Глава 6
Чертовски зла – это когда говоришь всем в лицо то, что ты о них на самом деле думаешь, не размышляя при этом о последствиях. У соседок в общаге так истошно и долго с утра звонил будильник, что в итоге мне пришлось затыкать его тапком, а когда Дарья завопила, что я угробила её телефон (вот лучшее средство разбудить человека без насилия над техникой!), я лишь пожала плечами, мол «не надо было на полу его оставлять». Спавшая на втором ярусе над Дарьей Ангелина уже кое-как потягивалась. Ей тоже в это сумасшедшее утро пришлось разлепить глаза из-за нашей громкой перебранки. В конце концов, мы кое-как обе успокоились, но заснуть я уже едва ли смогла бы, так что быстренько собралась и побежала на пару, во время которой планировала сладко поспать. Но даже здесь всё пошло ни к чёрту: в автобусе кто-то сзади наступил мне на пятку – полулетние кеды пришлось долго поправлять; а когда мы остановились на конечной, у метро, толпа с такой скоростью хлынула на меня, что я чуть не врезалась в слабовидящего, и, извиняясь и отходя в сторону, громко чертыхнулась. Люди вокруг начали оборачиваться. Да-а, я и сама уже не замечаю, как ругаюсь по-английски!
Так как собрание по дипломной работе было вчера, а я его благополучно пропустила, я стала просить помощи у девчонок. Елена, Катерина и Ольга согласились, подсели ко мне, обсудили так называемую «методичку», которую им предложил декан в качестве ориентирования при выборе темы. Чёрт, какая же тема будет у меня...
- А вы слышали, что Великобритания выходит из Европейского Союза? Парламент до сих пор пытается этот непростой вопрос с Джонсоном решить, - качала головой Елена, пока я ломала голову над кучей публицистических терминов во вспомогательной для выпускной квалификационной работы книжке. Не люблю такой стиль речи! И почему нельзя писать нормальным ясным языком?
- Кристин, а ты что думаешь? – девчонки решили включить в разговор меня. Я безучастно и совершенно равнодушно ответила, что ничего не слышала о Брексите – так они его называли, и снова окунулась в чтение требований и представлений наших преподавателей о дипломе.
- Вечно она так, - закатила глаза Ольга. – Сколько ни говорю ей, что журналисты должны читать новости...
Что-то внутри меня оборвалось и вмиг закипело. Настроение упало невозможно низко, до самого нуля. Секунда – и я могла бы, конечно, успокоиться. Если бы посидела в тишине.
- ... чтобы всегда быть в курсе новостной повестки.
- Да я что вам, аналитик, чтобы каждый день читать новости?! – я вскочила и, забрав методичку, удалилась «на Камчатку». Пускай ищут в снегах и во льдах, я не вернусь, подобно обиженному созданию Франкенштейна.
- Кристин, - раздался осторожный голос рядом со мной, но, когда я его услышала, злость, как ни странно, стала медленно спадать. Марк подсел ко мне, улыбнувшись, заглядывая мне через плечо. Я указала ему на книжку, увидев которую он согласно кивнул. – Не хочу попасть под горячую руку, но здесь, судя по всему, итак довольно холодно, - я усмехнулась. Парень некоторое время читал вместе со мной, но потом мне надоело переводить скучные термины на свой язык, и я отодвинула «методичку» в сторону. – Как ты? Выглядишь не очень.
- Никогда больше не пойду в парк Горького, - фыркнула я. – Даже мимо не пройду. И ни на один ресторан там рядом никогда в жизни не взгляну.
- Парк Горького? Этот тот, где... - глаза Марка полезли на лоб, но в ту же секунду он улыбнулся. Да, Марк, это там, где Александр «познакомил» нас с тобой (действительно, где бы ещё знакомиться однокурсникам, которые учатся вместе уже три года). Благо, друг Александра в разы оказался лучше его самого.
- Нда, везёт мне терять парней именно там, - задумчиво пролепетала я, и однокурсник хотел было уже уточнить, что я имею в виду, но в аудиторию зашёл преподаватель.
Настроение ещё больше у меня поднялось, как ни странно, когда после учёбы я побежала на работу. Обед только что закончился, покупатели понемногу прибывали. Мы с Юлией обслужили уже – каждая – человек по 10 точно. Вот это ажиотаж! С чего бы это?
- Вышла вторая часть «Разбуди меня, когда закончится сентябрь». Теперь уже – «Разбуди меня, когда придёт лето». Правда, здорово! – радостно шепнула мне подруга. А, вот оно что. Я скривилась, но ничего не ответила. Я пробивала товары, почти не глядя на покупателей – всё равно, это была одна и та же книга, а люди тоже мало чем отличались. И вот, как ни странно, закончилась и эта рутина. «Молодой человек, что же вы стоите, очередь же!» Я подняла глаза. И встретилась взглядом с ним. Юлия стояла рядом за другой кассой и еле дышала. Кажется, ей было плохо.
- Кристин, я хотел бы поговорить...
Мой мозг автоматически переключился на английский. Люди вокруг стали оглядываться и перешёптываться. Несмотря на то, что мурашки бежали у меня по коже, а внутри всё сжалось, я посмотрела куда-то сквозь робко улыбающегося Хиддлстона.
- Молодой человек, вы задерживаете очередь, - я так волновалась и сама не заметила, что это было произнесено наполовину по-английски, а наполовину – по-русски. Том усмехнулся. В его глазах плясали озорные огоньки. Естественно, умудрённый опытом мужчина всё поймёт...
- Не буду мешать, - кивнул он. Я проследила за ним взглядом до тех пор, пока англичанин медленным шагом двигался по коридору магазина вдоль книжных полок и стеллажей. Ко мне подбежала запыхавшаяся Юлия. Она сжимала в руке ручку и плакат любимого актёра и задыхалась от радостных чувств.
- Кристина, позволь мне остаться с ним наедине! Недолго! Пожалуйста!
Теперь клиентов не устраивала эта сцена. Я покачала головой. Почему-то, когда такое происходит в кино, все радостно ахают и вздыхают, где-нибудь на улице зажигается фейерверк, а всё действо сопровождает милая музыка. Но нет музыки. Не существует салютов и прочей волшебной мишуры. Есть жизнь. И она вовсе не кино. И зрители происходящего с тобой будут не улыбаться и радоваться за твоё устроившееся счастье, а шумно вздыхать и смотреть так, как волки, которые вот-вот загрызут свою жертву.
А почему, собственно, нет, Кристин?
- А почему нет... - вслух повторила я и, согласившись со своими мыслями, кивнула, улыбнувшись Юлии: - Беги, конечно. Ключи передашь начальнице сама?
Пробив последний товар, я поспешила домой. В наушниках зазвучали мужские голоса и грустные песни под гитару – когда слушаешь стихи Есенина изо дня в день, они запоминаются проще. Мне было хорошо, внутренняя злость пропала, но стало как-то удручающе грустно. А на душе беспокойно скребли кошки.
***
Я совершенно не помнила, как провела четверг и как началась моя пятница. Соседки разъехались по домам, и я уже тоже думала позвонить родителям и провести выходные в подмосковном городке, но вспомнила, что вечером выступает Марк. В комнате было непривычно пусто и одиноко. Мне даже показалось, что стало холоднее. Беспокойно я и засыпала в ночь с четверга на пятницу, а с утра меня стали терзать странные предчувствия. Я насыпала себе кофе и, чтобы никто не слышал, включила шумный чайник. Пока он нагревался, я негромко напевала себе под нос мотивы Есенина, потом как-то плавно переключилась на Suede, The Police, и когда дошла до Queen, чайник закипел. Пою ужасно, знаю. Но хоть я и напевала в основном припевы, затея мне показалась неплохой. Завтрак проходил в непривычном молчании. Я решила посмотреть фильм.
Ничего лёгкого и простенького не находилось. Тогда я открыла историю браузера и, не смотря, нажала первое, что попалось. «Ноттинг Хилл»! Прекрасно. Как раз в прошлый раз Юлия смотрела его без меня. История захватила надолго, на все два часа. Сначала – с улыбкой и смехом. По ходу фильма комедийное настроение постепенно угасало. «Работаешь, не отличая один день от другого, а потом к тебе в магазин внезапно приходит он», - говорила Юлия. «Кругом твои фотографии, фильмы... Когда ты уйдёшь, я уже не смогу подняться...», - говорил в фильме герой Хью Гранта. Я опомнилась от разворачивающейся передо мной картины в самом конце, когда слёзы норовили вот-вот сорваться с ресниц, а настроение, как оказалось, совершенно покинуло меня. За окном уже совершенно стемнело. Надо было собираться.
Октябрьская прохлада не пробирала меня до костей, как неделю назад. Пришло обещанное синоптиками потепление. Но пока я ждала автобус на остановке, стоя спиной к общажному корпусу, ко мне под пальто пробиралась непонятная дрожь, а от голоса Безрукова, читавшего «Чёрного человека» мне в самое ухо, становилось не по себе. Пришлось оставаться полностью без техники и давать волю своим мыслям. Но отчего что-то так терзает меня?
Останкино вдалеке с разноцветными огнями. Большая, ещё так мало познанная мною столица, которой я уже пресытилась. Силой мысли и чем там только возможно я подгоняла автобус, а потом – метро. Хотелось поскорее попасть на «Фантазии Фарятьева» и развеять с себя это жуткое настроение. Я впервые увижу игру Марка. Вот уже почти три месяца он зовёт меня на свои постановки, а времени всё нет и нет...
- Кристин!
Я снова вздрагиваю, как от внезапного ветра. Марк подбегает ко мне, на ходу приглаживая свои тёмные волосы и крепко обнимает. От меня не скрывается то, насколько крепко.
- Я так рад, что ты пришла! – он действительно выглядит счастливым и широко улыбается. На нём бежевый костюм с заплатами на локтях и галстук. Марк, который всегда носит обыкновенные рубашки и футболки! Как же непривычно он смотрится... - А ты...так здорово выглядишь, - улыбается друг. Если бы я его не знала, решила бы, что он задыхается от волнения. На мне обтягивающее чёрное платье выше колен, но на самом деле в порыве внезапно накатившей грусти после «Ноттинг Хилла» это было первое, что попалось мне на глаза в шкафу. Я осознавала также, что, вероятно, перестаралась и с макияжем... И почему в такие моменты меланхолии вдруг начинает хотеться просто нравиться самой себе?
- Я жду не дождусь, - я смотрю в глаза Марка. Даже они блестят от счастья. – Никогда не смотрела «Фантазии Фарятьева».
- Никогда? – друг с нескрываемым изумлением смотрит на меня. – Не может быть..! - но его окликают, и он, вновь обняв меня, убегает готовиться к выступлению. Меня и ещё около 20 интересующихся зрителей встречает знакомый учебный корпус, в котором в этот вечер, как бы это ни было непривычно, мы будем не учиться, а наблюдать игру будущих актёров. Что представляла собой пьеса? Я бы никогда так и не узнала, если бы не увидела её в тот вечер на сцене. Вот с цветами выходит Марк. Направляется в условную квартиру. Разговаривает с Александрой. Одна сцена сменяет другую. Одна эмоция следует за другой. У меня буквально разбегаются глаза, а сердце не перестаёт бешено стучать по ходу всей постановки. И теперь Марк – не Марк, а действительно Павел Фарятьев. А моя давняя знакомая третьекурсница с другого факультета – его тётя. А председатель общаги №3 нашего университета – мама Александры. Но все эти знакомства ничего не значат, когда все они на сцене и все они – актёры. И уже не просто отыгрывают своих героев, а проживают их жизни. Так же, как и они, плачут. По тем же причинам, что и они, смеются. Но при этом грусть, которая, как я думала, отступит от моего сердца в тот вечер, только возрастает в нём. Оно стало выдавать ещё более яростные удары, когда мне показалось, что телефон у меня на коленях завибрировал. Проверила. Действительно показалось. А сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.
В этот самый момент объявили антракт. Я сидела на месте, пребывая в смешанных чувствах, как если бы передо мной только что развернулась история двух людей и быстро улетучилась. И дальше руки каким-то чудесным образом сами подсказали мне, что делать и, вооружившись бумагой и ручкой (единственное, что я, пожалуй, соблюдая из «журналистских замашек» - всегда ношу эти две вещи с собой), я по новой погрузилась в только что увиденное мною, не забывая при этом не столько передавать свои эмоции, которых было слишком много, так что они захлёстывали, а описывая впечатления независимого зрителя в зале. Две девушки сзади выражали своё мнение по поводу игры Марка и Виолетты (Александра), и я включила в своё письмо и их цитаты. Теперь можно было со спокойной душой смотреть дальше. Учитывая то, как развивались события, конец обещает быть хорошим. Я ещё раз проверила телефон, но это скорее было сделано на автомате. Ни одного входящего. Свет гаснет. Вот и славно.
И когда возвращаешься к жизни героев и пытаешься угадать их дальнейшую судьбу, кажется, что возвращаешься во что-то своё, ставшее таким родным за последние полтора часа. Марк снова не Марк. И все актёры – снова реальные герои. Но что-то в этой пьесе так больно вмиг задевает меня, кажется таким сильно знакомым, точно уже виденным где-то.
«Он только поманил её пальцем. И она побежала».
«Ты живёшь в мире своих иллюзий! Понимаешь, иллюзий!»
«Побежала, как дурочка».
«Все эти детские мечты, в которых ты обожаешь жить. Какие-то свои фантазии, свои выдумки!..»
Фантазии. Да, именно. Фантазии в отношениях – причина всех бед. Фантазии, которые не совпадают у обоих сторон. Фантазии, которых не избежать.
«Он только пришёл и поманил её пальцем, долго уговаривать не пришлось».
Слёзы, которые, казалось, только этого и ждали, хлынули из глаз, покатились по щекам. Я не слышала, что отвечал героине-Любе Марк. Я покидала зал, не видя никого и ничего вокруг себя.
В осенних сапогах на каблуках бежать было непросто, но, когда я покинула территорию, университета, я остановилась и двинулась неторопливым шагом к метро. Ветер, хотя и был тёплым, обжёг лицо, уже повидавшее за этот вечер слёзы. Я стала тешить себя мыслями, что у меня расшатанная нервная система, что меня пробирает на ванильные чувства и рыдания какой-то лёгкий фильм и какая-то невинная – но зато гениальная! – постановка. Что от недосыпания и проблем – маленьких, но проблем, которые всё не желают покидать мою голову, меня трогает за живое каждая мелочь. А ещё в тот момент я вдруг отчего-то решительно и бесповоротно решила уходить из книжного.
Телефон по-прежнему молчал. Может, он занят? Такое нередко случается с людьми в пятницу. Однако мы так и не успели с ним поговорить после неудачного похода в кафе и его порывистого заявления, что у него не осталось больше никого. Так же, как некоторое время назад, когда они писали о постановке, руки мои не слушаются меня и нащупывают в кармане телефон. Я корю себя, уверяю этого не делать, но дрожащие пальцы сами отыскивают знакомый номер. Нет, не сейчас, не сегодня! Переждать хотя бы выходные! Поздно. В трубке слышатся гудки. Затем – его голос.
Сначала я решила, что музыка слышится где-то на улице, но, как оказалось, она всё-таки была в трубке. И куча голосов. Помещение, полное людей. Где-то совсем вдалеке – звон бутылок или бокалов.
- Кристин?
Я улыбаюсь и киваю, точно он спросил это у меня лично. Но голос Хиддлстона отчего-то странный, почти не похожий на свой. Пародия русского акцента? Нет, здесь что-то иное.
Как вовремя во мне включился внутренний Шерлок.
- Том... Привет... Я хотела... - я выдохнула. Надо успокоиться и тогда начать говорить. Но собеседник, видимо, не разделял моего настроения, потому что в ту же секунду послышалось яростное: «Мне плевать!», и трубку сбросили. Я так и замерла на одном месте. Мысли в голове закопошились не лучшие.
После случившегося я не вижу ни одного варианта вернуться в шоу-бизнес.
В первую секунду меня пробирает дрожь, но, опять же, не из-за погоды. В следующую – я со всех ног мчусь в метро.
Ни агента, ни друзей у меня больше нет.
Том, пожалуйста, пускай это не то, о чём я думаю!
Куда ехать, что делать и что предпринимать? Обращаться в полицию? Спрашивать прохожих? Я в панике осматриваюсь в пыльном вестибюле, когда с обеих сторон – и в центр, и из него, приезжают поезда. Казино? Да в Москве их сотни! А если не казино! Я думаю, я выгляжу как ребёнок, которого мама оставила в магазине.
Ни друзей.
Медлить больше нельзя. Ведь, похоже, это тот самый момент, когда на счету каждая секунда. Воздвиженка? Ведь там рядом живёт Том. Мысли метались от одной к другой. Я махаю рукой и сажусь в вагон. Чувство, будто я готова объехать всю Москву, лишь бы найти его.
Ещё не так уж поздно. Через дорогу от меня – Старый Арбат, по которому в этот час бродят иностранцы. Пока в Москве тепло – для них самый сезон приезжать в Россию. Но меня не волнует никто из них кроме одного. Здесь, согласно «Яндексу», два казино. Но по дороге к ним я натыкаюсь на небольшой переулок, который оканчивается неприметным со стороны подвальчиком. Я вбегаю внутрь, и сердце моё уходит в пятки от этого места. Я не прогадала, это действительно казино.
Бреду между столиков, и несколько любопытных мужских взглядов мгновенно направляются ко мне. Вдох. Выдох. Тяжёлый вздох. И внезапно я замечаю знакомую фигуру и в тот момент думаю не о том, что всё не может так удачно сложиться, а что его надо уводить отсюда. Омерзительные грязные фразочки пролетают мимо меня. Я протискиваюсь сквозь толпу. Иногда людей, как в час-пик в метро, приходится расталкивать. Я называю его имя и легонько трясу за плечо. Хиддлстон оборачивается, и мы оба молчим, как поражённые молнией. И тут она стреляет прямо между нами, и англичанин приходит в себя.
- Ты... что тут делаешь?
Людей вокруг забавляет наличие нерусского в их компании. Они приветствуют речь Тома аплодисментами и визгами, и мне еле удаётся перекричать их.
- То же, что и ты.
- Играешь в карты? – его брови ползут вверх.
- Случайно набрела.
- Как ты... - он недоговаривает. Но я понимаю вопрос и мысленно отвечаю. Я не знаю, Том. Не знаю. Я чувствую, как дрожат мои губы, но не понимаю от чего – то ли от прорывающейся улыбки, то ли от новых слёз.
- Давай уйдём отсюда, пожалуйста.
Это оказалось не так сложно, как я ожидала. Улица быстро отрезвила его, и мужчина лишь иногда хватал меня за руку, чтобы случайно не упасть. Но при этом он был в состоянии показывать дорогу, и уже довольно скоро мы были у его дома. Всё того же самого, который ещё в прошлый раз показался мне слишком дорогим. Я не помнила, как помогала Тому заходить в лифт, как открывала за него дверь ключами, которые он чуть не выронил, избавлялась от его ботинок и куртки с его при этом неловкой помощью. Немного взъерошенный, в рубашке и джинсах, он выглядел по-домашнему, совсем не походя на известного актёра. Мужчина тоже осматривал меня какое-то время, а потом резко поддался вперёд. Коридор, в котором мы стояли, итак был узким, но Том буквально прижал меня к стене и немного наклонился. Я оцепенела, ощущая горячее дыхание на своей шее, но перегаром от него не несло и близко. Скорее, это было что-то ментоловое – жвачка? – и приятные мужские духи. Его рука обвила мою талию, а прерывистое дыхание выровнялось. Зато теперь мне дышать стало трудно. Он ещё ближе притянул меня к себе, зарываясь лицом в волосы, и начал покрывать горячими поцелуями мою шею.