Я и моя суккуба

За час до рассвета город разделился на два лагеря. Первый (поменьше) оплакивал павших у стен крепости, второй (все остальные) – веселился и выплясывал на главной площади и в примыкавшем к ней квартале знати. Из закромов мэра прикатили три здоровенных бочки вина и целый воз муки, солонины, сыров, лука и чеснока. Да, все это – стратегический запас для осады, но отговаривать и увещевать успевшую накатить голь можно даже не пытаться. В конце концов, пришел к выводу, что все мы заслужили хотя бы денек отдыха и разрядки.

Кстати, о мэре. Труп узурпаторши связали за ноги и повесили на шею статуе, и пересохший фонтан вновь зажурчал, только теперь вместо воды в каменную чашу стекала кровь. Де ла Кюр удалось опознать лишь по пышному красному платью и прическе – лицо же выглядело как кожаный мяч, который переехали танком. Весьма, кхм, своеобразное украшение ничуть не смущало празднующих горожан – наоборот, вокруг водили хороводы и танцевали под нестройное треньканье лютней, скрипок, флейт и барабанов. Кто слушал «Percival» без студийной обработки, у того в голове уже заиграла ни с чем не сравнимая кабацкая тема.

Выглядело мерзковато, но это всего лишь декорация, а в играх встречал и не такое.

– Ша! – крикнул с порога отправленный на разведку Ермак, взмахнув полупустой кружкой вина. – Отдыхают кореша! Прям как у меня на день села! Идем гулять, народ!

– Да ты издеваешься, - простонала Лера из кресла.

Ингрид не ответила, потому что тихонько посапывала в соседнем, поджав ноги и подложив ладони под щеку.

– Отставить спать! – медведем прорычал крепыш, и жрица вскинула голову и заозиралась по сторонам. – В гробу отоспимся! Может, уже завтра! Или послезавтра! Но не сегодня! Сегодня сам бог велел гудеть! Когда еще такое будет? Айда! Вино – во! Жратва – м-ма! Девки жопастые скачут! Хоп-хэй, ла-ла-лэй!

– А знаешь, - рыцарь встала и с хрустом потянулась. – Ты прав. От таранки и сухарей уже наизнанку выворачивает. Натрескаемся – и в спячку на сутки. А лучше на двое. Ир, пошли.

– Ме-х... - сонно протянула подруга, но все же покорилась. – Артур, не отставай.

– Вы это... - я улыбнулся и потер предплечье. – Идите. А я с Хирой посижу. Мало ли что.

– А-а, - Валерия сложила пальцы колечком и пару раз надела на указательный. – Кот из дома, мыши в пляс.

– Да ну тебя!

Зарождающуюся перепалку прервал хлопок двери на втором этаже и стук копыт по ступеням. Суккуба с привычно-недовольной миной вошла в гостиную, на ходу сдирая бинты. Осмотрела черный тонкий шрам на боку, фыркнула и щелкнула пальцем, на миг исчезнув в рыжем пламени с фиолетовым гало. Когда огонь исчез, прислужница предстала в коротком красном платье с тонкими бретельками и перекосом на левое бедро, похожее на то, что носила Элис в первой экранизации «Обители зла».

– А куда это вы намылились без меня? Я тоже хочу погудеть.

– Это наш демон! – бородач отсалютовал кружкой, заплескав и без того мокрую бороду.

– Уверена? – в нарочито ровный голос вклинилась нотка беспокойства, и девушка заметила ее без малейшего труда.

– Да, мам.

– Но твоя рана...

– Заткнись, или получишь такую же. А теперь шагом марш, леди желает выпить.

Несмотря на ранее утро, на площади горели костры, через которые парами прыгала молодежь, взявшись за руки. Рядом с телегой на скорую руку соорудили печь в виде поставленного на камни котла округлым днищем вверх, под которым тлела горка углей. Старуха в красном платке мешала простое жидкое тесто из воды, муки, и соли. Старик-кашевар в соломенной шляпе черпал смесь половником и лил на раскаленное дно чугунка. Несмотря на схожесть способа приготовления, в итоге получались на блины, а толстые мягкие лаваши. Третий повар – приземистая женщина за пятьдесят – закатывала в горячие лепешки сыр и крошеный лук и задаром раздавала всем желающим.

Очередь к нехитрой снеди успела рассосаться – в основном гуляки вертелись около винных бочек. Там же горлопанили стражники, восхваляя храброго и отчаянного вожака, но сам Рейнар так на глаза и не попался. К слову, другие игроки тоже – товарищи по несчастью предпочли запереться в виллах и занавесить шторы. Я их не судил – после стольких месяцев тишины творящийся под окнами бедлам взбесит кого угодно.

Когда мы подошли за сырными трубочками, из толпы вояк отделился усатый ополченец и на заплетающихся ногах подошел к нам. Сально прищурился, ткнул в меня пальцем и пробормотал:

– Э-э-э... это вы те, епт, великие герои? Да-а-а... узнал, узнал. Позвольте вопрос, господа. А кого хера... ик... я не видел вас на штурме?

Прежде чем я успел вмешаться и попытаться разрулить наезд словами, поддатый Ермолай шагнул вперед и толкнул бойца в плечи.

– Знаешь, сука, где мы были? Мать твою драли, пес!

Даже бывалый рубака ошалел от такого выпада – вытаращил залитые зенки, раззявил щербатый рот, и спутник, не дождавшись ответа, с ходу двинул в челюсть.

– Мужики! – промямлил ополченец, ползая брюхом по брусчатке. – Наших бьют!

– Ох, млять, - опустил голову и поднял кулаки к подбородку, глядя на помчавшую к нам пятерку разъяренных алкашей. – Опять двадцать пять.

Примерно так же ведет себя трэш на боссе после массового агра – стоит, втыкает, а потом всем скопом рвется к цели. Ну, ничего, и не такое проходили, причем не только в играх. «Дублеты» посчитали пьяный махач недостойным победителей занятием, а портовая чернь не сильнее реальных бомжей и забулдыг. Ермак же, как прирожденный танк, спуллил почти всех мстюнов на себя, и лишь один сорвался на стоящего рядом меня.

К удивлению, Лера не стояла в стороне, хотя и оставила меч дома. Пока уклонялся от медленных замахов и легонько охаживал соперника двойками по бокам, рыцарь с первого удара уронила первого горе-драчуна и спартанским пинком опрокинула второго. Аж засмотрелся, позабыв главное правило – думать о защите, и поймал прямой в лоб. Отшатнулся, затряс головой, отгоняя вихрь сверкающих пятен, и тут же получил в солнечное сплетение.

Не самые опасные, скажем честно, удары, особенно в исполнении заправленного под горловину стрит файтера. Быстро пришел в себя, сделал обманку, отвлекая внимание на руки, и рубанул лоу-киком под колено. Противник вскрикнул и поджал ногу, и незамедлительно получил с локтя в нос. Плюс один приунывший и прилегший отдохнуть.

Весь бой занял от силы десяток секунд – толпа не успела окружить нас и начать улюлюкать, а все пятеро растянулись на камнях. Больше рыпаться на поборников желающих не нашлось, лишь один тявкнул из-за спин стражников:

– Лучше бы так в крепости дрались!

– Лучше бы ты язык в сраку засунул! – Ермак ринулся к обидчику, тряся кулаками, но мы с Лерой не сговариваясь подхватили крепыша подмышки и развернули лицом к еде. – О, жрачка!

Сквозь чавканье и хруст (товарищ засунул в рот сразу две сырные трубочки) послышались тихие хлопки. Хира сводила и разводила ладоши, как в замедленной съемке и едва уловимо улыбалась, глядя на меня.

– Что? – насупился, ожидая очередного подкола.

– Неплохой замес. На шестерочку потянет.

– Ценю ваше великодушие, - отвесил театральный поклон.

– Вот поэтому и не хожу в кабаки, - проворчала Ингрид, откусив от лепешки. – Что там, что тут – сплошное безобразие.

– Пошлите, выпьем уже, - сказала Лера и первой направилась к бочке.

Но стоило нам подойти к стражникам, как один закрыл крышку и в прыжке уселся сверху. Его товарищи выстроились перед нами стеной, не нападая, но и не пуская к напитку – этакий пассивный протест в стиле «собака на сене».

– Как языком чесать – так герой, - проворчал коротко стриженный бугай. – А как жизнью рисковать – так пропал.

– Катись отсюда, - поддакнул сосед – пожилой лысый бородач. – И шлюху рогатую не забудь.

Я дернулся, но теперь уже Ермак приобнял за плечо и настойчиво потянул прочь от разозленных воинов.

– Забей, против этих не сдюжим. Вон еще наливают, айда туда.

– Вам здесь не рады! – крикнули вслед, и я не смог отказать себе в удовольствии показать ушлепкам средний палец. Но в Ириноре, похоже, этот жест означал нечто принципиально иное (или вовсе не значил ничего), поэтому в ответ услышал лишь пьяный хохот.

У бочки на противоположном краю площади кучковались парни и девушки моего возраста – крестьяне, рыбаки, ремесленники. Все приоделись по случаю праздника в очень дорогие для простого люда и передаваемые по наследству наряды – своего рода семейные реликвии, которые берегли пуще прочих сокровищ. Мужики все как один носили длиннополые красные рубахи навыпуск, подпоясанные добротными кожаными ремнями с тяжелыми бронзовыми бляхами. Не исключено, что этим самым ремнем прадед лупил деда, дед – отца, а отец, в свою очередь, непоседу с огненными вихрами, бросающего недвусмысленные взгляды на женскую часть нашей скромной группы.

Девушки же предпочитали белые сарафаны с пышными буфами на плечах. Расплетенные волосы ниспадали до крестцов и красиво развевались при кружении в танце. Крестьянки выплясывали сами, пока стоящие полукольцом ребята передавали по рукам кружку и набирались храбрости для выбора пары. Оркестр из флейты, бубна и лютни отыгрывал дерзкий частушечный мотив, но судя по переглядам и кивкам, готовился перейти на медленную романтическую мелодию.

Как правило, такие играли поздними вечерами, а не при свете дня, но народ аж распирало от радости, и ждать до вечера никто бы не стал. Хотя товарищ Нутро подсказывал, что гуляния продолжатся и после заката, и на следующий день. Оставалось надеяться, Рейнар или кто-нибудь из его приближенных взял ответственность за управление городом, и Хаб-Харбор в кои-то веки начнет готовиться к обороне.

На этот раз при нашем приближении пацанва упорхнула от бочки как стая воробьев при виде кошек. Все прекрасно видели, что мы сделали с любителями побузить на ровном месте, и благоразумно отошли, сбившись в стайку с другой стороны от танцующих девчат. Но при том стали украдкой посматривать на моих спутниц – особенно на Хиру – и с улыбками перешептываться, словно подначивая друг дружку подойти «познакомиться».

– На нас пялятся, - смущенно проворчала жрица и повернулась к добрым молодцам спиной. Но с учетом явного преобладания кормы над форштевнем, особенно подчеркнутого леггинсами в обтяжку и приталенным платьицем, зрителям такой маневр понравился еще больше.

– Кто?! – взревел Ермак и от возмущения уронил черпак в вино.

– Тише, тише, - легонько хлопнул разошедшегося буяна по спине. – Там свои. Наливай уже.

– Есть, командир! Это мы завсегда!

Воин наполнил пять кружек и вернул крышку на место, соорудив из бочки некое подобие высокого стола для употребления стоя. Ну, знаете, какие обычно бывают в крохотных и очень дешевых забегаловках, где экономят место на лавки и стулья. И все равно местный антураж более чем нравился – особенно если не обращать внимания на статую: приятный фолк, тепло от костра, пестро одетые люди, смех, горячая еда и веселье. И пусть некоторые нам не рады, зато мы рады друг другу и тому, что выкроили минутку в безумных приключениях, чтобы просто собраться и отдохнуть. Именно это и озвучил чуть позже, первым подняв кружку для тоста.

Соратники поддержали, пусть и не все с явно выраженным воодушевлением. Невооруженным глазом видно – девушки очень устали от чехарды накативших снежным комом событий. Но я не мог раздавать пустые общения, стучать пяткой в грудь и заявлять, мол, зато дальше будет проще, тяжело в прокачке, легко в пвп, и все такое прочее. Ведь это слишком очевидная ложь, а дураков среди нас не завелось. Если стартовая локация столь же опасна для жизни, как и прятки на минном поле, то о том, что ожидает в более высокоуровневых зонах, лучше даже не думать. Да мы и не стали. Вино внутри, а проблемы – снаружи.

– Ну! – после небольшого перерыва поднял кружку Ермак. – За тех, кто в дороге и кого еще ждет дальний путь. Все мы – странники.

Бородач как мысли мои прочитал. С удовольствием глотнул вина (не самого поганого, кстати) за эту короткую, но проникновенную речь.

– Чтоб не в последний раз, - переняла эстафету Валерия. Что же, и не поспоришь.

– Я тоже должна? – пролепетала слегка захмелевшая жрица, держа деревянный «кубок» двумя руками. – Яре-яре... Давайте за то, чтобы поскорее вернуться домой!

Чокнулись, выпили и всем составом посмотрели на демоницу. Хира изогнула бровь и качнула головой.

– Котята-чертенята, ну вот нельзя просто молча побухать, а? Вам без этих речей синька не в то горло льется, или где?

– Я не понял, – осоловело протянул крепыш и боднул бочку, достающую ему аккурат до подбородка. – Ты нас уважаешь? Ты... ик... меня уважаешь?

– Да пошел ты... - фыркнула прислужница и отвернулась.

– Кто? – Ермак завертел головой. – Это ты мне?

– Не тебе, - поспешил вмешаться я.

– А кому? – товарищ уже едва стоял на ногах. – Где он? Покажи? Я... ик... дам ему подсрачник!

К счастью, грядущую бучу прервал менестрель.

– Друзья! – лютнист шагнул вперед, и музыканты опустили инструменты. – Прошу внимания и понимания! Впервые наша любимая песня зазвучит рано утром, а не после заката, как заведено почтенными предками. Играть ее в неурочный час – значит, разгневать самого демиурга. Но! Кулак творца далеко, а ваши близко... - после этих слов девушки захихикали, а парни с усмешками подбоченились, - поэтому по многочисленным заявкам – «Сеновальная»!

Под разомлевший перебор струн и соловьиную мелодию флейты крестьянки встали кругом и закачали бедрами, не спеша притоптывая на месте. Парни, глядя на это, принялись подбадривать друг друга хлопками по плечам, смешками и озорными улыбками. Все уже изрядно набрались, так что спутницам долго скучать не пришлось. Сунув большие пальцы за ремни, парубки вальяжной походкой шагали к избранницам и пританцовывая, обходили по кругу.

Если за полный оборот кавалеру не выказывали никакого интереса, тот под свист и улюлюканье возвращался в строй. В ином случае девушка брала понравившегося ухажера за руки и клала ладони себе на плечи. Обрадованный счастливчик приобнимал барышню за талию (но чаще заметно ниже) и прижимал к себе вопреки всем правилам, этикетам и нормам приличия. Ну а далее начинался тот самый каноничный медляк, знакомый каждому по школьным дискотекам.

И так уж вышло, что статистика в «Ириноре» малость отличалась от реальной – на дюжину девчонок здесь пришлось аж пятнадцать ребят, трое из которых стояли в сторонке, пряжки свои теребя. Все – самые молодые, тощие, безусые и одетые хуже других. Неудивительно, что с ними никто не захотел танцевать. Глядя на них, я видел вчерашнего себя – такого же неуверенного, забитого и откровенно трусливого в общении с прекрасным полом. Испытывал ли я жалость к компьютерным версиям самого себя? Ни капли. Сочувствие? Немного. А вот что действительно занимало сердце – так это ностальгия по ушедшим дням. И я приложу все усилия, чтобы прошлое никогда и ни при каких обстоятельствах не стало настоящим.

– Опять пялятся, - проворчала Ингрид. – Прям жопой чувствую.

Лера прыснула:

– Потому что на жопу и пялятся. Ты ее вообще видела?

– Зачем мне смотреть на свою жопу? – с издевкой спросила жрица. – Я больше по чужим. В смысле, по мужским.

– У-тю-тю! – рыцарь от души шлепнула подругу по заднице, и девушка с визгом подпрыгнула.

– Извините, - раздался позади взволнованный дрожащий голосок.

Мы разом обернулись, отчего конопатый мальчишка в застиранной красной рубахе чуть не дал стрекача, но нашел в себе силы и волю не поддаться страху. За что и был в последствии вознагражден.

– Госпожа в белом, - парень неуклюже поклонился, левую ладонь положа на грудь, а правую – трясущуюся как после гири – отвел в сторону. – Разрешите... пригласить вас на танец.

– Госпожа в белом? – Ингрид осмотрела себя и повертела головой, будто выискивая в толпе другую госпожу в наряде того же цвета. – Это ты мне?

Юнец, похоже, принял эти слова за наезд, опустил голову и попятился, и тут я не сдержался и пришел на выручку.

– Ну а кому же еще, - подмигнул неписю и одними бровями велел стоять и не дергаться.

– Ого, - жрица глупо улыбнулась и скосила глаза к переносице. – Меня еще никто не называл госпожой в белом. Еще и рыженький.... Так, - она поправила соскользнувшую с плеча накидку, но в итоге превратила ее в ленту через грудь, - я иду. Только чур не урони.

– И руки не распускай, - пригрозила Лера.

К которой тут же поспешил второй танцор, окрыленный успехом товарища. Но одного взмаха кулака бородача хватило, чтобы парень резво развернулся и с той же скоростью умотал восвояси.

– Пошли, - Ермак без спроса схватил рыцаря за руку и потащил в круг, тараном расталкивая всех, кто оказывался на пути. – Потрясем костями.

Уже хотел идти унимать пьяного буяна, но заметил, что Валерия не без удовольствия прижимает его голову к груди и гладит по плечам и спине так, как не гладят друзей – даже близких.

– Наконец-то свалили, - буркнула Хира, зачерпнула полную кружку и вылакала в один присест. Крякнула, ухнула, утерла губы предплечьем и снова сунула руку в бочку. – Хоть напьюсь без тупой болтовни.

– Как твой бок?

– О Тьма, какой же ты нудный... Иди вон лучше тоже попляши. Как раз одна кобылка освободилась.

– Не хочу с кобылкой, - подошел поближе и облокотился на край емкости. – Хочу с тобой.

Демоница протяжно фыркнула.

– Суккубы не танцуют. А если бы и танцевали, то точно не с такими занудами.

– И все же я настаиваю.

– Да хоть насиживай, - густая бордовая струя потекла в распахнутый рот, прямо как в рекламе попсовой газировки.

Вздохнул, прикидывая вариант диалога, который приведет к танцу. После всего, что сделал, в любой другой игре за меня бы уже замуж вышли, а тут – ледяная стена, выше, блин, чем в Вестеросе, и хоть тресни. Но отступать – удел неудачников, поэтому протянул ладонь и со всей доступной уверенностью произнес:

– Всего раз. Как исключение.

– Или что? Занудишь до смерти? Не трать свое время и мое терпение, просто прикажи – и дело с концом.

Хмыкнул и устало улыбнулся, глядя на сердитую физиономию, темные линии хмурых бровей, сжатые губы и трепещущие ноздри.

– И не подумаю.

– А что мешает?

– Отношение к жизни. Может, воспитание. Правильные приоритеты и примеры для подражания. Хочешь, верь, хочешь, нет, но я всегда отыгрываю добрых героев и стараюсь получать только положительную карму. Вот вроде вымысел, иллюзия, виртуальность, а неприятно отождествлять себя с ушлепком. Поэтому я не бью женщин кнутом, не сажаю в эцих... тьфу, ящик с гвоздями и не принуждаю к... танцам.

– Ну и лох, - эхом донеслось из опустевшей кружки. – И вообще, я не твоя женщина. Я – твоя слуга. И это если опустить маленький и незначительный факт, что я вообще не человек.

– Да мне все равно. Ты та, кем я тебя вижу. Осознаю. Ощущаю. Осязаю. Ты... больше человек, чем многие живые люди.

Хира с полминуты щурилась на меня, затем фыркнула и отвернулась.

– Повторяю – танцевать не буду. Хоть оду в мою честь читай.

– Ага. Значит, вытворять всякое во сне – за милую душу. А тут – фиг.

Суккуба закатила глаза.

– Сон – это сон. Че ты докопался?

Хлебнул немного для храбрости, набрал побольше воздуха и сказал то, что хотел сказать многим, но ни разу так и не осмелился:

– Нравишься ты мне.

– Да я всем, млять, нравлюсь! – демоница швырнула кружку под копыта. – Один жест, одно движение, один взгляд – и вся эта прыщавая чепуха будет ползать ниц ради единственного прикосновения!

Шагнул еще ближе, и теперь между нашими лицами едва бы уместилась ладонь.

– И я?

Алые радужки полыхнули огнем, даже сквозь стиснутые губы послышался зубовный скрежет.

– А ты... - змеей зашипела суккуба, прожигая взглядом. – Ты... ты...

Договорить не успела. На крышах домов (как потом выяснилось, по всему городу) зажглись пентакли, откуда выпрыгнули обугленные черти из тысячи Легата. Подняв уродливые рыла к пасмурным небесам, твари хором проревели:

– Время на исходе! Верните мою вещь!

Итут до меня дошло, что в грядущей осаде нам не помогут ни крепость, ни стены,ни сам демиург.