Добычи здесь нет

О том, что знак нанесен на доспехи и оружие Хамаша неспроста, Тенок и сама догадывалась, а Коатл окончательно развеял все сомнения. Затейливый набор черточек и точек, по его словам, означал, что вещи принадлежат одному из сильнейших богов. Иначе говоря, то был личный знак великого охотника. По крайней мере, так сказал Коатл, а уж он-то наверняка знал, как должно быть. И еще он сказал, что племя тиууака теперь тоже принадлежит Хамашу, значит каждый из людей тоже должен пометить себя небесным знаком. Но повторить символ по памяти не брался даже сам жрец, что уж говорить о простых ремесленниках. А трогать свои вещи божество не разрешало даже любимой супруге, поэтому никто не смог бы скопировать печать с нагрудной пластины или рукояти клинка. Тенок долго думала, как ей быть, пока не заметила на гриве Хамаша маленькое кольцо, украшенное четкой гравировкой. Ночью, когда охотник крепко спал, девушка смогла потихоньку снять это кольцо, и грозный муж поутру ничего не заметил.

Почти неделю мастера трудились над знаками для членов племени, а Коатл все подгонял их. Но, несмотря на все старания, они не успели в срок. В один из дней Хамаш повелел, чтобы его оставили одного, а к вечеру собрался и ушел, не простившись ни с супругой, ни с вождем. Тенок сразу смекнула, что не все ладно. Уходя на охоту, Хамаш брал с собой лишь то, что ему требовалось для охоты, но в этот раз он взял все свое оружие и все добытые ранее черепа. Как будто не планировал возвращаться. Возможно, он разгневался на свой народ за недостаточное почтение? Или решил устроить проверку?

До самого утра Тенок промучилась догадками, а затем решила идти за мужем, покуда Коатл и остальные не начали задавать ей вопросы. Ведь на этот раз она даже приблизительно не знала, что им отвечать. Страх, что божественный супруг решил оставить ее, был так силен, что девушка отправилась в чащу, не задумываясь о том, какие там могут подстерегать опасности. Единственное, что волновало Тенок, — это сможет ли она догнать своего великана. Ведь он наверняка решил возвратиться на небо. Но чтобы приблизиться к солнцу, ему следовало подняться выше в горы. Это означало, что он должен был взобраться на священную вершину, за которой алый диск прячется каждый вечер. Если прийти туда на закате, можно просто запрыгнуть на солнце, как на лодку. Именно так, была уверена Тенок, и путешествуют боги.

Идти пришлось долго. Тенок старалась не останавливаться, но ей требовалось восстанавливать силы. С собой она взяла лепешки, но они быстро закончились. И снова начало хотеться есть. Ночь застала ее раньше, чем удалось добраться до вершины. Тогда Тенок начала искать укрытие и обнаружила расщелину, да только на свою беду в темноте не разобралась, насколько та глубока, и сорвалась вниз.

Дно расщелины устилала прелая листва, но под ней был твердый камень, и девушка, падая, ушибла ноги. Внутри было темно и страшно. Здесь могли прятаться змеи или какой-нибудь зверь, поэтому Тенок затаилась и прислушалась, но не услышала ни чужого дыхания, ни других подозрительных звуков. Тогда она встала и начала ощупывать стены в поисках выхода, но не нашла ни лаза, ни выступов, за которые можно было бы зацепиться и вылезти из ловушки. Тем временем ясный лунный лик поднялся высоко над горным лесом, и в расщелину проникло немного света. Стены каменного мешка оказались гладкими и шли под наклоном. Увидев это, Тенок расплакалась, так как поняла, что самой ей ни за что не выбраться, а родное племя слишком далеко, чтобы помочь.

Наплакавшись вдоволь, девушка свернулась калачиком на подушке из горько пахнущих листьев и в таком положении протряслась от холода, сырости и страха остаток ночи. А когда солнце встало, она поднялась и начала кричать что есть сил. Ведь на солнце мог ехать Хамаш, он услышал бы ее с высоты и обязательно спустился бы за своей женой.

Но прошло много времени, и солнце было уже высоко, а великан так и не пришел. Тенок сорвала голос и совсем потеряла надежду, когда наконец-то произошло долгожданное чудо. Божественный супруг сжалился и вызволил ее. А после на руках понес к дому. В его сильных объятиях Тенок ощущала себя абсолютно счастливой. И даже его сердитое ворчание не могло ее испугать. Девушка знала: теперь все будет хорошо.

Когда они вернулись в поселок, и Тенок, а также все члены племени украсили себя знаком бога, Хамаш громко возрадовался. Он остался настолько доволен, что больше не пытался уйти, а вечером впервые лично присоединился к празднованию в свою честь.

Вместе со своим божеством племя веселилось, танцевало, пело и жгло костры до небес, покуда ночная тьма не начала отступать. С рассветом Тенок проводила своего уставшего супруга на ложе и сняла с себя одежды, а после помогла богу-охотнику избавиться от его сияющего облачения. Тихо и блаженно урча в полудреме, Хамаш позволил освободить его плечи и омыть их отваром душистых трав, затем Тенок сняла твердые пластины с его рук и ног, стянула окутывающую тело прочную сеть и принялась разминать мускулистую спину, ощущая, как напряжение плавно покидает земную плоть бога. Когда Хамаш, жмурясь и мурлыча от удовольствия, растянулся на ложе, Тенок незаметно начала ласкать его грудь и живот, прикасаясь ладонями и губами, как наставляла матушка Итоти. Руки девушки спускались все ниже и ниже, пока не добрались до пояса нижнего одеяния. И в этот раз молодая супруга не встретила сопротивления. Пользуясь благосклонностью мужа, она освободила его бедра от грубой ткани и приготовилась узреть тот самый загадочный пронзающий пест, но, похоже, Итоти в чем-то ошиблась. Между ног божества располагалось лишь небольшое углубление, не похожее ни на мужской, ни на женский низ. Тенок осторожно погладила там, но пест не появился. Возможно, боги могли являть его по собственному желанию?

— Мой любимый муж, я должна ждать еще? — спросила девушка, но ответа не получила. Хамаш уже крепко спал.

Пробуждение Раската было странным. Он с трудом оторвал голову от травяной подушки и сразу отметил неприятную тяжесть в висках. Похоже, вчера он по дурости надышался дыма. А еще он что-то пил с Бестолочью, и это что-то забрало не хуже алкоголя, хотя определенно было без градуса. Остальное помнилось крайне смутно. Он как-то взобрался по ступенькам — этим чертовым бесконечным ступенькам, которых извращенцы-Инженеры нагородили в каждой пирамиде по несколько сотен — и добрел до лежанки. Самочка все это время увивалась рядом. Кажется, она даже помогла ему снять доспехи. И потом так приятно гладила плечи, спину, живот и ниже...

Тут сын Зноя резко распахнул глаза и рывком поднялся. Мягкотелая скатилась с него и тоже захлопала глазами. Она была абсолютно голая, если не считать ожерелья, и Раскат тоже был в чем из яйца вышел. Похоже, они так и проспали всю ночь, обнявшись, как пара в Сезон.

— Ты опять начинаешь? — строго прорычал самец, подальше отпихивая от себя мелкую негодницу и шаря в поисках набедренной повязки. — У тебя вообще гон когда-нибудь проходит?

Бестолочь обиженно пискнула в ответ и с притворной застенчивостью отвернувшись, тоже начала одеваться. Стесняется она, ага, как же...

Поразмыслив, Раскат решил не заострять внимание на прошедшей ночи, дабы самка не решила, что инцидент имеет для него какое-то особое значение, и вести себя как ни в чем не бывало. Самочувствие было не очень, поэтому выдвигаться на Охоту сегодня не имело смысла. И, возможно, завтра тоже... Да, денька три Раскат бы сейчас отдохнул. Спланировал бы следующую вылазку — остались еще направления, которые он пока тут не разведал.

Покидать пирамиды воин больше не стремился. Ну правда же, для чего, если тут всегда ждали кров и мягкая постель? Нужно было только как-то объяснить Бестолочи, что ее «супруг» (ладно, назовем это так) будет иногда уходить в дальние походы, и таскаться за ним не лучшая идея. А так — пусть хозяйничает, уборку делает, покрывала меняет и гордится своим статусом. И от массажа Раскат не дурак отказываться. Что касается ее домогательств... Должна же она со временем будет понять, что они бесполезны? Сделать вывод, что боги как-то иначе размножаются. Духовным путем каким-нибудь.

Подумав так, сын Зноя великодушно разрешил мягкотелой самочке за собой ухаживать, а себе дозволил еще немного побездельничать. В конце концов, это можно было считать адаптацией к новому миру.

Жизнь в поселке вновь пошла прежним чередом. День за днем Раскат все больше привыкал к «своим» аборигенам, лучше узнавая их язык и обычаи, а они с переменным успехом учились понимать его речь и не нервировать сверх меры. Не сразу, но до них дошло, что сжигание продуктов не приносит их «божеству» никакой пользы или радости, точно так же, как в целом обилие костров и дыма. Празднества стали более сдержанными, и сын Зноя иногда забавы ради присоединялся к ним — Бестолочь всякий раз ликовала и тащила его танцевать. Это было очень странное ощущение... Требовалось просто расслабиться и поддаться ритму, чтобы через некоторое время ощутить в сердце давно оставшуюся в прошлом мальковую беззаботность. Вскоре Раскат сделал феноменальное открытие: он мог позволить себе дурачиться сколько влезет, при этом мягкотелые воспринимали все его действия абсолютно серьезно, и любая его выходка спокойно укладывалась в их понимание нормы. Хотя до того, что творил Пожар, Раскату, конечно, было далеко. Иногда он позволял себе беззлобно подшутить над «подданными», но никогда над ними не издевался и уж тем более не бил, не калечил и не лишал жизни. Если же кому-то в племени требовалась помощь, Раскату не зазорно было ее оказать. В основном, по мелочи, конечно. Он научил самцов племени придавать более эффективную форму обсидиановым ножам и использовать систему блоков для поднятия грузов, поделился некоторыми хитростями выделки шкур и изготовления силков, придумал замок, чтобы у самой старой самки племени скотина не разбегалась со двора и так далее в том же духе. Нельзя сказать, что он добивался от мягкотелых любви — он просто проявлял снисхождение, а те уже сами решили, что будут его обожать. Ну, Раскат им и не мешал.

Идиллия продолжалась довольно долго, пока в один из дней вернувшийся с Охоты сын Зноя не застал в поселке хаос и панику. Самки плакали и воздевали руки к небу, самцы бегали с топорами и копьями в руках. Несколько хижин оказались разрушены, их кровли из листьев медленно тлели. Первое, о чем подумал Раскат, это пожар, но затем он увидел раненых и многочисленные следы крови на песке. Забеспокоившись, охотник устремился в пирамиду, где, к своему облегчению, обнаружил живую и невредимую, но крайне испуганную Бестолочь. Вскоре явились жрец и вождь. Вся эта троица начала наперебой рассказывать о какой-то приключившейся трагедии, сопровождая свои слова активной жестикуляцией. Наконец Раскат с грехом пополам разобрал, что они имеют в виду. Судя по всему, какое-то из соседних племен совершило набег и то ли увело некоторых особей в рабство, то ли просто перебило.

— И что вы от меня хотите? — поморщился Раскат, когда причитания стихли. — Вы же сами виноваты. Ваши самцы — никакие воины. Я как на вас поглядел, так парням и сказал: достойной добычи здесь нет. Для яутжей в смысле. А внутривидовые конфликты никто не отменял. Живете вы тут довольно неплохо. Вот вам и позавидовали, наверное. Надо же уметь защищаться.

Разумеется, бедолаги почти ничего не поняли из его слов, но суровая интонация «бога», по всей видимости, заставила их задуматься. Только, очевидно, опять не о том, о чем бы нужно. Потому что уже через полчаса перед пирамидой собралось и пало ниц все племя — к слову, и правда заметно поредевшее.

— Я понимаю, что вы просите вас защитить, но это же бред — защищать дичь от дичи! — окончательно рассердившись, рыкнул на них сын Зноя. В ответ раздались лишь дружные хоровые моления. Раскат плюнул с досады и скрылся в пирамиде.

Несколько дней племя и его нервное «божество» приходили в себя, но вскоре в поселок вернулось спокойствие. При этом жизнь ничему не научила мягкотелых: они не начали нормально вооружаться, не начали возводить укрепления, не начали оттачивать боевые навыки. Раскат сперва смотрел на них с осуждением, а затем махнул рукой. Ему что, больше всех надо, что ли? Вот будет следующий набег — сами пожалеют, что ни фига не готовились.

Разумеется, он оказался прав. Не прошло и месяца, как соседние дикари пожаловали вновь. И это, конечно же, опять стало для бестолковых (так Раскат незаметно для себя стал называть сородичей Бестолочи) огромным сюрпризом. Но на этот раз случилось так, что «бог» был дома, и переполошившееся племя кинулось к нему за помощью всем составом.

— Я же вам уже сказал: разбирайтесь в своих конфликтах сами! — непреклонно заявил самец. Он как раз готовился вздремнуть после ужина, наслаждаясь тем, как «женушка» перебирает его гриву, когда атмосферу приватности нарушила ввалившаяся с воплями толпа. В экстренной ситуации простые смертные даже не постеснялись без стука заявиться в храм, на который в обычное время даже глаза поднимали с опаской и глубоким почтением.

Раскат уже приготовился рявкнуть как следует и разогнать нахалов, но как на зло вмешалась Бестолочь. Она кинулась самцу в ноги и начала со слезами бесконечно повторять «спаси» и «враги пришли». С минуту растерянный воин наблюдал всю эту трагикомедию, а затем вдруг смекнул, что из агрессивных дикарей могут выйти неплохие трофеи. Конечно, ничто не обязывало его защищать мягкотелых, но и поохотиться на славу ничто не мешало.

Увидев, что «бог» сменил гнев на милость и берет в руки копье, бестолковые обрадовались и, преисполнившись боевым духом, все так же гурьбой покинули пирамиду. Раскат не спеша вышел следом и, игнорируя царящую вокруг суматоху, отправился поглядеть, что же из себя представляют нападающие. К своему удивлению, он их сразу же узнал. Это оказались точно такие же аборигены с раскрашенным лицами, как те, от которых он в начале своей «божественной карьеры» спас Бестолочь. Расценив их как вполне подходящую дичь, охотник попытался инициировать поединок с несколькими крупными особями, но они, завидев его, неожиданно обратились в бегство...

— Да что с вами не так?! — преследуя добычу, ругался сын Зноя, а мягкотелые знай только улепетывали...

Когда поселок остался позади, дикари вдруг сгрудились вместе и затем дружно ударились мордами в грязь. Смущало то, что к Раскату они при этом повернулись задом. Но удивиться такой манере падать ниц самец попросту не успел, так как вслед за тем произошло нечто еще более странное. Из зарослей послышался голос, и голос этот был Раскату хорошо знаком.

— И как это понимать? Сами, что ли, на алтарь захотели?

— Пожар? — в изумлении опуская копье, проговорил Раскат.

— А, это ты. Привет, — ногой отпихивая со своего пути мешающегося мягкотелого, рыкнул товарищ. — Давно не виделись. Как жизнь?

— А ты что тут делаешь? — озадаченно спросил сын Зноя.

— Да просто развлекаюсь, — отмахнулся сын Ясного. — Я же тебе говорил, что эти твари жутко забавные. Жертвы мне приносят. Решил вот пройтись сегодня, поглядеть, как они в деле.

— В каком деле? — не понял Раскат.

— Ну, это типа набег у них. Выбирают деревню, нападают, уводят жителей, потом приносят мне в жертву. Как-то так. Но поблизости мягкотелые кончились, теперь вот тут они поселение отыскали, тут говорят, пока много. Только ты их спугнул. Я же для них бог, помнишь? Вот они и думают, что ты — как я.

Во все глаза таращась на товарища, Раскат раскрыл жвала, затем закрыл, затем снова раскрыл, но так ничего и не сказал, ибо лишился дара речи.

— Да не переживай, я сам-то охочусь, конечно, — продолжал Пожар, все так же невозмутимо продолжая приближаться к стоящему столбом сородичу. — А это — так, баловство. А у тебя-то как успехи? Совсем пропал с радаров.

— Благодарю, не жалуюсь, — наконец-то собравшись с мыслями, отозвался сын Зноя. — Но правильно ли я понял, что ты сейчас занимаешься тем, что натравливаешь одну популяцию местных жителей на другие?

— Да говорю же, просто развлекаюсь, — в голосе собеседника появилось некоторое раздражение. — Можно считать это экспериментом. Мне интересно, насколько хороших воинов из них можно вырастить. Если получится — для моей же трофейной стены будет пополнение.

— Пожар... Но они же... Они на мирных нападают. На тех, кто защищаться даже не умеет.

— Ничего, в качестве тренировки — сойдет, — хмыкнул сын Ясного.

— Но так нельзя...

— Это почему? — тут же возмутился Пожар. — Нам с тобой — нельзя. А этим тварям Кодекс не писан. Так что пусть душу отводят. А я ничего не нарушаю.

— Ты на это смотришь.

— Смотреть Кодекс не запрещает.

— Хорошо. Тогда вели им заниматься этим где-то в другом месте.

— Это еще почему?

— Потому что... У меня здесь тоже экспериментальная популяция. И твоя начала истреблять мою.

Услышав эти слова сын Ясного сначала изменился в лице, а затем громко расхохотался.

— Ты себя-то слышишь? — давясь от стрекота, с трудом проговорил он. — А кто там что-то о невмешательстве говорил? Так-так, и какие же ты с ними эксперименты проводишь?

— Тебя это, Пожар, не касается, — нахмурился Раскат. — Просто прошу по-хорошему: уйди с моей территории и питомцев своих забери.

— Это с какой радости территория твоей вдруг стала? — немедленно ощетинился Пожар и предупредительно выпустил лезвия.

— А ты что-то против имеешь? — оскалился в ответ Раскат и раскрыл копье.

«Ну подожди, получишь еще у меня... Экспериментатор хренов», — злобно хромая по направлению к поселку, думал сын Зноя. Схватка вышла недолгой, но показательной. Показала она сразу две вещи. Первое: Пожар вконец охамел и сдаваться не собирается. Второе: оба охотника в отсутствие достойных противников расслабились, утратили сноровку и непозволительно разъелись.

Нет, Раскат уходил не проигравшим, но и не победителем. Пожар хорошо получил по загривку и свалил зализывать раны, но окончательно не капитулировал. Это означало, что в скором времени он и его раскрашенные псы вернутся. Но будут действовать умнее, вероятно, исподтишка. Самое противное в этой ситуации было то, что драться с Раскатом ручные дикари Пожара желанием не горели. Когда начался поединок двух «богов» они вообще кинулись врассыпную, только их и видели. Стало быть, и Раскату преследовать их было недостойно. Но бестолковые при следующем нападении снова начали бы просить защиты — что ему было делать тогда? Сын Зноя думал над этим всю дорогу, но решения так и не нашел...

А в поселке его уже встречали — теперь не просто как «бога по умолчанию» а как национального героя. Галдящая толпа мягкотелых окружила самца и попыталась поднять его на руки. Этого еще не хватало. Раскат сразу же пресек эти неоднозначные попытки, отогнав «подданных» грозным рычанием, после чего вернулся в пирамиду.

Бестолочь тут же начала увиваться вокруг него, щебеча что-то о доблести и отваге. Глупая, глупая самочка... Оставив копье на отведенном под оружие выступе, самец проследовал к лежанке и плюхнулся на нее прямо в доспехах. Разумеется, маленькие заботливые ручки тут же начали его раздевать. Параллельно их обладательница как бы невзначай оголялась и сама.

— Ну вот что ты опять делаешь? — уныло осведомился Раскат, когда наглая попка Бестолочи прижалась к его бедрам, а ручки добрались до пояса и начали деловито его расстегивать. Самочка проигнорировала вопрос. Устроившись на коленях самца лицом к нему, она упорно пробиралась к паху «супруга», где ее, разумеется, ничего нового не ждало.

— Ты меня спариванием благодарить решила? У вас нормально, когда самки так делают?

Бестолочь снова сделала вид, что не слышит. Раскат специально сел так, чтобы снять с него набедренную повязку было как можно сложнее, но самочка не сдавалась. Наконец она справилась с поясом и смогла распахнуть ткань.

— Ну как? — вместе с ней наклоняясь к собственной промежности, полюбопытствовал самец. — Опять ничего? Да как так-то? Может, получше поищешь? Нет?

Бестолочь как будто смутилась — на этот раз реально — и поспешно прикрыла одеждой клоакальную щель самца.

— Да, спасибо, иначе поддувало, — усмехнулся Раскат. — А тебе никуда не задувает, нет? — с этими словами он игриво ухватился за две голые половинки самочьего зада и слегка сжал когти.

От неожиданности Бестолочь вскрикнула и, соскочив с коленей «супруга», накинула на себя покрывало. Раскат откинулся на кровать и от души расстрекотался.

— Ладно, — отсмеявшись, проговорил он. — Не сердись. Просто я не знаю, что мне еще делать с твоими заигрываниями. Успокойся, ничего я тебе не сделаю. Пойдем спать.

Увидев, что «супруг» просто шутит, самочка тоже наморщила носик и звонко распищалась, после чего с разбегу прыгнула в кровать, раскинув покрывало точно пестрые крылья и накрыв себя вместе с самцом.

— Дурочка, — мурлыкнул Раскат и ласково зарылся жвалами в растрепанный головной мех «женушки». А потом закрыл глаза. Завтра. Все проблемы он будет решать завтра.

Примечание:

Навеяло: AWOLNATION — Kill Your Heroes