Эвкадар

Намджун встречает рассвет у себя на балконе. Утренняя заря горит огнем, но само небо тёмное, собрало на себе облака, накрывшие небосвод, будто полотно. Альфа чешет затылок, прислушиваясь к пению проснувшихся птиц в саду и не понимает от чего же ему на душе так пусто. Он сравнивает себя с восходом солнца - многие им восхищаются, но мало кто вообще встречает его. Эти печальные мысли напоминают ему о своём прошлом.

Альфа, как и говорил Джин, рожден омегой без титула, обычный официант в трактире, которому пускали сальности пьяные посетители. Как почивший король познакомился с омегой, Намджун до сих пор не знает, но точно знает, из слов мерзких воспитателей приюта для сироток, что нашли плачущего младенца в старом сарае, в руках мертвого омеги. Ребёнок надрывно плакал и выглядел болезненно. Худой и бледный, появившейся на свет раньше отведённого срока. То, что Намджун выжил, говорили люди, это либо чудо, либо злой умысел дьявола. Но на этом напасти судьбы для альфы не заканчивались.

В приюте его не любили: для своих шести Намджун был слишком сообразителен, хорошо читал и писал, владел математическими способностями, хотя в то время подобных людей, а уж тем более детей, не сыскать. Также мальчишка, пока сверстники играли во дворе, засиживался в классе и много читал. Читал даже то, что старшие не читали. К двенадцати годам своей жизни Ким Намджун уже был умнее собственных преподавателей и наставников, тем самым навлекая на себя ненависть не только сирот подобных ему, вдобавок всех, кого он осмеливался поправлять, а что может быть желанней для смышлёного мальчика, чем возможность продемонстрировать свои знания? В конце концов, за дерзость Намджуна высекали. Его якобы друзья плевали в лицо и в еду, уводили подальше и избивали. Намджун ни на кого не жаловался, сколько бы его не спрашивали. Альфа лишь опускал взгляд в пол и качал головой. Просто он смотрел в будущее, узнав от давнего друга папы о своей крови, верил, что в скором времени его жизнь изменится.

Джин ошибается, если считает, якобы король брезглив и пытается самоутвердиться за счёт простого народа. Это не так. Намджуну как никому другому известно, что значит родиться обычным человеком, без имени, без фамилии и даже семьи.

Альфа слышит шаги за спиной, заранее оборачивается, сложив руки на груди, замечает Сета.

Бета держит в руке мешок и низко кланяется.

— Есть что-нибудь? - спрашивает альфа.

— Господин, мы обыскали каждый уголок, смотрели везде, но ничего странного не нашли. У него много книг, простая одежда и туалетные принадлежности. Нет даже омежьих украшений или вещей, - протягивает мешок королю Сет.

Намджун придирчиво рассматривает каждую вещь, проверяет шкатулки на наличие тайников или оружия, однако сколько бы он не искал, ничего, что делает из Джина шпиона, нет.

— Вы точно хорошо смотрели? Неужели вообще ничего? - сканирует бету черноволосый.

— Да, государь.

Намджун всё равно считает омегу подосланным лазутчиком и никак не в состоянии усмирить мысли. Он отсылает слугу и снова возвращается на балкон, обещая навести пленника позже. А пока ему необходимо подумать.

Сет, учтиво склонив голову, гуськом отходит к двери и выбегает в коридор. Стоит дверям за его спиной захлопнуться, как выражение его лица заметно меняется. Бета незримо для всех опускает ладонь на спрятанную за поясом небольшую книжку, сглатывает.

Сет солгал. Ему удалось найти кое-что интересное под матрасами Джина, и это кое-что - личный дневник. Прочитав каждую запись, Сет сперва не поверил собственным очам, ведь полученная информация масштабна и катастрофична. Бета знает о Ким Сокджине абсолютно всё: от сокровенных мыслей до переживаний. Он знает о его происхождении, цели, мечтах и боли. Знает о том, что следует забыть, но как? Теперь это невозможная задача, поскольку в руках обычного слуги отныне власть над тем, кто в темнице истекает кровью. Сет считал парня своим другом, а Джин водил не только его, но и весь Эвкадар за нос.

Бета, захватив с кухни сухой паёк, спускается в темницу и приказывает стражникам оставить их наедине, а когда альфы пытаются запротестовать, Сет использует имя короля и лжёт, якобы ему разрешили.

Джин в мокрой из-за пота и крови рубашке, полулежит на грязном полу, дышит слабо и через не могу. Омегу, несмотря на его пол, хорошенько помучали: пальцы в потемневшей из-за ранок крови. Видимо, грозились выдрать ногтевые пластины и одну даже вырвали. Волосы Джина напоминают разворошенное сено: пряди торчат и запутаны, на лбу высохла струйка крови.

Сет пытливо оглядывает пленного и садится напротив железной решетки, игнорируя зловоние, исходящее от побитого шатена. Бета с шумом кладёт поднос с кашей на каменный пол, тем самым вырвав омегу из неспокойной дремоты. Джин испуганно и одновременно вопросительно разлепляет потяжелевшие веки.

— Сет, я так рад тебя видеть, - не лицемерит Ким, треснуто улыбается, вновь раскрыв зажившую ранку на губе, ползёт к старшему ближе.

Джин не замечает отстранённость своего посетителя, благодарит за еду, прекрасно зная, что Намджун бы ни за что не позволил его накормить, так что «спасибо» заслуживает исключительно Сет.

— Я думал, после вчерашнего, ты не захочешь меня знать, - жадно глотает кашу омега, даже на неприятный привкус во рту не обращает внимания, от голода чуть ли не давится.

— Ты не хочешь мне ничего сказать? - издалека начинает Сет.

Джин поднимает затравленный взгляд, хмурится, но бета своего лица не расслабляет.

— Точно, - догадывается омега, — прости, что ты узнал таким образом... Это правда, что я омега...

— Это всё?

— Я тебя не понимаю.

Сет красноречиво хмыкает и, не желая церемониться, вытаскивает кожаную книжку, которую в чужой руке моментально узнает Ким, от того и резко тянется за ней, однако бета ловко поднимает кисть в воздух, не давая парню и шанса выхватить вещь. Сокджин осознаёт, что попался на крючок и покорно сдаётся, сев прямо. Сет точно читал его дневник, он знает слишком много, так много, что одно слово - и омега покойник. Поэтому Джин либо добьётся его понимания, либо будет вынужден любой ценой заставить слугу молчать.

— Король велел обыскать твою комнату.

— Он обо всём знает? - с ужасом вскрикивает Джин, чьё лицо резко бледнеет.

— Нет. Но я знаю, - демонстративно листает исписанные мелким выразительным почерком страницы бета, — как ты мог...

— Сет, молю тебя, выслушай, - предостерегающе тянет шатен, однако второй непреклонен, даже не смотрит.

Учитывая, что именно писал и какие слова подбирал в записях Ким, у беты сложилось определённое впечатление обо всей истории, и как верный слуга своего короля он немедля доложит Намджуну о находке. Единственное, что успокаивает омегу - мысль, раз уж Сет ещё не оповестил о ней альфе, значит, есть надежда. За неё нужно цепляться, не упускать, спасать себя.

— Ты правда сын Ким Чанни? Ты правда приехал из Урсуса, чтобы убить его? - щурится Сет, хочет прочесть по глазам напротив ответ, сам не соображая что именно желает услышать. Джин обречённо опускает подбородок вниз, бете этот жест служит ясным ответом. — Я знаю о тебе всё: каждую твою мысль, твои ходы и тайны. Я держу в руках твою смерть.

— Ты собираешься послушать меня? - обрывает реплику скрипучий голос: как бы не старался Ким, страх подавить не выходит.

Сет с ненавистью смотрит на раскрытый дневник у себя на коленях, глубоко вздыхает, сгорая в собственных терзаниях, ведь, как не крути, ему жаль парня. Сокджин смог за короткое время стать дорогим ему человеком, первым другом во дворце, где каждая вторая тень - твой враг. Джин казался таким наивным, добрым и справедливым, а прочитав его записи, бета видит в нем чудовище, змею, пробравшуюся в райский сад. Сколько же яда скрывается в его словах, а за красивой внешностью жгучая ненависть. И даже эту ненависть Сет готов понять и оправдать: у Ким Сокджина, сына Ким Чанни, будущего наследника Урсуса, попросту не было выбора. Он родился омегой, вырос альфой и живет ради своего королевства. Джин не виноват, что ему не повезло родиться в Кровавый век.

— К чему твои попытки объясниться, если я и так прекрасно знаю, что у тебя на уме? - говорит спокойно Сет, — ты сплошь и рядом одна большая ложь. Узнай король, кто сидит в его темнице, тебя тут же вздёрнут.

— Тогда иди и расскажи ему, - смыкает тонкие пальцы вокруг прутьев Джин, приблизив лицо к решетке, — я оправдываться не собираюсь.

— Ты на самом деле хочешь его убить и присоединить Эвкадар к Урсусу? - спустя минуту тишины, шёпотом спрашивает бета, вкрадчиво глядя в кофейные глаза, застеленные усталостью.

Джин решительно кивает. Слуга, снова принимаясь за молчание, шаркая ногами по полу, оглядывается вокруг и, закончив внутреннюю борьбу, захлопывает корешок дневника, отчего омега за решёткой недоверчиво косится.

— До того как на престол взошёл Намджун, моя семья верой и правдой служила почившему король Хаку, а после него Ройю. Когда началась смута и власть перешла к другому Киму, моих родителей заживо сожгли на костре, обвинив в предательстве, ибо они отказывались служить Намджуну, до конца остались верны предыдущим монархам. У меня, Джин, как и у тебя не было выбора, - шмыгает носом бета, быстро избавляясь от слёз ладонью, — родители погибли, и я остался один на съедение волкам: либо клянусь в верности новому государю, либо меня ждала та же участь, что и родных. Смерть, Джин, это страшно. О ней часто высказываются с пренебрежением, но по правде, те, кто с ней сталкивался, знают как сильно она пугает. Я не ненавижу короля, моя ненависть угасла, не успев разжечься, однако боль за несправедливую и преждевременную смерть семьи я терпеть больше не в силах. Они заслуживают отмщения, - серьезно обращается к остолбеневшему от монолога омеге Сет и протягивает книжку в знак доверия.

Конечно, происходящее становится полной неожиданностью для Кима: шатен, считая удары сердца, кое-как принимает дневник и кивает расчувствующемуся другу, теперь уже верному соратнику. Боясь найти свою скорую погибель, Джин приобрёл себе товарища, брата по несчастью и этим самым смог в очередной раз ускользнуть от костлявой руки.

— Я сделаю всё, чтобы тебя выпустили отсюда, - обещает Сет.

— На самом деле, с этим можешь не спешить, - возвращает дневник бете, прося его спрятать у себя, пока он не выберется, — если ты читал мои записи до конца, то знаешь, что именно я собирался сделать.

— Тебе нужен Чон Чонгук? - вспоминает старший, расслышав голоса за стенами, собирает посуду на поднос.

— Узнай о нём как можно больше и, дождавшись его отъезда, пускай слухи по столице, якобы он служит вовсе не Эвкадару, что его любит армия и народ, что его кличут господином и хотят видеть на троне. Иными словами, Сет, нужно настроить их друг против друга, а когда доверие иссякнет, Намджун останется без верного воина, воин же лишится головы. Тогда король и государство, в котором он души не чает, ослабнет. И я смогу его убить.

***
Юнги потягивается, даже не раскрыв глаз, переворачивается на живот и чуть ли не падает с постели. Омега, резко вытянутый из сна, вопросительно вертит головой и не совсем понимает где находится. Сон был слишком крепким и глубоким, чтобы Юнги мигом пришёл в себя.

Омега присаживается на ноги, оглядывается, узнав обои и мебель, осознаёт, что лежит в незнакомой комнате, но это не дворец. Спрыгнув на скрипучий пол, пепельноволосый в одной тунике до колен подбегает к окну и раздвигает тяжёлые шторы, зажмурившись из-за дневного света.

— Доброе утро, но не для тебя, - пугает за спиной бодрый голос. Омега подпрыгивает в испуге и оборачивается, схватившись за подол штор, прячет голые ноги.

Иши над этим усмехается, оперевшись плечом о дверной косяк, глубоко вздыхает, как бы предупреждая о серьёзном разговоре.

— А где Чонгук? - Иши улыбается в умилении: стоит такой крошечный, смешной и опухший в рубашке, будто котёнок, мяукает, просит позвать маму.

— Только глаза открыл и сразу Чонгук, - цокает омега, — лучше о себе подумай. Сегодня тебя ждёт очень тяжёлый день, мой мальчик.

Щеки Юнги пунцовые, парень виновато хмурится и не знает куда себя спрятать от пронизывающего взгляда старшего, потому что Иши глядит так, словно мысли читает.

— Простите, пожалуйста. Я больше так не буду.

— Конечно, не будешь, но наказания это не отменяет. Одевайся и спускайся вниз, - дверь за старшим захлопывается, а Юнги, сгорая от стыда, бьет себя по лбу и хнычет.

Пусть Иши ничего особенного не сказал, зато взгляд его был весьма красноречивым: наверное, он и о близости с Чонгуком знает. И неудивительно, ведь омега пропах им. Юнги умывается, трёт кожу до красноты, истерит, вспоминая вчерашние ласки, потому что стыдно. Потому что, возможно впервые за свои семнадцать лет, Юнги почувствовал себя желанным. Тепло, исходящее от альфы, до сих пор греет его нутро, вынуждает по-дурацки улыбаться и желать встречи с ним.

Юнги оттягивает время, надеется, что Чонгук вот-вот появится и объяснится, однако нетерпеливый Иши зовёт его с первого этажа и немедленно требует спуститься. Чувствующий себя неловко пепельноволосый, несмотря на отвратительное настроение, натягивает вежливую улыбку и выходит на задний двор, который оказывается намного больше, чем представлялось ранее. Перед Юнги просторная лужайка с отведённым курятником, пастбище, где пасутся упитанные коровы, ещё дальше он видит длинное деревянное строение, откуда доносятся ржание. Конюшня. Видимо, именно в ней сейчас отдыхают Дом и Сокол.

— Ну, как тебе? - становится рядом переодетый в заляпанные вещи Иши.

Омега любезно передаёт недоумевающему парню перчатки и ведро, на которые Юнги таращится с подозрением.

— Тут красиво.

— Тут дел по горло, - смеётся над наивностью младшего Иши и надевает тому на макушку плетённую из соломы шляпу, что оказывается Юнги не по размеру, потому прикрывает почти всё лицо. — Чонгук сейчас в городе, вернётся вечером, так что ты полностью в моем расположении. И раз уж ты у нас любитель посреди ночи сбегать из дома, я нашёл тебе занятие, где тоже нужно бегать. Видишь того человека? - тычет пальцем в бету в комбинезоне Иши, Юнги кивает, — сейчас он проведёт тебя в хлев, где ты поможешь ему надоить молока. Затем ты отправишься в конюшню и вычистишь её до блеска, а закончив с этим, тебя ждут куры. Соберёшь яица вот в этот тазик и принесёшь их на кухню. Всё понял?

Как тут не понять, если Юнги детально представил какой день его ожидает. Отчасти он понимает и даже соглашается с наказанием, которое для него придумал Иши, и дабы не ударить в грязь лицом, показать, что он вовсе не неженка, а парень, выросший среди воинов, поэтому знает как вести хозяйство, уверенно надевает на ладони перчатки и бежит за бетой.

Иши провожает его насмешливым и слегка азартным взглядом: ему очень любопытно понаблюдать за омегой, из-за которого потерял голову воин, клявшийся не тратить время на любовь, а отдать жизнь во имя долга. Смотрящий возвращается в дом по своим делам, приказывает слугам убраться в гостевых комнатах и проветрить помещение.

Пока Иши раздаёт команды, Юнги познаёт жизнь во всей её красе. Подоить корову только звучит просто, но трудности поджидают омегу с самой первой секунды: животное не подпускает к себе незнакомца, топает копытами, в конце концов бодается, чем окончательно отпугивает Юнги, спрятавшегося за спиной хохочущего беты. Непросто было и в конюшне: как выяснилось, не одному Соколу по вкусу запах омеги, остальные скакуны тоже тянутся к парню: то за волосы хватаются, то фыркают, один Дом пытается своего хозяина защитить, за что Юнги ему благодарен. Измазавшись навозом, вспотевший и вымотанный работой Юнги, покидает конюшню под смешок конюха, который, остановив его, вытаскивает из макушки застрявшее сено. Последнее задание Иши - курятник. Омега ещё не дойдя до него, понимает, что и здесь ему не будет покоя. Бета жалеет его и в тайне от старшего слуги заходит в курятник вместе с парнем. Они договариваются поделить обязанности, потому Юнги бросает зерно, отвлекая птиц, а бета собирает яица. Лишь под конец омегу ждёт разочарование: единственному петуху в курятнике чем-то он не нравится, от того тот набрасывается на завизжавшего парня. Юнги роняет ведёрко с зерном, отмахивается руками и выбегает из курятника, готовясь обливаться слезами обиды. Нога пульсирует от боли, ведь клюв ущипнул его до крови.

— Хочешь обижайся, хочешь нет, но ты неженка, и это не комплимент, - вздыхает стоящий над Юнги Иши, пока омега наносит на ранку мазь. — Дуй умываться, от тебя несёт навозом, а в этом доме должно пахнуть только цветами.

— Я не неженка, просто у вас куры сумасшедшие, - бурчит младший, Иши хихикает.

— И кони, видимо, тоже, да и коровы у нас не в своём уме.

— Вы ехидничаете? - выгибает бровь Юнги.

— Именно так, - ласково гладит обиженного паренька по макушке Иши и помогает встать, — а теперь прими ванну, пожалуйста. Ты воняешь, а я брезглив.

Для Юнги горячая вода становится настоящим спасением: он тотчас обмякает и лежит так в ванной почти час, пока вода не стынет. Его кости ноют, голова тяжелеет и тянет в сон, но омега хочет дождаться Чонгука, поэтому отгоняет дремоту и, схватив мочалку, трёт тело, избавляясь от грязи. Он спускается в столовую вовремя: во дворе слышится лай, и Юнги, чуть не сбив Иши с ног, бежит к входной двери.

— А ну-ка стоять, - ловит взбудораженного возвращением альфы парня смотрящий, — дуй к столу, так не подобает и ты всё ещё наказан.

— Но я поздороваться хотя бы...

— Малыш, я понимаю, что вчера ночью между вами что-то произошло, но пока ты в этом доме, будь добр, прислушивайся ко мне. Он только с дороги, ему надо тоже умыться и переодеться.

Пусть и нехотя, Юнги соглашается с омегой и понуро плетётся в столовую, где находится полчаса в одиночестве. Может, альфа вовсе, устав, решил поспать, в то время как Юнги, словно дурачок, ждёт его? Омега надувает щеки в недовольстве, теребит рукав кофты и оглядывается за спину, надеясь застать в дверях Чонгука. Хочется о многом поговорить: кто они друг другу? Почему Юнги страшно от собственных мыслей? Что скажет на случившееся дядя Шихён? Нечестно, что омега один сгорает от любопытства, ведь с самого детства он считал альфу своим врагом, а теперь враг этот заявляет, что любит его. Как не сойти с ума?

Чонгук, закрепив ремень на штанах, с мокрыми волосами спускается на первый этаж, задержав взор на портрете своего папы, написанного городским художником. Чонгук дотрагивается подушечками пальцев до бугристого полотна, улыбается тоскливо и мысленно говорит, что скучает.

— Ужин стынет, - слышит альфа, застав в коридоре деловитого Иши, — и не только ужин, - с намёком кивает в сторону столовой омега.

Чонгук усмехается и весело спрыгивает со ступенек, приобняв одной рукой няню, которому он обязан своим воспитанием.

— Мне не хватало твоей язвительности, дядя, - чмокает омегу в щеку воин.

— Я рад, что ты не утратил своё чувство юмора, сынок, - они подходят к арке, ведущей в зал, и Иши переводит хитрый взгляд на Чонгука, — брат, значит...

Альфа смеётся, не отрывая светящихся глаз от серебряной шевелюры. Юнги сидит спиной, ковыряется вилкой в тарелке и скучающе вздыхает. Это сейчас он выглядит таким невинным, но Чонгук хорошо запомнил его выражение лица и стоны. Он будоражит в альфе кровь.

— Он моя жемчужинка. Нигде такого больше не найти.

— В твоём голосе я слышу любовь, мой мальчик. Я рад, что ты нашёл того, за кого стоит жить, потому что именно этого он и хочет, - чтобы ты жил. Войны не прекращаются, а твоя должность слишком высока, цена её огромна... Я молю богов, чтобы они пощадили тебя и Тэхёна, чтобы вы вернулись домой целыми и невредимыми. Мое сердце не выдержит вашей потери.

— Что за мысли, дядя? - берёт за руки Иши Чонгук, целует костяшки и утешительно тянет уголок рта в улыбке. — Однажды мы все вернёмся в столицу: я, отец, брат. Ты только нас жди.

— Мой храбрый воин, - дарит улыбку в ответ Иши, отпустив альфу, возвращается на кухню.

Юнги подпирает ладонью подбородок, вслушивается в треск пламени свечей и вздрагивает, почувствовав вес чужой руки, коснувшейся его плеча. Даже сквозь плотную ткань кофты ощущает холодок, покрывается непрошенными мурашками и ещё больше ёжится, когда альфа оставляет на его шее невесомый мокрый поцелуй.

— Почему ты не ешь? - водит носом по гладкой коже Чонгук, вдыхает нетипичный для омег аромат и опускается рядом.

— Я тебя ждал, - старается не выдать своё волнение Юнги, запустив ладонь в колено, сжимает его и просит сердце смирения. — Ты то ли во дворце, то ли в городе, я тебя вообще не вижу.

Чонгук сам накладывает парню в тарелку еды.

— Я выполнял поручения сверху, морковка, не дуйся. Тебе было скучно?

— Скучно? - выпрямляется омега, ахнув. — Чем я только сегодня не занимался!

— Знаю, Иши подробно рассказал о твоих подвигах. Нога сильно болит? - смотрит вниз альфа, но Юнги её прячет и кивает головой, растрепав челку. — Прости его, он не знал, что твои запястья нужно беречь.

— Да не неженка я. Мне море по колено, если надо.

— Я тебе верю, а теперь ешь, у меня для тебя сюрприз, - Чонгук больше ни слова не роняет, сколько бы омега его не упрашивал, поэтому вскоре Юнги понимает, что его мольбы не работают, шустро ужинает и наконец-то покидает стол.

Альфа накидывает на плечи парня лёгкий плащ с капюшоном, отделанным беличьим мехом, объявляет Иши, чтобы их не ждали и тушили свет.

— А куда мы? - взбираясь на Сокола, крепко обнимает альфу Юнги.

Ветра нет, но ночной воздух кусается. Пусть в Эвкадаре и весна, однако погода не благоволит, пока что прохладно.

— Мальчишкой я часто туда убегал. Мне нравилось подолгу сидеть там и смотреть на горизонт, думая о будущем. Об этом месте знаю только я, а теперь будешь знать и ты, - натягивая поводья, рассказывает по пути Чонгук.

Юнги наблюдает за провожающим их полумесяцем, не успевает считать звезды, спрашивает:

— Выходит, это будет нашим секретом?

— У нас их много, морковка. Для всего мира секрет, что я в тебе души не чаю.

Грудь парня кипит подобно котлу, он утыкается носом в массивную спину, глубоко вдыхает запах тела, чувствует себя так, будто попал в рай и наслаждается поездкой, почти засыпает от кочки, однако нежный голос его вскоре будит. Юнги разлепляет веки, вопросительно оглядывается по сторонам и расцветает. Они на невысоком холме, на котором установлены столбы, связанные друг с другом лозами винограда, листья которого приятно шелестят из-за ветра. Но не это будит в Юнги детскую радость: омега видит в самом сердце сада деревянные качели на верёвки и, спрыгнув с коня, бежит к ней. Чонгук, наблюдая за ним, мечтательно улыбается.

— Покатай меня, - топает ногами пепельноволосый, держась за верёвки.

— Ты такой ребёнок, - тает перед его чарами воин, подходит к качели и принимается раскачивать. — Я рад, что тебе нравится.

— Здесь красиво и спокойно. Я начинаю понимать, почему ты сюда сбегал, - глядит в небо Юнги и случайно переводит взор на альфу, задержав дыхание, потому что его глаза, в которых он находит второе небо, с такими же яркими звёздами, тревожат душу. Юнги тонет в бездонном колодце, не сопротивляется, отдаётся тьме, зная, как бы странно это не звучало, что это его свет.

Кем бы они не были друг другу раньше, сегодня они одно целое.

— Я вижу вечность в твоих глазах, - неловко тянет уголки губ омега.

Чонгук нагибается к нему, целует в раскрасневшийся по вине холода носик, произносит:

— Потому что в них отражаешься ты.

Альфа поправляет упавшую на веки чёлку парня, пальцами скользит по скуле к подбородку, поглаживает и поднимается к приоткрытым малиновым губам. Оттягивает нижнюю, царапает, давит; тушит в себе порыв съесть его целиком и полностью, напиться им, опьянеть и обмякнуть. Зверь внутри скулит жалостно, тянется к своему сокровищу, но человек в Чонгуке не хочет спешить, боится напугать и без того недоверчивого омегу. Узнай он о непристойностях, кои забивают голову альфы, то точно бы дал дёру. Он ведь трусишка, пусть и отрицает.

Вернувшись домой, они долго гуляют по двору, смеются, флиртуют друг с другом, словно познакомились вчера. Чонгук ловит упархивающего от него Юнги, обнимает и угрожает зацеловать до смерти. Омега, не подумав, отвечает, что готов ему ответить. Ему нравится настроение альфы, нравится, что он с ним ведёт себя как обычный человек, это не тот суровый воин Эвкадара.

Чонгук приводит Юнги в свою комнату, зажигает свет, и тот с любопытством рассматривает стены: на них множество картин и рисунков, которые, по словам альфы, принадлежат руке Тэхёна.

— Ложись сегодня со мной, - тянет за руку Чонгук, посадив хихикающего Юнги на свои бёдра.

Омега переплетает руки за его плечами, смачивает уста кончиком языка, косится на дверь.

— А Иши не будет против?

— Он знает, что я на тебе помешан. Знал, когда только взглянул на тебя. Иши довольно наблюдателен.

Юнги соглашается с мнением альфы, ёрзает на его коленях, отчего Чонгуку приходится стиснуть челюсть, потому что каждое движение - это вызов.

— Я его стесняюсь.

— Ты ему нравишься, не беспокойся, - ловко просовывает тёплую ладонь под кофту брюнет, поглаживает выпирающий позвоночник, уловив, что дыхание омеги учащается. — Я говорил тебе, какой ты красивый?

— Нет, - сглатывает пепельноволосый, наслаждаясь прикосновениями, которые вызывают мурашки и приятные судороги по всему телу. Чонгук массирует плоский живот, добирается до сосков и кусает острый подбородок омеги. — Я вообще думал, что я не в твоём вкусе.

— Уж поверь, о твоей красоте должны стихи читать. Ты неземной. Волшебный. Я тебя должен прятать от чужих глаз, - мягко целует смущённого парня воин.

— Вы ревнивы, мой господин.

Подобное обращение срывает последние тормоза: альфа валит парня на спину и, нависнув сверху, целует глубоко и мокро. Юнги под ним змеей вьётся, отвечает телом на ласку и как будто распаляется. Дотрагиваясь до него, Чонгук обжигается. Их языки соединяются, альфа лижет его, вгрызается в сладкие губы, проводит кончиком по контуру, никак не может насытиться. Целоваться с Юнги это уже пик удовольствия. Его губы успели распухнуть от страстных поцелуев, только Чонгук на этом не ограничивается: альфа задирает одежду омеги, оставляет мокрые дорожки на плоском животике, рисует круг у пупка и возвращается к желанным губам.

Юнги не в состоянии сконцентрироваться на чём-то одном: каждое касание воина - это новый всплеск ощущений. Неужели бывает настолько хорошо, что перед глазами звезды проносятся? Юнги не хочет, чтобы наступал рассвет, он хочет, что альфа вечно грел его руками, шептал приятности и игрался им, как с безвольной куклой. Парень и вправду безволен. Низ живота болезненно тянет, от того руки сами тянутся к паху, только Чонгук их ловит, возвращает на прежнее место и сам суёт ладонь в штаны. Юнги не сдерживается, громко вздыхает, откинув голову назад, заламывает брови.

— Сегодня я пойду до конца, - шепчет на ухо альфа, надавливая на головку, проводит по члену. — Я хочу тебя и отказывать себе не собираюсь.

Юнги, вместо ответа, сам тянется за поцелуем и надрывно стонет, когда Чонгук ускоряется. Омега ошибался, считая, что ласки - это звезды. То, что делает с ним Чонгук дальше, вот настоящий звездопад: омега, подрагивая, изливается себе на живот, сжимая руку, стонет.

Альфа, не теряя времени, отвлекая его, целует и заодно собирает двумя пальцами смазку. Юнги понимает, что должно быть дальше, однако страх перед лишением девственности велик, потому он хмурится и отворачивается.

— Я постараюсь быть нежным, - понимает чужой страх альфа.

— Знаю, но будет все равно больно. Мне другие омеги рассказывали...

— Если ты боишься, то я не буду.

Юнги сглатывает, даёт себе время на обдумывание, а затем, приложив ладонь к скуле Чонгука, тянется за поцелуем. Этот жест становится сигналом для альфы. Он смазывает колечко мышц сказкой, не спешит входить, пока парень столь напряжён, чмокает его в брови.

Понемногу Юнги расслабляется, он комкает простыни, дышит учащенно и все равно ахает, когда воин суёт первый палец. Омегу резко тошнит, он хочет соскочить, однако Чонгук принимается толкаться, растягивает его, шепчет утешения. Вместо звёзд теперь Юнги видит искры, это уже другие ощущения, пока не совсем приятные, но, когда брюнет просовывает второй палец и двигается ещё быстрее, экстаз возвращается.

Омега насаживается сам, тыльной стороной ладони прикрывает рот и награждает альфу своими искренними хриплыми стонами. Чонгук тянет его ближе к себе, просит обхватить бедра ногами, второй слушается, весь расползается на постели.

— Ты очень узкий, я растянул насколько это возможно, - как бы подготавливает почву брюнет, встав на колени, снимает пояс.

Юнги приподнимается на локтях, выжидающе смотрит на альфу, чьё выражение лица настолько напряженное, что омега пугается. Чонгук раздевается, и Юнги не в состоянии оторвать взгляд с его накаченного тела: это не первый раз, когда омега видит воина обнаженным, но каждый раз его физическая форма вынуждает парня удивляться. Чонгук как камень: его пресс твёрдый, рельефы кубиков манят провести пальцами, накаченные руки обещают держать крепко, Юнги заводится по-новому, представляя эти руки на своей талии.

Чонгук ухмыляется над младшим, смазывает чужой смазкой член, фиксируя его, медленно входит. Юнги неожиданно для самого себя вскрикивает и в панике оглядывается, боясь, что в любой сил в комнату забежит Иши. Он, изгибаясь почти как кошка, мычит и зарывает пальцы в густые волосы альфы. Ощущение полноты внутри фейерверками глушит реальность. Он судорожно вздыхает, роняет слёзы от тошнотворной боли, о которой предупреждал Чонгук, но останавливаться тому запрещает.

Альфа, схватив его за бедра, насаживает, круговыми движениями растягивает горячие стенки и позволяет парню привыкнуть к размеру, однако слезы не кончаются - Чонгук их слизывает, толкается с оттяжкой, обещает, что больше боли не причинит. Юнги ему безоговорочно верит, приказывает себе расслабить мышцы и сгорает. Слишком жарко, одеяло под ним уже пропитано потом, Юнги на нем, как масло, расползается.

С каждым толчком омега легче и приятней, Чонгук переходит с медленного ритма к быстрому, полностью выходит и снова входит в растянутую дырочку, наслаждается гримасой Юнги и, приподняв того за поясницу, трахает. Комната наполняется запахом потных тел, шумом пошлых шлепков, а главное стонами Юнги, который как бы не старался, себя не сдерживает. Хочется больше, быстрее, глубже, грубее. Он просит, жалобно скулит, и Чонгук повинуется, входит до упора, не жалеет невинное тело, берёт всё и сразу. Юнги ногами крепко его бедра обвивает, смотрит мутными глазами на потолок и чувствует, что снова кончит.

Юнги уже не понимает, что он и где он. Ворочается на постели, принимает чужой язык и стонет прямо в шею альфы. Омега, конечно же, слышал от других в деревне что-то о сексе, но ему казалось это нечто мерзким, животным. Возможно, он просто гасил в себе сокровенное желание оказаться в постели с любимым альфой, но только сейчас он понимает, каково это быть нужным, желанным. Чонгук крошит его своей железной хваткой, оставляет синяки на бёдрах, не понимает почему не может насытиться. Омега кончает первым, сладко стонет имя того, кто всю ночь обещает любить и наблюдает как вслед за ним кончает ему на живот Чонгук.

***
Чимин устаёт сидеть на корточках и, потеряв равновесие из-за дрожащих колен, падает на сухую землю, больно ударившись. Он сжимает челюсть, цыкает на свою неуклюжесть и стряхивает мокрые руки, глядя на пенистую воду в ведре, в которой полощет одежду воинов. С самого утра омега занимается стиркой, аж пальцы набухли, но она будто бесконечная: только заканчивает с одной партией, как ему приносят новую. Это утомляет, к тому же тело ужасно затекло.

Чимин оборачивается на запах печеных бобов, дотрагивается до урчащего живота и решает передохнуть хотя бы пару минут, чтобы набраться сил и уже потом избавиться от дел. Отчасти омега рад рутине, ибо она помогает ему избегать Тэхёна. После того разговора с неизвестным и голым парнем, Чимин строго-настрого себе запретил хоть как-то контактировать с альфой, потому что тяга, возникшая из ниоткуда, его настораживает. Если у Тэхёна есть омега, то Чимину лучше сдаться сразу и не унижаться. Насильно мил не будешь, любил повторять его папа, и теперь Пак понимает значение этих слов.

Избегать альфу оказывается достаточно просто, ведь тот пропадает либо на границе, либо до заката тренируется с другими воинами, а Чимин не теряет времени зря, занимается хозяйском и помогает старшим на кухне. Иногда, правда, они всё-таки пересекаются, однако омега тут же сбегает под выдуманными предлогами и подолгу засиживается в лазарете. Ему, конечно же, грустно прятаться, когда сама душа просится к человеку, когда желание поговорить, просто любоваться красивыми чертами, режет по сердцу. Чимину очень одиноко в последние дни, до рыданий, дерущих горло, но сказать об этом парню некому. Единственный друг у него на всю деревню - Гайю. Альфа хотя бы раз в день навещает брюнета, угощает ягодами, собранными в лесу и делится интересными историями. Благодаря ему Чимин на какое-то время забывает о Тэхёне.

— Ты закончил со стиркой? - замечает вошедшего на кухню омегу главный лекарь.

Чимина бесит, что все беспокоятся лишь за одежду, а на его состояние плевать. Парень проходит вперёд, замечает в кастрюле бобы, в предвкушении облизывается.

— Перекушу и продолжу.

— Если устал, попроси кого-нибудь помочь. Вон, сидят, прохлаждаются, - собрав руки на поясе, неодобрительно качает головой омега, глядя через окно на хихикающих во дворе молодых парней.

Они сидят в беседке, аппетитно жуют неспелую сливу и, кажется, совсем не думают о работе. Среди этих болтунов Чимин узнает того самого прекрасного омегу. Тогда ясно: он ведь избранный Кимом, по этой причине освобождён от грязного труда. Чимин не признаётся себе, но слегка завидует ему, а ещё считает это жутко несправедливым, однако вслух высказать свои мысли омега не решается. Наложив в посуду немного бобов, брюнет выходит на улицу и садится за пустой стол, мигом привлекая к себе излишнее внимание со стороны.

Чимин незаметно боковым зрением следит за красивым парнем, чьи длинные локоны собраны в тугую косу, видит, что омега поднимается со своего места и направляется к нему. Из-за этого Чимин напрягается, гадает в чем же дело, но не выдаёт своих эмоций, продолжая мирно есть.

— Привет, - улыбаясь, опирается руками о стол незнакомец, — ты помнишь меня?

Брюнет отрывает взгляд со своих колен, крепко держит ложку в кулаке и еле себя уговаривает не огрызнуться. Хотя с чего вдруг такое желание, если блондин ему ничего плохого не сделал?

— Помню, - пересиливает себя Чимин, и второй довольно мычит.

— Я спросить хотел, смог ли ты поговорить с Тэхёном?

«Он нарочно», - сглатывает омега, прочитав по лисьим глаза умысел всего разговора. Он пытается указать Чимину на его место...

— Смог.

— Вот и славно, а то я нервничал, - театрально вздыхает светловолосый, однако Пак ни единому слову не верит, в них искренности ноль, — просто мы с Тэхёном все ночи вместе, я боялся за тебя.

— Мне с ним не ночи важны, - обрывает с чувством Чимин, больше не в силах терпеть чужое присутствие, — гораздо важней то, что у него на уме.

Чимину однозначно нравится смена настроения безымянного: его улыбка резко сползает с лица, что говорит о победе омеги. Плевать, если даже эта тирада - приступ ревности, потому что Чимина тошнит от игры, которую начал блондинчик. Неужели дешёвыми трюками он пытается избавиться от Чимина?

Брюнет, потеряв аппетит, убирает грязную посуду и возвращается на кухню, застав странно усмехающегося лекаря. Похоже, он в курсе того, что произошло на улице.

— Не смотри так на меня, - прячет глаза Чимин, полоская тарелку в холодной воде.

— Дам тебе один совет - будь хладнокровен. Умение скрывать свои истинные чувства, это то оружие, которым можно поразить в самое сердце. Если Луи вьётся возле тебя, значит, он видит в тебе угрозу.

— Его зовут Луи? - выглядывает в окошко омега, дабы ещё раз увидеть блондина, только старший лекарь его стремглав щипает за руку и оттаскивает прочь.

— Ты совсем меня не слушаешь! В любом случае, - массирует переносицу мужчина, — не совершай ошибок, ведь Луи, нравится тебе это или нет, омега главнокомандующего.

— Мне то какое дело? Он первый ко мне полез и вообще... меня стирка ждёт! - краснея, буркает брюнет, скорее скрываясь за дверным проемом.

Лекарь фыркает в смешке и зовёт куковавших омег, ругаясь на их безделье.

Руки Чимина из-за частой работы в холодной воде грубеют. Он наконец-то заканчивает с делами и только расправляет плечи с мыслями завалиться спать, как его кто-то окликает. Омега поднимается на ватные ноги, только замечает, что воины вернулись с очередного похода и натягивает скромную улыбку приближающемуся Гайю.

Альфа измазан грязью, волосы его, как обычно, смотрят в разные стороны, но единственная неизменная в нем вещь - было и остаётся лучезарная улыбка. Он вытягивает руку с небольшой плетеной корзиной омеге, на что Чимин в удивлении ахает, заглянув внутрь.

— Помнится, ты говорил, что одуванчики тебе нужны для каких-то примочек?

— Твоя чуткость поражает. Ты запоминаешь всё, что я говорю? - щурится на свет от факелов омега, а сам глазами рыщет по теням, одну определённую ищет.

— Отчасти. Как твои дела?

Они бродят по поляне, пиная попадавшиеся на пути камушки, наслаждаются освещающим вечерним воздухом. Чимин вновь отворачивается в поисках альфы, чуть ли на носочки не встаёт, а разглядеть его в толпе войск не выходит. Расстроенный, брюнет отказывается от своей инициативы всё-таки поговорить и вручить дорогой сердцу подарок, полностью вливается в дружескую беседу с Гайю, который в отличие от Кима, всегда рядом.

— Устал немного. Вы стали чаще уходить на разведку. Есть вероятность, что бои вскоре возобновятся? - участливо спрашивает омега, прикусив губу, тем самым задев зубами колечко.

— Понимаешь, Чимин, война не станет спрашивать, когда ей нагрянуть. Пусть сейчас враги отошли назад, но кто знает, что будет завтра? Мы должны быть начеку.

— Это страшно - знать, что любая битва может стать последней? Я бы точно струсил, - стыдливо опускает подбородок Чимин.

Гайю задумчиво надувает щеки и останавливается, спрятав руки за спиной. Он смотрит хмуро на серые облака, будто видит в них нечто такое, что для других остаётся тайной.

— Очень страшно, - честно отвечает рыжеволосый и легонько улыбается на волнение омеги, — однако, находясь на волоске от смерти, ты думаешь не о том, что можешь погибнуть; ты думаешь о жизни. О всяких мелочах, будь это рассвет или банальный кусок хлеба. Знаешь же как говорят, люди ценят, когда теряют. Разве каждый из нас мог предполагать, что завтра отправится на войну и, возможно, никогда не свидится с семьей?

— Я никогда не интересовался о твоей семье, - осознаёт брюнет, заглядывая в глубокие глаза цвета мокрого дерева.

Гайю молодой парень, моложе Тэхёна, а вот глаза его не по годам мудры, тяжелы, будто в них скрывается суть жизни. Наверное, такие глаза у всех, кто пал жертвой войн.

— У меня только папа, - тихо начинает Гайю, — что с ним сейчас, я не знаю. Мой дом далеко от Интэки. Я просто верю, что вернусь в родной край с победой, упаду к ногам папы и обеспечу ему лучшую старость. Подарю внуков, начну вести хозяйство. Я о многом не мечтаю, Чимин, - вздыхает Гайю, улыбнувшись омеге, по чьим щекам пробегает слеза. Альфа смеётся: — Ты чего нюни распустил?

— Ты должен вернуться домой, твой папа обязательно тебя дождётся, - вытирает лицо парень, и они возвращаются в деревню, где омеги накрывают столы для проголодавшихся.

Чимин ухаживает за войнами, успевает обменяться парочкой фраз и упархивает на кухню, поругавшись со старшим лекарем, что сам вымоет грязную посуду. В итоге, пока остальные вычищают столы после трапезы, Чимин безвылазно горбится над посудиной, не щадя руки, моет тарелки и ложки. Заканчивает брюнет лишь к полуночи.

— Ты умеешь оказывать первую помощь, готовишь целебные мази, помогаешь нам по хозяйству. Я прям обожаю тебя, - хвалит скромного парня старший, продолжая, — впрочем, в первые дни ты побеги устраивал, вся деревня о тебе жужжала, а теперь, смотрю, ты привык?

— Я не променяю свою свободу ни на что, - возражает чужим словам Чимин, выпрямившись, утирает потный лоб, — я не привык, я всего-навсего жду, когда смогу вернуться домой.

— Вернёшься в те пустые стены, малыш? Разве тебе не одиноко или не страшно там, в лесу? Здесь у тебя друзья появились.

Чимин открывает рот в порыве что-то вставить, но подходящий ответ ему на ум не приходит, потому что омега прав - Чимину дома порой бывало одиноко, сильно и невыносимо. Если бы не Хосок, он бы точно сошёл с ума, беседуя с деревьями.

Старший лекарь рассматривает изломанные брови душевными переживаниями, хлопает парнишку по плечу и отправляется к себе. Чимин стоит посреди пустой кухни ещё пару минут, не в состоянии заставить себя идти спать, поскольку минувший разговор открыл старые раны. Чимин и не заметил как бойко переменилась его жизнь и уже не знает как относиться к переменам, но прежде точно был готов на многое, лишь бы сбежать из деревни.

Омега покидает кухню, встречается с ночным воздухом и от холода сам себя обнимает. Не думая идти спать, Чимин блуждает по безлюдным улочкам, срывает бутоны цветов. Он слишком погружён в себя, что и не замечает наблюдавшего за ним альфу. Только когда брюнет получает в спину свёрнутую в клубок тряпку, он в испуге разворачивается и сперва смотрит на ткань под своими ногами, а затем на безмятежно направляющегося к нему Тэхёна.

Они так давно не видели друг друга, что Чимин на радостях затаивает дыхание, считая гулкие удары сердца. Альфа одет в свободную льняную рубашку желтоватого цвета. Руки висят, на голове покоряются порывам ветра мягкие каштановые волосы. Чимин благодарен Луне за то, что она освещает облик красивого воина, ведь иначе разглядеть его во мгле было бы невозможно.

— Не ожидал? - хмыкает альфа, остановившись напротив застывшего статуей Чимина. — Ты столько дней от меня прятался.

— Я не прятался, - вспоминает как дышать омега, опустив взгляд.

Выдержать взор выразительных и пленяющих глаз Тэхёна ещё труднее, чем говорить с ним.

— Значит, мне показалось?

— Я приходил к тебе, - вдруг, сам от себя не ожидая, горько выговаривает брюнет, неосознанно принюхиваясь. К его радости, аромата роз на воине не было. — Но ты... был занят.

Тэхён, кое-как оторвавшись от любования пухлых губ с колечком, в недопонимании хмурится.

— Когда это ты приходил? Я бы о таком знал.

— Это было ночью! - возмущён тем, что альфа ему не верит, выпаливает Чимин и осекается. — Когда мы вернулись с...

Кажется, он понял... Тот омега, Луи, ничего не рассказал Тэхёну. Получается, старший лекарь прав, и Луи видит в Чимине угрозу.
Воин не дожидается продолжения реплики парнишки и, переводя дыхание, становится совсем близко.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, но будь уверен, если бы ты ко мне пришёл, я бы тебя не оставил у двери.

Чимин поднимает голову и встречается с глазами альфы, который, еле себя сдерживает, чтобы не сломать в своих тисках самого красивого омегу вселенной,. Если бы они оба знали как одинаковы их мысли и особенно чувства.

— Кто для тебя тот парень? - сглатывает Чимин, ругаясь на свой подвешенный язык.

— Какой парень?

— Луи.

Тэхён не ожидал, что омега так много знает, но с другой стороны, живя в одном поселении, это дело обыденное. Также Ким замечает нотку обиды в голосе Чимина и не понимает на что следует её списать.

— Ты любишь его? - дрожит брюнет, глотая очередной горький ком в горле.

В голове ясные картинки чужого счастья отравляют сердце. Чимину искренне будет больно, если Тэхён ответит «да».

Альфа, бегая глазами по личику напротив, еле сдерживая улыбку, откашливается.

— Почему тебя это интересует?

— Не нужно отвечать вопросом на вопрос, это нечестно.

— Ты меня приревновал? - игнорирует просьбу младшего Ким и расползается в улыбке, от которой Чимину совсем худо - такой улыбкой можно человеку жизнь спасти, но в данном случае, Тэхён её отбирает.

— Забудь обо всем, что я спрашивал, - разозлившись, толкает в грудь повеселевшего воина омега и уходит размашистым шагом.

Тэхён не стремится задержать омегу, смотрит ему в спину, мысленно желает самых сладких снов и одновременно бурю в душе пытается унять. Прямо они друг другу ничего не сказали, однако альфа отчётливо вычитал в глазах парня те самые слова, о которых принято говорить шёпотом, на ушко, в горячих объятиях.

Такое даже представить сложно: тот, кто называл постоянно чудовищем, тот кто рвался прочь и казался воину непокорным Северным ветром, любителю свободы, теперь чувствами воспылал. Тэхёну не терпится разузнать когда он стал в его мыслях блуждать, почему, как сильно, ведь Тэхён, приложив руку на сердце, готов признаться, что сам выбросить из головы одновременно милую и сексуальную дикую нимфу не в силах. Чимин тот, ради кого не страшно пойти на смерть. Тэхён ради этого и сражается: чтобы больше ни один поганый урсус не посмел лгать ему, пользоваться наивностью и добротой светлого мальчика.

Альфа лоб потирает и обращает взор на звёздное небо. Как оно красиво, а Луна, свидетельница любви сотней, тысячей возлюбленных, сегодня по особенному прекрасна.

***
Пока правитель Эвкадара разливает вина в чаши и празднует временную победу, Урсус просел под тяжестью туч тяжёлых событий.

Доверенные лица дворца, знающие о миссии наследника, были спокойны всего месяц, веря в успех замысла Джина. К тому же их король, пусть и болен, главное, жив, поэтому у Урсуса есть шансы на победу.

Однако, дни сменяясь ночами, толком не приносили никаких вестей от наследника. Советник Архи, занимающийся политикой, сохранял письма Сокджина в тайне и кормил народ тем, чем ему было велено: «Король идёт на поправку, а наследный принц слишком занят делами дворца». Только выставить дураками у старика получалось не всех: находились и те, кто начал подозревать неладное, ибо Ким Чанни долго не показывался перед подданными. Его не видят ни слуги, ни стража, король пропустил важную церемонию: один лишь кашель за толстыми дверями напоминает о его существовании.

Народ нервничает. Все больше и больше альф уходят на войну, эвкадарцы прорывают границы, а на море развевается флаг вражеского флота. Почему же Сокджин и государь не пытаются выйти на площадь и успокоить своих людей? Дело дошло до того, что народ устроил бунт прямо на базаре, заколов парочку стражников. Узнав об этом интенданте, Архи немедленно вынес решение от лица монарха публично казнить смутьянов, дабы припугнуть осмелевших людей. Но как бы не пытался контролировать ситуацию советник, сам он тоже нервничал, потому что уже достаточно долгое время от Джина не поступало писем. Старик начал беспокоиться за жизнь наследника, у лазутчиков выпытывал об обстановке в Эвкадаре, лгал приближённым о судьбе парня, а по ночам, утешая себя музыкой и дешёвками, думал о дальнейшей судьбе королевства. Король давно мёртв и скрывать об этом всё сложнее и сложнее. Всё-таки не стоило, пришёл к выводу старик, отпускать Джина в тыл врага и так безбожно рисковать.

После очередной ночи музыки и любодеяния, советник принимает в своём кабинете лазутчика, который должен был принести информацию из Эвкадара.

— Ну? Ты нашёл его? - встаёт у окна Архи, не позволяя гонцу даже отдышаться.

Альфа в дорожной одежде сокрушенно качает головой.

— О нём вообще никто не говорит. Даже в лавке мясника, у которого господин работал.

Советник только было делает шаг и хочет открыть рот в ругательствах, как в дверь, постучавшись, врывается молоденький парнишка, служащий при дворе. Он кланяется старшим и, задыхаясь от беготни, протягивает скорченному Архи футляр с посланием.

— Это принёс какой-то человек. Он назвал имя господина, - пока советник расправляет письмо, объясняется мальчишка.

Оба наблюдают за эмоциями регента при прочтении сообщения, пугаются его бледноты, затем в недоумении хмурятся на его довольное хмыканье. Архи зажигает свечу и при всех сжигает длинное письмо, глядя на падающий на стол пепел.

Из послания советник узнает многое: например, то, что Джина чуть ли не раскрыли и даже держат в темнице, однако омега нашёл себе товарища по делу и потихоньку ведёт короля Эвкадара к смерти. Сокджин и дальше планирует держать связь со своим регентом, обещает отправлять письма в первые дни месяца и просит сосредоточить войска на границах, поскольку в планах Намджуна напасть на ослабевших урсусов и объединить королевства. Во избежание катастрофы, Джин призывает старика обратиться за помощью к союзникам. Также, благодаря Сету и его ушам, Сокджин рассказывает о численности эвкадарских войск, рассказывает про Чон Чонгука, про свой план и советует наращивать мощь, иначе шансов на победу нет.

Архи пару секунд анализирует полученную информацию, думает как быть, а затем, вспомнив про своих гостей, обращается к слуге:

— Где тот человек, который доставил письмо?

— Он за воротами, господин.

Советник отпускает мальчонку, лазутчика просит задержаться на день, чтобы отправить с ним ответ наследному принцу и, вызвав стражу, велит разыскать незнакомого гонца и избавиться от него. Нельзя оставлять свидетелей, ведь гонец вполне мог прочитать письмо и проговориться.

К вечеру Архи заканчивает с делами и выходит в сад, подышать свежим воздухом. Во время прогулки он встречается с рыночным торговцем, тем ещё болтуном, и, незаметно сунув тому в карман накидки мешочек золота, говорит:

— Окажи услугу. Может, героем станешь.

— Служить вам для меня большая честь. Чем я могу быть полезен королю?

— В Эвкадаре есть один воин, кличут Чон Чонгуком. Поговаривают, его меча даже Дьявол боится, - начинает Архи, разглядывая алые бутоны роз, — пусти о нем слушок у нас, якобы он с нами объединился, предал своё государство. Скажи всем, что его брат, имя не припомню, даже нашей армии пройти через перевалы помог. В общем, придумай что-нибудь.

— Как прикажите, советник Архи. Только к чему эта ложь? - уколов палец о шип куста, облизывает палец торговец.

Архи на его ранку только усмехается, поднимает взгляд на балкон комнаты почившего короля, откуда слышен наигранный кашель актёра.

— Ложь это или нет, народу все равно, им главное, чтобы было о чем посплетничать. Просто сделай то, о чем тебя просит наш государь.

Советник, конечно же, знал, что в Урсусе тоже есть лазутчики, которые служат Ким Намджуну. Архи решил поддержать идею наследника и укоренить слухи, ведь, если о подобном говорят даже на вражеской территории, значит, это правда - Ким Намджун точно поверит чужим языкам. Ко всему прочему, старик велел отыскать подходящего война для грязной работёнки. Нужно помочь Джину избавиться от семейства Чон - опоры повелителя Эвкадара.