Неуловимые сердца

Ариана

Просыпаюсь рано утром с жуткой головной болью. Я медленно поднимаюсь с кровати, борясь с головокружением. Мне срочно нужны таблетки. Ступаю босыми ногами по полу и выхожу из комнаты.

— Мамочка! – кричу я. Боль сжимает меня в тисках так сильно, что хочется плакать.

Держась за стены, я иду в сторону кухни. Туда, где оставила свои таблетки. Название крутится в голове, но я не могу вспомнить препарат, который должна принимать при головной боли. Вместе с тем к этому присоединяется сильное сердцебиение. Я начинаю дрожать.

— Мама! – Голос срывается. Я начинаю плакать, не в силах терпеть пульсацию. Чувствую, как ноги подгибаются, и я падаю не колени. — Мам!

Никто мне не отвечает. Я пытаюсь встать, но на мне будто упала тяжесть всего мира. Руки ослабли и затряслись.

— Ари́?

Я хватаю ртом воздух. Пытаясь посмотреть на человека, я грубо тру глаза. Все плывет, а боль становится сильнее. Слезы прорываются через жесткую пелену и льются по щекам, падая на мои оголенные бедра.

— Что с тобой? – Кто-то подхватывает меня и притягивает к себе. Кто-то теплый и большой. Я вдыхаю знакомый запах и хватаюсь за сильные руки.

— Глеб?

— Это я, открой глаза. Что с тобой, Ариана?

Не может быть! Я плачу сильнее. Хочу вырваться из его рук, но все тщетно. Он твердо удерживает меня за талию, не давая отойти от него. К страху присоединяется паника, и теперь я тону в ней. Я не могу допустить, чтобы Глеб увидел меня в таком состоянии.

— Мне нужна мама... – без сил говорю я.

— Их нет. Им нужно было срочно уехать. Боже, ты до черта бледная. Видишь меня?

Его силуэт маячит перед глазами, но четкости никакой. Я качаю головой, размякая в его руках. Глеб берет меня на руки и кладет на диван. Я слышу его тяжелое дыхание.

— Принеси таблетки. Они лежат на кухне. Скорее! – отчаянно произношу я.

Внезапно головокружение прекращается. Я вновь тру глаза и могу видеть нашу гостиную. Перед взором возникает испуганный Глеб с моей сумкой для лекарств. Она едва ли не ломится от полноты. Я забираю ее и высыпаю все содержимое, рыская между многочисленными блистерами.

— Скажи какое, – просит Глеб, помогая мне.

— Не знаю, кажется...

Я беру нужный блистер. Пустой. Сверяюсь с названием и со злости кидаю его подальше. Невозможно, чтобы препараты заканчивались! Я никогда не допускала такого провала. Мне нельзя так делать.

— Ариана, у тебя кровь?

Глеб берет мое лицо в руки и стирает что-то с подбородка. Я со страхом смотрю на его пальцы и тотчас прижимаю к носу верх футболки. Следом начинаю ощущать неприятное кровотечение и встаю на ноги. Кое-как дохожу до ванной, замечая бледное отражение в зеркале. За мной входит Глеб с телефоном в руках. Я с силой стираю кровь с лица, но она не заканчивается. Только тогда я понимаю, что мне нужно в больницу.

— Набери мою маму, быстро!

Глеб отдает мне телефон и спустя вечность мама отвечает на звонок.

— Глеб, мы уже едем обратно. Как она?

— Мама, у меня идет кровь и кружится голова. Сдавливает сердце. Я не могу, мама, пожалуйста! – Я плачу, борясь с кровью. На том конце послышался глухой всхлип. — Я не могу. Не сейчас. Я не готова!

Глеб отбирает телефон и принимается кричать на маму, задавая миллион вопросов одновременно. Я плачу, продолжая смотреть на то, как кровь изливается из моего носа, а отражение в зеркале становится все бледнее. Меня тошнит. Меня знобит. Меня трясет. Я не могу умереть прямо сейчас!

— Что со мной происходит? – говорю я сама себе и, не сдерживаясь, бью кулаком по стеклу. Раз. Два. Оно трескается и крошится, падая прямо к моим ногам. Я кричу и с силой наступаю на него, не ощущая никакой физической боли.

— Ариана! – вопит Глеб. – Что ты творишь? Давай же, – он хватает с полки полотенце и прижимает к моему лицу, одновременно уводя меня подальше от осколков, – пойдем со мной.

— Держи меня, – шепчу я, закрывая глаза.

***

— Ты все сделала правильно, – сказала Анна Александровна, погладив меня по руке.

Меня положили в одиночную палату и поставили капельницу с двумя огромными растворами. Я должна была пролежать здесь хотя бы сутки, прежде чем мне со спокойной душой можно уйти. Я неохотно согласилась, прекрасно понимая, что только от меня зависела дальнейшая жизнедеятельность сердца.

— Почему это случилось?

— Некоторые препараты дают сильное побочное действие, но я очень рада, что ты сразу же приехала ко мне. Мне придется взять анализы для дальнейшего лечения, милая.

Я кивнула и посмотрела на медсестру, которая зашла проверить капельницу. К груди прицепили специальные электроды, подключенные к кардиомонитору. Он считывал работу моего сердца и постоянно пищал возле уха.

— Я думала, что... – Закончить начатое не было сил. Или мне просто стало страшно оттого, что я вновь оказалась на самом краю.

— Нужно поблагодарить того мальчика. Он сильно волновался за тебя, пока ты находилась без сознания.

— Он не знает, – резко произнесла я, испугавшись того, что кто-то из них уже успел все ему рассказать.

— Но твои родители?..

— Только они, Анна Александровна. Друзья понятия не имеют, что сердце отказывает.

Женщина села рядом и взяла меня за руку. Она смотрела на меня с такой отвагой в глазах и это заставило меня пустить слезы в ход. Ей удалось одним только взглядом сказать мне так много!

Пока Глеб вез меня в больницу, я периодически падала в пропасть и снова возвращалась в реальность, где болезнь пожирала мое сердце. Я помнила его обеспокоенное выражение лица и то, как он просил меня не закрывать глаза. Его слова болью отдавались в ушах и от этого мне хотелось кричать. Я забыла обо всем и молилась только об одном – чтобы он не узнал о конце. Я никогда не смогу сказать ему такие слова. Глеб потерял слишком многое в своей жизни, и я не могла позволить ему разбиться еще раз.

Он занес меня в больницу на руках и кричал на всех сотрудников, призывая их сделать все возможное. Когда его руки покинули мое тело, я впервые ощутила холод. Я окуналась в будущее, в котором не будет этих замечательных прикосновений и заплакала в тысячу раз сильнее.

— Ты не можешь открыться самой себе. Могу я сказать тебе правду?

Больную правду. Я должна услышать это.

— Да, ты можешь не получить это сердце, Ариана, – проговорила она, не шелохнувшись. — Оно может не доехать или повредиться в пути. Или ты можешь завоевать его, но оно отторгнется, и на это уже точно придет конец. Послушай, если тебе действительно дорога жизнь, почему ты не даешь ей шанса сделать эти месяцы самыми счастливыми? Почему ты не даешь шанса любви? Всепоглощающей, безграничной и чистой? Поверь мне, милая, они, – она указала за дверь, где находились мои родители и Глеб, – очень сильно любят тебя. И они больше всего страдают от того, что ты сидишь за закрытой дверью и терзаешь себя мыслями о скором уходе. Ты можешь отлучиться на несколько часов и войти в этот мир с новым сердцем и с новыми моментами, которые наполнят границы новых возможностей. Подумай об этом, Ариана. Разумеется, правда никогда не была простой, но она лучше всех может вразумить людей.

Свободной рукой я стерла слезы и кивнула ей.

— Я не говорю им и мне кажется, что ничего плохого не происходит, понимаете?

— Тебе стоит показать страху кто главный, а кто – всего лишь мимолетная эмоция. Я не встречала еще пациентки более жизнерадостной и целеустремленной. Ты победишь это, Ариана, я уверена.

— Спасибо вам, Анна Александровна.

Она легко обняла меня и оставила меня на одну. Долгое время я плакала, пытаясь правильно объясниться со своими мыслями и чувствами. Эта правда была настоящей, и Анна Александровна понимала то, что я месяцами держала внутри себя. Каждый сам справлялся со своей болью, каждый боролся по-своему. В моем мире я сдавалась без боя, хотя где-то за пределами возвышенных мною стен, теплилась надежда на еще одну жизнь. Последний шанс изменить следующие месяцы в лучшую сторону.

Принять себя такой. Принять любовь и заботу своих родителей, признаться парню в своих чувствах. Просто принять все.

***

Мама плакала. И улыбалась.

— Я больше никогда тебя не оставлю, – прошептала она и наклонилась поцеловать мою руку.

— Не говори так. Это случалось уже много раз. В этот раз я испугалась сильнее, вот и все.

— Глеб среагировал безупречно, – заметил папа. Он гладил меня по волосам, сидя с противоположной стороны.

Я смотрела на своих родителей и вдруг отчетливо увидела, как сильно их изменила моя болезнь. Внешне они оставались прежними, но внутри они тряслись от страха, что их младшая дочь в любой момент может покинуть этот мир. Как же тяжело жить с таким фактом! Я никогда не смогу точно понять, что ощущают мама с папой, никогда не услышу, о чем говорят перед сном. Я много раз слышала их тихие рыдания и это всегда разрывало меня на куски.

— Куда вы ездили? – спрашиваю я, решив сменить тему.

— Даша вместе с Леней попали в аварию.

— Что? – Я поднялась на локтях. Катетер дернулся внутри, и я зашипела.

— С ними все хорошо, дорогая. Обошлись ушибами и только. – Мама уложила меня обратно. — Я поехала к твоим братьям, а папа – в больницу. Их уже отпустили домой, так что все живы и здоровы.

— Почему мне не сказали?

— Не хотели, чтобы ты волновалась. К тому же у тебя был хороший сон.

— Кошмар, им нужна какая-нибудь помощь?

Мама тепло улыбнулась и засмеялась.

— Если понадобится, мы всегда готовы прийти к ним на помощь. Тебе следует отдохнуть, дорогая.

— Анна Александровна сказала остаться до завтра.

— Сейчас тебе это необходимо. Но ничего страшного, – успокаивал меня папа, – завтра ты вернешься в прежнее положение, и мы увезем тебя домой.

Я затаила дыхание и устремила взгляд мимо них. Эти слова заставили меня задуматься над многими вещами. С каждым днем мне становится только хуже. В случае, если какой-либо из моих органов со временем откажет, пересадка сердца будет невозможна. Поэтому каждый месяц меня проверяют сразу с десяток врачей, чтобы убедиться в способности организма работать без дополнительных аппаратов. Но сердце неизбежно будет умирать, хочу я этого или нет. Все говорили мне одно и то же.

— Может быть, мне осталось не так много, – спокойно сказала я, улыбаясь. — Я должна рассказать ребятам немедленно.

Мама с папой переглянулись и одновременно закивали.

— Мы можем позвать Николь на ужин, – предложил папа. — Глеб с Андреем будут не против.

— Хочу поговорить с каждым отдельно. А пока поезжайте домой. Отдохните.

Они засобирались, зная, что я не потерплю их долгое нахождение рядом. Так я поступала на протяжении всей болезни: заставляла других проживать свой путь, не обращая внимания на себя.

— Глеб за дверью. Могу позвать его, если ты хочешь, – мама поцеловала меня в лоб.

— Пусть заходит. Нужно поблагодарить его.

Родители тихо вышли, перед этим расцеловав все мое лицо. Я была в безопасности и ощущала это всем телом. Иногда я на сто процентов начинала доверять врачам, а потом могла неожиданно отказываться от любой помощи, потому что они не всемогущие. Никогда такими не были и не будут.

Раздался резкий стук в дверь. Я улыбнулась появившемуся парню и кое-как смогла сдержать слезы. Глеб всегда волновал меня своим присутствием, глубоким голосом, взглядом и плавными движениями. Человек на миллион. Человек, который проносит каждое мгновение через себя, умеет наслаждаться всеми составляющими жизни и ценит это.

Полагаю, каждый из нас хотя бы раз в жизни совершал глупые вещи. Я не стану винить Глеба за это, поскольку в определенный момент пути ему необходимо было побыть другим. Познать ту форму боли, которую я никогда не желала бы испытать. Измениться и стать другим человеком, совершив немного ошибок.

— Могу я войти?

Я похлопала по кровати и пригласила его сесть рядом. Он медленно прошел по большой палате и устроился возле моих ног, не спуская с меня внимательного взгляда. Наше молчание говорило так много и в то же время ничего. Между нами ничего не было «нормальным». Один неверный шаг, и ты можешь испортить абсолютно все.

— Спасибо. Мне жаль, что тебе пришлось видеть это. – Я указала на свое лицо, как бы напоминая о том месиве, что я видела в отражении.

— Боже, – он облегченно выдохнул и сел ближе, – я безумно испугался за тебя, Ари́. Чертовски сильно.

К горлу подкатил комок. Его слова были похожи на те, что он говорил раньше. Тогда мне было лет семнадцать, чаще всего мы зависали в доме его родителей, пили много газировки и подолгу смотрели сериалы. Спали на одной кровати, я носила его одежду и походила на мальчика-сорванца, который никогда не знал покоя. Наша дружба была намного крепче, чем мы думали. Даже Андрей понимал, что нас ничто не может разлучить.

Просто мы не выбираем, в кого влюбляться. Сколько бы я не пыталась контролировать эти чувства, они все-таки настигли меня, и я окунулась в них полностью. Когда погибли его родители, и наше общение достигло всех вершин этого мира, я не смогла больше игнорировать свой внутренний голос. Я была окончательно и бесповоротно влюблена.

— Ты спас меня. – Я взяла его за руку.

— Тебя спасли врачи. Любой бы отвез тебя в больницу.

— Ты не испугался этого, понимаешь? Андрей видел однажды это состояние, и впал в ступор. Но его можно понять: вид крови всегда пугал бедного парнишку. А ты ничего не боишься, ты самый храбрый человек, которого я знаю, Глеб. Я хочу, чтобы ты понял это.

Наши пальцы переплелись между собой. Кожу обдало приятным теплом, и я начала уверенно в нем растворяться.

— Послушай, Ари́, мне тебя не хватает, – в его глазах застыли слезы, – не хватает наших разговоров. Я скучаю по тебе. Мне очень жаль, что все произошедшее так изменило нас. Не знаю, это случилось так неожиданно. Не думаю, что я контролировал свои действия. Прости меня, прошу тебя. Я не могу быть рядом с тобой и не иметь возможности обнимать тебя.

— Мне тоже тебя не хватает, – ответила я и приложила его ладонь к своей щеке. Закрыв глаза, я напомнила себе о том, кем он был для меня всю мою жизнь.

— Ничего не клеится. Мы не можем быть порознь просто потому, что когда-то по глупости совершили...

Глеб покачал головой, словно отгонял из памяти ту ночь. Я предпочитала помнить о ней так долго, как смогу.

— Я хочу поговорить с тобой, – я перебила его, не выпуская руки. — В этих стенах разговор у нас не выйдет, но завтра родители заберут меня отсюда. Дай мне несколько дней и обещаю, я поговорю с тобой обо всем, что случилось той ночью.

Глаза загорелись. Глеб встрепенулся и часто закивал, а губы расплылись в красивой улыбке.

Некоторое время мы просидели в полной тишине, наслаждаясь спокойствием в присутствии друг друга. Я рассматривала его до боли очаровательное лицо, довольствуясь тем малым, что могу получить в данную минуту. Он понятия не имел, какие слова ему предстоит услышать. Я должна сказать ему правду и вместе с тем обязана уберечь его от еще одной боли. Должна уверить, что, когда я переберусь за границу горизонта, его жизнь будет продолжаться и гореть так, как он захочет.

И если я не смогу сделать это, я буду самым ужасным другом.