ᚢᛊᚹᛒᛜᛊ ᛒᚹᛊᛖᚱ
Музыка:
ХВОЯ - Ледок
Luverance - Шарады
speed up, nightcore - luminary
Пролог
Во времена неверия
Пустые земли. Пустые души что бродят по ухабистым дорогам лишь изредка смотря под ноги иль на небо. Эти души есть люд что не боится ничего, потому что ничего это уже и есть что-то. Для них лучше так. Ни добра ни зла, а значит и доверия никому нет. Скитаются они в пустоте этой и нет думы в головах чтобы было хоть что-то.
Марена есть Мать-сыра-земля. Перун есть главный бог. Есть они и то лишь изредка. Когда вглядываются в глаза блуждающих. Когда удостаиваются этого.
Ноги в лаптях и черевичках ступают по утрам тревожа землицу своим безразличием. Мужички ругаются на животинку за то что поедает много. На коров и коз что молока дают мало. Бабы бранятся на дитяток что веселятся и не могут усидеть смирно, как это делают они.
День сменяется за днём и повторяется всё вновь. Бабы ругаются, мужички бранятся. И ничего.
Марена иногда подглядывает за ними когда землица чуть больше встрепенётся от шагов. Но завидя что это не перемены, а скот усталый от злости людской начинает ерепениться или дитятки убегают от чертыхания взрослых, чтобы не заливаться слезами лишними. Но землица уже впитала в себя много слез, так что солёная пелена образ Марены белесым скрыла. Что взор мягкий её светлее облаков, что волос стал белее снегов.
И не было сил что-то изменить. Ни Перун со своими молниями в самый знойный сезон не мог душеньки встрепенуть, ни сама Мать землицей тела качнуть.
Люд все также глядит только перед собой. Но дети... Дети смотрят глубже вниз, пристальнее вверх.
В один из жгучих дней хохотом разразился лёгкий ветерок касающийся жухлой зелени низких трав. Это первым что услышала Марена с Перуном после долгой тишины.
Смех случился когда по размытой грязи землицы из-за разовой грозы поскользнулось дитя и проехалось так далеко что видно люду не было куда пропало. Все перепачкано, кроткие волосы взлохмаченные, закрутившиеся от грязи и влаги. Лицо всё в глине, а одеяние из небесного превратилось в погано тёмное. Но дитя такое светлое! Такое, что Марена не смела землицей смотреть на него. Она никогда не становилась подобно люду для люда. Но впервые решилась выглядывать из-за дремучих деревьев леса. Впервые смотрела на ребёнка так как делал это люд.
Мертвецки-белые, но мягкие глаза всматривались в дитя, пока оно хохотало копошась в грязи подбрасывая к небу куски не промокшей землицы. Дитятко было мало́. Видно что и трёх Приберих ему нет. Но никто не шёл за ним. Никто не боялся за него. Никто не следил.
Люду было всё равно.
Счастливилось дитю не долго. Вскоре весь перемазанный потянул перепачканные ручки в глазки из-за грязи скатывающейся по челу. В этот момент и произошло то самое ничего. Только громадные слезы и детский плач.
Где его люд, почему никто до сих пор не пришёл за ним?
- Как можно? - прошептала смотря на то как ребёнок повалился лицом наземь, заливаясь слезами от грязи, что попала в очи.
Марена второй раз сделала то что никогда не осмеливалась. Она направилась к дитя.
Босые ноги только решились ступили в мягкую тёплую скользящую под босвой грязь, как руку резко прожгло молнией что бывала лишь несколько раз за сезон трав. Не знала как правильно реагировать, но тело людское само обернулось. Белые пряди от поворота хлестнули Марену по лицу и не только её.
Мужчина, держащий девицу за сгиб руки, поморщился потерев свободной рукой бороду. Его тёмный волос на голове в плотные косы заплетён. Пряди были слишком длинные как и у Марены, поэтому опускались колосками на широкие мужские плечи. Древесные глаза впивались злобой. А густые брови и шрамы напоминавшие молнии придали сурового вида. Он оглядел Марену. Одеяние её людское, да попытку кинуться к дитя что плачем кричало.
Вздохнул.
- Осмелилась? - сжал зубы от чего и так тонкие губы практически исчезли.
- Осмелилась - мягко произнесла и белые ресницы дрогнули страхом, но она выпрямилась что придало храбрости. А может храбрости придал рост что был такой же как и у мужичка напротив. - Запретишь Перун? - знала что вовсе не люд это перед ней, чувствовала так.
- А могу? - ярость его поубавилась и голос стал приятным, словно воздух после ливня.
Ребёнок заплакал ещё сильнее как на последнем издыхании и потом... затих.
Марена ощутимо вздрогнула от чего Перун покачнулся и ослабил хватку. Не вникая в свои действия она кинулась к дитя поднимая с землицы. Кисть с длинными бледными пальцами мгновение колотила страхом по детской спинке пока малыш не издал первый хрип, а следом вздох. Сердце забилось от облегчения, а следом от ужасной боли.
Человеческое тело божества затрясло от этого пронизывающего ощущения. Неприятное чувство окатило как ушатом вод ледяных, таких от которых так морозно что обжигает.
Дитя содрогалось кашлем в руках пока девушка пыталась выдохнуть тот ворох чувств что лишь сильнее охватывал её.
Легче не становилось. Перун видел что будет худо.
- Марена - проговорил успокаивающе - они злости твоей не стоят.
Но она его не слышала. Прижимала малыша к груди руками медленно покрывающимися знаками тёмными. Волос чуть волнистый как землица бугристая закурчавился сильнее от злости обретая каштановый цвет. Земь под ногами вздрогнула и Перун отвёл глаза вдаль. Но не было больше дали. Бугры превратились в холмы. Холмы в горы. А следом крик.
Но это был крик не Марены.
Кричал люд. Впервые они подали голос громче спокойного говора, Впервые их крик был не злобой к другим. Впервые начали страшиться чего-то сами.
- Марена! - громом пронёсся голос божества.
Но лучше не стало от грохота его, небо вздрогнуло раскалываясь молниями. А шрамы что покрывали лицо вспыхнули синевой. Древесные очи не осмелились больше озираться кругом, они лишь впивались в девицу что злобой своей творила немыслимое.
Если она не стихнет и покой не коснётся её души, не будет гор и степей, не будет рек и морей. Землицы русской не станет от ненависти божественной. А следом исчезнет она.
Думы Перуна коснулся страх, лёгкий неосязаемый, но такой уверенный. Что и помысла не было оставить Марену в своей беде. Она не одна. Но поймёт ли? Как донести?
- Положи дитя! - не понимая что молвил, оно вырвалось из груди его. Это уже был не людской голос. Это было божество в самом своём проявлении. Грозное суровое.
- Нет - среагировала наконец на говор, но прижала дитя сильнее.
- Марена, - он обхватил её лицо руками, объятыми небесными всполохами, пытаясь зацепиться за её взор - посмотри! - одёрнул свою руку до её копны волос чтобы видела, но она смотрела лишь на дитя.
- НЕТ! - взвыла от чего малыш в руках закричал так громко чем когда-либо мог.
Бог грома и молний замер пронизанный этим вскриком. Он словно очнулся от долгого сна. Рука покоилась на бледном лице девицы что дрожала. Она тряслась не просто от желчи плескавшейся внутри. Это был ещё и страх, и боль. Столько чувств вспыхнувшие за время неверия.
Грубые руки от долгих лет что создавали свет в ночи, что громыхали облака до громкого шума, впервые стали ласковыми. Перун не обдумывая провёл пальцами по бархату лица убирая тёмные пряди что скрывали взор.
Марена проморгала очи и зацепилась за нежность что расплывалась по лицу Перуна.
- Марена - шёпот окончательно сбил её с толку и она осознанно взглянула на мужчину чьё лицо уже мягко пылало молниями и в чьих руках темнели её пряди - это ты с собой делаешь.
Она замерла выдыхая болезненность.
- Отпусти - он вытянул малютку из рук, как только девичьи пальцы ослабили хватку, и опустил на грязную землицу.
Дитя не ждав наставлений подскочило на ноги, помчалось падая и крича со слезами. Бежало по грязи обратно туда откуда взялось.
Но божествам уже не было до него дела.
Марена смотрела на свои руки что безвольно свисали по бокам. Тёмные символы покрыли их от пальцев до сгиба растворяясь под рубахой. А волосы что блестели некогда под солнечными лучами спускались на плечи каштановыми завитками, такими как коренья дубов под землицей пытающиеся добраться до душеньки матери чтоб откусить кусок ворожбы.
И видимо у дубов наконец это свершилось.
- Марена, всё пройдёт. Всё вернётся. - пытался утешить, да так ладно, что Перун сам себе верил.
Но всё ложь. Не вернётся, будет так же как с его ликом. Когда-то его обуял гнев и вот теперь он такой. Но Марене этого не нужно знать. Ни к чему этому прекрасному созданию горести.
- А глаза? - дрожащим голосом пронеслось и коснулось сердца главного божества.
- Глаза и так мертвецки-белые. - прошептал, заставляя мурашки пробежать по затылку девицы опускаясь к комку что тяжестью давил в груди.
От чего-то сейчас Перун не казался таким недосягаемым. Таким далёким как в те дни когда небо было чистым отражаясь в реках Марены. Или когда громыхало небо, но искры не сыпались на землицу касаясь своими силами.
В те дни она была одинока в своём мире. А сейчас он стоит перед ней борясь с собой, пытаясь утихомирить внутреннее напряжение, чтобы помочь ей. Она улыбнулась как-то горько. И подняв свои тёмные руки коснулась его век.
Он шумно выдохнул позволяя ей касаться. Гладить болезненные шрамы. А вскоре обхватил своими ладонями притягивая её к себе и позволяя первому морозному ветру растворить их в этом холодном потоке.
Это было впервые когда божества спустились на землю со своих мест. Это впервые когда Навь, Правь и Явь прикоснулись так близко друг к другу.
Это время когда люд начал верить и когда начал бояться.
Но не божеств. А нечисть, которая появилась от их гнева.
А может... от любви?