𝐏𝐑𝐎𝐋𝐎𝐆𝐔𝐄
Розетта и Уэнсдей Аддамс были в том особом возрасте, когда у девчонок на уме только одно. Кто-то может догадался, что речь идет о мальчиках, и для Розетты это была вторая мысль. Для обеих девочек первой и самой важной мыслью был гомицид.
Мысли Уэнсдей сейчас крутились только вокруг того, кто же все-таки запер связанного Пагсли в шкафчике с яблоком во рту, и каким именно образом содрать с них шкуру живьем. Розетта же была занята тем, что контролировала, чтобы ее сестра никого не убила до обеда.
— Мне нужны имена. — Заговорила девушка с косичками, вытаскивая яблоко изо рта Пагсли. Она сидела на корточках рядом с ним на земле, в то время как Розетта стояла над ними с озабоченным выражением лица, время от времени поглядывая на проходящих подростков.
Мальчик слегка покачал головой.
— Я не знаю, кто это был, честно. — Ответил Пагсли. — Это произошло так быстро. — Добавил он, когда заметил ее прищуренный взгляд, понимая, что сестра не до конца поверила.
— Пагсли, эмоции — это слабость. Возьми себя в руки.
Розетта вздохнула, глядя на сестру, и наклонилась, чтобы развязать веревку, обвивавшую его тело:
— Тебе нужно делать вид, что тебе все равно. Если они увидят это, то им станет скучно, и они перестанут издеваться.
Сестры обменялись неоднозначными взглядами, прежде чем Уэнсдей решила помочь в миссии по развязыванию мальчика, но в ту секунду, когда ее руки коснулись его кожи, ее голова откинулась назад, заставляя Розетту слегка вздрогнуть. Не успела она вымолвить и слова, как Уэнсдей внезапно отступила в сторону.
Пагсли нахмурился.
— Ты в порядке? — Заговорил он как раз в тот момент, когда школьный звонок призвал всех в класс.
Практически задыхаясь, Уэнсдей уставилась на Розетту, единственную, кто знал о недавней эпидемии видений у девочки.
— Оставь это мне. — Вздрогнула она, вставая.
— Уэнсдей? — Крикнул Пагсли, пока Розетта помогала ему подняться с пола. — Что ты собираешься сделать?
— То, что у меня получается лучше всего.
Ее слова заставили Розетту покачать головой, будучи совсем незаинтересованной планами своей сестры.
— Ничего не делай, Уэнс, ты поняла?
— Я вдруг совсем перестала тебя слышать, сестренка. — Заявила Уэнсдей, указывая на двухметровую веревку в руках Пагсли, прежде чем зашагала по коридору.
Розетта закатила глаза, уперев руки в бедра:
— Я серьезно, Уэнс!
Младшая сестра даже не обернулась.
Урок математики. Любимый предмет Розетты в этот день. Было что-то странно радостное в том, чтобы видеть, как несколько подростков стонут, вздыхают, пыхтят над одним единственным учебников в течение сорока пяти минут. Это был урок, когда карандаши особенно редко скользили по тетрадкам.
— Готика — это такие 2000-е. А это платье? Фу. — И так случилось, что это так же урок, на котором любят шептаться за спиной.
Розетта улыбнулась жалкой попытке задеть ее чувства.
— Вообще-то, готика была более популярна в 70-х и 80-х годах. — Оглянувшись на четырех девушек, она улыбнулась еще шире. — А сейчас это называется — винтаж. Этому платью 32 года, и я предполагаю, что твое было сшито маленькой девочкой, вероятно, не старше десяти лет, несколько месяцев назад в какой-нибудь европейской стране? Близко?
Самодовольное выражение блондинки быстро исчезло, и Розетта ухмыльнулась, замечая, как ей приспичило прикрыть свое ярко-желтое платье белым кардиганом.
— Девочки, если я услышу еще хоть одно слово от кого-либо из вас, оставлю после уроков. — Наконец вмешалась мисс Резерфорд, заставляя Розетту радостно вернуться к своей тетрадке, а надоедливых девушек позади — к журналам, спрятанным за учебниками по математике.
Когда Розетта, казалось, приблизилась к решению одной из задач, она внезапно почувствовала знакомое чувство в своих внутренностях.
Смерть.
Это заставило ее быстро осмотреть кабинет. Среди присутствующих не было никого, кто умирал или хотя бы страдал, но с каждой секундой это чувство становилось только сильнее.
Ее горло сжалось в тот самый момент, когда ей захотелось издать самый громкий крик, который она когда-либо издавала...
... и она сделала это, и все благодаря Уэнсдей, которая ослушалась сестру.