Глава 4. Немного о зарисовках.
Домой я вошла с испорченным на корню настроением. Бабушка, увидев это, поинтересовалась:
— Ну, как оно?
— В общем-то, неплохо, — бесцветно сказала я, скинула кеды, закинула сумку в комнату и села за стол на кухне.
— А раз неплохо, то почему такая рожа, как будто тебя там Всемогущего на горбу тащить заставили? — встретив мой взгляд, бабуля даже испугалась. — Что, реально заставили?
— Ба, не до шуток немного, — устало сказала я и налила себе чая. — Вот кто бы мог подумать: второй раз поступаю в Юэй, и второй раз он мой классрук.
Бабуля положила руку на сердце и посмотрела на меня, как на обреченную на смерть.
— И ты усудряешься так спокойно говорить?! — ужаснулась она. — Как у тебя нервы не сдают только...
— Да они уже сдали, — махнула рукой я, — Но у меня хорошие одноклассники, которые накормили меня валидолом и даже не спросили, почему при виде Аизавы я шлёпнулась на пол.
— Действительно, хорошие, — почесала голову бабуля, — В моё время в себя приводили посредством пощечин, а ещё был твой дедушка – впоследствии, разумеется, – который всех приводил в себя с помощью пасты от ручки. Проткнёт её и давай кому попало в рот лить.
Я усмехнулась, но не переставала думать о сенсее. Обидно всё-таки. Он мне такую свинью подкинул, что ни я, ни семья моя его ещё не просили и не собираются. А теперь он обречён на мои мучения и истязания в отместку за его наглый проступок. Но это, разумеется, не сразу. Сначала я буду просто мозолить ему глаза, а со временем можно и на гадости какие перейти. Его проблемы, что он дал мне изучить его личность вдоль и поперёк, и его проблемы, что он насолил мне, имеющей максимум информации о его характере.
Когда я полностью успокоилась и лежала в комнате, вместо того, чтобы думать и предполагать завтрашний день, снова присматривала тот злочастный альбом в телефоне. Почти на каждой фотографии мы оба улыбались. Исключение составляли пара фоток, где был Аизава с ещё пока только нарисованными усами. Маркера я тогда не пожалела, но на второй ус его, к несчастью, не хватило, но даже с жирно нарисованным чёрным усом, контрастирующим с бледной кожей Шоты, он был очень милым, как и всегда, когда не думал о школе или о работе про-героя. Ну или спал. Конечно, очень уж сильным он пока не был, но сейчас... Сейчас вполне может быть.
Смотреть было больно. Я стёрла тыльной стороной ладони слезу с глаза и включила телефон, небрежно положив его на тумбочку. Количество потреблённого успокоительного не давало залить слезами всю комнату, а голосу не охрипнуть от рыданий. Веки лишь медленно опускались, покров влаги на глазах превращал предметы в размытые пятна, а верхние ресницы медленно тянулись вниз...
* * *
Тишина. Я как будто покинула комнату, город, страну и мир в целом. Место, где я оказалась, очень отдалённо напоминало пустынный коридор Юэй, освещаемый проходящим в окна алым светом заходящего солнца. Я обнаружила, что полулежу, привалившись к стене спиной, и медленно поднялась. Безмолвие давило на уши, сердце, тело. Чтобы попытаться развеять его, я сделала шаг, громко стукнула пяткой по полу. Звук эхом отразился ото всех стен и исчез где-то далеко. Я сделала ещё один шаг и получила такой же результат. Я снова и снова шагала по полу коридора, ускоряла темп и вскоре вовсе сорвалась на бег. Эхо шагов гуляло по коридорам и всей школе, сопровождая меня. Ноги сами выбирали путь, и принесли меня к огромной двери первого А класса. Почему-то казалось, что за дверью меня будет ждать новая жизнь, рука сама тянулась отворить ворота в новый мир, ноги самовольно ступали всё ближе к нему. Биение сердца уже стало настолько громким, что тоже начинало отражать звук от стен, гулять под потолком. Импульс становился всё громче, настолько громким, что я заткнула уши руками и опустилась на колени. Земля словно пустилась в пляс подо мной, вдалеке до слуха донёсся звук бьюшегося стекла.
— Проснись. — сказал пробирающий до мурашек голос вроде как у меня над ухом, но отразился по всей академии. Я невольно послушалась и открыла глаза.
Оказалось, пропала я всего минут десять. С пробуждением пришла мысль, что не помешало бы задуматься над костюмом. Я почесала лоб, глянула время и порылась в папке со всякими там бумажками, которые хранила чисто символически. В них я с великим трудом нашла самый первый набросок первого костюма: неброский, неудобный, полный нюансов и лаж. Я в задумчивости села за стол, думая, как можно улучшить всю эту интересную штуку. Очень уж надо было себя чем-то занять, лишь бы не думать о своей жизни. Внезапно в голове что-то щёлкнуло, начали появляться идеи, по гениальности и креативности своей не уступающие идеям стилистов и всяких дизайнеров. Я с энтузиазмом принялась за работу, продумывала и рассчитывала всё только в процессе рисования. Стержень скоро чиркал по бумаге, ластик иногда стирал случайные тени, которые оставались на рисунке во время каждого рисования карандашом. Но это сейчас не волновало так сильно, как стиль и вид костюма, его гармоничность со способностью. Интересная работа поглотила меня с головой и отпускать решительно не хотела. Моё детище нравилось мне самой, и когда я для сравнения поставила рядом с ним зарисовку костюма, в котором занималась на протяжении прошлого раза обучения, удивилась их отличием друг от друга. В новом костюме было больше навороченных приколюшек, да и на вид он должен был смотреться стильно и красиво. Отличие нового образа от старого обрадовало меня, и я на всякий случай сделала пару копий обоих вариантов, а оригиналы сфотографировала. Есть у меня привычка такая, всё увековечить. Всю мою биографию можно было просмотреть по рисункам или фоткам, и это будет похоже на мангу без слов или просто набор картинок, на которых события связаны другим происшествием. Во время работы я напрочь обо всём забыла, но это меня и не колебало. Гордо выйдя из комнаты, я заценила свои старания у бабушки. Она внимательно посмотрела на эволюцию костюма и серьёзно так сказала.
— Я уж думала, что мой потомок тупой, но я постепенно начинаю в этом сомневаться. Это сколько потребовалось времени, чтоб понять, что прошлый костюм – говно? Десять лет. Хвалю, горжусь, "челодланьствую". Ах да, — добавила бабуля, когда я с полной жопой получаемого удовольствия от процесса рисования и похвал шла в свою берлогу. — Если соберешься реветь, то плачь в тазик, а как натечет слёз, так лей его в балкон!
— Ба!..
продолжение следует