Улыбка может лгать

The neighbourhood – A little death

Touch me, yeah
I want you to touch me there
Make me feel like I am breathing
Feel like I am human

Дотронься до меня, да.
Я хочу чтобы ты дотронулась до меня там.
Дай мне способность дышать,
Дай почувствовать себя человеком.

Для нее его руки казались такими бархатными, такими сильными и крепкими, что не оставалось и капли сомнений в том, стоит ли позволять им продолжать уверенные ласковые маневры. Рывком усадив ее на барную стойку он жадно припал губами к ее тонкой шее, вынудив девушку в наслаждении откинуться назад и с приглушенными хрипами задышать. Он чувствовал, как их сердца бешено колотятся, на этот раз не с болью, а сладостным желанием. Мягкость ее кожи цвета молока пленила парня своим кофейным запахом от геля для душа и легкой ноткой свежести от повседневного парфюма. Это выражалось в его порывистых прикосновениях носом и губами к ее телу, на которые девушка отвечала плавными поглаживаниями по мужской напряженной шее и спине. Но она не хотела быть единственным объектом нежности, Дине хотелось точно так же выплеснуть свои чувства ему через влажные поцелуи и протяжные касания. Именно поэтому в момент, когда молодой человек стал подниматься обратно к ее лицу, она резво ухватилась за его подбородок и потянула на себя, напористо поцеловав, а затем незаметно от него вильнула правее к мочке уха, постепенно спускаясь сначала к выступающей венке на его мощной шее и ключицам. Женские манипуляции заставили Мишу с размеренным выдохом удовольствия блаженно прикрыть глаза и ненадолго замереть.

– Ты такой горячий... – с дрожью прошептала она, опалив, покрытую мурашками, кожу жарким дыханием, отчего парень судорожно сглотнул, будучи лишь в силах обрывисто произнести ее имя:

– Ди... – после чего осторожно запустил свои пальцы в ее влажные волосы, тем самым вынудив беловолосую вернуться в исходное положение.

– Я хочу тебя.

С застывшим дыханием ее янтарные глаза, наполненные невообразимым смешением оттенков красного и золотого, проникновенно вгляделись в его горящие медовые. В них читалось такое же желание, страсть, а его шумное рваное дыхание было лишь тому неоспоримым доказательством. Рубинов обхватил ладонью ее стык между шеей и головой, рядом с ухом, далее притянул ближе к себе, не прерывая соединение глаз, и с неудержимым вожделением прошипел прямо ей в губы:

– И я безумно хочу тебя.

Дина хищно усмехнулась, с неконтролируемой похотью сверкнув глазами.

– Тогда чего ты ждешь?

В ответ он широко заулыбался после, словно голодный волк, набросился на нее вновь и поднял со столешницы, направившись в сторону спальни. Она тихо захихикала ему в шею, обвив его тело руками и ногами, одновременно с этим чувствуя, как низ живота стал тянуть еще мучительнее. Когда же он наконец зашел в комнату и аккуратно положил ее на постель, Дина поцелуем поманила его на себя, вместе с его ладонями зацепив, не туго утягивающую ее талию, резинку своих спортивных брюк и потянув вниз. Оставшись в одних черных трусиках, она без стеснения решительно схватилась за края его штанов и быстро сняла их, отбросив к своей одежде на пол.

– Ты так прекрасна... – с упоением произнес он, пустившись губами в изучение ее ярко-выпирающих ключиц, груди, ребер, плоскому, сильно продавленному к задней стенке желудка, животу, спускаясь все ниже и ниже. Наслаждаясь его приятными прикосновениями, жгучей заинтересованностью, пылающей страстью, невероятной осторожностью и неимоверной заботой, она ласково поглаживала его короткие, слегка волнистые волосы, не в силах сдерживать всесладостные вздохи, вскоре сменившиеся на содрогающиеся стоны, когда парень достиг внутренней поверхности ее бедер и принялся стягивать вниз по ее стройным ножкам хлопковую ткань последнего элемента одежды, параллельно целуя губами ее колени, затем голени и щиколотки.

Дина взволнованно глубоко задышала, представая перед ним абсолютно обнаженной. До этого лишь одному человеку доводилось видеть ее в таком виде. Миша навис над ее лицом.

– Боишься? – заботливо поинтересовался он, уловив в ее мимике тень беспокойства, и кропотливо убрал с ее лица мешающие прядки светлых волос.

– Это мой второй раз, – нервно сглотнув, тихо промолвила девушка. – Но я доверяю тебе, поэтому нет, не боюсь.

– Правильно, – Миша легонько чмокнул ее курносый носик. – Я ни в коем случае не причиню вреда. В любой момент ты можешь попросить меня остановиться, – Державина положительно закивала и перевела взгляд в сторону прикроватной тумбочки.

– Там есть презерватив, возьми.

– Не торопись, – он мило ей улыбнулся, после чего медленно развел ее сжатые колени и начал неторопливо, чтобы Дина не переживала, опускаться вниз к ее промежности. Она шумно вздохнула, как только парень прикоснулся к ее чувствительному месту, и от неожиданных, абсолютно новых для нее ощущений, сжала в руках мягкое покрывало.

– Черт, Миша... – простонала она его имя, изящно изогнув от удовольствия спину, вскоре даже не заметив, как сама начала двигаться его движениям навстречу. Сбито дыша, помимо его умелых манипуляций пальцами и языком, она отчетливо ощущала свое пламенное желание, как можно скорее, воссоединиться с ним, и Миша это с восторгом осознавал. – Я готова, хочу, чтобы ты вошел в меня.

– Хорошо, – сказал он, ненадолго отстранившись от нее, чтобы взять защиту из шкафчика.

В это время разгоряченная Дина, находясь на пике возбуждения, наблюдала за его движениями, быстро приняв решение помочь ему снять боксеры. Так она и сделала, теперь с большей неуверенностью и дрожью в руках помогая ему расправиться с блестящим пакетиком. А когда закончили, она с еле заметным страхом, но нетерпением вернулась в прежнее положение в ожидании следующих действий. Однако Миша, искренне желая не причинить ей боли, а наоборот – доставить удовольствие, снова предупредил ее:

– Я могу остановиться в любой момент, помнишь?

– Хватит болтать, – посмеялась Дина. – Давай, – Рубинов не смог сдержать ответной усмешки.

– Тогда расслабься.

Она незамедлительно последовала его совету, далее ощутив, как неспешно и бережно он начал проталкиваться в нее. В отличие от своего первого раза, она не почувствовала ожидаемой острой боли, лишь несильное жжение, вскоре унявшееся, как только ее тело привыкло. Для нее это было впервые. Казалось поистине волшебным быть настолько близко во всех смыслах с тем, кого по правде любишь и которому безгранично хочешь доставить удовольствие, так же прекрасно зная о взаимности. Не нужно было притворяться, не нужно было стесняться и бояться ни боли, ни неудачи, потому что рядом именно он – тот, кто не осудит, не обидит и не предаст несмотря ни на что.

Окончательно приноровившись и подстроившись под определенный темп, Дина с яркой улыбкой приподнялась и поменяла свое положение, оказавшись сверху. Он с радостью принял ее энтузиазм, облокотившись спиной на кроватную возвышенность у стены. И вот, чувствуя, что скоро их совокупление подойдет к концу, девушка ускорила темп, обняла ладонями щеки парня, и пламенно поцеловала, встретившись своим игривым языком с его. Наконец ощутив волну безудержного удовольствия, низ живота сковала приятная судорога, которая вынудила Державину вытянуть спину и с легкой хрипотцой негромко застонать, далее позволив Мише закончить начатое своим долгожданным финалом. И когда это произошло, оба устало, со счастливыми улыбками повалились рядом друг с другом на кровать, постепенно унимая сбитое дыхание и бешеный ритм сердца.

– Это было потрясающе... – сквозь шумные вдохи и выдохи произнес Рубинов, погладив, лежащую на груди, возлюбленную по растрепанным волосам и спине, даже позабыв о шрамах, теперь открыто представших его глазам. Но Дине было до жути непривычно ощущать чужие прикосновения именно в этом месте, и потому она инстинктивно дрогнула плечами, как бы невзначай перевалившись на бок.

– Да... – сладко протянула она, приобняв любимого за талию. – Мне тоже очень понравилось.

– Я рад.

– И я, – мягко улыбнулась Дина, после чего укрыла их, приятным к телу, одеялом и устроилась на его груди, вновь предавшись его надежным и теплым объятьям.

***

Тишина заполнила все пространство небольшой комнаты, давая возможность обоим погрузиться в угрюмые, переплетающиеся между собой, размышления обо всем, что произошло. И, если ранее пара была заинтересована только друг другом, на некоторое время напрочь выкинув из головы весь этот жуткий кошмар, то теперь неминуемо почувствовала тяжесть в собственной груди. Однако никто не решался заговорить, вместе с этим глупо полагаясь заснуть, но сна не было, только желание провалиться сквозь землю, заплакать и закричать.

Он ласково поглаживал ее по плечу, в то время как его голова устало покоилась на ее макушке. В свою очередь, она просто лежала на его груди, не в силах сомкнуть глаза даже на минуту, потому что, как только закрывала их – сразу же видела черную воду, лед и Реброва, безжалостно убивающего ее на глубине. Невольно Дина шелохнулась, на миг провалившись в пугающие воспоминания, после чего лишь крепче обняла парня и порывисто вздохнула.

– Хочешь поговорить? – внезапно спросил Миша, будучи так же, как и она не способным заснуть и, одновременно с этим, держать под контролем навязчивые вспышки из памяти.

– Пока нет, – спокойно ответила она, вслед за этим потянувшись к нему за поцелуем. – Хочешь чай? Я могу принести сюда.

Темноволосый с улыбкой осмотрел ее расслабленное лицо, так близко располагавшееся к нему, и мягко скользнул ладонью по белоснежным волосам.

– Нет, давай пойдем на кухню.

Тихо усмехнувшись, Дина легонько кивнула ему в ответ и тут же приподнялась, придерживая руками кончик одеяла на уровне груди. Таким образом его глазам отчетливо показались те самые тонкие белые линии, со стороны безумно пугающие, но не от внешних очертаний, а от того, что при их виде в голове волей-неволей всплывал лишь один вопрос: «Каким образом они появились на этом прекрасном теле?». Взгляд Миши неосознанно застыл на них, и он даже не посмел допустить мысль, что девушка чутко ощущает его внимание и ей от этого до жути больно.

– Так и знала... – разочарованно протянула она, с грустной улыбкой бросив свой взор на окно. – Теперь ты постоянно будешь заглядываться на эти шрамы, как и все остальные. А я буду каждый день чувствовать себя жалкой.

После ее слов, он ощутил болезненный укол вины, который в мгновенье заставил его исправиться. Миша быстро подтянулся и сел позади нее, обвив руками тонкую талию и прикоснувшись губами к ее левому плечу.

– Нет, – твердо заявил он, уткнувшись носом в ее волнистые волосы на затылке. – Ты будешь чувствовать себя самой сильной, самой бесстрашной и храброй девушкой на свете. А я не перестану восхищаться тобой.

В ответ она угрюмо прыснула от негодования и отрицательно закачала головой, оперативно выбравшись из его капкана рук. Он расстроенно проследил за тем, как резво, впопыхах, она начала натягивать на себя нижнее белье и большую мужскую футболку, будто бы стараясь поскорее скрыть от его проницательного взора все свои телесные изъяны: шрамы, новоиспеченные синяки, ожоги, растяжки и еле заметную естественную дряблость в области ягодиц и задней поверхности бедер.

– Ты такая красивая... – он, как и прежде, часто засыпал ее комплиментами, но все без исключения посылал от чистого сердца, искренне желая увидеть на ее лице улыбку и вселить уверенность в себя и свое очаровывающее тело. И она улыбалась, иногда вгоняясь в краску, потому как все еще не знала, каким образом стоит реагировать на его приятные высказывания о ней. По той простой причине, что никто и никогда не обволакивал ее так трепетно любовью, вниманием и заботой.

– А ты у меня самый замечательный, – Дина кокетливо потянулась к губам парня и, обхватив его щеки, начала через слово дарить ему легкие поцелуи: – добрый, – вновь прикосновение губ, – и бесподобный парень из всех, – она секундно застыла перед его лицом, наконец оторвавшись, – кого я знаю. И да, хватит меня смущать, – затем негромко засмеялась, в момент зарядив своей игривостью и своего возлюбленного. – Черный с бергамотом?

– Могла бы и не спрашивать, – ответил Миша, после чего девушка с ухмылкой ему кивнула и вышла из комнаты, оставив парня приводить себя в порядок наедине с собой.

Как бы он ни пытался это скрыть, как бы ни старался не показывать свое волнение и горечь, внутри него все разрывалось от боли. Аккуратные структурные пальцы художника ненавязчиво подрагивали, не переставая, все время чувствуя на кончиках жгучие следы, напоминающие ожоги от бурного мороза. На деле они были явственно содраны из-за частых попыток зацепиться за скользкий лед и выделялись на фоне бежевого оттенка ладони своей раздраженной краснотой. С тяжелым вздохом Миша переместился на край кровати, сокрушительно наклонив корпус вперед и изнуренно потирая ноющие веки. Парень не знал, что делать, не знал как спрашивать, не знал как говорить и это мучило его, давило своей беспомощностью и безысходностью. Все потому что случившееся никак не относилось к нему.

По пути на кухню, около открытой двери в ванную комнату, она неожиданно замерла, уловив боковым зрением свое отражение в зеркале. В тот же миг в левую грудь поступила резкая колкость, из-за которой Дина быстро схватилась за больное место и оттянула воротник футболки вниз. Грязная синева с коричневым и желтым оттенками становилась все темнее и заметнее, постепенно пробираясь к ребрам и солнечному сплетению. Карие глаза пораженно распахнулись, а рот слегка приоткрылся, и девушка в испуге присела на край ванной, склонившись и обняв свой корпус.

– Ди? – Миша удивленно, жмуря глаза от яркого света после темной комнаты, появился в проходе и обеспокоенно подошел к Державиной. – Что такое?

Она молча встала на ноги и повернулась к зеркалу, вновь оголив травмированную кожу. Молодой человек испуганно осмотрел насыщенное пятно, ранее не настолько заметное в сумрачной спальне.

– Что это, черт возьми? – кое-как выдала Дина, до этого никогда не встречаясь с подобной реакцией организма. Обезболивающее еще работало и не было известно, какая боль ее ждет после окончания его действия.

– То, что нельзя игнорировать, – ответил Рубинов. – Надо сходить к врачу и убедиться, что у тебя нет никаких серьезных повреждений.

– Да... – на выдохе ответила она, тут же спрятав гематому за тканью. – Пойдем.

Оба размеренно зашагали на кухню. Там Миша резво поставил электрический чайник, в то время как Дина занялась кружками и чайными пакетиками, в одну положив тот самый черный с бергамотом, в другую – зеленый с мелиссой. В ожидании закипания воды, девушка завязала волосы в легкий небрежный пучок на затылке, после чего с улыбкой подняла свою спортивную олимпийку, сброшенную в порыве страсти на пол, и в смущении глянула на своего возлюбленного.

– Первый отличный секс в двадцать три года – это сильно, – захихикала она, прикрыв рот рукой. – А у тебя... – нерешительно продолжила Дина, – много было девушек? – темноволосый по-доброму усмехнулся, вслед за ней подняв и свою куртку, лежащую под стульями.

– Последний год я был без отношений и практиковал секс на одну ночь, так что, наверное, да.

– И когда перестал?

– За день до знакомства с тобой, – серьезно произнес он, заставив беловолосую немного занервничать и закусить нижнюю губу в смятении. Ее глазки забегали по полу. – Державина, ты чего так засмущалась? – захохотал Миша, весело подскочив к ней и по-медвежьи обняв. – Смешная. Ты мне уже тогда сильно понравилась.

Не выдержав, она ладошками прикрыла глаза и тихо засмеялась ему в грудь. И, несмотря на паршивость их нынешнего положения, Рубинов не был против, так же, как и она, отчаянно желая подольше не возвращаться в суровую реальность.

– Ну а я? – парень бережно отстранился, взглянув в ее темные глаза. – Когда я тебе стал нравиться?

– В ванной, – недолго думая, ответила Дина. – После приступа и наркотиков. Ты подавал мне воду, а потом... – она выждала недолгую паузу, вновь опустив взгляд вниз, – сказал то, что я никогда не смогу забыть. Сказал, что за меня стоит побороться, и ты попробуешь. Я не верила тогда...

– Не верила мне?

– Нет, не верила в людей, – поспешила уточнить Державина. – Но ты быстро стал тем, кому я стала доверять даже больше, чем людям, которых знала почти всю жизнь.

– Почему? – с легкой улыбкой, в недоумении спросил парень, на что девушка лихо пожала плечами, бросив свой взор на закипающий чайник.

– Сердце подсказало.

И этого ответа было достаточно.

Оба ненадолго умолкли и заварили себе горячие напитки. Потом Дина невольно бросила свой взгляд на пачку сигарет и сразу же решила отравиться хотя бы одной. Она не курила с самого утра, хотя, по правде, организм особо и не требовал новой дозы, так как голова была забита абсолютно другими вещами. Но теперь, когда девушка заметила их, то удержаться не могла.

Накинув на себя олимпийку, она по привычке открыла окно, поставила кружку на подоконник, оперлась на него локтями и зажгла сигарету, уже стиснутую в зубах. Не делая лишних замечаний, Рубинов просто встал рядом с ней, задевая ее плечо своим.

– У меня есть шоколад в холодильнике, можешь взять.

– Да, нет, – отмахнулся парень. – В глотку ничего не лезет.

– Это точно... – в раздумьях протянула Дина, вдруг почувствовав, до этого неуловимую, горечь от табака. Сигарета не курилась. – Ты... – с дрожью в голосе начала она, ощущая, как сердце начало биться с удвоенной скоростью от страха, – пошел на риск. Спас меня от пули в лоб.

– А ты пошла на риск и встала ради меня и Саши у края моста.

– И сделала бы это снова.

– Так вот и я сделал бы это снова.

Ничего не отвечая, она просто схватила его за руку, продолжив другой курить папиросу. Тишина ненадолго затянулась. Они просто стояли напротив окна, глядели куда попадется и параллельно пили все еще горячий чай, вместе не решаясь продолжить неприятную, но важную для обоих тему. Однако, Дина, прекрасно понимая, что обязана ему о многом рассказать, особенно после того, что он сделал ради нее, собралась и коротко проговорила:

– Диссоциативное расстройство, – парень заинтересованно покосился на нее, примечая тот факт, что девушка крепко закусила внутреннюю часть щеки. Она волновалась и очень сильно. – Он страдает им с детства.

– Ра...

– Да, – прервала его Дина. – Раздвоение личности. Его мать тоже была нездорова и, однажды, после того, как избила сына почти до потери сознания, в истерике вскрыла себе вены, прямо на его глазах.

– Он... – с трудом начал Миша, – бил тебя?

– Слишком очевидный вопрос с таким же очевидным ответом.

Чувствуя, как противный большой ком вновь подкатывает к горлу, парень печально прикрыл глаза и с мучительной болью положил ладонь на лоб.

– Ты ведь хочешь спросить про шрамы, – констатировала факт Дина, уставившись на него с печальной улыбкой. – Но боишься?

– Да, – четко ответил он, в ответ так же проникновенно поглядев на нее.

– «Произведение искусства», – горько усмехнулась она, – так он это назвал. Знаешь, бывали моменты, когда его злость ограничивалась словами, возможно, незначительными толчками. А иногда, как в этот раз, он терял контроль и жаждал боли. И... – вдруг Державина запнулась, почувствовав, как слезы намереваются подступить глазам. Она не ожидала, что после стольких лет заплачет об этом. – Он толкал меня на пол в кухне, брал обычный столовый нож, садился сверху и резал, как кусок мяса.

Вновь появилась тишина, пульсирующая в груди, веках и висках, перекрывающая доступ к кислороду. И теперь в глазах не ночной город, не любимый человек, а кровь, запачкавшая спину и ткань футболки. А в ушах не дыхание и шум города, а плач и крики. При детальных воспоминаниях об этом Дину затошнило, – она прикрыла рот ладонью.

– Налей мне воды, пожалуйста, – вдруг сказала она, резво выбросив остатки сигареты за окно, и вынужденно присела на стул. Парень мигом выполнил ее просьбу.

– Держи, – и присел перед ней на корточки. – Тш-ш-ш, – мужская рука заботливо начала гладить ее по голове, в то время, как медовые глаза внимательно наблюдали за ее трясущимися пальцами, стискивающими большой стеклянный бокал. – Эй! – прошептал он. – Смотри на меня. Я не буду к тебе лезть с вопросами. Тебе трудно и, если ты захочешь мне еще что-то рассказать сама, то расскажешь, и я выслушаю.

– Да, – положительно закивала Дина и после, резко переключившись, с облегчением взглянула на Мишу и улыбнулась. – Пойдем вместе примем ванную?

– Отличная идея.

***

Остатки капелек воды из-под крана мелодично падали и разбивались о гладь воды, украшенной легкими разводами от ароматического масла. Она с наслаждением лежала на мужской груди, в то время как одна его рука покоилась на ее ребре, вторая – нежно обвивала область чуть ниже шеи, за нее то девушка и придерживалась. Дина не чувствовала смущения, не чувствовала страха или боли, по правде, не чувствовала ничего, проникнувшись в вакуум паралича с примесью блаженного спокойствия, и Мишу это пугало. Парень наблюдал за ее расслабленным лицом и не понимал, беловолосая после случившегося кошмара хоть и не могла сомкнуть глаз, так же и не плакала, совсем. Она не кричала, не предавалась истерике и эмоциям, наоборот – много молчала и при удобном случае улыбалась, только вот теперь Рубинов не знал, что конкретно скрывается за этой улыбкой. Ему хотелось верить, что она в порядке, что на самом деле не хочет вырвать сердце от испытанного ужаса, страданий и разочарования. Однако он не был дураком и знал – Дина таит все внутри. Но и здесь он промахнулся – Дина не таила в себе, она попросту еще пока не осознавала всю суть произошедшего и того, что может случиться дальше. Девушка была в зоне риска, и Миша опасался теперь ее оставлять. Вот только говорить об этом пока не решался.

В свою очередь, Державина могла позволить себе окунуться в другую мысль – она не ожидала, что сможет так открыться ему. А самое главное – сорвалась с петель дверь не только к ее страшным тайнам, но и к ее телу во всех смыслах. Лежать обнаженной рядом с ним было так приятно, так тепло и уютно, словно он уже давным давно был ее частью. Ее обволакивала забота, нежность, любовь...

– Миш? – внезапно произнесла она его имя, отчего в груди монотонно завибрировало, а по коже незаметно пронеслись мурашки. Парень откликнулся на ее зов сразу. – Ты бы хотел уехать отсюда? – темноволосый глухо рассмеялся.

– Куда?

– Куда-нибудь. В другую страну.

– Отдых – всегда здорово, – заулыбался Рубинов, расслабленно откинув голову назад.

– А если не совсем отдых? Может на полгода, год? – пускай она и не смотрела на него, в ее взгляде читалась надежда с примесью грусти и отчаяния. Дина ласково пробежалась пальчиками по его оголенному плечу.

– Почему ты спрашиваешь? – не переставая легко улыбаться, парень нахмурился и мельком бросил на нее взгляд – взор девушки был устремлен куда-то вниз.

– Просто, – она пожала плечами. – Интересно.

– Ну тогда нет, я не готов отсюда уезжать. Честно говоря, меня даже отдых заграницей не впечатляет. Я люблю Москву.

Дина с печалью прикрыла глаза, крепко поджав губы, как будто сдерживая плач, но не показала ему этого, лишь сильнее прижалась к мужскому телу и на нейтральном тоне произнесла:

– Понятно.

На деле внутри она чувствовала себя опустошенной, без капли ожиданий и энтузиазма, переполненной новой волной ощущения одиночества. Но не физического, а душевного. Однако именно подобного рода одиночество и сжирало ее по частям, когда рушились представления, цели и мечты. И теперь, когда кто-то, кого ты безумно ценишь и любишь не разделяет твои стремления и предпочтения.

Тихо сглотнув, девушка поспешила продолжить разговор, чтобы Миша ненароком не начал задавать вопросы.

– А где твоя мама? Она живет здесь?

– Нет, мы только готовимся к ее переезду сюда. Давно пора было ее вытащить из того захолустья.

– Ты так держишься за нее... Не забываешь... Она прекрасная мама и ей очень повезло с сыном.

– Очень надеюсь, что это так, – беспечно хмыкнул Миша. – Я очень боюсь ее подвести, разочаровать, показаться плохим. Она заслуживает большего, – в ответ Державина настойчиво сжала его руку.

– И она это получает.

Он ничего ей не ответил, лишь безмолвно сжал ее ладонь и вернулся в прежнее комфортное положение.

В полной тишине любые звуки отражались музыкальным эхом, которое не только грело слух, но и кружило голову, особенно Дине, так обожающей подобную обстановку.

– Твой голос здесь кажется ещё более мелодичным, – подметил парень.

– За это я и люблю часами валяться в ванной, – хихикнула беловолосая. – Акустика потрясающая, петь здесь одно удовольствие, особенно мычать...

– Мычать? – удивленно переспросил Миша.

– Да. Мало того, что получается великолепная мелодия, так еще и грудь в горячей воде издает особенную вибрацию, – обладатель медовых глаз заинтересованно покосился на нее. – Слушай, – внезапно произнесла она, положив одну ладонь парня в центр своей груди, другую – на диафрагму, после чего глубоко вдохнула и на выдохе выдала высокий, ровный звук, определенно напомнивший парню начало знакомой мелодии.* Когда кареглазая остановилась, парень вне терпения произнес:

– Продолжай, – на что Дина игриво ухмыльнулась и выполнила его просьбу, обессиленно припав к нему спиной. Его руки остро ощущали жар, так активно пронзающий женское тело, словно внутри разожглось необъятное пламя. Огненная сила переполняла, заряжала, давая возможность прочувствовать ее редкость и особенность. Именно так пела душа, не скупо и сухо, а старательно, свободно, открыто, эмоционально. Оттого не только мурашки пробежались по обоим телам, но и дрожь с ярко-выраженным потом от волнения и чувственности. – Так красиво...

– Ты почувствовал?

– Да, – уверенно ответил парень.

– Что именно? – решила уточнить Дина, вдобавок, любопытно повернувшись к нему лицом. Рубинов озадаченно и проникновенно вгляделся в ее темные глаза, в которых отчетливо читался распаляющийся интерес и жажда верного ответа.

– Это трудно описать словами... Слишком много чувств и твоей отдачи. Поэтому и мелодия заиграла другими красками. Более душевно, более тоскливо, чем оригинал, – будучи впечатленной, блондинка заулыбалась.

– Ты такой же, как и я. Чувствуешь музыку, а не слушаешь. Невероятно... – тихо, с нотками волшебной воодушевленной радости промолвила она, счастливо потянувшись к его губам. – Я знала, что ты другой. Во всех смыслах другой, – после чего аккуратно, протяжно прижалась к ним и увлекла в нежный поцелуй.

– Споешь еще? – задал вопрос Миша, ощущая пылкую необходимость услышать еще ее невероятный, постоянно утаенный, сопрано. Дина с сомнением похмурила брови. – Пожалуйста.

Проницательные медовые глаза опьяняли, закручивали в омут любви, спокойствия, уверенности. Они заряжали, просили и манипулировали ей, вынуждая переступать собственные границы, выходить из зоны комфорта. Но ради него она была на это готова, потому и поддалась. Вновь развернувшись к нему спиной, приняв прежнее положение, она разрешила его бархатным ладоням лечь на те же места и заново насладиться волнами чувств и эмоций, так быстро успокаивающих и вселяющих полный покой.

Соблюдая темп и плавные смены высоты голоса, она продолжала бессловесно напевать ему песни. Хоть он так и не услышал полноценного пения, этого было вполне достаточно для того, чтобы прочесть ее изнутри, понять, что Дина чувствует, как перебарывает боль и какими оттенками переполнены ее эмоции. Но больше всего его привлекли не ожидаемые нотки печали, изнуренности, сожаления, страданий и даже скорби, а другое, что-то, чему она не позволяла выскользнуть из своих губ словесно – страстной любви. Любви не простой и обыденной к чему-то незаурядному. А любви к нему. К Мише Рубинову.

***

Под утро оба оказались в постели. Вот только парень безвольно провалился в сон из-за жуткой усталости, а девушка лишний раз боялась сомкнуть глаз. Паралич чувств начал отступать, на его место пришёл страх, который вскоре должен был смениться на нервный срыв. Её переполняла кромешная тьма, точь в точь такая же, как тогда под водой. Вновь было трудно дышать, а тело настолько потяжелело, что составляло трудность даже сдвинуться с груди молодого человека и встать. Оставалось лишь в панике бегать глазами по мрачной комнате, в попытке уцепиться за любой источник света. Даже осознавая, что не одна, с ней Миша, её надёжная защита, ей было безумно страшно. Казалось, что в любой момент из черноты выйдет он, набросится на неё или пристрелит, чего она даже не заметит.

Ужас сковал, побудив мурашек проскользнуть по ногам, а тонкие руки, цепко обнимающие Рубинова, задрожать. Словно обезумевшая Дина оторвалась от него и резво вскочила с места. После чего все же проверила состояние покоя парня и, убедившись, что он все ещё крепко спит, тихо, но быстро направилась в кухню. Ранее Державина никогда не боялась темноты, но теперь, захваченная в плен жутких кошмаров жизни, она остерегалась каждого скрипа, порой совершенно неосознанно создавая собственные воображаемые звуки чужих шагов или дыхания. Так она шла недолго, зато беспрерывно держала руки перед собой, дабы не врезаться в какого-то призрака её психических травм и не упасть в реку, на дне которой таится никому неизведанное царство обречённых, убитых и разрушенных существ.

Несмотря на пылкое стремление убраться из пугающей темноты, Дина не стала везде включать свет, чтобы не привлечь лишнее внимание. Тусклая лампочка от электрической вытяжки над плитой и начинающийся рассвет за окном придавали ей сил, делая обстановку в комнате более спокойной и комфортной. Однако в сторону, на вид бесконечного чёрного коридора, она не была полна смелости глядеть. Мозг в любой момент мог сглупить и нарисовать то, что теперь вновь мучает её и убивает. Поэтому она просто выпила все необходимые лекарства, налила себе чай и уселась на подоконник с сигаретой в руках.

Но ничто не прогоняло из памяти его голос, его физические и моральные удары, озверевшие глаза. А содрогающееся тело вместе с порывами ноющей боли и ломоты было лишь подтверждением того, что случилось. Наконец и чувства вернулись, и ожидаемые слезы подступили к глазам, выворачивая душу наизнанку. Но как бы сильно она не хотела кричать, без слов, просто издавать громкие звуки накопленных страданий, отчаяния, слабости и унижений, у неё не получалось. Да и рыдать взахлёб тоже не выходило совсем. Потому девушка лишь упиралась лбом на стекло и бесшумно пускала слезы, редкими, но болезненно ощутимыми душой и разумом, порывами.

Но вместе с болью пришла не жалость к себе, а вина. Такая безмерная и жгучая, что сдавливалось сердце. Внутри её безжалостно рвало на кусочки, и Дина чувствовала это, жадно царапая себе грудь ногтями и стуча по ней своими же, содранными до этого в кровь, кулаками. Ничего не помогало, становилось хуже. Слезы стали сопровождаться стонами, страдальческими писками, а давление в голову и грудь все больше и больше нарастало. Она даже не заметила, как к ней обеспокоенно подбежал Миша.

— Дина! — испуганно негромко воскликнул он, приблизившись к ней и накрыв её склоненную голову ладонями. Она заплакала больше. Не смогла выдержать присутствие своего любимого. — Ничего! Не сдерживай себя, тебе это сейчас нужно! — парень аккуратно отодвинул пустую кружку в сторону, тем самым дав возможность беловолосой обнять его. Так она и сделала. Эмоционально примкнула к его груди, прикрыв влажными ладошками лицо.

— Я виновата, Миш...

— Что? О чем ты?

— Это все из-за меня!

— Тш-ш-ш, — тихо протянул Миша, прижавшись губами к ее лбу. — Не говори глупостей, это не так.

— Я оставила его... — Дина едва могла дышать, постоянные громкие всхлипы и стоны перекрывали горло. — Я бросила его, предала... Я не смогла помочь, хотя так хотела!

Ему ничего не оставалось, кроме как слушать её, успокаивающе поглаживать и нежно целовать.

— Я такая беспомощная и слабая. Мне страшно закрывать глаза, мне больно смотреть на себя в зеркало, мне больно смотреть на тебя! Я ничтожная, я ничего и никого не стою!

— Нет, Ди, не неси чушь! — прикрикнул Миша, обхватив руками её щеки. — Посмотри на меня, пожалуйста, — Дина судорожно закачала головой. — Прошу тебя.

— Не могу.

— Дина, пожалуйста! Я лю...

— Нет!!! — громко и нервно прокричала девушка, лихорадочно приставив к его губам указательный палец. — Не говори этого!!! — ее глаза испуганно уставились на медовые. — Не смей! Не говори, пока не уверен! Я не заслуживаю...

— Заслуживаешь, — отрезал Рубинов. — И я уверен в этих словах.

— Нет! Не говори до тех пор, пока не станет невыносимо сдерживаться! Это слишком громкие слова!

— А если я скажу, что мне каждый день невыносимо молчать? Утаивать словесно свои чувства. Я хочу их слышать, хочу говорить о них.

— Миш... Нет, я не готова. Ты все знаешь, и я все знаю, не нужно.

Миша негодующе оглядел её, не скрывая своего глубокого разочарования в глазах. Закрытость Дины ломала его, не позволяла чувствовать себя полностью счастливым от тех чувств, которые он к ней испытывал. Он хотел говорить с ней обо всем, что их связывает, хотел слышать от неё открытые признания. И тот факт, что этого не было заставлял серьёзно задуматься: девушка сомневается в чувствах, боится их или просто не любит? В последнее он, кстати, не верил.

— Почему? — с отчаянием спросил парень, ласково схватив её руку. — Ты сомневаешься?

— Нет! — поспешила опровергнуть его домыслы Дина и в панике крепко сжала его ладонь. — Не воспринимай это на личный счёт, нет! — прокричала она, после рывком потянув его в свои объятья. — Я ненавижу себя за это. Тебе больно, я чувствую это, понимаю. Но я не могу пока побороть то самое ощущение, словно, если я скажу это, то обреку себя на погибель, — рвано вздохнув, беловолосая запустила пальцы в его тёмные волосы. — Ты ведь знаешь обо всем, что я к тебе испытываю...?

— Знаю. И знаю, какие ты усилия прилагаешь для того, чтобы начать принимать мир и людей заново, — проговорил он, параллельно не только анализируя в голове её слова, но и вспоминая недавно произошедшие события. А именно Яна Реброва, его намерения, его слова, его боль, которые изменили Дину. Тогда и стало понятно — любовь для Дины являлась психической травмой. — А ещё знаю, как тебе трудно, поэтому если тебе будет легче, то... Я скажу об этом только тогда, когда не останется сил держать это в себе.

— Спасибо...

Он ничего не ответил, лишь грустно улыбнулся и отстранился от нее. Однако лишь для того, чтобы поцеловать. Она с желанием приняла этот нежный маневр, не перестав поглаживать его по голове. А когда остановилась, то с лёгкой полуулыбкой вытерла руками слезы и с неким облегчением вздохнула.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Да, — на выдохе ответила Державина, — определённо.

— Хорошо, тогда пойдём обратно в кровать. Тебе нужно поспать.

Девушка судорожно закивала и слезла с подоконника, после в момент приткнувшись к груди парня.

«Я люблю тебя, Миша, и обещаю, что скоро скажу тебе это». 

_____________________

*«... определенно напомнивший парню начало знакомой мелодии».

James Horner – Hymn to the sea

(Саундтрек к фильму «Титаник» 1997 г.)