С тех пор
Ещё один серый будний день подходил к концу. Всё начиналось как всегда - утро, крепкий кофе без молока на завтрак, с зажатой сигаретой меж пальцев, сборы на работу, совершаемые на автомате, сухой поцелуй в щеку и безликие объятия на прощание. Потом получасовая тряска в автобусе в полудрёме и залипание на такие же безликие и серые улицы города. Безразличное опоздание на десять минут, волокитная и нудная работа с документами и файлами. Мимолётный взгляд на часы, брошенный по привычке.
А потом снова неспешное возвращение домой, под недовольное бормотание ребёнка на задних сиденьях.
И вот знакомый и как обычно зловонный подъезд, с мигающей лампочкой на обшарпанном потолке, разрисованный лифт с выжженными кнопками этажей и такое знакомое, но не вызывающее чувств: «С возвращением! Как день?»
Когда ему всё приелось? Наверное, с самого начала. С детства.
И зачем я влез в эти отношения? В семью? Жил бы один, работал. А потом бы всё также приходил домой, только меня бы никто не ждал. Да и всё равно как-то.
— Лёша, ты голоден? Я ужин приготовила.
— Да. Сейчас приду. — ответил Алексей на автомате.
Он сходил переоделся, умылся, задерживаясь взглядом на своём отражении. Отметил вскользь появившиеся морщины и несколько седых волос в некогда чёрных волосах, ставших уже совсем не такого насыщенного оттенка как раньше.
Постарел.
Заходя на кухню, он отметил погодя отсутствие детей.
— Лен, а где дети? — спросил с ленцой.
— Как где? У мамы моей. Опять меня не слушал? Я же говорила ещё неделю назад, что...
Опять бубнёж жены. Каждый день одно и то же. Вечно чем-то недовольна.
Поев, он не задумываясь поблагодарил жену, поставив тарелку в мойку.
Через какое-то время оказавшись в спальне с большой кроватью и милым ковром, Алексей завис на мгновение, осматривая такую приевшуюся атмосферу. Вот стоит белый шкаф-купе с большими зеркалами во все двери, а внутри куча дорогого хлама жены. «А вдруг ты пригласишь меня куда-нибудь, а мне надеть нечего! Вот пускай и висит!», — пронеслось в голове высоким и тонким голоском жены.
А вот стоят дебильные тумбочки, всё того же цвета, что и шкаф, с прикроватными лампами на каждой.
«Ничего они не дебильные, а очень удобные и уютные!», — всё тот же голос Лены.
И ведь когда-то я был возможно счастлив здесь. Ведь был же...?
Алексей подошёл к кровати, в задумчивости сел и погладил шёлковые простыни приятного персикового оттенка.
Чуть погодя, с тяжёлым вздохом он опустился на такое дорогое и бесполезное белье, но так сильно обожаемое Леной.
И зачем, спрашивается? Ведь живём в обоссанной, старой девятиэтажке, с вечными перегорающими от напряжения лампочками и размалёванными какими-то гениями новомодного искусства стенами.
Он перевёл затуманенный мыслями взгляд на белый натяжной потолок, от скуки начиная считать минуты до появления жены.
Где-то близко заорали соседи, вновь выясняя отношения, а за окном почти беззвучно завыл осенний ветер.
Наконец, тихонько скрипнула дверь и в комнату зашла Лена, такая прекрасная в своём нежно-розовом шёлковом халате, посвежевшая и расслабленная от душа.
И почему я тебя не люблю? — также беззвучным ветром пронеслось в голове.
Она неспешно подошла, опустившись рядом на кровать. Запах ее любимого цветочного геля ударил в нос.
— Лёш, сходи в душ. Ты грязный.
Всё также задумчиво и отстранённо Алексей перевёл взгляд на женщину.
— Воняю? — незаинтересованно и сухо спросил он.
— Ну что ты. Нет. Просто ты работал весь день, потел в своём душном офисе. Нужно освежиться.
Алексей лениво встал, шаркающей походкой направляясь в ванну.
«Снова наверное будет лезть с супружеским долгом.»
Всё также лениво и неторопливо он зашёл в душ, оставив снятую одежду где-то на полу. Взяв первый попавшийся под руку гель, Лёша стал долго и нудно намыливаться, по несколько раз проходясь по одному и тому же месту.
Наконец, вылезая из душа, он схватил полотенце для лица, с безразличием начиная им вытирать всё тело.
Всё также шаркая, Алексей направился в спальню.
В его голове было пусто, а взгляд бессмысленно метался по совместным фотографиям, развешанным на бирюзовых стенах.
Молча перешагивая порог комнаты, он стал медленно подходить к супруге, что уже в готовности сидела посередине кровати, обнажённой и всё такой же молодой, как и десятки лет назад.
Она осторожно подползла к краю кровати и протянула ему руку. Алексей нехотя сократил оставшееся расстояние, протягивая свою конечность в ответ.
Тихонько улыбнувшись, Лена потянула его на кровать, ненавязчиво заставляя лечь на спину.
Алексей почувствовал слабый флёр духов, когда Лена легонько наклонилась к его шее, осторожно проводя чуть прохладными пальчиками по его худой груди.
Она прислонилась тёплыми и немного мокрыми губами к его коже, проходясь в еле ощутимых поцелуях по горлу и дальше.
Своей маленькой рукой Лена тем временем зарылась в лобковых волосках, ласково поглаживая кожу.
Спускаясь всё ниже и ниже, жена оставляла губами дорожку из мокрых поцелуев, заставляя кожу покрываться противными мурашками.
Алексей лежал бревном, уставившись в потолок, пока супруга мастерски перехватив инициативу, начала активно посасывать уже вставший член, одновременно с этим ублажая себя своими юркими пальчиками.
Через какое-то мгновение, Лена потянулась к одной из дебильных тумбочек, доставая от туда презерватив. Послышался шелест упаковки, а потом:
«Лёш, я не могу открыть. Помоги»
Алексей отстранённо взглянул на супругу, которая протягивала ему презерватив в измятой упаковке.
Скупо улыбнувшись, он надорвал упаковку зубами, натягивая презерватив на член и ложиться назад, всё также безразлично уставившись в потолок.
Тем временем Лена оседлала его бёдра и начала двигаться, тихо стоня своим тонким голоском.
«Я должен наверное развестись. Пусть эта прекрасная женщина достанется хорошему человеку.»
В голове начали всплывать моменты из далёкого прошлого, когда он был ещё совсем ребёнком. Ходил в школу, жил с дедушкой и бабушкой, которые заменили ему родителей. Единственное что он знал о них — это что они были алкоголиками. Одним зимним днём, мать отдала его своим пожилым родственникам, сказав напоследок: «воспитайте его правильно. Хотя бы его».
Отца он совсем не помнит. Только мимолетный запах водки, не стиранных носков и дешёвого запаха табака.
Бабушка и дед не вспоминали его, а про мать говорили редко, лишь когда по старости грустили в её день рождения.
— Алёшка, ты так похож на мать. Нет, не внешне. Но ты такой же хороший и славный. Никого не обидишь никогда.
Ему было больно тогда слышать об этом, ведь осознание факта, что ты не нужен своим родителям — для каждого будет тяжелым. Особенно в детстве.
С этого и начались проблемы.
Он пришёл в класс, с надеждой найти друзей, влюбиться может и быть образцовым учеником. Но он ещё не знал, что этому не суждено сбыться. Ну, влюбиться он сумел. Это было не сложно. Длинноволосая блондинка Света с бантиком на голове. Она сразу понравилась Лёше. Но познакомиться и заговорить он не решался, так что решил любить её тайно.
Когда учитель закончил с его представлением одноклассникам, Лёша тихо, но быстро прошёл на свободное место в конце кабинета, начиная судорожно выкладывать всё на парту. Все косились на него, совсем не обращая внимания на урок, шушукались и тыкали пальцем.
Неожиданно прозвенел звонок. К нему никто не подошёл, не стал знакомиться. На переменке, когда он пытался узнать дорогу до следующего кабинета, все его игнорировали. Через несколько таких попыток, он стал просто следовать за одноклассниками.
Поглощённый в свои мысли, Лёша не заметил как врезался в одного из мальчиков, что в дальнейшем стал его личным мучителем.
Тихо пробормотав извинения, он хотел было идти дальше, но его остановила фраза:
— Фу! Что за запах! Ей, как там тебя...? Ты хоть моешься иногда?
Все, кто это слышал, обернулись и стали смеяться. А этот мальчик, увидя положительную реакцию со стороны одноклассников, воодушевился и продолжил:
— Ну и вид у тебя! Ты на помойке затаривался? И где твои волосы? У тебя лишай? Почему ты лысый?
Кто-то подхватил:
— Ой, фу! Не подходи ко мне!
Ещё пуще загоготав, одноклассники развернулись и пошли в класс.
Алексей же стоял в коридоре и понимал: его мечты не сбудутся.
Местные шалопаи не взлюбили его с самого первого дня в школе. Коля, Антон и Никита. Они вечно находили причины, чтобы прицепиться к Лёше. Будь то внешность, бедное состояние семьи, немодная одежда, прыщи на лице, уж слишком короткая стрижка или же очень тихое поведение.
Всё началось с безобидных подколок, вроде тычков в спину или тупых шуток. Но с каждым разом всё ухудшалось. Они смелели, придумывали всё более извращённые и мерзкие шутки, их тычки были всё сильней, пока не стали оставлять синяки по всему телу. Было обидно, но он терпел. Ведь не хотел расстраивать такую ранимую бабушку.
В очередной день компания из местных хулиганов решила превзойти свои прошлые издевательства. Пока Лёша, оставив свои вещи в классе, ходил в столовую за бесплатным хлебом, Коля, Антон и Никита решили что-то сделать с его учебниками и тетрадями.
— А давайте их разорвём и смоем в унитаз! Вот влетит ему потом!— предложил один из них.
Остальные согласились. С глумливыми насмешками, не обращая внимания на других детей, они подхватили все вещи и понеслись в туалет.
Запыхавшиеся, они прибежали на место, и, воровато оглядываясь в поисках свидетелей, начали вытряхивать все из сумки Лёши.
— Антох, постой на стрёме! Чтобы не пришёл никто! — громко сказал Коля.
— Да! Никого не пускай! — продолжил Никита.
— А если учитель зайти захочет? Что тогда делать?- с сомнением в голосе произносит Антон, но всё же подходит к двери.
— Что делать? Бежать! — зло отвечает Коля, подбирая один из учебников и начиная его потрошить.
Через какое-то время Антон протягивает тихое и счастливое:
— О-о-о-о! Кто идёт...!
Ребята не отвлекаясь от своего дела, в один голос выкрикивают:
— Кто там?!
Антон оборачивается на них и с пакостной усмешкой говорит:
— Наш любимый одноклассничек....!
Коля засмеялся, наклонился за горой бумажек, некогда бывшей учебниками по истории и русскому языку, впихнул это рядом стоящему Никите в руки и приказывая смывать в туалет, подбежал к Антону, отталкивая с прохода и громко заорал:
— Алёшка! А ну иди сюда! Дело есть!
Лёша, вздрогнув от испуга, обернулся, так и не донеся до рта кусок белого хлеба.
Судорожно соображая, что им от него потребовалось, он застыл на месте, не зная, что ему делать.
Антон, видя замешательство их одноклассника, быстро подошёл к нему и, не церемонясь, схватил за шкирку и потащил в туалет.
Там у него отобрали куски хлеба, тут же съедая, глумливо показали плоды своих стараний, а когда увидели непрошенные слёзы на глазах, начали смеяться, словно гиены, а не чистейшие в мире существа — дети.
— Лёшка, а Лёшка! А че это ты плачешь? Обидно, да? Грустно? Хочешь, мы поможем их склеить? Только достань их из толчка!
Понимая, что если он не послушается, ему влетит ещё сильнее, он медленно поплёлся к унитазу, начиная доставать скомканные, мокрые страницы трясущимися пальцами.
Их развеселила эта картина, ещё больше распаляя. Никита, который стоял к нему ближе всех, быстро подбежал, толкая в спину, тем самым сбивая с ног, схватил за волосы на затылке и прилагая усилие, окунул лицом Лёшу в унитаз, пропахший продуктами испражнения. Лёша успел только опереться руками об холодный фаянс и вздохнуть поглубже, зажмуривая глаза.
Из-под воды послышался мерзкий гогот.
— Так его, Никита! Ай, молодец!
Когда кислорода стало не хватать, его оттолкнули на грязный пол, начиная избивать через смешки и злые шутки.
Позже, компания с диким гиканьем удалилась в поисках новых жертв для издевательств, а он корчился на грязном полу в туалете, мокрый и побитый.
Тут мимо прошла Света со своими подружками. Дверь в туалет была открыта, поэтому было отчётливо видно и его, и то состояние, в каком он находился. Еле-еле подняв голову и встретившись взглядом с девочкой, с застывшими слезами и болью, он почувствовал разочарование. Сердце было разбито в тот момент.
Света с насмешкой окинула его взглядом и прошла мимо, хотя её подруги и порывались ему как-то помочь.
— Света, смотри! Его избили! Надо позвать учителей! Света, куда ты?! Подожди!
— Да пусть лежит! Ничего с ним не будет! Сам оклемается! Небось опять во всём виноват он! Сказал что-то не то, вот и получил. Он же такой... уродец, — Света наморщила носик в отвращении.
— Но так нельзя! Вдруг у него что-то сломано!
Их голоса всё удалялись, а у Лёши в голове так и стояли эти ангельские глаза, с ужасной, обидной насмешкой, что неприкрыто светилась в них.
Когда он пришёл домой, без вещей, побитый, хлюпающий носом от обиды, то не смог избежать расспросов и скандала.
— Алексей! Где твои вещи?!
— Алексей! Ты опять подрался?!
— Мы не будем покупать тебе новые вещи! Сам будешь оправдываться перед учителями куда их дел!
— Ты отвратительно себя ведёшь! Сколько можно терпеть твои выходки?!
Обвинения посыпались на мальчика с двух сторон, отчего становилось только гаже на душе. Ему хотелось возразить, рассказать всё как было, но он понимал - ему не поверят. Это бесполезно. Потому что каждый раз ему говорили одно и то же:
— Как ты можешь наговаривать на этих славных мальчиков! Мы знаем их родителей, они не могли воспитать своих детей подобным образом!
— Это всё дурное влияние его родителей! Ну Наташка, ну я ему задам по первое число, когда увижу!
— Родила такого же раздолбая, как и её Серёжка!
Всё продолжалось по одному и тому же сценарию. Снова и снова. Из раза в раз. Но обида не становилась меньше, наоборот, она росла, становясь размером с огромную чёрную дыру, с чем-то темным, плохим, пугающем посередине. Это что-то засасывало все его эмоции, выжимая Лёшу словно лимон, оставляя после себя лишь зияющую пустоту.
Он молча поплёлся к себе в комнату, с опущенной, пустой головой и сжатыми в кулаки ладонями.
Тихонько прикрыв за собой дверь и не включая свет, он подошёл к кровати. На мгновение остановившись, Алексей на грани слышимости хмыкнул, мотая головой из стороны в сторону. Протерев резким движением глаза, больно надавливая большими пальцами на закрытые веки, он шумно упал на матрас, зарывшись носом в набитую перьями подушку.
«Надо было не рождаться на этот свет. Было бы меньше проблем. У всех.»
На следующий день, когда Алексей даже не успел толком проснуться, к нему вломилась бабушка.
— Лёша, вставай! Собирайся! Ты едешь к дяде Мише! На перевоспитание!
«Только не это», — подумал он, но вслух сказал лишь:
— Хорошо.
Бабушка начала сновать по комнате туда-сюда, в спешке собирая что-то в сумку, да приговаривая:
— Хрен дождёшься тебя! Сама все соберу.
Алексей с минуту смотрел на её метания, да встал и побрел в унынии умываться.
Позже, толком не дав ему позавтракав, дед, всё в таком же темпе как и бабушка, начал загонять его в машину.
Когда Лёша осмелился спросить:
— А почему он сам за мной не приедет?
На него прикрикнули, обозвали дураком и заткнулись, следя за дорогой.
В этих криках было что-то наподобие: «Он не может! У него рука сломана!», но причина яснее всё равно не стала.
«А ведь люди и с одной рукой как-то водят...»
В пути Алексей с тоской следил за пролетающим пейзажем, в заклеенном с одной стороны окне.
Заклеено оно было по одной простой причине: как-то раз дед поставил свой обожаемый тазик на колёсах в неположенном месте. Кому-то это сильно не понравилось. Эти умники разбили окно первым попавшимся под руку тяжёлым предметом - камнем, а потом быстро смылись. Виновных так и не нашли, но после этого случая дед стал параноиком. Следит из окна каждые полчаса за машиной и если видит «подозрительных личностей», высовывается и орет, чуть ли не брызжа слюной.
— Вылезай. Мы приехали.
Грустно вздохнув, Алексей медленно вышел на улицу. Ему быстро всучили сумку с вещами и уехали, обдав напоследок облаком из выхлопных газов и грязью из-под колёс.
На пороге потрёпанного и покосившегося домишки дачной местности стоял такой же потрёпанный дядя Миша, ну или в простонародье Михалыч.
В заштопанной телогрейке, растянутых на коленках трениках и резиновых сланцах. В прорезях для пальцев виднелись дырявые и грязные носки.
Косматый, с курчавой полуседой и неухоженной бородой, он был похож на пьяницу или бездомного, но никак не на бывшего военного, хоть осанка и портила весь внешний «антураж» и «колорит».
— Ну шо, Алексий! Здорова! Шо ж ты, негодник, в плохие парни заделалси? - гаркнул Михалыч зычно.
Алексей еле заметно поморщился. Вздохнув, он настороженно и нехотя поплёлся к домишке.
«И вот здесь мне жить неделю»
Впервые он побывал здесь года два назад, но уже тогда ему не понравилось. А всё потому что дядя был на редкость строгим, громким, как собственно и подобает военному со стажем, но также и не знавшим мер приличия, что уж говорить об обыкновенной гигиене.
Дом его был похож внутри на самый что ни на есть свинарник, вперемешку с заброшенным сараем.
«Под стать владельцу.»
Зайдя внутрь, Лёша почувствовал непередаваемый шлейф, состоящий из запахов не стиранных носков, чего-то протухшего и явно имеющего животное происхождение и стойкой, старой пыли.
Тут и там валялись контейнеры от бич пакетов, смятые банки пива, обёртки от разных конфет. На грязном, липком столе лежали обглоданные кости рыбы, над которыми шустро летали мухи.
Михалыч громко и пахуче рыгнув, прошлёпал к корявой вешалке, стягивая здоровой рукой свою телогрейку, снова гаркнул:
— Алексий! Хватит стоять столбом! Поди в комнату, да за уроки садись! Потом проверю!
Понуро вздохнув, Лёша побрёл по скрипучей и на вид опасной лестнице на второй этаж. Найдя более или менее пригодную для существования комнату и сгрузив тяжёлую сумку на местами прогнившие половицы, он решил начать разбирать вещи. Подойдя к рассохшемуся шкафу, Лёша с опаской потянул одну из дверц. Та, издав противный и громких скрип, натужно открылась.
Проведя пальцем по слою пыли, что копился наверное десятки лет на полках, Алексей поморщился.
«Не хочу складывать свои вещи сюда.»
В итоге, просто поставив сумку в шкаф, Лёша достал первые попавшиеся учебники, что чудом уцелели после того случая в школе, тетради и карандаш. Все его достаточно тихие шаги сопровождал скрип просевшего, а где-то вздувшегося пола, заставляя стараться ступать ещё тише, чем обычно, что впрочем не возымело никакого эффекта.
С грустью и обидой, Лёша кинул всю макулатуру на чуть не развалившийся от резкого движения стол, уселся на старый стул, с дырявой и масляной от времени сидушкой. Тоскливо открыв один из учебников, он начал читать заданный параграф, но через какое-то время понял, что читает одно и то же предложение, которое всё никак не хотело откладываться в голове или хоть немного пониматься.
Так, поочерёдно открыв все учебники, Лёша просто их оттолкнул на край стола, подальше от своего взгляда. Стол снова жалобно скрипнул и еле заметно покачнулся.
Зло и презрительно хмыкнув, Лёша откинулся на спинку стула, запрокидывая голову. Вперив взгляд в покрытый паутиной потолок, он стал мысленно считать минуты.
И вот, раздаётся частый скрип ступеней, протяжное кряканье дяди Михалыча и затем снова скрип половиц.
Алексей быстро открыл учебник, пролистав до нужной страницы, склонился над ним, усиленно делая вид бурной деятельности и тяжёлой мысли.
Дверь в комнату отворилась, всё с тем же противным скрипом и, замерев на мгновение, начала медленно закрываться.
— Ну шо, Алексий! Читаешь, да? А шо это ты решил с лёгкого то начать? Ты это давай, задачки делай! Потом почитаешь!
Лёша незаметно закатил глаза и тихо проговорил, оправдываясь:
— Так у меня учебника нет с задачками. Его порвали.
Дядя нахмурился. Потом громко рявкнул:
— Да шо ты мне лапшу на уши вешаешь! Порвали ему учебник! Сам небось его разорвал или не взял с собой специально, чтобы не делать ничего! А мне врёшь сидишь, не краснея! Совести у тебя нет, Алексий!
Он быстро прошаркал к шкафу, с силой открывая натужно скрипнувшие дверцы и начал ковыряться в вещах Алексея, выкидывая одежду на грязный, пыльный пол. Потом шатаясь подошёл к столу, зло осматривая учебники.
Переведя взгляд на Лёшу, он резко и больно схватил его за руку, рывком поднимая со стула. Убедившись что учебника нет, он также рывком усадил его на место.
— Признавайся! Где учебник?!
Лёша с шоком промямлил, потирая ноющую конечность:
— Нет его у меня. Честно. Я не вру вам.
Михалыч взмахом руки приказал замолчать, а потом протянув её вперёд открытой ладонью вверх, грозно прорычал:
— Телефон. Живо.
Алексей немного помялся, сжал губы, вздохнул, да и отдал телефон, так как понимал, что выбора у него нет.
Михалыч, получив то, что требовал, ещё раз окинул его суровым взглядом, развернулся и ушёл, что-то бормоча под нос.
Лёша грустно вздохнул, тяжело опускаясь на скрипнувший стул. Уже не обращая внимания на посторонние звуки, он снова откинулся на прогнувшуюся от веса спинку, вперив взгляд куда-то в стену. В голове начали крутиться воспоминания прошедших дней, все издевательства, безответная любовь, бабушка с дедом, которые из-за малейшего промаха были готовы его скинуть на нелюбимого дядю, всё-всё, что происходило за его короткую и несчастливую жизнь.
Медленно моргнув, Алексей опустил веки и тяжело вздохнул. Дрожащими руками закрыв лицо, он горько заплакал, понимая, что никому не нужен в этом мире.
С каждой новой пролитой слезой, Лёша чувствовал, как эмоции, которые переполняли его через край все это время, покидают его.
Где-то вдалеке завыла собака. Тихо скрипнули от ветра половицы. Ночь медленно наступала, укутывая всё живое, погружая в долгожданный сон.
Алексей не спал всю ночь. Но когда он услышал привычные придирки в свой адрес, ничего не почувствовал. Видимо, его лимит эмоций иссяк.
Он слонялся без дела целый день, прогуливая школу где-то в районе по близости. Попросив какого-то мужичка не русской внешности купить ему сигареты, он впервые попробовал некачественный табак, которым обычно баловался его дед.
Всё также находясь в своих мыслях, Лёша понял, что уже навряд ли что-то почувствует когда-либо.
Пришёл конец его эмоциональности.
И сейчас, лёжа под красивой женой, он вспоминал всё своё детство, все эти значимые моменты его жизни, всю ту боль и то разочарование в людях, что когда-то его и погубили.
Наконец Алексей перевёл более или менее осмысленный взгляд на жену, громко стонущую от удовольствия. Почувствовав как сокращаются ее мышцы, он кончил вслед за ней.
Лена счастливо и устало улыбнулась, после чего медленно поднялась с кровати и ушла в душ.
Лёша проводил её долгим взглядом, снова уставился в потолок, бестолково лёжа всё в том же положении. Эмоций не было.
Через какое-то время женщина вернулась, сладко потягиваясь и зевая, осторожно ложась рядом.
— Спокойной ночи, Лёша. — тихо пробормотала куда-то в подушку, лениво выключая настольную лампу.
— Спокойной ночи.
Тихонько встав через несколько минут, когда по комнате уже раздавалось тихое сопение Лены, Алексей бесшумно выскользнул из спальни, дошёл до уборной, кое-как вытерся, оделся всё в ту же одежду, что лежала брошенная ещё несколько часов назад. Пройдя в прихожую, он все также стараясь не шуметь, спокойно обулся, накинул тёплую куртку и, тихонько скрипнув входной дверью, вышел в подъезд.
Подождав лифт, спустился вниз, а затем вышел на улицу.
Двигаясь вдоль высоких деревьев, которые качал ветер, Алексей достал пачку сигарет, той же марки, что когда-то курил его дед, роняя несколько штук на грязный асфальт и не обращая на это никакого внимания. Закурил.
В голове вновь пронеслись воспоминания о прошлом.
С тех пор его сердце окаменело и он уже ничего не чувствовал. Все дни были похожими на друг друга, деньги, любимая жена, любопытные дети — ничего не приносило ему эмоций. Ему было плевать. Но иногда он задумывался: А что, если однажды вся моя внутренняя пустота заполнится всей той болью, которую я пережил?