Девять десятых
Автор: Claudia_Rea
Описание:
За три года, что они вместе, Стивен никогда не слышал - и никогда не чувствовал, научившись распознавать всё многообразие невербальных сигналов Тони, - его «нет». Только безусловное, безоглядное «да».
Посвящение:
Slash444 за бесконечное визуальное вдохновение.
Факт о Тони Старке: он никогда не бывает не в настроении для секса.
«Никогда» - это не преувеличение и не обобщение. За три года, что они вместе, Стивен никогда не слышал - и никогда не чувствовал, научившись распознавать всё многообразие невербальных сигналов Тони, - его «нет». Только безусловное, безоглядное «да».
Ещё один факт о Тони Старке: его настроение примерно на девять десятых определяет то, каким будет секс. Стивену иногда даже кажется, что за неделю он успевает заняться любовью поочерёдно с несколькими Тони.
* * *
Занимательнее всего трахаться с Тони, у которого что-то не ладится в мастерской. Особенно если проблема не настолько масштабна, чтобы поглотить его целиком (и через сутки-другие исторгнуть из кремниевой берлоги обратно в мир не вполне вменяемым и плохо стоящим на ногах, но счастливым), однако бросает серьёзный вызов его чувству собственной гениальности. Например, из недавнего: попытка воспроизвести двигатель «Бенатара» Стражей при помощи земных технологий.
Если в такие дни Стивен спускается к нему в подвал с предложением отдохнуть (подразумевая, по Сеченову, активный отдых), Тони сначала рассеянно кивает: «Да-да, сейчас», - продолжая вглядываться в дисплеи или голографическую модель, но через минуту-другую вдруг поднимает на него взгляд, будто только что заметил, и этот ищущий взгляд сосредоточивается на нём с такой безраздельной силой, словно это Стивен теперь - главная, мучительно требующая решения задача.
Стивен назвал бы это инвертированной сублимацией, если бы Тони этим своим взглядом - и нежной хваткой на запястьях - не отключал напрочь его способность говорить и даже думать более сложными словами, нежели «давай», «прямо», «здесь». Дисплеи остаются включёнными лишь для того, чтобы освещать их тела друг для друга, и голубая подсветка делает их похожими на бесстыдные голограммы.
Тони, которому необходимо решить задачу, дьявольски изобретателен и ангельски терпелив. Рано или поздно Стивен отдаёт ему контроль над собой - бери, пользуйся, ставь опыты, анализируй и синтезируй. Тони будто отбрасывает всё, что успел узнать о нём за три года, и исследует его тело как в самый первый раз (или второй; о первом Стивен почти ничего не помнит, это было как умереть, только наоборот). И когда Стивен стонет и судорожно глотает воздух от почти нестерпимого наслаждения, губы Тони кривятся в полубезумной торжествующей улыбке. Каждый чёртов раз Тони умудряется узнать о нём что-то, чего Стивен и сам не знал.
* * *
Самый отвязный секс, какой Стивен только способен (и не способен) себе вообразить, - с Тони Старком, который только что завершил большой проект. Орбитальная база Мстителей, плавучие станции очистки океанских вод, нейропротез для людей, страдающих деменцией, - эйдетическая память Стивена покадрово запечатлела ночи тех дней, когда Тони закончил работу, которой гордится, и хранит эти сцены под грифом «воспроизводить только при возможности кончить в ближайшую минуту».
Со своим «я сделал» Тони первым приходит к нему. Это льстит его самолюбию - и чертовски заводит. Они постоянно поддевают друг друга в мелочах (половина Мстителей, кажется, до сих пор считает, что они друг друга терпеть не могут), но серьёзны в том, что по-настоящему важно. Тони приходит к нему, и Стивен откладывает все свои дела, чтобы разделить его радость, его тихую гордость, остаточное напряжение его разума и тела.
Стивен чувствует собственными пальцами, как расслабляются его плечи, собственными губами ощущает, целуя в подставленный лоб, как разглаживается морщинка между бровями. Лоб горячий, будто там, под кожей гигантский маховик медленно сбавляет обороты. Он говорит Тони на ухо: «Ты молодец», - с затаённым торжеством отмечая, как едва заметный румянец вспыхивает на щеках. Тони без запинки называет себя гением и «номером один» в дюжине областей науки и технологии, но простая похвала от близкого человека выбивает у него почву из под ног. Стивен подглядел это, наблюдая за ним с Роуди или Пеппер, и теперь беззастенчиво пользуется. «Кто лучше всех? - шёпотом продолжает он, касаясь губами мочки уха. - Мой Тони лучше всех, мой ма...» - и Тони никогда не даёт ему закончить: затыкает рот грязным поцелуем, просовывает ладонь под пояс его брюк, другой требовательно тянет за двойное кольцо на его пальцах, чтобы Стивен открыл портал в спальню и там одним жестом избавил их от всей одежды разом. Стивен повинуется - почти: он ни за что не лишит себя удовольствия опрокинуть Тони на кровать, запустить руку ему в трусы, высвободить затвердевший член и, резинкой ткани прижав ствол к его животу, слизнуть первые капли смазки.
Возможно, протестантская этика сидит в Тони глубже, чем он готов признать, и по-настоящему он отпускает себя только тогда, когда удовлетворён делом рук своих. На каждую ласку отзывается хриплым стоном, от прикосновений к члену запрокидывает голову, пальцами впивается его спину. Стивен садится на колени у его головы, и Тони, улёгшись виском ему на бедро, берёт в рот. Тони прекрасно знает, как он любит смотреть, и устраивает для него блядское шоу: сосёт так, чтобы Стивен видел всё - как кончик языка заныривает под крайнюю плоть и обводит головку, как смуглые пальцы неторопливо оттягивают кожу обратно, обнажая головку миллиметр за миллиметром, как к ней прикасаются блестящие от влаги губы. Одновременно Тони, раскинув ноги, ласкает собственный член - набухший, перевитый венами, и иногда даёт Стивену облизать солоноватые пальцы.
Он продал бы душу Дормамму за то, как Тони, не выпуская член изо рта, с нетерпеливым стоном тянет его руку к своему анусу; за его взгляд, потемневший, расфокусированный, но всё ещё ищущий ответного взгляда, - если бы Стивен не подозревал, что душа его уже не вполне принадлежит ему одному. Немного магии, и в его ладони оказывается тюбик со смазкой. Стивен выдавливает щедрую порцию прямо Тони на живот, чтобы набирать понемногу, - мышцы вздрагивают от прохладной субстанции, член дёргается - и готовит его дырку, потому что Тони явно хочет быть оттраханным как следует. Горячий рот всё чаще сбивается с ритма, и Стивен перехватывает свой член и сам проводит головкой по губам Тони, а когда между раздвинутых ягодиц у него всё становится мокро от смазки, отстраняется и разворачивает к себе.
Под прерывистое «да-а-а» Стивен входит в него сразу на всю длину, затем подаётся назад, чтобы головка почти целиком выскользнула из бархатистой плоти - и снова входит до упора, чувствуя, как давит на простату. Через несколько движений, подхватив Тони под бедро, он укладывается сбоку и притягивает ещё ближе к себе за влажную от испарины шею. Тони тут же тянется к нему для поцелуя, но Стивен, уклонившись, целует затвердевший тёмный сосок, а к губам Тони подставляет ладонь. Тот послушно вылизывает его пальцы, по очереди берёт в рот, осторожно прослеживает языком шрамы. Стивену стоит большого труда сохранять остатки ясного разума, но они ему ещё понадобятся на несколько минут. Теперь, когда это беспокойное тело целиком в его власти - с его членом в заднице, с его пальцами во рту, - он продолжает с того самого места, на котором был прерван: «Кто самый лучший? Мой мальчик самый лучший». Тони рвано выдыхает, сдвигает брови, прикусывает его пальцы. Всё ещё осторожно, всё ещё запредельно нежно. «Мой мальчик самый лучший, самый красивый, особенно сейчас, самый горячий». На «мальчика» Стивен имеет полное право: после Титана он старше на несколько миллионов то ли дней, то ли лет, а после смерти Тони у него на руках, пусть и длившейся доли секунды, пока Стивен выколупывал свой Камень времени из его расплавленной Перчатки, - старше на грёбаную вечность. «Покажи мне, как ты кончаешь». Стивен вынимает пальцы у него изо рта - Тони выстанывает что-то совершенно бессвязное, - зажимает в кулаке его член и влажно проводит большим пальцем по уздечке. «Покажи мне, хочу видеть тебя». («Хочу видеть тебя таким, хочу, чтобы ты всегда стонал от наслаждения, чтобы никогда - от боли».)
Да, вот так, хорошо, разум Стивену больше не нужен.
Но сквозь ватный стук сердца в ушах он всё равно слушает тихий шёпот, чтобы запомнить навсегда и проигрывать на мысленном «репите»: «Я действительно чёртов гений, потому что заполучил тебя».
* * *
Тони, с которым они серьёзно поругались, ищет близости с ним точно так же, как любой другой Тони.
Из всех его многочисленных особенностей Стивен дольше всего привыкал именно к этой.
В самом начале отношений Стивен был уверен, что они никогда не будут ссориться. По крайней мере - что инициатором будет не Стивен. За жизнь после Таноса оба они заплатили высокую цену, а дружба Тони и его любовь - вовсе стали для него нечаянным и бесценным даром. Но когда Вселенной временно не угрожает очередной маньяк с дурными идеями, обычная жизнь вступает в свои права. Тони - миллиардер с рождения, которому ничего не стоит подарить концертный рояль по случаю хорошей погоды. Стивен - «гордый сукин сын, эквивалентный трёмстам наследным принцессам в изгнании» (цитата). Тони, хоть и удалился от супергеройских дел, всегда найдёт повод рискнуть жизнью (разумеется, по неосмотрительности и ненужной жертвенности). Стивена эти поводы находят сами, лезут буквально изо всех щелей (разумеется, ни в одном из случаев он не мог поступить иначе). У Тони - хоть Стивен и понимает, откуда это идёт, - есть совершенно возмутительная склонность недоговаривать о некоторых своих решениях, касающихся не только его, если сам он уверен, что поступает правильно, но опасается критики и обвинений. Стивен - хоть и ненавидит это в себе - бывает до грубости резким, если его отвлечь от дела, в которое он погружён, и не вполне ещё привык учитывать другого человека как константу в своей жизни.
Им обоим бывает за что сердиться друг на друга.
В семье Стивена тактильные контакты не были особенно приняты, а во время ссор и недовольства матери - довольно частого - сокращались до минимума. Даже после сухого примирения или добытого с трудом прощения порой проходили дни, прежде чем она коротко приобнимала его, отправляя в школу.
Тони может спорить с ним до хрипоты, а через минуту обнять. После обмена не самыми приятными репликами он может - всё с тем же крайне уязвлённым видом - взять его руку, будто бы случайно, и так же будто-бы-случайно поднести к губам и на мгновение прикоснуться к костяшкам. Тони, который чувствует виноватым себя, не инициирует контакт, но рано или поздно - когда Стивен возвращается со своей «прогулки ярости» (цитата) - оказывается поблизости. В той же комнате. По другую сторону того же стола. На дальнем краю того же дивана за каким-нибудь занятием, от которого готов отвлечься в ту же секунду, как Стивен почувствует себя готовым к более спокойному разговору. Стивену потребовалось время, чтобы понять это: Тони всегда - что бы ни случилось, каким бы гордым ни был он сам, кто бы ни был прав, как бы по-детски это ни выглядело иногда со стороны, - оставляет открытой двери между собой и тем, кого...
Да, тем, кого любит. Стивену потребовалось время, чтобы понять: любовь всегда оставляет двери открытыми.
Обычно Тони предпочитает быть снизу, но Тони, который весь день переживал их размолвку, ночью даёт волю своим собственническим инстинктам. И в самых тёмных закоулках своего разума Стивен хранит твёрдое знание: он никогда не допустит, чтобы кто-либо кроме него когда-либо увидел Тони таким - жаждущим близости каждой клеткой своего тела, ищущим чужую ладонь, чтобы подложить под голову, засыпая. Шепчущим «прости меня», даже если не виноват ни черта.
* * *
Тони, который не спал до утра, чтобы дождаться его из другого измерения. Тони, который устал, но ни за что в этом не признается. Тони, который провёл день с Питером или Харли и чувствует себя слишком старым примерно для всего. Тони, который только что проснулся, и у его ласки нет цели, как нет цели у солнечного луча. Каждое из его воплощений Стивен намерен любить целую вечность - любить так, чтобы Тони и в голову не пришло закрывать дверь.