Соседи 2. Жизнь в браке.

Месяц пятый: Откровенность.

POV Майк

Я со вздохом открыл тюбик, который, судя по надписи на нем, был зубной пастой для беременных. Так как пасты не для беременных в доме не было, мне ничего не оставалось, как воспользоваться тем, что имелось. Оглядевшись по сторонам, я вновь отметил наличие всех этих гелей для душа для беременных, шампуней для беременных, гелей для интимной гигиены для беременных, лосьонов для профилактики растяжек для беременных, кремов для ног для беременных и прочих херовин для беременных, которые заполонили ванную. Колонизация прошла настолько постепенно, что я даже не особо заметил появление всех этих маленьких интервентов, хотя еще сравнительно недавно подобное соседство становилось причиной моего стресса, так как в действительности я не особо имел дело со всей этой «изнанкой жизни женщин», пока не женился.

Розали тщательно скрывала от меня все свои причиндалы и, думаю, вовсе не потому, что не хотела меня смутить, а скорее опасалась, что я оскверню ее «арсенал» своими руками (будто мне особо когда-то хотелось прикасаться ко всем этим прибамбасам). Когда я переехал к Белле, у каждого из нас был свой шкафчик, ящичек, корзина и все такое прочее, поэтому я вновь был избавлен от необходимости сталкиваться лицом к лицу со всеми этими откровенно женскими штучками, бьющими по самым больным местам слабой к таким вещам мужской психики. Однако когда мы поженились, все...эээ, перемешалось, то есть, в соответствии с полным смыслом той клятвы, стало общим. Сначала я узнал, что Белла пользуется мужскими бритвами, причем такой же фирмы, что и я, поэтому тут же купил ей долбаный «Gillette» с красными полосками на ручке, чтобы не происходило путаницы, но, естественно, все оказалось тщетным, потому что я и был тем, кто путал эти станки. Затем с утра я увидел рядом со своим гелем для бритья ярко-розовую коробочку с красивой надписью поперек «Carefree» и пояснением, что это были «прокладки на каждый день». Я даже понятия не имел о существовании таких штук. Прокладки на каждый день? Разве прокладки – это не то, что требуется женщинам в течение всего нескольких дней каждый месяц?

И вот тут-то я вполне ощутил себя Маугли, попавшим в большой, странный город – Город Живых Настоящих Женщин. Женщины в моем прежнем существовании делились только на три категории: мои любовницы (обычно не более чем на одну-две ночи), девушки моих братьев и моя мать, ну была и еще одна подкатегория – девушки, которые рано или поздно окажутся в первой категории. Да, черт возьми, почти средневековая христианская концепция*! А тут «бац» – и я должен иметь дело с изнанкой, подлинной жизнью женщин. Что уж говорить про мой первый поход за тампонами: Ник верно это охарактеризовал – боевое крещение. Я жестко тогда перенервничал, и все же каким-то странным образом мне хотелось повторить тот опыт, хотя я и никогда не признаюсь в этом вслух. А все потому, что я мазохист. Настолько же, насколько я опасался повторения той просьбы, мне было интересно, буду ли я вновь потеть, как свинья, оплачивая на кассе маленькую голубую коробочку.
К этому времени даже «Playboy» на полочке для книг в нашем туалете сменили журналы о беременности.

Восемь дней назад ребенок впервые ощутимо толкнулся. Это случилось в воскресенье вечером, когда мы с Беллой в кои-то веки были дома одни, решив посмотреть какой-то взятый в прокате фильм. Жена сидела на диване, подложив под спину подушки, а я разместился на полу между ее ног, откинув голову ей на живот. И вот во время одной из особо смешных сцен той наивной комедии, которую мы смотрели, я почувствовал толчок и тут же подскочил на ноги.

– Что это, черт возьми, было? – испугано спросил я, почесывая затылок в том месте, куда и пришелся этот легонький удар.

– Ты почувствовал? – с сияющей улыбкой в свою очередь спросила Белла.

– Конечно, я почувствовал! – проворчал я. – Что это?

– Неужели ты не догадываешься? Это наш малыш толкается.

Я с минуту стоял с открытым ртом и тупо пялился на нее. Не то чтобы я не знал, что такое возможно или что рано или поздно произойдет и с нами, просто...Как бы это объяснить? Внезапно наш ребенок стал живым, настоящим. В смысле, он перестал быть некой абстракцией, просто «животом».

– И давно он так делает? – наконец, спросил я у Беллы, не отрывая до сих пор немного испуганного взгляда от ее живота, словно опасался, что оттуда выскочит ОН.

– До этого я просто ощущала легкие шевеления, но вот так ощутимо, чтобы и кто-то другой мог почувствовать, он сделал впервые, – ответила она, все с той же широченной идиотской, но такой счастливой, такой великолепной улыбкой.

– Ты не пропустил этот момент, любимый. – Ударение, которое она сделала на слове «момент», дало мне понять, что это один из списка тех особенных штуковин в жизни детей, которые каждый родитель должен наблюдать. И вот теперь уже слово «родитель», всплывшее в моих мыслях, стало причиной легкого приступа паники. Именно в тот момент до меня и дошло, что я стану отцом, а тогда, в нашей спальне я врал, я попутал осознание того, что моя жена беременна, с тем, что это значило лично для меня. Возможно. Возможно, когда он родится, я пройду через это снова – через этот шок и внезапное понимание, но прямо сейчас, казалось, даже воздух стал звонким и сияющим от моего персонального открытия.

От жены не укрылось мое, мягко говоря, замешательство.

– Майк, ты в порядке? – взволнованно спросила она, и я понял, что порчу этот самый момент, наш момент.

– Знаешь, немного досадно, что из всех способов дать знать о своей активности он предпочел съездить по голове своему папочке, – встав перед ней на колени и поглаживая ее живот, сказал я в попытке исправить впечатление от своей тормознутой реакции. В ответ на мою шутку Белла засмеялась, и я тут же вновь почувствовал толчок. – Эй, ему, кажется, нравится, когда ты веселишься! – догадался я. – Какую бы еще глупость сморозить, чтоб он пошевелился?

Остаток того вечера мы провели, общаясь с малышом, точнее, я, проверяя свою догадку, старался рассмешить Беллу, и мне это удавалось.

– Слушай, он только что ударил в то место, к которому я приложился щекой. Это можно считать пощечиной? – спросил я.

– О Господи, ты уже начинаешь соперничать с собственным ребенком, – закатив глаза, произнесла Белла, перестав перебирать мои волосы.

– Я не соперничаю! Просто он действительно старается ударить в те места, куда я прижимаюсь лицом. – Она взяла в руки мои ладони, которыми я до этого упирался в диван с двух сторон от нее, и положила их себе на живот чуть повыше пупка. Я не сказал ни слова, Белла не издала ни смешка, но все же малыш толкнулся – легко, едва ощутимо, словно тоже с той стороны просто приложил ручки, чтобы поприветствовать своих родителей.

– Ух ты! Это так круто! – прошептал я, по-прежнему глядя на живот, будто там, как в космической ракете, мог образоваться иллюминатор, через который ребенок помахал бы мне ручкой. Ну или показал средний палец за то, что я повел себя, как законченный козел, когда Белла только сообщила мне о том, что беременна.

Я, наконец, поднял лицо и посмотрел на жену. В ее глазах стояли слезы.

– Это все чертовы гормоны, – дрожащим голосом произнесла она, вытираю влагу с глаз. Я улыбнулся и приподнялся, чтобы сначала легко поцеловать ее веки, а затем и губы.

– Мне так хочется позвонить и рассказать Нику и Робу. – Внезапно я понял, что мне на самом деле охота поделиться этими эмоциями с моими придурками-братьями.

– Мы можем. Но через полчаса здесь будет минимум шесть человек, – с усмешкой произнесла Белла, проведя кончиком пальца по моей щеке.

– Почему это шесть? – не понял я. Четверо – да, конечно, но откуда еще двое?

– Твои родители в Нью-Йорке. Думаю, твоей матери тоже захочется лично расспросить о том, как со своим отцом подрался ее первый внук.

– Ладно, пусть все ждут до завтра. Сегодня только мы двое.

– Трое, – поправила меня Белла.

– Точно, трое, – согласился я.

«Да, очень хорошее воспоминание», – подумал я, дочистив зубы и не сумев прочувствовать на вкус, что же делало эту зубную пасту такой специфической, кроме низкого содержания мяты. Я пустил в ванную Беллу и поплелся в спальню, чтобы надеть трусы.

Сбросив с себя полотенце, которое было обернуто вокруг бедер, и открыв ящик комода, в котором лежало наше нижнее белье, я понял, что шока сегодня с утра мне все же не избежать. Я тупо пялился на эту вещь, пока в комнату не вошла Белла.

– О, спасибо, – сказала она, взяв у меня из рук некий предмет.

– Что это? – спросил я, указывая пальцем на то, что теперь было у нее в руке.

– Это мои трусы.

– Что? – истерично выдохнул я. – Ты прикалываешься?

– Нет. Это специальные трусы для беременных. Видишь, – она надела эти парашюты и указала на себя, – у них специально завышенная талия, чтобы резинка не давила на живот.

– У них очень завышенная талия, Белла, и они...просто гигантские. Неужели для беременных не придумали ничего...ну, посексуальней что ли? Это же просто шатер, а не трусы, плащ-палатка какая-то.

– Знаешь, в таком положении больше думаешь о комфорте, чем об эстетической стороне.

– И это говорит искусствовед!

– Мне что, шелковые стринги напялить, чтобы уважить тебя?

– Что ты, дорогая, не отказывай себе в удобстве, – проворчал я, вытаскивая, наконец, из ящика свои традиционные черные боксеры.

– Кстати, ты что, чистил зубы моей пастой? – спросила Белла, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы я застегнул белый лифчик, такой же уродливый, как и те трусы, что были на ней.

– А что, воспользовавшись зубной пастой для беременных, тоже можно залететь? – тут же ощетинился я.

– Да нет, – пожала плечами супруга, – просто новый тюбик твоего «R.O.C. S.» лежит в нижнем ящике тумбы под раковину. Я думала, ты сообразишь посмотреть там. Прости, забыла вчера вечером поставить его в стаканчик для щеток.

– Это я ступил, – сказал я, быстро поцеловав ее в плечо. – Твоя паста ничего, правда, на мой вкус, там маловато мяты.

– На мой тоже, – улыбнулась Белла, накидывая халат.

– Слушай, похоже, что твоя перманентная усталость заразительна, – сказал я, зевая, когда полчаса спустя мы сели завтракать. К этому времени я выгулял Брюзера, а Белла приготовила нам поесть.

– А что такое?

– Просто...не знаю, как-то мне сегодня все лениво и даже ноги тяжело передвигать, – путано объяснил я.

– У тебя нет температуры? – встревожено спросила Белла.

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Боюсь, не простыл ли ты. На улице сейчас прохладно и сыро...

– Нет, не думаю. Наверное, просто недосып, – уверенно ответил я.

Однако когда днем меня начало сильно лихорадить, я понял, что и правда простыл, поэтому тут же позвонил Белле и братьям, сообщив, что меня надо посадить на карантин, во всяком случае, пока не выяснится, простая ли это простуда или какой-то очередной мутанский грипп.

В общем, домой я свалил сразу после ланча, предварительно позвонив в клинику и записавшись на прием к терапевту.

К тому времени, как вечером за вещами приехали Оливия и Катерина, я капитально расхворался, исторгая их себя потоки соплей и насилуя собственные барабанные перепонки оглушительным чиханием. Девчонки впихнули мне в руки два термоса и, даже не спросив разрешения, промчались в сторону нашей с Беллой спальни. Когда я присоединился к ним, они уже вовсю рылись в комоде.

– Фу, вы храните свое белье в одном ящике, – поморщившись, сказала Кэт. – У нас с Робом оно отдельно лежит.

– Вот даже не знаю, почему мне на это насрать, – огрызнулся я, с тоской глядя на то, как она бесцеремонно откидывает в сторону маленькие шелковые шортики, чтобы извлечь эти уродливые громадные рейтузы. – Элис, мои трусы чистые, нехрен брать их двумя пальцами! – Я хотел, чтобы мой голос звучал зло, но вместо этого он жалко сипел. Тем временем Оливия решила совершить набег на ванную.

– Что в термосах? – спросил я, стоя в дверном проеме гардеробной, когда будущие невестки добрались до и этого помещения.

– Белла передала тебе бульон и травяной настой, – пояснила Оливия, поглубже зарываясь в ряды вешалок с одеждой, как свинья в корыто с очистками.

Когда невесты братьев, наконец, ушли, как гунны, оставив после себя дымящиеся пепелища пустых полок и ящиков, на меня навалилось тяжкое чувство одиночества.

Я с грустью увалился на диван, натягивая на себя плед и, как сопливая девчонка (хотя я, собственно, и был сопливым), вдохнул аромат жены – Белла в последние месяцы всегда укрывалась этим пледом, когда садилась вечером почитать. Мне хотелось выть от тоски, но вдруг подбежал Брюзер, о котором я совершенно забыл. Черт, его же надо будет кормить и выгуливать. Что за скотство, какого хрена Катерина не забрала его?

Позже я каким-то чудом смог выйти минут на десять с псом, а вернувшись домой, позвонил Нику на домашний, чтобы узнать, как там они устроились впятером, и поговорить с женой перед сном.

– Ник? – спросил я, как только кто-то поднял трубку.

– Да, – осторожно ответили на том конце. – А это кто?

– Твой младший брат, придурок.

– Обалдеть, Майки, вот это у тебя голос стремный. Совсем тебе паршиво, да?

– Я почти поверил, что ты за меня волнуешься, – с сарказмом ответил я. – Как вы там?

– Да отлично. Только что поужинали. Белла как раз собиралась тебе звонить. Передать ей трубку?

– Да, пожалуйста. – И хотя он накрыл трубку ладонью, я слышал его:
– Беллз, твой болезный муженек желает тебя слышать.

– Хватит ерничать, Панда, – строго ответила она ему и взяла трубку. – Как ты? – теперь ее голос был полон тревоги.

– Эээ, хотелось бы лучше, но все не так уж страшно.

– Ты был у врача?

– Записался на завтрашнее утро.

– Ты ведь не сам сядешь за руль? Обещай, что возьмешь такси, – с нажимом сказала она.

– Хорошо, – ошеломленный ее напором ответил я.

– У тебя есть, что поесть? – продолжала засыпать меня вопросами она. – Завтра я отправлю к тебе Панду с едой.

– Да, дорогая, мы тут не сдохнем с голоду, – все больше офигивал от ее экспрессии я.

– Мы? – переспросила она. – О черт, там же с тобой Брюзер! Как я могла забыть про него?! Тебе же приходится его выгуливать, а ты болеешь! – причитала жена.

– Мы нормально сосуществуем. Засранец решил в знак солидарности со мной тоже заболеть, – с усмешкой ответил я, глядя во влажные глаза субъекта, ставшего предметом разговора.

– Брюзер тоже заболел?!

– Ну, во всяком случае, у него слезятся глаза и течет из носа. Завтра я отволоку его к ветеринару. Надеюсь, тот скажет, что у говнюка свиной грипп, и его нужно срочно усыпить.

– Перестань, Майк! – со смехом воскликнула Белла. – Я же знаю, что ты к нему привязался.

– Я? Привязался к этому отравителю моего спокойного существования?! – возмутился я.

– Да, привязался. Вряд ли ты когда-нибудь признаешься в этом вслух, но ты не смог устоять перед его обаянием и безграничной любовью. Он покорил тебя. – Я закатил глаза, но спорить не стал, грешным делом подумав о том, а не настало ли время избавиться от коротышки, пока мы с ним тет-а-тет.

– Как ты там устроилась? С кем из девчонок будешь спать? – решил сменить тему я.

– Одна. Я буду спать одна.

– Тебе выделили целую спальню? – неверяще спросил я.

– Нет, я сплю в твоей бывшей комнате.

– А разве они вернули туда кровать?

– Нет, там все без изменений. – Несколько секунд я соображал, а потом ледяным тоном попросил:

– Белла, дай-ка, пожалуйста, трубочку «Панде».

– Зачем? – испуганно спросила она.

– Я хочу с ним поговорить.
– О чем?

– Мать твою, женщина, ты можешь просто передать ему трубку?! – не выдержав, рявкнул своим гнусавым голосом я.

– Ты орешь на меня, Майк? – тут же встала в позу она.

– Нет. Прости. Просто дай мне поговорить с братом, хорошо? – Белла что-то тихо проворчала, но, судя по звукам, подошла к Нику и отдала ему телефон.

– Да? – почуяв неладное, осторожно спросил братец.

– Ник, скажи, что я ошибся, недопонял и все такое и моя беременная жена не будет спать на гребаном диване в твоей гребаной бильярдной?! – прорычал я так зло, как только мог в своем нездоровом состоянии. В ответ была красноречивая тишина. – Ты вообще долбанулся?! Я пьяный в хлам не мог нормально спать на том диване, а как там будет спать Белла со своим животом и вечно ноющей поясницей?

– Она сама сказала, что будет спать там, – лепетал он, оправдываясь.

– Блииин, где-то вы такие умные и догадливые, а тут не сообразили! Надеюсь, ты понял, что спать она должна на нормальной кровати? – И опять тишина. – Ник, если ты кивнул, то я этого не увидел.

– Да, все будет улажено. Извини.

– Отлично. А теперь, пожалуйста, дай снова трубочку Белле.

– Что ты сказал несчастному Нику? – Голос жены был еще более напуганным, чем до этого.

– Ничего особенного. Просто уладил один бытовой вопрос. А теперь расскажи мне, как прошел твой день и чем тебя накормили? Это ведь была правильная пища?

– Вообще-то сегодня мы девчонками готовили ужин.

– Ну отлично, стоило мне прихворнуть и оказаться за пределами компании, как вы, девушки, сразу вспомнили, что тоже умеете готовить, – весело сказал я. Мы поболтали еще минут пятнадцать, а потом еще минут семь, как влюбленные подростки, прощались, ожидая, кто первым положит трубку. И хотя чувствовал я себя невероятно хреново, засыпал все же с хорошим настроением.

POV Белла

Как только я повесила трубку, попрощавшись, наконец, с мужем, перед моим лицом тут же возник Ник, который долго о чем-то шушукался с родственниками, пока я разговаривала по телефону.

– Вы с Катериной спите вместе в гостевой комнате, – заявил он без всяких предисловий.

– С чего это?

– Мы так решили.

– Хорошо, а я решила, что буду спать в бильярдной.

– Беллз, ты же в положении, тебе нужно удобное лежбище.

– Спасибо, конечно, за заботу и за то, что сравнил меня с тюленем, но, думаю, мне вполне удобно будет на диване.

– О, ну не упрямься, Белла, ну пожалуйста, – встрял Роб.

– А ты, как я погляжу, прямо жаждешь спать один, – съязвила я.

– Милая, ну кому ты делаешь хуже, отказываясь, а я не прихотлив? – продолжал он.

– Ну, мне как-то неловко, что я приперлась тут и выживаю вас с...належенных мест. Почему кто-то должен спать отдельно от своей второй половины только потому, что у меня дома случилась маленькая катастрофа.

– Беллз, ты же нечужой человек и ты беременна и...черт возьми, пощади парней, которым попадет от Майка по шее и прочим интимным местам, если ты не будешь спать в комфорте, – уговаривала Кэт.

– Да кто сказал-то, что мне будет некомфортно на диване?

– Ну все, упертая ты ослица, – не выдержала Олив. – Это – мой дом, и я говорю, что вы с Катериной будете спать в гостевой комнате, а Роб в бильярдной. – Я уже открыла было рот, чтобы возразить, но молитвенно сложенные руки Панды и выпяченные им в просительном поцелуе губки остановили меня. Я быстро чмокнула Ника, и обняла всех по очереди.

– Спасибо за заботу, ребята. Я не выразить как тронута, – честно сказала я.
Вскоре после этого мы начали свои вечерние гигиенические процедуры, что даже при наличие трех санузлов у такой большой компании, как наша, заняло прилично времени. После этого я была невероятно удивлена, когда парни и девчонки стали по очереди подходить ко мне и, положив ладони на мой живот, говорить «Спокойной ночи, племянничек», а Кэт, естественно, выделилась и прибавила, прижавшись ртом к моему пупку: «Все же, надеюсь, что ты окажешься племянницей».

– Вау, – выдохнула я. Конечно же, этот жест друзей очень растрогал меня. Я стояла, изо всех сил стараясь сглотнуть стоявший в горле ком, но когда мне подарили очень нежное коллективное объятие, не выдержала и разревелась. – Я так люблю вас, ребята, – выдала я фразу, более подходящую для пьяных признаний.

– Мы тебя тоже, Беллз, – сказали они хором и начали разбредаться по комнатам.

Когда мы с Катериной вошли в нашу спальню, она торопливо сказала:
– Постельное здесь еще не меняли, так что ложись с этой стороны, а то с той спал Роб.

– Господи, Кэт, я никем из вас не брезгую. Всех нас научили принимать душ минимум два раза в день. Вы же тут не...

– НЕТ! – в странном ужасе воскликнула она. Я на нее вытаращилась. – Просто когда живешь в одной квартире с Оливией и Ником, бывает, гм, сложно сосредоточиться. Теперь мы с Робом примерно представляем, что вы с Майком пережили, когда у ваших соседей начался второй медовый месяц, особенно учитывая в нашем случае близость, э-э, сцены. – Мы с сестрой тихонько захихикали.

Когда мы, наконец, улеглись, погасили свет и еще раз пожелали друг другу спокойной ночи, я лежала несколько минут, силясь уснуть, но безуспешно, так как ко мне в принципе в последние дни очень плохо приходил сон (и это притом, что спать я хотела постоянно), а тут на чужой кровати...без Майка.

Я старалась не ворочаться и смирно лежать на спине, чтобы не беспокоить сестру, но скоро у меня начала болеть попа и спина, словно их в блин укатали, поэтому я решила ненадолго перевернуться на бок, и тут же услышала голос Эл:
– Беллз, ты не спишь? – осторожно спросила она.

– Нет, что-то не идет сон. Я тебе мешаю, да?

– Я и сама никак не могу уснуть. Мы можем поговорить?

– Конечно. – Я уже в который раз за вечер начала тревожиться.

– Это...Это может занять много времени, а тебе завтра на работу.

– Я могу взять отгул, серьезно. Я и так об этом подумывала.

– Правда? Тебе дадут?

– Да, несколько срочных звонков я могу сделать и отсюда, а так – я в последние месяцы очень много работала сверхурочно, плюс, беременна – мне пойдут навстречу. А ты как?

– А я тоже могу взять отгул, – ответила Кэт, и некоторое время мы лежали в молчании.

– Ну так о чем ты хотела поговорить?

– Я...беспокоюсь из-за свадьбы.

– Ну так это же естественно, – поспешила заверить ее я.

– Нет, ты не поняла... – она снова умолкла, и до меня дошло, что ей в действительности сложно решиться, поэтому, чтобы подтолкнуть ее, мне предстояло первой пойти на откровенность.

– Я уже около недели симулирую утреннюю тошноту, чтобы избегать секса с Майком, – произнесла я.

– Серьезно? – Я почувствовала, как Кэт подскочила.

– Да. Пару недель у меня и правда был токсикоз, но теперь я просто претворяюсь.

– Но почему?

– У меня просто...просто нет желания. Меня не возбуждает мысль о возможном сексе, меня она даже пугает. Мне страшно, что, может,...возможно, я стала фригидной, – зажмурившись, пропищала остаток предложения я.

– Да нет! – уверено воскликнула Кэт. – Уверена, что это только из-за беременности. Думаю, что ты родишь, и все войдет в норму.

– Я не думаю, что все дело только в беременности. Понимаешь, у нас было слишком много секса.

– Так ты не привирала, когда говорила о частоте? – В ее голосе не было смущения, так как мы привыкли многое обсуждать, и она не кривилась, в отличие от парней, которым якобы была невыносима мысль, что у нас с Майком есть интимная жизнь.

– Да, не врала. Редкий день проходил без секса, а чаще всего это было даже два раза в день. В какой-то момент это стало рутиной, превратилось в какую-то повинность, словно у меня нет выбора.

– Ничего себе. У Майка всегда было активное либидо, но чтобы настолько...Думаю, ты должна гордиться, что так возбуждаешь своего мужа.

– Наверное. Но все же это ужасно угнетает меня. И вообще все эти проблемы...вопросы... – не разъяснив, умолкла я.

– Какие, например?

– Кроме моих очевидных и естественных страхов, связанных с предстоящим материнством, меня очень расстраивает то, как парни ведут себя с Майком. Он и так в постоянном напряжении, а они вечно цепляются к нему. Я люблю Ника и Роба, очень люблю, но не могу оценить то, как они относятся сейчас к своему брату.

– Мне кажется, я знаю, почему они так себя ведут, – тихо произнесла Кэт.

– Да?

– Да. Мне кажется, это как раз связано с теми проблемами в отношениях, которые есть у нас. Парни как бы переключились со своих собственных проблем на Майка.

– Какие проблемы?

– Видишь ли, я и Олив так давно встречаемся с Робом и Ником, к тому же мы с ним очень много лет живем вместе, а теперь эта свадьба... – Я молча ждала, пока сестра подберет нужные слова. – Просто сначала я по юности и по дурости пафосно заявила, что свадьба – это глупости, нужные только наивным девочкам, что, мол, с милым рай и в шалаше и кому вообще нужно это свидетельство о браке. Позже поняла, что, оказывается, и свидетельство нужно, и свадьбы-то охота, но Роб не предлагал пожениться, а когда же через много-много лет все же решился, я уже из вредности отказала, обозлившись, что он заставил меня так долго ждать. И все это повторялось снова и снова. И сейчас вся эта история, все это...как бы обесценилось что ли из-за всей этой волокиты. У нас уже такой давно устаканенный быт, все, вроде, распределено и отчасти страшно, а что, если все же официальный статус что-то изменит? Не то чтобы мне не хотелось: в конце концов, даже с любимым человеком эта однообразная рутина утомляет (взять, к примеру, наш с ним последний отпуск), но, с другой стороны, мы уже знаем, что друг от друга ожидать. Вдруг все, что мы выстраивали почти десять лет, рухнет? – Я понимала, о чем она говорит, по крайней мере, умом могла понять, ведь сама сравнительно недавно спрашивала у Майка его мысли насчет того, что будет с нашими друзьями, когда они поженятся.

– А Ник? Почему он себя так ведет?

– Отчасти за компанию, но в значительной степени потому, что до сих пор напуган. Они съехались с Оливией, а ты сама знаешь, каково это, когда на твоей жилплощади появляется новый сосед противоположного пола, да еще и с намерениями хозяйствовать. – Я знала. Мне самой стоило огромного труда порой не шипеть на мужа за то, что он не на место что-то положил или без спросу что-то взял. Я вообще ходила, как бомба замедленного действия, изо всех сил сдерживая раздражение на все и на всех, но чувствуя, как оно иногда просачивается, и опасаясь того момента, когда из-за какой-то мелочи прорвется. – Вот. А Майк так, вроде, отлично со всем справляется. И Роб и Ником все ждут, когда же он крупно напортачит, чтобы собственные мелкие промахи не казались такими существенными, чтобы свою совесть успокоить.

Теперь многое становилось понятным. «Но как я могла об этом не подумать?» – кричала сейчас моя эмоциональная сторона, – «разве хорошая подруга не должна замечать всех этих вещей?», – но разум подсказывал, что в последнее время я была просто захвачена иными проблемами и страхами, своими собственными. Например, беременность. Да, хотя доктор заверил меня, что с моим ребенком все в порядке, я никак не могла отделаться от мысли, что месячные в такой период – это ненормально. Да и в любом случае, всегда существовал шанс, что что-то пойдет не так – в конце концов, я могу просто поскользнуться на улице и неудачно упасть. А еще малодушные мысли, что же будет с моей фигурой, будут ли растяжки, обвиснет ли грудь, когда я перестану кормить малыша. И вообще, буду ли я хорошей матерью, смогу ли удержаться и не придушить его подушечкой, когда он не даст мне спать не протяжении нескольких недель. Недостаток сна всегда превращал меня в фурию, и я ничего не могла с собой поделать – начинала на всех огрызаться. Ну а воспитание? Смогу ли я воспитывать своего ребенка и сможем мы с Майком согласовать наши стратегии воспитания, ведь это же очень важно.

Помимо этих вопросов, была еще куча пустяков, которая тоже потихоньку сводила меня с ума. В частности, я никак не могла привыкнуть к своей новой фамилии, да, собственно, все окружающие не могли привыкнуть к тому, что теперь ко мне нужно обращаться «миссис Картер».

И еще я вдруг осознала, как невероятно мы за последние годы отдалились друг от друга с мамой. Она всегда была мне близком другом, но эта ее суетливость, которая развилась в ней в последние годы, невероятно нервировала меня и раздражала. Я поняла, что в последние месяцы и звоню ей редко, потому что она неизменно начинает засыпать меня рекомендациями по части семейной жизни, словно я их у нее прошу. Почему-то она думает, что ее модель счастливого брака безоговорочно подойдет мне, но, что бы там ни говорили психологи про комплекс Электры и про то, девочки выбирают себе в спутники жизни мужчин, похожих на их отцов, а Майк невероятно отличался от папы, а я не походила на свою мать. Так какого черта она думает, что у нас с мужем все будет так же, как у них с отцом?

И я начинала ненавидеть свою работу, хотя и утверждала обратное. Она требовала слишком много моего внимания, времени, сил, которые мне хотелось сосредоточить на своей семье, на предстоящем мне материнстве. Но если бы ушла сейчас, то имела бы кучу времени, чтобы погрузиться в пучину своих страхов и неуверенности, которые и без того меня накрыли...

Кэт пододвинулась поближе и взяла меня за руку. Мы не дали друг другу советов, не нашли решений своих проблем, но уже от того, что поделились ими друг с другом, стало гораздо легче. Здорово засыпать, чувствуя на своем все более округлявшемся день ото дня животе бережную руку любящего человека, даже если это не твой муж, а всего лишь сестра. Хотя можно ли про Катерину и Оливию сказать «всего лишь»? Нет, они почти всю жизнь были моей опорой, моим тылом, и им вовсе необязательно все знать и понимать, чтобы продержать меня. Все же я невероятно счастливый человек, ведь у меня есть такая семья.

*Согласно средневековой христианской концепции женщина может выступать только в одной из трех ролей: девственница, блудница или мать.