Подснежник

Задела меня эта Ива֝нова деловитость очень сильно. Настроение упало до нуля, и остаток дня я ходила злая, как собака. Катя зыркала на меня поверх своего монитора каждый раз, когда я попадала в поле её зрения, зыркала и молчала. И дальше молчать будет об увиденном, я уверена, подтверждая звание ценного сотрудника и надёжного ассистента.

Понесу ли я Ивану Никитину акты? Ещё как понесу. Но, прежде чем отдать, такую уничижительную лекцию закачу, чтобы на всю свою долгую, однозначно дольше моей, жизнь запомнил, что негоже свои рабочие дела решать таким образом.

Во двор въехала, когда до восьми оставалось ещё полчаса, хотя на работе сидела до победного, правда, КПД всё равно держался на минимуме. Топталась возле подъезда, даже не думая хоть на пятнадцать минут подняться в квартиру, боялась, что весь мой боевой запал испарится от домашнего тепла. Ноги замерзли быстро, но я лишь в шубу сильнее куталась и, продолжая упорствовать, оставалась на улице. Пристально оглядывала двор по периметру, но всё равно пропустила момент, когда Ваня появился. А тот снова, как подснежник, молча вырос передо мной.

— Заходим? — как ни в чём не бывало спросил он, кивая на подъезд.

— Не спеши, — осадила я.

Остались стоять на морозе, друг против друга. Мне почти не было видно его лица, потому что Никитин встал спиной к фонарю и, как обычно, с капюшоном на голове. Зато я предстала перед ним во всей красе: кончик носа красный от холода, губы покусаны от волнения, на щеках румянец лихорадочный...

— Некрасиво, Иван, получается, — начала я заготовленную речь, — использовать личные связи для решения рабочих проблем...

—Ты думаешь, я затеял эту встречу только из-за актов? — даже капюшон «Аляски» не скрывал, как зло блеснули его глаза. Вскинула бровь и молча ждала, что он скажет дальше. Иван раздосадовано вздохнул и пояснил: — Маш, я документы оставил потому, что это — моя единственная возможность увидеться с тобой ещё раз, причём с вероятностью сто процентов.

Мои глаза забегали, стараясь не замечать рационального зерна в его словах. Открыла было рот, чтобы парировать фразу, как из подъезда вышли мои соседи, супружеская пара пенсионеров, которая своим личным достижением считала знать всё обо всех жильцах нашего дома:

— Добрый вечер, Мария Михайловна, — услышала я елейный голос дедушки, а глаза его уже с интересом вцепились в мужчину, стоящего напротив меня, да и шаги пары замедлились.

— Здравствуйте.

Чёрт! Войти сейчас в подъезд вместе с Ваней — чистое самоубийство, назавтра весь двор будет судачить, что я «дочь сплавила и теперь вожу к себе мужиков». Оставаться на месте, когда эта парочка «мисс Марпл&Эркюль Пуаро» усиленно копошится в одной авоське на двоих, словно ищет давно потерянное чувство такта — самоубийство в квадрате. Да пошли они все!

— Пойдём, — кивнула я Ивану и с высоко поднятой головой прошла мимо любопытствующих стариков.

Как я и предполагала, в квартире весь мой боевой дух испарился. Наоборот, стала нервничать, суетиться без дела. Расположились в зале, я зачем-то включила гирлянду, не иначе как праздничный антураж создать, и какой-то музыкальный канал на телевизоре. Ванька снял пиджак, небрежно кинул его на спинку кресла и следом в то же кресло уселся. Я всё ещё оставалась на ногах, теребила в руках пульт от телевизора, чтобы хоть чем-то занять пальцы, которые жадными щупальцами осьминога просто рвались облапать мужской торс под терракотовой водолазкой.

— Может, чаю? — во мне проснулось гостеприимность, да и тем для разговора подходящих не находится.

Положила пульт, направилась мимо Никитина на кухню, но он поймал меня за руку и усадил к себе на колени:

— Машка, я соскучился. Даже не знал, что так скучать можно.

Хотела возмутиться, но не успела. Он положил вторую ладонь мне на шею, сжал её. В глаза смотрел не отрываясь, и мне не давал отвернуться. А я от этого взгляда вздохнуть не решалась, не то что возмутиться. Большим пальцем прошёлся по позвоночнику вниз, до самого копчика. И как тут устоять и не выгнуться? Закусила губу, чтобы не застонать, но глаза, наливающиеся желанием, выдали меня с головой. Он снова поднял руку к шее, но теперь для того, чтобы ухватиться за язычок змейки на платье и медленно потянуть её вниз. Воздух, касающийся оголяющейся кожи спины, казался мне обжигающе-холодным. Спрыгнула с Ваниных колен и со словами «Зачем ты меня мучаешь?» ушла на кухню.

Я чувствовала такое напряжение, а вместе с ним и разрастающееся возбуждение во всём теле, в каждой клеточке, в путаных мыслях, что просто не было сил с этим бороться. Прислонилась лбом к холодному стеклу кухонного окна, закрыла глаза. Мне хотелось плакать, хотелось стать бесшабашной пофигисткой и не думать о последствиях, мне хотелось Ваню... Я не слышала, скорее почувствовала, что он появился на кухне. Не открывая глаз, чужим, хриплым голосом попросила:

— Останься сегодня со мной...

Тот стоял за моей спиной, не касался, молчал. Воздух вокруг нас становился густым. Тишина и бездействие мужчины позади меня давили на психику, и я начала бояться, что Ваня может сейчас уйти. Не выдержала, развернулась, уткнулась взглядом в его синие глаза, в которых, в отличие от моих, только решительность и ни капли сомнения. Он, наконец, заговорил:

— Маш, я не хочу второй ночи. Точнее, вообще не хочу считать ночи, которые проведу с тобой. Меня не прикалывает просыпаться и ждать, когда ты скажешь: «Всего доброго, в ваших услугах больше не нуждаемся!». Я хочу серьёзных отношений и обязательств...

— Ванька, ты обалдел! — перебила я, ошарашенно выпучивая на него глаза, была бы пьяная, протрезвела бы в ту же секунду. — Какие обязательства? Какие серьёзные отношения? Мужики бегут от таких слов, как от чумы, а ты в свои двадцать пять их хочешь?..

— Мне по барабану на других мужиков, а ещё больше — на других женщин. Я говорю о своих чувствах и своих желаниях. А в них — только ты.

Я подорвалась, выбежала из кухни, чтобы через минуту вернуться:

— Вот, смотри, — я сунула ему под нос свой раскрытый паспорт, — мне действительно тридцать восемь. — Паспорт шлёпается на стол. — Теперь смотри сюда, — сунула следом школьный выпускной альбом Ляльки, — это моя дочь, Аглая. Ей восемнадцать, и она учится в университете за границей.

Альбом присоединяется к паспорту, а я, уперев руки в бока, жду эффекта «Блин, я дурак! Бегом отсюда!», но получаю:

— И что? В паспорте только цифры и буквы. И вообще, почему это чужие люди или общественное мнение должно решать что-то за нас? Разве не наши чувства и желания важнее? Маш, ты мне скажи, я тебе хоть чуть-чуть нравлюсь? — я смутилась, попыталась увернуться от его цепкого взгляда, хотя и без слов ответ на его вопрос очевиден, а потом всё-таки решилась и утвердительно кивнула. — А дочка... — он на мгновение задумался, почесал кончик носа. — Думаешь, против будет?..

С очень громким стоном закрыла лицо ладонями. Что мне ещё надо сделать или сказать, чтобы он понял...

— Вань, ну серьёзно! Ты же совсем молодой, тебе нагуляться ещё надо... Ну, поиграем мы с тобой в семью лет пять, а потом ты детей захочешь... Я рожать больше не собираюсь! — Господи, что я несу?! Какие дети?

— Вот и не надо, — он улыбнулся, как будто уже всё решено, и снова притянул меня к себе.

— Это ты сейчас так говоришь! — включила я умудрённую годами женщину.

— У меня не может быть детей, — выдал мой Подснежник, — свинка...

— Свинка? — переспросила я и окончательно зависла.

— Именно, свинка.

Он поцеловал меня с глухим рыком, показывая, что больше не намерен болтать попусту, ловко стащил с моих плеч расстёгнутое платье, стиснул ладонями грудь под тонким кружевом бюстгальтера. Я тоже не отставала: вытянула ненавистную водолазку из его брюк, запустила под неё руки, пробежалась пальцами по его животу, увела свои ладони ему за спину, легко прошлась ногтями по лопаткам. Ваня отпустил меня, но только для того, чтобы стянуть с себя водолазку, узкое горло которой взбило его кудрявую чёлку. Я зарылась в неё пальцами, захватила в кулак и притянула его голову к себе, поцеловала. Он поднял меня под мышки, чтобы платье сползло полностью, потом подхватил под бёдра, заставляя обвить его талию ногами, и, широко шагая, понёс меня в спальню. Эх, жаль, что я не в чулках, очень эротичной бы картинка вышла. Да только зима за окном, поэтому колготки плотностью 70 DEN — это реальность. Хотя они на мне тоже на долго не задержались...

1 января 2020 г.

Если меня кто-то спросит, как я провела новогоднюю ночь, мне придётся рассказать, что в постели. Шикарный вариант, надо признать. Когда ещё будет возможность есть праздничное оливье, бутерброды с красной икрой и запивать всё это шампанским прямо в кровати, голой, рядом с таким же голым, обалденно красивым мужчиной под непрекращающиеся разноцветные вспышки фейерверков за окном? И пофигу, что ему всего двадцать пять. Некоторые и в пятьдесят так любить не умеют!

Ванька ещё спит. Я удобнее устраиваюсь на кухонном табурете, потому что вчера договорилась с Лялькой устроить видео-мост для новогодних поздравляшек. В экране появляется улыбающаяся моська дочери, которая, увидев меня, шлёт воздушные поцелуи и кричит: «С Новым годом!». Она наспех желает мне «всего-всего» и переключается на себя, безостановочно выдавая мне последние новости об универе и работе, а мне остаётся только слушать и вставлять редкие фразы.

— Кстати, а ты где Новый год отмечала? — наконец, Лялька вспоминает, что у нас должен быть диалог.

— Э-э-э, — мнусь я, потому что правду вряд ли решусь сказать дочери, а более-менее правдоподобную историю заранее придумать ума не хватило.

И тут в обзор моей камеры вплывает голая Ванькина спина. Спасибо хоть штаны надел. Скидывать вызов уже поздно. Я замираю, от стыда у меня начинают гореть щёки. Лялька щурит глаза, придвигается к экрану, будто от этого ей станет лучше видно, и пристально рассматривает чужого мужика, который хозяйничает на нашей кухне. А тот, походу ещё не совсем проснувшийся, не спеша достаёт стакан из шкафа, крутит головой:

— Маш, вода есть?

— В холодильнике, — еле разжимая зубы, отвечаю я.

Кивает, выуживает из двери холодильника бутылку и убирается восвояси.

— Мам, — сказать, что дочь офигела, значит ничего не сказать, — что это было?

— Да вот, дочь. Всё, как в сказке, — наградил меня братец Декабрь подснежником.

Она на секунду задумывается. А потом многозначительно играет бровями и с широкой улыбкой выдаёт:

— Судя по внешним данным подснежника, девочка Маша в прошлом году вела себя о-о-очень хорошо!