Часть 10
Арсений вздрагивает от странного шума, наотмашь бьющего по барабанным перепонкам, и вскакивает на диване, почему-то сжимая в правой руке ту самую серую подушку. Он рассеянно моргает, озираясь по сторонам в поисках источника шума.С кухни доносится приятный и непривычный запах, отчего у мужчины непроизвольно скапливается слюна во рту и начинает сосать под ложечкой. Гостиная уже озарилась серостью осеннего утра, и с той же кухни доносится слабый треск работающего телевизора.Арс принимает сидячее положение и потирает лицо ладонями. И под закрытыми веками тут же вспыхивает образ спящего Антона. Попов зажмуривается и мотает головой. Не хватало еще с самого утра начать изводить себя, блять.На это он точно не подписывался.Арсений тянется к небольшому пуфику и берет в руку телефон, щурясь от высокой яркости экрана.— В смысле почти девять утра? — сонно бубнит он, чуть хмурясь от непонимания.Кьяра просыпается, как по часам, в половину восьмого — максимум в восемь, и затем день тут же берет бразды правления в свои руки. В этом и есть вся суть того, чтобы быть родителем.Твой день начинается, не когда ты проснулся, а когда проснулся твой ребенок.Так что Арсений снова хмурится, не понимая, какого черта девчонка не начала елозить в постели, объявляя всему миру, что проснулась. На кухне снова слышится тихое бормотание. Попов осторожно поднимается на ноги, стараясь прогнать сон, и идет на звук, потирая еще не проснувшиеся глаза. Еще не добравшись до места, Арсений слышит голоса.— Это вкусно, — раздается мужской баритон, и Арс замирает на месте.Какого?..— Честно? — искренне интересуется сидящая на столешнице девчонка, болтая ногами.— Я маленьких девочек не обманываю, — со смешинкой в голосе отзывается Антон.Блять, ну конечно. Арсений качает головой и хочет шлепнуть себе по лбу за несообразительность — он забыл, что пацан остался у них на ночь. И Попов на мгновение останавливается, опуская взгляд вниз. Он подносит ладонь к глазам и смотрит на свои пальцы.Не приснилось. Касался.Он касался Антона этой ночью.И в подтверждение его словам вдоль позвоночника непроизвольно прокатывается волна мурашек. Проклятье. Арсений сглатывает и опускает основания ладоней на крепко зажмуренные глаза.Ты обещал просто быть рядом, а в итоге забил до отказа мои мысли.Попов кусает нижнюю губу, стараясь привести себя в чувство. Не время, блять, для этого. Соберись. У Антона своя жизнь за пределами этой квартиры, и в твоей жизни он оставаться навсегда не обязан, а возможно, и не хочет вовсе.Вдарь себе реальностью по самые уши. И начинай постепенно с этим жить.— Давай, насыпай, — кивает Шастун, указывая рукой на небольшую пластиковую коробочку.У Антона с самого утра настроение на твердую десятку, и даже раннее пробуждение тому не помеха. Потому что просыпаться от того, что тебе по щеке водит маленькая ладошка — это нонсенс, который ни в одном сценарии жизни пацана не был прописан.Кьяра просыпается рано и сначала тихонько лежит в постели, играясь с Тигрулей, потому что не особо хочет будить Антона, который едва умещается в небольшом кресле со своими длинными ногами.Девчонка терпеливо лежит около получаса, но даже обожаемая игрушка внимание ребенка удержать надолго не способна, так что Кьяра тихонько вылезает из-под одеяла и тянется рукой к спящему новому другу.— Тося, — шепчет она, касаясь кончиком указательного пальца небольшой щетины пацана на щеке.Шастун, кажется, засопел только сильнее. Девчонка хмурится. Она не любит не получать ответной реакции на любые свои действия, к тому же не хочет еще пару часов валяться и бездельничать в кровати, ведь впереди новый день, новые приключения, и вообще она хочет кота.— Тося-я-я, — уже громче говорит она, шлепая ладошкой по щеке Антона, отчего тот вздрагивает, сонно озираясь по сторонам и стараясь сесть в кресло хоть немного удобно.Шея страшно затекла, ноги почти роняются, но Шастун вместо нойства или проявления дискомфорта берет и улыбается, глядя на девчонку, которая больше смахивает на взъерошенного совенка.— А ты ранняя пташка, — глянув на часы над дверью, отмечает Антон, поднимаясь на ноги и потягиваясь.Шастун зевает от души, едва не напугав этим девчонку, но затем тактично прикладывает ладошку к губам, будто это что-то, блять, меняет. Пацан выглядывает из детской и тут же замечает, как на диване с пледом у ног спит Арс, размеренно дыша, в то время как на полу валяется серая подушка.Пацан непроизвольно улыбается. Почти бесшумно пробираясь в гостиную, Шаст берет с пола подушку, кладет ее обратно в руки мужчины и накрывает его пледом. Арс красиво спит. И вообще весь он — красивый.У Шаста в груди воет от непонимания: почему тот передумал этой ночью? Почему? Блять, почему?! Антон сглатывает и немного жмурится, после чего тихо выдыхает, потому что не должен так смотреть на него.И он не станет его будить.Антон снова возвращается в детскую и запускает руки в карманы толстовки, на секунду задумавшись.— Есть хочешь? — наконец произносит он, вскинув брови, и девочка согласно кивает. — Тогда погнали на кухню.Она даже не сопротивляется, когда Антон наклоняется к кроватке и берет ее на руки, усаживая себе на согнутую левую руку. От этого у пацана в груди что-то екает. Малышка совсем миниатюрная и такая легкая, что рехнуться можно.По инерции она тут же обхватывает правой рукой его шею, в левой все также сжимая обожаемого диснеевского персонажа. Антон непроизвольно улыбается, когда синева ее глаз оказывается к нему настолько близко.Она точная копия Арса.— Что ты обычно ешь утром? — интересуется Антон, осторожно придерживая девочку за спину правой рукой.И делает он это так трепетно, что почти не дышит. Он будто боится сломать ее или поранить. Такую хрупкую, такую маленькую девчонку. Блин. От крошки вкусно пахнет детским порошком и шампунем. Хочется прижать ее к себе и никуда, блин, больше не отпускать.Антону хочется защитить ее собой от всего мира, хотя он и понимает, что сделать это нет никакой возможности.— Кашу, — просто отвечает она, и Шастун морщится.— Никогда не любил каши.— Папа говорит, что так станешь сильным.И Антон улыбается снова.— Ну, я думаю, ты не будешь особо против, если сегодня мы сделаем блины, — заговорщически произносит Антон, усаживая девчонку на столешницу.Кьяра поджимает губы и опасливо косится в сторону гостиной.— А если папа узнает? — шепчет она и смотрит на пацана такими большими глазами, что с ума сойти можно.— А мы ему не скажем, — чувствуя пульсирующее тепло в груди, произносит Антон, и малышка одаривает его такой счастливой улыбкой, что Шаста чуть ли не ведет в сторону.Кьяра любопытная. Кьяре хочется узнавать новое и изучать мир под любым углом, хотя она этого сама не до конца понимает.
Шастун включает фоном телевизор, и там, кажется, начинается какая-то детская чепуха, потому что внимание девчонки он на пару минут, если не больше, теряет. В это время он совершает набег на холодильник, выуживает оттуда несколько яиц, молоко и масло. Чудом разбирается в море кухонных шкафов и находит муку, после чего с невероятной ловкостью все это смешивает и ставит на конфорку блинницу. Он успевает сделать первый блин, когда понимает, какую оплошность совершил, совершенно забыв про самый главный ингредиент. — Давай, насыпай, — кивает Шастун, указывая рукой на небольшую пластиковую коробочку. Девчонка отрывает взгляд от телевизора и смотрит туда, куда указал Антон, хмуря аккуратные бровки. — Что это? — берет она коробочку в руки и вертит ею, глядя на то, как белоснежные песчинки начинают перекатываться от одной стенки к другой. — Сахар, — пожимает плечами Антон и какое-то время смотрит на девочку, которая вертит в руках баночку. Шастун задумывается. Почему малышке нужно объяснять, что такое сахар? Неужели она его за время проживания с матерью ни разу не видела? И Антон внезапно понимает одну очень важную вещь: Алена с Кьярой не занималась, у девочки в Эстонии была няня. — Насыпай, — немного отрешенно произносит Шастун, наблюдая за тем, как Кьяра осторожно открывает крышку и поудобнее берет в руки банку. Она не знает, что такое «мама». Ей не объяснили. Девчонка ловко насыпает в большую миску сахар и снова ставит банку рядом с собой. — Вот, молодец, — хвалит Антон Кьяру, и у той от такой банальности на лице тут же расцветает улыбка. — А можно еще сахара? — явно заинтересованная в еще одной похвале, спрашивает девочка. — Много — попа слипнется, — смеется Шастун. — Не слипнется, — сияет Кьяра, и ему так легко и спокойно на душе от того, что девочка с ним контактирует, что слов не подобрать. Ему всегда страшно сильно хотелось завести семью, но вслух он говорил об этом только одному человеку, который уже остался в далеком прошлом. Порой Шаст считал себя старомодным. Возможно, именно поэтому свое желание стать отцом он запихнул в дальний ящик своей долгосрочной памяти, чтобы помнить, но не вспоминать. Они с Димкой завели такого рода разговор два года назад, и когда Позов сказал, что сына хочет, Шастун активно его поддержал, мол, футболиста можно вырастить. А на деле Антон страшно хотел дочку. Девчонку, маленькую принцессу. Вот лежала у него душа к этому, и ничего он с этим не мог сделать. Так что пацана почти в лоскуты разорвало, когда он узнал, что у Димки родилась дочка. И Позов тогда тихо сказал Антону: «Кажется, я ошибся». На что Шастун только пожал плечами. Димка, оказывается, тоже хотел дочку. Это у импровизаторов заразно, кажется. — Теперь давай помешаем, — взял миску в руки Шаст и подошел к девочке, — хватайся за венчик. — За что? — не поняла та. — Венчик, — повторил Шастун, опуская миску на колени девчонки, но поддерживая ее своей рукой, чтобы ничего на пол не навернулось. — Какие у взрослых странные слова, — замечает Кьяра и обхватывает пальчиками верхушку ручки венчика, касаясь руки Шаста. И он вздрагивает, как от разряда тока. Вздрагивает так, что даже девчонка на мгновение реагирует на это, а затем просто повторяет движения Шаста. Кьяра вызывает у него совершенно новые чувства. И он совсем не знает, как на них реагировать. — И не такие бывают, Бусинка, — смеется он и тут же осекается, поражаясь самому себе. Обращение слетело с языка легко и быстро. Будто так и должно быть. Бусинка. И в душе распускаются розы. Шастун улыбается снова. — Первый блин — комом, — констатирует он, — а этот без сахара, так что даже пробовать не хочу. — А другие вкусные будут? — Ну ты же от души сахара положила, так что очень вкусные будут, — касается кончика носа малышки Шастун, и Кьяра снова смеется, прижимая к себе обеими руками Тигрулю. Бусинка внимательно следит за тем, как пацан готовит, заинтересованно склонив голову вправо, и Антону от этого становится даже смешно, поэтому, когда первая партия со звонким пиком оповещает о своей готовности, он тут же выкладывает их на тарелку и, предварительно остудив, протягивает девчонке. — Будешь моим дегустатором, — улыбается Шастун, и та улыбается в ответ. Антон прекрасно понимает, что слова этого Бусинка не поняла, но кому какое дело, когда она уже во всю уплетает блины за обе щеки, только за ушами трещит. — Вкусно? — интересуется Шастун, и Кьяра положительно кивает, протягивая ему пустую тарелку. — Еще, — бубнит она, и Антону опять хочется смеяться от сочетания безграничной теплоты в таком маленьком теле. — Будет сделано. Кьяра может с уверенностью сказать, что любит очень сильно на данный момент. Она любит папу. Любит манную кашу без комочков, своего Тигрулю и блины, которые готовит Тося. — А папа блины любит? — интересуется она, наблюдая за тем, как пацан выкладывает новую порцию на белую тарелку, стоящую рядом с ней. — Папа? — повторяет Шастун и улыбается, не поднимая головы. — Арс, ты любишь блины? Мужчина вздрагивает так, будто его поймали с поличным, как нашкодившего мальчишку, и пару секунд топчется в проеме, как какой-то дурачина, будто размышляя: свалить в гостиную или все же зайти на кухню. И Арс выбирает кухню, немного смущенно входит внутрь, потому что манит его запах блинов с момента пробуждения, и немного виновато улыбается Шасту, на что тот лишь машет рукой, мол, из-за ерунды паришься. — Очень люблю, — наконец отвечает он и целует девочку в лоб, на что она чуть закрывает глаза. — Хорошо спала? Кьяра кивает, стараясь удерживать свое внимание на папе, хотя оно то и дело возвращается к горячим блинам, которые оставил возле нее Антон, и она постоянно косит взгляд на белую тарелку. Арс это замечает и снова улыбается. — Давно встали? — интересуется Арс у Антона, и тот, ловко покрутив между пальцами лопатку, снова переворачивает блин. — Час назад где-то, — навскидку говорит пацан. — Зубы уже почистили, теперь здоровый завтрак, — отчитывается он. Арс с бесконечной благодарностью смотрит на него и затем ухмыляется. Здоровый завтрак. Ага, блять, разумеется. Но разок можно, ладно. Попов возвращает свое внимание дочке, которая уже тянется за блином, как вдруг... — Это что? — не понимает Арс, чуть прищурившись. Кьяра тут же отвлекается от тарелки и понимает, о чем спрашивает папа. — Это косичка! — радостно восклицает она, указывая на волосы. — Тося мне сделал! — Я старался, — лучезарно откликается Шастун, и у Арса от теплоты нутро сводит. — Даже ютуб открывал, чтоб ты знал, — добавляет он. На голове у ребенка что угодно, но никак не косичка, но Шастун так сияет, что пиздануться можно. Его просто распирает от гордости. Разумеется, в двадцать шесть косичку сумел заплести ребенку. И это не сарказм, пацан реально молодец.
— А можно я мультики включу? — спрашивает девчонка, возвращая обоих папаш с небес на землю.— Да, принцесса, конечно, можно, — снова целует в лоб девчонку Арс и помогает ей спуститься вниз.Ему требуется секунда, чтобы понять красноречивый взгляд ребенка без слов, и он подает ей с собой тарелку с блинами, отчего девчонка сияет и выдает чистое, откровенное:— Спасибо, папочка, — и исчезает с кухни, оставляя их наедине.Попов облокачивается спиной о столешницу и скрещивает ноги, наблюдая за тем, как Антон готовит. Это что-то из ряда вон выходящее. Этот пацан вообще хоть что-нибудь не умеет?На фоне тихо потрескивает телевизор, а на блиннице шипят румяные блины. Тишину этого утра не хочется нарушать, оно слишком спокойное, слишком теплое, слишком живое и счастливое.И вообще все это слишком слишком.Арсений ждет удара судьбы в любую секунду, потому что так хорошо не бывает.За счастье надо платить.— Почему не разбудил? — наконец решает нарушить тишину Арс, и Антон не сразу поворачивает к нему голову, хотя тихая улыбка появляется на его губах.Губах. У него губы красивые. Такие красивые, что дыхание перехватывает. Арсений кусает внутреннюю сторону щеки, стараясь отрезвить воспалившееся сознание.Пожалуйста, уйди из меня. Тебя слишком много. Я не справляюсь.— Не хотел будить, — признается Шастун. — Ты слишком крепко спал.Он на мгновение бросает взгляд на мужчину, а после, нервно поджав губы, снова утыкается в готовку. Антон слишком хорошо помнит горячее дыхание Арса на своих губах. Он слишком сильно хочет почувствовать его снова.Антон добровольно готов отдать ему всего себя по кусочкам, не беспокоясь о том, что однажды от него ничего не останется.Арс смотрит на пацана, и у него внутри все дрожит. Дрожит и переворачивается кульбитом. Нельзя так смотреть на него, но он не может ничего с собой поделать.Его к нему тянет, и это чертова аксиома.— Ты нравишься ей, — негромко произносит Арс, и Шаст поворачивает к нему голову, впиваясь зеленью своих глаз. — Очень нравишься.Шастун мягко улыбается, хотя грудную клетку разрывает от эмоций. Ему хочется кричать. Кричать от рвущего в клочья счастья. Но он просто кивает. Кивает дважды, потому что знает: если что-нибудь сейчас скажет, то это выдаст его с головой.И внезапно он вздрагивает. Почти дергается от того, что чувствует на тыльной стороне своей ладони теплую сухую руку. Взгляд опускается вниз, и Шаст видит, как пальцы Арса немного сжимают его кисть.— Спасибо, — прикрыв глаза и опустив голову, шепчет Арс, погружаясь в это мгновение с головой.И, не дожидаясь ответа пацана, выходит с кухни, сжимая и разжимая руку. Будто проверяя чувствительность, потому что вся ладонь — пылает. Шаст смотрит ему вслед и чувствует, как тело пробивает мурашками. Сердце бьет по ребрам, мешая дыханию.И пацан не сразу понимает, что эта партия блинов немного подгорела.