Немножко в разводе

Не то чтобы Чонгук ловит какие-то бешеные приходы: ему не являются кролики в костюмах со стразами и барабанами в крохотных лапках, ему не хочется сотворить внезапную хрень, устроить терракт или сбросить с Эмпайр Стейт Билдинг миллион канапе с крабом. Нет. Просто враз чувствуется небывалое расслабление, счастье и довольствие жизнью, и даже такие же укуренные растаманы уже не кажутся столь подозрительными, как это было до первого косяка. 

— Гук-и, — шепчет на ухо разомлевший от травки Тэхён. 

По правде говоря, Чонгук даже не на сто процентов уверен в том, что блант с непонятным содержимым, который им протянули, набит именно что лёгкими наркотиками. В теории, это могло быть что угодно, включая летально-мучительные виды курева, но всепоглощающая нега, в которую погрузилось сознание, убедительно уговаривала остатки разума, что всё хорошо. 

— Гук-и, — продолжает виснуть на его руке Тэхён. — Пойдём со мной, я тебе кое-что покажу. 

— Так я, ик, — прерывается на громкую икоту Чонгук, чем вызывает всеобщий громогласный хохот, да и сам заходится в приступе неудержимого смеха. 

Переведя дыхание, Гук продолжает мысль: 

— Я, того, уже пошёл, вроде как. 

— Да? — искренне удивляется Тэхён. — И куда пришёл? 

— Сюда пришёл, — хрюкает от смеха Чонгук, смутно, впрочем, сознавая, что именно его развеселило. 

— Ну, а теперь пойдём дальше, — тянет его за рукав Тэ, и кто такой Гук, чтобы ему отказать?

Шальная Императрица, заигравшая в Тэхёне, приводит их в не первой свежести туалет при баре, в котором, тем не менее, вроде как не справляли нужду приличное количество времени из-за отсутствия надлежащего ремонта, в связи с чем из запахов в помещении царит лишь едва ощущаемый аромат цитрусовых и почти неразличимый — освежителя для воздуха. 

— И что мы будем тут делать? — тупо интересуется Чонгук, громко ойкая при резком соприкосновении с дверцей в одну из кабинок. 

— Сексом трахаться, Гук-и, — охотно поясняет Тэхён, опускаясь на колени. 

В обычном состоянии Чонгук бы, вероятнее всего, обматерил экстремала-нимфомана, живущего внутри Тэхёна, поднял бы того с виды видавшего пола и предложил бы забыть о произошедшем раз и навсегда, но здравомыслящий Чонгук сегодня в отпуске, а потому его нотации, в сущности, никому не интересны и не нужны. 

Укуренный Чонгук ощущает лёгкий туман в голове и слабые покалывания в кончиках пальцев. Кроме того, что задурманенное сознание воспринимает всё не так, как привыкло делать это обычно, время для парня то ускоряется, то замедляется, как в слоумо. Так ещё и свои же чувства подводят: он даже не сразу понимает, когда его собственный, ещё мягкий член обдаёт теплом чужого дыхания. Это не вызывает желание, как, например, в прошлый раз, а пробуждает внутри него некий трепет: сердце ускоряет ритм, слух становится куда острее, и он слышит жалобный всхлип, срывающийся с тэхёновых губ, что побуждает его опустить расфокусированный взгляд немного вниз. 

Тэхён смело смотрит ему в глаза своими, чуть мутными из-за травки и с расширенными зрачками, но Чонгук не заостряет внимание на таких мелочах — сам он выглядит почти со стопроцентной вероятностью не лучше. Тэхён облизывается, как кот, и втягивает головку в свой жаркий рот — скорее, от этого зрелища, чем от самих ощущений, к члену незамедлительно приливает кровь. 

Чонгук внимательно наблюдает за тем, как чужая макушка неспешно набирает амплитуду; пальцы сами собой путаются в волосах и притягивают ближе к бёдрам, заставляя взять ещё, ещё глубже и сильнее. Чонгук было решил отстранить Тэхёна и извиниться за такой опрометчивый поступок, но почти сразу же зашёлся в громком стоне, когда тот подался вперёд, утыкаясь носом в его тщательно выбритый лобок. 

— Ох, чёрт, Тэ, я не хочу богохульствовать, но Господь Бог наградил тебя просто охренительной глоткой. 

Старший медленно отстраняется и выпускает изо рта чужой орган, тут же заменяя язык пальцами и размазывая по головке собственную слюну и предэякулят. 

— Ты упомянул и черта, и Бога, говоря о минете? Мне пришлось наработать этот скилл, камон, я пять лет жил с человеком, у которого хуй вставал через раз, и то только после долгих уговоров и в качестве одолжения, — Тэхён морщится, видимо, снова вспоминая свой «счастливый брак», а потом внезапно хихикает. — Знаешь, дурь — это что-то с чем-то. У меня вообще нет рвотного рефлекса, поэтому я хочу, чтобы ты трахнул мой рот по самые гланды. 

Он не дожидается согласия на своё предложение и насаживается снова: после того, как беспрепятственно стягиваешь с партнёра штаны, хочется верить, что он не против минета, а Чонгука ведёт от одной только мысли об этом. 

Кто он такой, чтобы отказать? Сначала неуверенно, но с каждым движением всё смелее, Чонгук подаётся вперёд, не встречая никакого сопротивления и не слыша характерных звуков спазма и сбитого дыхания. Выпадая из реальности от целого букета из ощущений, Тэхён чувствует выступившие на глазах слёзы и текущие по подбородку слюни, но при этом всём умудряется стонать с полным ртом и, судя по всему, получать не меньшее удовольствие, чем сам Чонгук. 

Тот же не выдерживает: нет, минет и глубокая глотка, это, конечно, чудесно, но такой Тэхён — это край. Гук кое-как высвобождает свой член и рывком поднимает омегу, ставя того на ноги. Рот тут же накрывают чужие губы: покрасневшие, припухшие и перепачканные от усердия. Он вылизывает его дёсны, собирая собственный солоноватый вкус. Возможно, в обычное время Чонгук бы и побрезговал, по крайней мере, раньше он такими вещами не промышлял, но и срываться с работы за каким-то чокнутым омегой в Нью-Йорк для него ещё неделю назад было бы бредом сумасшедшего. 

Обменявшись слюной и всевозможными микробами, они оба вспоминают, что это — их первый совместный поцелуй. 

Тем временем руки Чонгука скользят всё ниже и ниже: пальцы расстёгивают тэхёновы штаны и ныряют в дорогие шёлковые трусы, обхватывая горячий, возбуждённый член. 

— Гук-ииии, — Тэхён запрокидывает голову, открывая шею, чем Чонгук не может не воспользоваться, вылизывая кадык и припадая носом к пахучей железе. 

Чёрт, этот омега пахнет просто охуенно. 

Тэ тихо матерится, когда проворные длинные пальцы снова смыкаются на его половом органе. Они сталкиваются лбами, смотря в глаза человека напротив, и дрочат друг другу, делая обычный, по сути, процесс раз в десять чувственнее и интереснее, чем обычно. 

Это грёбанная пытка: чувствительность всё ещё притуплена травкой, будь он в здравом уме, уже, наверное, кончил бы раз пять от одного только минета. Внутри разгорается смертоносный пожар: от интимности, от вседозволенности, от слетевших под действием наркотиков тормозов. 

— Трахни меня, — Тэхён хрипит это полушёпотом и резко разворачивается, упираясь руками в раковину и отставляя даже слишком аппетитную задницу, на которой всё ещё красуются трусы и полуспущенные джинсы. 

Чонгук сдёргивает с него эти ненужные тряпки и, не удержавшись, шлёпает по загорелой коже, оставляя несильный, но ощутимый красный след.

— Ах, — Тэхён вздрагивает и стонет, — судя по всему, пункт с БДСМ тоже ляжет на твои сильные плечи.

Чонгук усмехается, стараясь отогнать мысли о дурацком списке, кусает тэхёнов загривок и проводит головкой члена между мягкими ягодицами омеги. Дырочка моментально отзывается на присутствие альфы, призывно сокращаясь и выпуская прозрачные капли естественной смазки. Однако вместо того, чтобы толкнуться сразу, Чонгук приставляет палец и медленно вводит внутрь; Тэхён там горячий, гладкий, и, что немаловажно, сногсшибательно мокрый.

У Чонгука аж поджимаются яйца: хочется скорее вытрахать из этого сумасшедшего душу, но ещё больше хочется сделать приятное и превратить это не просто в потрахушки под наркотиками, а в то, что чужая пусть даже обкуренная голова не сможет забыть ещё долгое время, даже спустя несколько, а то и несколько десятков лет.

Он проталкивает уже два пальца и разводит, на ходу стараясь нащупать простату. У Тэхёна дрожат колени, он сквозь стоны умоляет ему помочь, и Чонгук помогает, нащупывая то, что искал, и интенсивно стимулируя комок нервов внутри. Уже через минуту Тэхён забывает своё имя, да и корейский язык в принципе, если честно.

Он задыхается, насаживаясь на чужие пальцы, и пронзительно кричит, когда Чонгук второй рукой начинает осторожно поглаживать его член.

— Я сейчас... Я сейчас...

— ... Кончишь?

— Дааааа...

Чонгук хмыкает и, пережав основание чужого органа, вытаскивает пальцы, заменяя их членом.

— Блять, — Тэхён утыкается носом в свои руки, а потом передумывает, откидывая голову Гуку на плечо. — Ох, блять.

— Ты, конечно, мог бы кончить и от пальцев, но это было бы слишком просто, — он какое-то время не двигается, давая омеге отдышаться, и ждёт, чтобы подступающая разрядка отпустила его, растягивая мучительное удовольствие на неопределённый срок.

— Я чуть не кончил до начала секса, — надломленно смеётся Тэхён. — Раньше мне приходилось помогать себе самому, чтобы получить разрядку, а сейчас я чуть не скончался от простой стимуляции и дрочки. Ты волшебник, Чон Чонгук, стриптизёр с палочкой Гарри Поттера вместо члена.

— Блять, Тэ, с кем ты жил...

Комплимент не греет от слова «совсем» — даже с приглушёнными инстинктами Чонгуку хочется прямо сейчас вернуться в Корею и набить рожу бывшему мужу Тэхёна, попутно доходчиво объясняя, какого охрененного омегу он потерял. Но вместо этого Гук лишь подаётся вперёд, уткнувшись носом в чужой висок, и медленно трахает податливое тело, давая в полной мере почувствовать свой размер. Он снова гладит омежий член и ускоряется, на этот раз не притормаживая долгожданный оргазм. Омега насаживается до упора и изливается в его руку, уже полусорванным голосом выкрикивая чужое имя. Тэхён пытается отстраниться, но его жёстко нагибают обратно, к раковине, крепче сжимая только начавший опадать орган.

— Я ещё не всё, — Чонгук выходит и входит куда резче, увеличивая скорость проникновения до невозможной.

— Нет, нет, Гук-и, это слишком! — омега уже плачет от гиперчувствительности, но ничего не может с собой поделать: член, не успев отдохнуть от моральных потрясений, вновь твердеет под чужими умелыми прикосновениями.

— Ты же хотел экспериментов?

— Да, — то ли соглашается, то ли стонет омега.

— Ты доверяешь мне?

— Да.

Чонгук немного отклоняется, смотря, как его плоть скрывается в растянутой дырочке. Он приставляет к ней указательный палец и медленно вводит внутрь: из-за этого становится жутко тесно, и он понимает, что сам на грани, что это сводит его с ума, но то, как вскрикивает Тэхён и, вместо того, чтобы отстраниться, наоборот — подаётся назад, — срывает крышу окончательно и бесповоротно.

Он двигает и пальцем, и членом одновременно, продолжая при этом гладить промежность парня второй рукой. Чонгук трёт указательным пальцем уретру и слышит, как Тэхён выкрикивает его имя в последний раз.

Руку обдаёт теплом.

Он успевает выскользнуть из жаркого тела, кончая на бёдра. Рукой, залитой омежьим семенем, Чонгук перехватывает тонкую талию, не давая Тэхёну осесть на пол.

— Тэ, эй, ты как?

— Я, походу, потерял сознание на несколько секунд, — Тэхён с трудом выдавливает из себя членораздельные звуки. — Кажется, мой лучший секс произошёл в грязном туалете растаманского клуба со стриптизёром.

«А жизнь-то налаживается... » — думает он.