11
- Я тогда ревела, потому что была слабой эмоциональной наивной дурёхой.
- Информативно, учитывая факт того, что ты всегда, сколько я тебя помню, считала себя "сентиментальной курицей". И считаешь сейчас.
- Дантес, прости меня за то что вела себя как избалованный ребенок аристократа. Правда. Мне очень сейчас за себя стыдно, - Эдмон грустно усмехнулся.
- Твоя мать тоже чувствовала себя виноватой, когда проявляла яркие эмоции. Эта черта передается по наследству?
-Угу. Как сословный статус. Родился крадущимся, "приятным" бонусом получил ненависть к своим чувствам.
Я отхлебнула из кружки. Черный, крепко заваренный чай неприятно горчил. Вкус отдавал илом.
- Когда ты морщишься, ты похожа на манула.
- Я знаю, что похожа. Чай просто омерзителен. Ты был прав. Зря пенсы потратила.
В купе стало совсем темно. Я откинула шторку. Небо было иссиня-серым от тяжёлых грозовых туч. Стрелой мелькнула ярко-голубая молния, на мгновение озарившая все пространство своим мерцающим светом. Через несколько секунд раздался оглушающий гром. По крыше вагона громко застучали редкие крупные капли.
- Первая гроза.
- Да уже не первая.
- А когда была первая?
- Когда тебя убили.
- Ааааааааа.... Понятно.
Поезд, выдыхая клубы угольно-черного жирного дыма, разбивал косые лезвия дождя, освещаемые всполохами редких молний.
- Что касается Лондона, ты там на сколько задержишься?
- Дня на три. И мне возможно понадобится твоя "не медицинская" помощь. Надо убрать тех, кто может доставить проблем. Эти люди конечно менее опасны чем "команда патриотов", но сейчас я не в том состоянии, чтобы справиться с этим одна.
- Анкеты объектов?
- Сегодня вечером будут. Эти люди сейчас в столице, идёт подготовка к большой конференции, долго искать не придется.
За четыре месяца Лондон стал только печальнее. Весна, все воскрешается и расцветает, а город наоборот, решил начать умирать. Мокрые дома с разводами зеленоватой плесени мрачно закрывали часть неба. Лихорадочным блеском светились витрины магазинов и панорамные окна ресторанов. Лондон почти 2000 лет тяжело болен. Аристократы считают паразитами простолюдинов, простолюдины считают паразитами аристократов, город считает паразитами всех и сильно от этого страдает.
Красота Лондона - красота сифилитика. Дома богатых: красивая лепнина в стиле неорококо, на штукатурке пастельных тонов амурчики с отколотыми носами и крылышками, окна, светящиеся темнотой, грязно-серые от смога, лужи с нечистотами под ногами ( новая канализация с трудом справляется со своей главной задачей), хруст битого стекла и кирпича на отполированной брусчатке. И это только красивые районы, "обложка" города. Зайди в ближайший переулок и увидишь язвы во всей красе.
Дом матери стоял в районе фешенебельной окраины. Его окружал большой парк, запущенный до того, что превратился в хвойно-лиственную чащу. Территорию окружала стена из белого известняка. Я была там только один раз, два года назад, после того как приехала из Парижа.
Мама ... Она всё-таки тогда была права на счёт мира света. Надо было просто смириться и принять свою судьбу. Но мне тогда было 14 лет, о каком смирении могла идти речь.
***
- Рожденный ползать, летать не сможет. Как бы грустно это не звучало, но рано или поздно ей придется заняться нашим ремеслом, - красивая черноволосая женщина тяжело вздохнула.
- Наша Ман Воль - сильная девочка. Может быть ей удастся отрастить крылья. Пройдет время, она изменится, место в котором она родилась будет казаться ей страшным сном, - её собеседник, был настроен более позитивно.
- Это наше проклятье. От него не сбежишь. Мир света, в который она так мечтает попасть, будет для неё невыносим. Она всегда будет чувствовать себя чужой, - женщина продолжала настаивать на своем. В ее голосе промелькнули призвуки, похожие на мурлыканье кошки. Призвуки могли умилять тех, кто видел женщину впервые, но у близко знавших госпожу Дон Ын людей по коже начинали идти мурашки. Они знали, что женщина стеснялась своего голоса и прятала "мурлыканье". Оно прорывалось только тогда, когда "Янтарный лотос" был доведён до белого каления.
- Твоя и моя дочь- высоконравственный человек. Её принципы и понятия о чести такие же как у большинства молодых людей Европы, - мужчина оставался невозмутим и продолжал настаивать на своем.
- Да пойми же ты, каким бы замечательным, каким бы высокоморальным человеком она не была, люди будут ее сторониться. Они почувствуют опасность, исходящую от нее, на инстинктивном уровне.
- Она чужая среди нас. Ей нельзя здесь оставаться.
- Ошибаешься, милый. Здесь её хотя бы будут уважать или бояться. А там она будет в глазах общественности или монстром без принципов, или ничтожеством, которое не будет иметь права говорить о том, что такое принципы. Её место здесь. Поверь, через какое-то время наша дочь будет вынуждена сюда вернуться. Но какой она вернется?