месте с неизменной чашей простой воды перед собой. Возможно, даже той же самой, с блестящим дном. Правда, завидев Сюэ Яна, заклинательница сразу же перестала мерцать и застыла в облике начавшей подвядать девицы. Теткой назвать язык не повернется, но бегать к такой женихаться уже как-то поздновато.
— Как видишь — никак, — Сюэ Ян дергано взмахивает перед собой рукой. — Хотя я сделал все, что было нужно.
Баошань Санжэнь подпирает голову кулаком и ехидно ухмыляется.
— Значит, плохо старался, — заявляет она.
Где-то Сюэ Ян уже такое слышал...
— Да куда уж больше стараний! — вспыхивает он. — Ты говорила, что я должен осознать, что такое быть девкой — и я осознал!
— И как же ты это осознавал, позволь поинтересоваться? — в глазах женщины пляшут проницательные искорки.
— А как еще можно было? — морщится Сюэ Ян. — Пришлось мне твоего ученичка паскудного, в койку тянуть.
Баошань Санжэнь внимательно рассматривает его скривившееся в горечи лицо, а затем любопытствует:
— То есть ты всерьез считаешь, что разделить постель с мужчиной — это основополагающая бытия женщины? — в ее голосе нотки жалости и осуждения. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты же делал то же самое, пока еще был прежним!
Звучит очень логично, при чем просто до ужаса! До прошибающего холодного пота и протяжного стона, полного безнадеги. Ну как можно быть таким недогадливым: ведь бабка ясно дала понять, что не приемлет столь ограниченного взгляда на женское предназначение...
— Ты хочешь сказать, что я просто так полночи унижался, уговаривая этого ублюдка?! — в отчаянии восклицает Сюэ Ян.
— Если все остались довольны, то определенно не просто так... — философски хмыкает госпожа Баошань и будничным тоном уточняет: — И кстати, как оно?
В ответ можно только раздосадованно махнуть рукой и издать невнятный звук, способный означать все, что угодно.
— Гм, и представить не могла, что такое когда-нибудь случится... — бормочет заклинательница, почесывая подбородок. Она жует губами, что-то обдумывая, прежде чем поучительно добавить: — Приятно видеть, как люди признают свои ошибки. Однако, на самом деле, ты не так уж далек от своей цели, но мыслишь недостаточно глубоко.
Долбанные даосы с их мудреными загадками! Ну не знает Сюэ Ян, на что еще бабы годятся, не знает! Он с ними и дел-то за пределами веселых домов почти не имел, какой с него спрос... Единственная девка, которая рядом с ним ошивается возмутительно долго — это Слепышка, но это так себе примерчик... Да Сюэ Ян даже свою мамашу вспомнить не может, настолько мимолетно она пронеслась в его жизни!
В голове начинают зарождаться обрывочные догадки, не сулящие ничего хорошего. Шумно сглотнув, он настороженно спрашивает затравленным шепотом:
— Ты же не желаешь, чтобы я прошел весь женский путь для полного осознания? Я имею в виду... Ну...
Судя по всему, Баошань Санжэнь действительно умеет читать мысли — по крайней мере те, которые витают на поверхности разума собеседника, — потому что она заходится в хриплом смехе, хлопая ладонью по столу.
— Ох, нет, таким, как ты, продолжать род противопоказано! — отдышавшись, успокаивает она, хватая свою воду, чтобы выпить ее залпом и восстановить дыхание.
Сюэ Ян с облегчением ощущает, как эфемерные тиски, сковавшие его нутро, разжимаются, а тошнота отступает. Значит, не зря он ночью зарядил Сяо Синчэню пяткой по хребту в разгар страсти, чтоб охолонить. Нет уж, пускай заканчивает свои дела как-нибудь самостоятельно, только не хватало даосское поголовье увеличивать... Бр-р-р!
— Впервые я с тобой согласен, — нервно усмехается Сюэ Ян. Он провожает взором опустившуюся со стуком на деревянную поверхность опустевшую чашу и вдруг спрашивает: — Почему у тебя вечно одна вода? Нормально, что ли, пожрать не на что?
Он еще в прошлую встречу заметил, как заклинательница жадно принюхивается каждый раз, когда мимо проходит подавальщица с подносом, но при этом ничего не берет. Неужто за несколько сотен лет не смогла накопить на снедь? Вопрос неуместный, но отвлечься сейчас от ужасных дум не мешает.
— Потому что я не хочу умереть слишком рано. Мирские яства развращают и сокращают бессмертный век.
Сюэ Ян закатывает глаза, мол, в жизни большей дурости не слышал, но не может себе отказать в удовольствии вынуть из-за пояса несколько конфет и разложить их перед собой. Какая здесь самая вкусная, интересно? Наверняка вот эта, на которую Баошань Санжэнь уставилась голодным прожигающим взглядом. О да, какая сладкая, и как пахнет... Грушами!
— Не искушай, — поеживается заклинательница, не вытерпев столь явного глумления над своей многолетней выдержкой.
Сюэ Ян выразительно облизывается.
— Не буду, если скажешь прямо, что я должен сделать.
— Нет, это потеряет весь смысл, — качает головой Баошань Санжэнь, отворачиваясь в сторону, к приоткрытому окошку, ведущему на улицы оживающего в преддверии полудня городу. — И поторопись, у тебя осталось не так много времени — завтра на закате я покину этот город.
— Что... Как... А если я не успею?
— В твоих интересах успеть. Уходи, оставь меня в покое.
Сюэ Ян послушно встает с лавки и тянется, чтобы сгребсти ладонью свои оставшиеся конфеты. Он медлит долю мгновения и оставляет один сахарный шарик, завернутый в потертую бумагу, на столе. Когда он оборачивается, уже переступив порог, с его губ слетает недобрый смешок — кажется, благодаря его щедрости Баошань Санжэнь проживет на пару десятков лет меньше.
---
Концепт бессмертия подцеплен из "Далеких странников".