Глава 1. Кейтлин
Кейтлин
Я поднимаюсь по лестнице так быстро, что спотыкаюсь о последнюю ступеньку, но даже не обращаю внимания на то, что немного ободрала коленку. Залетаю в свою комнату и сразу же оказываюсь возле письменного стола.
Да, оно ведь наверняка тут, правда? Оно ведь наверняка лежит на своем привычном месте, спрятанное под сказкой «Красавица и чудовище». И его наверняка никто не брал.
Просто никто не мог так со мной поступить.
Успокаиваю себя, как могу, но с каждой секундой это становится все проблематичнее.
На самом деле, ничего страшного ведь не приключилось?
Просто мне двенадцать, а из моей полки пропало любовное письмо, адресованное мальчику по соседству.
Так и не найдя его на привычном месте, все равно еще раз обшариваю не только стол, но и всю комнату.
Ладно, возможно мама видела его. И очень надеюсь, что это действительно так.
Но когда я спускаюсь на первый этаж и залетаю на кухню, мама только непонимающе пожимает плечами.
- Но мам, ты ведь забирала с утра вещи для стирки из моей комнаты. Ты действительно не видела конверта?
- Нет, милая. Утром вещи из твоей комнаты забирала не я, а Джейсон. Возможно, он что-то знает?
И в этот момент внутри меня все рушится. Джейсон. Он был в моей комнате. И я действительно не видела его с самого утра. Я помню, как он уходил гулять и ехидно улыбался мне на прощание. Тогда я подумала, что он дразнит меня из-за того, что не берет гулять вместе с ним. Но сейчас новые подозрения закрадываются в самые дальние глубины моего сознания.
Я не отвечаю маме. Я просто выбегаю из дома так быстро, как могу. Не знаю, где мне искать Джейсона, но надеюсь на лучшее. Я просто надеюсь, что он и Вильям на заднем дворе дома последнего.
К слову, Джейсон – мой старший брат. Разница у нас всего в год, но иногда складывается впечатление, что я старше его на все десять. Ему тринадцать, но чаще всего он ведет себя как глупый болван, совершенно не развитый на свой возраст.
Нет, я очень люблю своего брата. В моменты нашего нормального общения, без обид, злобы и оскорблений, я действительно четко это осознаю. Но иногда, как и у всех братьев и сестер, наши отношения оставляют желать лучшего.
А Вильям – тот самый мальчик, которому я написала любовное письмо. Письмо, на текстурированной молочной бумаге, с маленькими веточками омелы по краям. Письмо, в розовом конверте и с самой настоящей печатью, в форме сердечка. Письмо, напшиканное духами, деньги, на покупку которых я копила два месяца. А Вильям Хардинг – моя первая любовь.
Впервые я увидела его, когда мне было семь. Летние каникулы были в самом разгаре, я только позавтракала и спешила оказаться на улице, под горячим июльским солнцем. И когда я ступила босыми ногами на ровно подстриженный газон, когда перестала жмуриться от палящего солнца, когда услышала звонкий смех и опустила голову – я увидела его. Он выпрыгнул из огромной черной машины, развернулся, чтобы взять с сиденья бейсбольную перчатку и мячик и рассмеялся над словами взрослого человека, впоследствии оказавшимся его отцом. И когда он наконец-то заметил меня, когда немного нахмурился, а после улыбнулся одной из первых улыбок, посвященных только мне – я растаяла. С тех пор Вильям Хардинг прочно вцепился в мое сердце и душу и никак не хотел их покидать.
Он не переехал к нам на совсем. Он с родителями приезжал только на летние каникулы и изредка на пару дней зимой. И каждый его приезд я ждала с огромным нетерпением.
С того самого лета я считала дни до каникул не потому что безумно уставала от учебы и хотела как можно скорее отдохнуть, а потому что знала, что в июне я наконец-то увижу эту прекрасную улыбку и две ямочки на щеках.
Вильям был красив. Он был действительно красивым мальчиком. Такие обычно красуются на рекламных баннерах или светят своей улыбкой в рекламе Киндера. И тогда я действительно жалела, что не могу увидеть его таким образом.
Для своих лет Вильям был высок. Он был выше меня на голову и довольно смеялся, когда отбирал у меня что-то и задирал руку над своей головой. Естественно, я пыталась вернуть похищенное, но каждый мой прыжок смешил его все сильнее.
У него были прекрасные карие глаза и слегка волнистые волосы цвета кофейных зерен. Я никогда не была сильна в таких выражениях, поэтому честно признаюсь, что про кофе вычитала в мамином романе, когда мне было девять.
Я обожала его улыбку и с нетерпением ждала, когда увижу эти милые ямочки на его щеках. Он всегда стеснялся, когда кто-то обращал на них внимание, и после не улыбался целый день.
У Вильяма были прекрасные манеры. Сказать по правде, он был хорошо воспитан, но когда никто не смотрел, превращался в самого обычного взбалмышного мальчика.
Ему нравилось подначивать меня и изредка немного выводить из себя.
Когда он хотел увидеть, как я недовольно закатываю глаза, он принимал самый серьезный вид, на который способен, и строго говорил «Кейтлин». Мне нравится мое полное имя, но в моменты, когда он так серьезно произносил его, я сразу вспоминала голос отца, который, прежде чем начать меня отчитывать, говорил то же самое «Кейтлин».
Он часто срывал с моих волос резинки и не возвращал их. И поэтому, к концу лета, у меня не оставалось ни одной.
Как-то его мама показывала нам их семейный альбом, и на одном из снимков, я заметила свою резинку на запястье Вильяма. Он тогда дико смутился, начал все отрицать и больше ни разу не коснулся моих волос намеренно.
Но окончательно и бесповоротно я лишилась своего сердца в тот день, когда мы вместе возвращались с поля для игры в бейсбол и попали под проливной ливень. Мы сразу же промокли до нитки и остановились под огромной ивой всего на минуту, чтобы перевести дух. Я была в легком топике и джинсовых шортах и буквально стучала зубами от холода. И Вильям, не сказав ни слова, просто протянул мне свою любимую куртку. Она была такой же мокрой, как и все остальные наши вещи, но я все равно ее взяла.
Тогда я всего лишь отделалась легкой простудой, а Вильям промучился с воспалением легких почти месяц.
И именно после этого дня я решила написать ему письмо. Я даже представить не могла, чтобы рассказать ему о своих чувствах. Только единожды подумав о подобном, я испытала такое цепкое чувство страха, что больше никогда не возвращалась к этой идее. И так у меня появился один из самых главных секретов в моей жизни.
Выказать все свои чувства на нескольких листах бумаги оказалось не так уж и просто. Но, в конце концов, я вместила все свои переживания и подписала коротким «Навеки вечные, твоя Кейтлин Конорс».
И сейчас, пробегая через огромную лужайку дома Хардингов, я молила бога о том, чтобы Джейсон не взял это самое «Навеки вечные». Обычно я стучусь, но сейчас у меня совершенно не было на это времени. Если понадобиться, потом извинюсь перед миссис Хардинг.
Подбегаю к игровой комнате, в которой так часто зависают мальчики, и не нахожу там никого. Спрыгиваю по ступенькам на задний двор этого огромного дома и оборачиваюсь в поисках своего брата. Но и в этот раз поиски не увенчались успехом. Лихорадочно обдумываю, где еще они могут быть, и вспоминаю про то самое поле для игры в бейсбол. Уже разворачиваюсь и порываюсь пробежаться до него, но слышу тихий смешок.
Оборачиваюсь и прислушаюсь, пытаясь вновь уловить этот звук. Ведь мне не показалось? Жду совсем немного и вновь слышу смех, уже более громкий и отчетливый. На этот раз более чем уверена, что он принадлежит Вильяму.
Я иду на звуки голоса своего брата и смеха обоих мальчиков, которых я так долго искала.
И чем ближе я подхожу к тому месту, где смогу их обнаружить, тем громче становится гул в ушах.
Я останавливаюсь всего в метре от кустов, за которыми они скрываются.
Останавливаюсь и не могу сказать ни слова.
- Нет, ты только послушай! Дорогой Вильям! Я знаю, что еще слишком мала, для таких признаний, но мое сердце больше не в силах молчать. Я так много хочу сказать тебе, стольким хочу поделиться, но именно сейчас хочу произнести только три самых важных слова, связывающих меня с тобой. Я люблю тебя! Вильям, я полностью и бесповоротно влюблена в тебя! Это произошло в тот момент, когда я впервые увидела тебя. Это было наше первое лето вместе и ты..
Громко всхлипываю и тем самым пугаю мальчиков, сидящих ко мне спиной. Они моментально подскакивают на ноги и поворачиваются ко мне. Джейсон все еще глупо хихикает, а Вильям прожигает меня испуганным взглядом.
Молчу. Не могу сказать ни слова. Да и что говорить? Дорогой Вильям? Вильям. Отвратительный Вильям.
- Кейтлин, я.. – ухмылка сходит с лица Джейсона, и он смотрит на меня глазами, полными вины.
Но меня это не волнует. Я больше не смотрю в его глаза. Я смотрю на молочную бумагу, скомканную в его руках и вымазанную в черную грязь из-под кустов, в которых они сидели.
Сама не чувствую и не понимаю, что давно уже плачу. Не понимаю до тех пор, пока горячие капли не разбиваются о мои руки, крепко сжимающие подол платья.
- Кейтлин, я не хотел его брать, правда. Я просто..
- Просто что? Залез в мой стол и вытащил из самого укромного уголка письмо, которое явно не принадлежит тебе?
- Я просто подумал..
- Ты подумал, что будет забавно показать его Вильяму, прочитать и вместе надо мной посмеяться? И это действительно было смешно, Вильям? Тебе понравилось давиться смехом, перечитывать эти строчки вновь и вновь и топтать в грязь не только бумагу, но и мои чувства? А ты, Джейсон? Что скажешь ты? Было забавно вытащить этот конверт и сразу же побежать к своему дружку, чтобы обо всем ему растрепать? Вы.. Вы оба.. Вы просто омерзительны!
Я затихаю, хватая ртом воздух, которого мне так не хватает. И чуть ли не до крови закусив губу, чтобы не разразиться истерикой на глазах этих недоносков, наконец-то поднимаю глаза. Ни один из них не смотрит на меня. Ни один из них не говорит больше не слова. И спустя минуту, в этой оглушающей тишине, я слышу голос миссис Хардинг:
- Вильям, дорогой!
И они оба прыскают со смеху. Теряю последние остатки самообладания, подскакиваю к брату раньше, чем он успевает перевести на меня взгляд, и выхватываю письмо из его рук. Я разрываю его на мелкие кусочки, все время истерически рыдая, и расправившись с нежной бумагой, разворачиваюсь и выбегаю из этого отвратительного места.
Я не знаю, что происходит дальше.
Все будто бы в тумане. Будто бы происходит не со мной.
Помню только, что Вильям уехал в тот же день, и я так больше его и не увидела.
Помню, как мама долго и упорно пыталась выяснить, что со мной произошло, и как упрямо я молчала и не проговорила ни слова.
Помню умоляющий взгляд Джейсона и то, как не разговаривала с ним несколько месяцев.
И я помню все кусочки этого проклятого письма, которые сожгла в маленькой баночке из-под свечки.
С того дня я больше ни разу не видела Вильяма.
После того лета его семья ни разу не приезжала в этот дом.
Мои родители как-то пытались связаться с ними и выяснить, что же произошло, но в тот момент я выбежала из комнаты и не заходила в гостиную до вечера.
С того дня я полностью и бесповоротно решила, что все свои чувства, все свои переживания, и всю свою любовь я оставлю там, в тех строчках, на тех листах бумаги.
Бумаги, с веточками омелы по углам.
Бумаги, разорванной на кусочки и сожжённой навсегда.
Нет.
Навеки вечные.