Я буду рядом
Поздно вечером Гермиона возвращалась домой. Сегодня пришлось задержаться на работе, все-таки глава отдела не может себе позволить прохлаждаться накануне сдачи отчета. Уставшая и измотанная, она открыла дверь ключом и переступила порог своей квартиры. Что-то было не так. Всю усталость как рукой сняло, когда она услышала негромкие звуки в гостиной. Свет был выключен. Гермиона на автомате достала палочку и тихо, но настойчиво продвигалась в комнату, чтоб разоблачить нежданного гостя. Подкравшись к дверному проему, она заглянула внутрь и остановилась от увиденного.
Телевизор показывал яркий пример какого-то сопливого романтического фильма, в котором главная героиня наверняка пролила уже литры слез по самому красивому мерзавцу общественности, но еще даже не подозревала, что ее счастье совсем рядом в лице ее лучшего друга, влюбленного в нее с пеленок.
Но удивило ее совсем не кино, а тот, кто спал в позе эмбриона на ее любимом диване под аккомпанемент рыдающей страдалицы. Гермиона подошла ближе и присела рядом с Драко. Улыбнулась и саркастично протянула:
— Да, Малфой... Если ты будешь реагировать на слезы нашего ребенка так же, как на плач этой бедняги, то папу он не дозовется.
Гермиона наблюдала, как Драко хмурится, сопровождая это сонным мычанием, и наконец расклеивает глаза. Ей удалось застать его пробуждение. Каждое утро все эти десять дней она вставала последней. Он всегда вставал раньше и встречал ее вкусным завтраком. К этому времени он был уже собранным и при полном параде. Она ни разу не видела, как он просыпается, и вот ей повезло. Губы тронула улыбка от того, что Малфой так по-детски трет глаза и зевает.
— Грейнджер, ты вернулась, — он потянулся, чтобы привстать. — А я, кажется, уснул, пока тебя ждал.
— Я заметила. Давно тут?
— Уже два часа, — проверил он время на часах. Потом удивленно посмотрел на нее и спросил: — Ты чего так поздно?
— Отчет, — она устало вздохнула и пожала плечами, потом скинула с себя пальто, жестами попросила Драко подвинуться и устроилась рядом с ним. Он развернулся на бок, чтобы ей было достаточно места на узком сложенном диване, и положил руку на ее бедро. Несмотря на то что она работала допоздна, и он проспал час в ее ожидании, Малфой выглядел гораздо более утомленным, чем она. Гермиона потянулась к его губам, чтобы получить причитающуюся ей сегодня порцию вечерней ласки. Дотронувшись до его щеки, она распахнула глаза:
— Малфой! Ты горячий!
— О, я знаю, Грейнджер. Я очень-очень горячий, — томно, но очень сонно проворковал он в ответ.
— Идиот, — она закатила глаза и приложила руку ко его лбу. — У тебя температура!
Брови Драко сошлись на переносице, он сам потрогал свой лоб — ничего не почувствовал и непонимающе посмотрел на Гермиону. Она вгляделась в его лицо и поняла, что права. Он действительно заболел. Красные щенячьи глаза и шмыгающий нос только подтвердили ее догадки. Она подорвалась с дивана и протянула ему руку.
— Что ты делаешь? — он вопросительно смотрел на ее ладошку. — Отойди от меня. Если я и правда болен, а, наверное, так и есть, потому что мне жутко холодно, то тебе лучше быть от меня подальше.
— Не будь глупым, Драко, — сама схватила его за руку и потянула на себя. — Я не дам тебе болеть в одиночестве.
Когда Малфой выпрямился, голова закружилась, и он позволил Грейнджер себя поддержать. Но сразу отодвинулся и процедил сквозь зубы:
— Ты можешь заразиться! Тебе нельзя болеть.
— Малфой, благодаря тебе я пью такое количество витаминов и укрепляющих зелий, что мне ничего не грозит. Так что хватит строить из себя неизвестно что! Пошли.
Он все еще хмурился, но поддавался ее рукам, которые вели его по направлению к постели в ее спальне. Драко не хотел подвергать здоровье Гермионы опасности, но кровать и подушка были настолько соблазнительными, что он не сопротивлялся, когда она снимала с него одежду, укладывала в постель, как ребенка, и укрывала теплым одеялом. Так с ним поступала только мама, и то давным-давно, много лет назад. С тех пор как он поступил в Хогвартс, он постоянно отмахивался от маминой заботы и нежностей. Укутываясь в одеяло, как в кокон, Драко понял, что ему так всего этого не хватало. Захотелось, чтобы кто-то за ним ухаживал, чтобы прикладывал руку к его лбу и интересовался самочувствием, как пять минут назад это делала Гермиона. Вернуться бы в детство и спрятаться от всех проблем в натопленной комнате с камином, куда перед сном придет мама и пожелает спокойной ночи. Он так устал за последнее время от работы, переживаний, волнений — от всего. Единственным желанием было просто отдохнуть от суеты, понежиться в теплой постели и хорошенько выспаться. Закрывая глаза, он услышал голос Гермионы.
— Драко, выпей зелье, пожалуйста, — она ласково дотронулась до его щеки, заставляя обратить на себя внимание. Он приподнялся, опрокинул лекарство в рот и снова зарылся в одеяле.
— Грейнджер, мне холодно.
— Я знаю, ты вообще-то болен!
— Так и должно быть?
— Скоро пройдет. Жар спадет в течение получаса, попробуй заснуть, — она снова положила руку на его лоб и убрала упавшие на лицо пряди волос.
— Ты полежишь со мной? — сказал Драко, схватив прохладную ладонь Гермионы, которая сейчас ему казалась очень горячей и могла хоть немного его согреть, и приложил к своей щеке.
— Подумать только, одна несчастная простуда может сделать тебя совсем беспомощным! — покачала головой она, а потом негромко добавила: — Как, впрочем, и всех мужчин. Спи, я буду рядом.
Драко послушно улегся клубочком, уронил веки и придвинулся поближе к Гермионе, придерживая ее руку, чтобы она не сбежала. И перед тем как погрузиться в сон, задумался над ее словами. «Я буду рядом», — звучало отлично. Ему понравилось. Поэтому, несмотря на плохое состояние, заснул он с улыбкой на лице.
А Гермиона в это время думала о том, что за эту неделю фактически семейной жизни она к нему сильно привязалась. Даже очень. Она стала привыкать к приготовленным завтракам по утрам, к домашним посиделкам вечерами и очень горячим ночам. Ей с ним было уютно. Она никогда не могла подумать о том, что Малфой такой простой и «удобный» в бытовом плане. Он не пеняет на нее, когда видит пыль на мебели, когда понимает, что еды в доме нет или вещи не постираны. Драко просто зовет Тикки и дает ей задание. Зато когда Гермиона радует его ужином, он не может скрыть искреннего удивления от ее поступка и уплетает запеченную курицу за обе щеки, объясняя это тем, что ему никто, кроме домовиков, никогда не готовил.
Он понимает ее. Понимает, что ей не хочется хозяйничать в доме после тяжелого трудового дня, понимает, что ей это не нравится, что ее это утомляет. Малфой не считал, что женщина должна сидеть дома и ждать мужчину с работы, каждые десять минут подогревая пирог, чтобы подать его на стол теплым, как это заведено у Уизли, например. Он не привык к этому, поэтому и требовать от нее подобного ему в голову не приходило. Все, что Гермионе было не в радость, делала эльфийка, и всех троих это устраивало. Тикки рада служить хозяину, а им двоим хватало времени друг на друга. Они ведь стараются построить полноценные отношения. И даже неплохо справлялись с этой задачей.
Обнимая уснувшего Малфоя, она отчетливо осознала, что он ей нравится, что хочется заботиться о нем так же, как он заботится о ней. Папа был прав, советуя к нему присмотреться.
Когда-то давно еще в школьные годы она, пусть и вся такая невероятно рациональная, мечтала о своем принце, как и все девицы ее возраста. Думалось о том, что в ее жизни однажды появится человек, на которого будет приятно смотреть, которого интересно будет слушать, который не уступит ей в интеллекте. С ним захочется искренне смеяться и с нетерпением ждать встречи. И сейчас, вспоминая свои детские мечты, она поняла — вот же он! Перед ней, в ее руках! От него невозможно отвести взгляда, потому что он потрясающе красив, особенно здесь, когда переодевается в домашнюю одежду и лохматит волосы, или в постели, когда все его внимание поглощает она, когда он смотрит на нее, как голодный зверь, и влажное от пота тело льнет к ней все ближе и ближе. В эти моменты он особенно прекрасен. А если что-то шепчет ей на ухо, будь то пошлости или нежности, крышу сносит основательно, потому что ей приятно его слышать и слушать. Он умен... Каждый разговор, дискуссия, спор и ссора с ним интересны, потому что он отвечает на ее уровне, словесные баталии стали их отличительным знаком, их маркой. Без этого совместное существование станет не таким захватывающим и эмоциональным. О, ему удается вызывать в ней бурю эмоций! Он злит ее, раздражает, волнует, возбуждает, а еще вызывает нежность и заставляет ее смеяться. Поэтому она каждый день спешит домой после работы, чтобы провести вечер вместе. Дождаться, когда они снова еще неловко и с ноткой смущения, но все же с огромным желанием, окажутся в объятьях друг друга. Поделятся новостями с работы, обсудят ту или иную книгу, посмотрят фильм или просто будут целоваться. Нежно и трепетно.
Гермиона не понимала, что с ней происходило, но точно знала, что Драко каждый день и каждую ночь разбирал ее броню по крупицам, медленно, но верно сдувал спесь и останавливал ее внутреннюю стерву еще до того, как она проснется. Она никогда не была идеальной, начиная от внешности и заканчивая характером, зато всегда старалась быть собой. А Драко, несмотря на все его ворчание и подколки, принимал ее настоящую. Он не кроил ее характер, не пытался изменить сущность, но своим отношением к ней и к ее ребенку заставлял ее меняться самой. Хотелось быть ласковой, нежной, заботливой, интересной и красивой для него. Никто раньше не вызывал в ней подобных желаний.
Сейчас, глядя на Драко, ей хотелось, чтобы он думал о ней в том же ключе. Она нуждалась в том, чтобы быть для него важной. И не только как мать ребенка, которому он хотел подарить полноценную семью, но и как женщина. Любимая женщина, в которую он вселит уверенность и даст знать, что у них существует завтра — общее, совместное завтра.
Но уверенность, что Драко будет рядом, не приходила, поэтому она, как та самая героиня девчачьей сопливой романтической киноленты, разревелась. Головой понимала, что творит ерунду, но поток идиотских слез остановить уже не могла. От этого она расстроилась еще больше и зарыдала громче и протяжней.
«Эта беременность уничтожит все, чем я так гордилась! Мою рассудительность, холодный ум, силу и независимость».
Сейчас не хотелось ни с кем бороться, воевать, идти на амбразуру, отстаивая чьи-то права. Хотелось наконец позволить себе быть слабой, позволить кому-то решать что-то за нее, снять весь груз ответственности и переложить на сильные мужские плечи. На его плечи!
Она не смела мечтать! Боялась своих навязчивых мыслей о возможном счастливом будущем с ним. Боялась, потому что знала, что если позволит себе влюбиться, а у них не сложится, ее это сломает. Однако чертова сентиментальность снова и снова, прямо с мазохистским наслаждением, возвращала ее к этим мыслям, поэтому она гнала их прочь, отчитывала себя за слабость, но ничего не получалось.
От этого она и рыдала сейчас, спрятавшись на груди Драко, который даже не подозревал, до чего Гермиону довели размышления о нем. После очередного вырвавшегося всхлипа она почувствовала, что кто-то прочищает горло прямо над ее макушкой. Она даже не заметила, что теперь не просто держала свою ладошку на его щеке, а прямо вцепилась в него мертвой хваткой, обнимая руками и прижимая к себе, как любимого в детстве плюшевого медведя, который всегда был готов поддержать ее в горестные моменты своим молчаливым присутствием.
— Грейнджер. — Всхлип в ответ. — Эй, Гермиона. Что случилось? — обеспокоенно спросил Малфой, отстраняя заплаканное лицо Гермионы от себя и всматриваясь в мокрые темные глаза, взгляд которых не давал ему покоя с вечера на министерском балу. — Почему ты плачешь?
— Я не знаю, — она активно мотала головой из стороны в сторону и пряталась в его руках, не понимая, что вообще можно сказать и как объяснить это странное поведение.
— Хей, ну все-все. Что это на тебя нашло? — Драко с испуганными глазами гладил ее волосы, пытаясь успокоить. Сделал даже попытку пошутить: — Это хоть не из-за меня? Я не успел ничего натворить, пока спал?
— Я сама не понимаю, что со мной, — Гермиона все еще всхлипывала, но уже приходила в себя.
— А я знаю — ты беременна. А вам, пузатым, особых причин и не надо. Вы все жутко ранимые и впечатлительные.
— У меня нет пуза, — насупилась она, но слезы наконец исчезли. Он рассмеялся от того, что она обратила внимание только на упоминание о скорых изменениях в фигуре.
— Даже если у тебя вырастет самый огромный живот в мире, Грейнджер, ты все равно останешься безумно красивой, — это прозвучало как самая настоящая глупость. Хотя в душе Драко действительно считал, что округлившийся животик ее совсем не испортит, а сделает еще прекрасней, потому что нет ничего привлекательней для мужчины, чем женщина, которая носит в себе его ребенка.
— И ты меня не бросишь? — несмелый вопрос удивил Малфоя настолько, насколько удивил и Грейнджер, которая сейчас смотрела на него с таким страхом в глазах, как будто он — это его покойная безумная тетка с палочкой наизготовку. Пока он находил слова, она залилась стыдливым румянцем, пролепетала извинения и заворочалась в его руках, пытаясь выбраться из крепких рук. Но когда ей почти удалось освободиться, он опомнился и сильней сжал в своих объятьях.
— Гермиона, ты серьезно? — она молчала и жевала губу, не услышав ответа, он продолжил: — Если ты действительно хочешь быть со мной, то я буду рядом. Потому что я хочу быть рядом с тобой, — пауза была долгой, но и она закончилась.
— И я хочу, Драко... — выдохнула Гермиона тихо-тихо, но была услышана. Поэтому через секунду его губы уже сминали ее, а сильные руки притягивали ее хрупкое тело все ближе, буквально вжимая в мужскую грудь. А она растворялась в нем, отдавалась, позволяла себе принадлежать ему, ставить на себе клеймо «Малфой», потому что она не была против... Она посмела мечтать...