От дружбы до любви

Панова издаёт высокий гортанный стон. Чувствует, как к влажной промежности прикасается тёплый язык. Тело начинает трястись, когда Кирилл хватается за бёдра, начиная уверенно водить, останавливаясь на клиторе и начиная дразнить. Сеня движет дрожащей рукой по члену, присасываясь к нему губами и слегка двигая бёдрами, пока язык входит в неё.

Эта странная, но великолепная в своём проявлении поза заставляет теряться в движениях и пытаться сделать хоть что-то. Сеню разрывает на части, когда Кирилл упоённо сосёт её складочки, и она заглатывает твёрдый член, который упирается в глотку. Сдавленно стонет, сжимая его ладошкой.

Девочка не сразу поняла, как оказалась лицом к лицу к Кириллу, но уже в следующую секунду в тугое лоно скользнули резким толчком, заставляя вскинуть голову и прикусить нижнюю губу. Панова склоняется, медленно двигаясь, пока Дубровский начинает приподнимать таз и вбиваться с силой. Её губы присасываются к его шее, впивается зубами и слышит раздражённое шипение.

Он крутит сосочек между пальцев, щипая и оттягивая. Сеня лишь развязно улыбается и насаживается сильнее, почти до боли и удивлённого вскрика. Сбитый хвост с волосами окончательно развязывается, когда Кирилл кладёт руку на затылок и заставляет слегка склониться.

— Девочка, — шепчет ей в самое ухо.

— Кирилл, — в голосе звучит разочарование. — Господи, я хочу кончить. Позволь мне.

Его бёдра нещадно таранят, заставляя член глубоко проникать и касаться чересчур чувствительной точки, которая раз за разом приносит сводящую с ума пульсацию по всему телу. Она подмахивает, опираясь одной рукой на плечо и крепко сжимая, оставляя полумесяцы от ногтей. Кирилл не обращает внимания на маленькую сопутствующую боль.

Давит рукой на спину, заставляя склониться, отчего в плен рта попадает грудь. Всасывает бусинку, начиная слегка покусывать. Кладёт руки на её ягодицы, резче и жёстче опуская на себя. Сеня стонет в ухо, прикусывая мочку и что-то шепча на своём ужасно непонятном языке.

А потом...

Резко запрокидывает голову, хрипло стонет и распахивает рот так широко, что грех не просунуть два пальца. Зубы врезаются в фаланги, слышится злое шипение.

Толчок. Мощный и яростный, выбивающий последние силы и заставляющий окончательно потеряться. Кирилл чувствует, как вокруг члена становится более влажно, как стенки пульсируют, как начинает дрожать Панова, сильнее впиваясь ногтями в плечи. Бурно кончает, пока он продолжает трахать прекрасное, восхитительное и просто очаровательное тело.

Сжимает ягодицы в руках, прикрывает глаза и резко поддаётся вперёд, вырывая из неё глухой стон в самое ухо. Делает ещё одно едва заметное движение, пока окончательно не останавливается и не позволяет себе излиться.

Сбитое дыхание и отсутствие связанных мыслей приводят к тому, что двое остаются лежать в одной позе добрых две-три-пять минут, пока Дубровский нежно не приподнимает лёгкое тело и не перекладывает рядом. Хватает полотенце и плетётся в ванную.

Обмотав ткань вокруг бёдер, опирается ладонями на умывальник и склоняет голову. Сердце предательски колотится, но не от фееричного оргазма, который испытал менее десяти минут назад, а от осознания, что скоро всё изменится. Неприятно думать о том, что узнал меньше месяца назад от отца.

И самое неприятное — сообщать об ей. Той, которая в его постели торчит безвылазно последние шесть месяцев.

Это было так странно. Странно ощущать её присутствие не в качестве подруги, а в качестве девушки. Она была такой же, как и раньше, только более покладистой и распущенной одновременно. Послушная маленькая девочка, которая днём могла быть пушистым котёнком, а вечером скидывала образ, превращаясь в игривую львицу.

Кириллу нравилось, что они проводили много времени вместе. Достаточно, чтобы и поспорить, и поругаться, и заняться сексом. Если это происходило в один день, то это было самое лучшее время. Он выяснил, что после громкой ссоры Сеня более чувствительна, агрессивна и ненасытна. Открыто заявляла о том, что хотела, и при этом на щеках не проступал румянец смущения. Скорее наоборот — глаза темнели, пока прикусывала губы, будто предвкушала.

Они вместе провели новогодние праздники. Изначально был новый год, который так или иначе перенасыщен событиями. Сначала семейные посиделки. В этот год Пановы приняли приглашение Дубровских отметить в загородном доме. Сборище было небольшое. По-семейному, если можно так выразиться.

Родители совсем не расстроились, когда после полуночи Кирилл с Есенией уехали к друзьям.

Наступившие новогодние праздники-выходные провели бок о бок. Сначала горячие источники, которые после перетекли в горнолыжный курорт. Панова не могла нарадоваться тому, что к концу дня чувствовала приятную усталость и совсем не была против понежиться в постели с парнем, в котором не чаяла души.

Кирилл понимал, что его засасывает. Слишком сильно уже засосало, чтобы пытаться выпутаться из сетей. Да и он не стремился этого делать. Наконец-то сердце облегчённо выдыхало, когда нежные губы прикасались к его щеке или губам. Понимал, что это не дружеские поцелуйчики, а проявленная нежность девушки, которая официально, по меркам общества, была его парой.

Они разлучались на несколько дней на неделе, когда Сеня тарахтела о том, что соскучилась по родителям и хочет провести время с ними. Кирилл никогда не был против, потому что таким образом можно было хотя бы немного отдохнуть от наплыва чувств и позволить поселиться в груди неприятному, но нужному чувству скуки.

Месяцы пролетали сквозь них, подводя Кирилла к итоговой сдаче экзаменов и защите диплома. Он усиленно готовился и даже иногда ругался на Панову за то, что та отбирает слишком много времени, которое выделил специально для подготовки. Она не обижалась, потому что после бубнежа заползала в постель с горячим чаем или тарелкой мороженого, смотря сопливый роман по телевизору. До тех пор, пока не уснёт и не почувствует, как ночью вокруг талии обвиваются сильные и горячие руки.

А месяц назад, когда Сеня осталась ночевать у родителей, Кирилл наткнулся на серьёзный разговор между родителями, которые обсуждали будущее семьи. Не в том контексте, что они разводились или переезжали, а в том, что пора бы сына вовлекать в дела филиала в другом городе. Семейный бизнес процветал, и раз уж Дубровского младшего можно было назвать специалистом по юриспруденции, то грех не затолкать его на испытательный срок в фирму, чтобы убедиться, что он готов принять немаленькую долю правления на себя.

Когда Кирилл мягко обозначил позицию, что не может уехать, потому как его держат люди в родном городе, отец махнул рукой и сказал, что Сеня могла бы перевестись в другой университет, а к друзьям можно приезжать по выходным. Глава семейства искренне не видел проблемы, которую явственно ощущал Кирилл.

Он понимал, что ему рано или поздно придётся столкнуться с выбором, но не так скоро и не с таким жёстким. Ему не хотелось падать в глазах отца, который полностью рассчитывал на него. И также не хотелось вырывать Панову из череды будней, в которых она крутилась, как милейшая белка в колесе, выстраивая свою жизнь на более взрослых мотивах.

На вопрос, почему Кирилл не может занять место управленца в филиалах в родном городе, отец ответил так: «Здесь главный офис, а я хочу посмотреть на то, как ты справишься на начальном этапе».

Вполне логично, если не учитывать тот факт, что соседний филиал находится в трёхста километрах. Это существенно усложняло жизнь.

Кирилл не представляет, как можно преподнести это. Вернее, с какой подачи, чтобы не обидеть девушку. Не разочаровать. Позволить поверить в то, что отношения на расстоянии на пару месяцев — это не самое худшее, что может случиться в жизни.

Выходит на балкон, подставляясь ночному свечению почти полной луны. Апрель настал также внезапно, как и осознание того, что уже через пару месяцев в его постели не будет маленькой и милой девочки, которая прокралась в жизнь слишком глубоко.

Сигарета долго тлеет, пока мысли скручиваются и не могут сложиться воедино. Он корит себя за то, что слишком долго оттягивает неизбежное. Этот разговор должен случиться и как можно скорее.

Делает последнюю затяжку и слабо улыбается, наблюдая, как поверх одеяла спит Сеня. Взгляд мечется по телу, по расслабленному лицу и связанным в косу волосам. Кирилл любуется ей достаточно долго, сидя на стуле у стола. Не может заставить себя вернуться в постель, продолжая размышлять и искать пути решения.

Решение только одно.

И слишком болезненное.

***

— Господи, как же я была права, — хохочет Трунова, запрокидывая голову, когда Кирилл отвечает с лёгкой ухмылкой и покачиванием головы «да» на вопрос: «Связали тебя, значит, по рукам и ногам?»

Они не виделись несколько месяцев, потому что оба погрязли в колее своих жизней. Вика пропала с горизонта также быстро, как и появилась. Они виделись несколько раз, но не могли поговорить с глазу на глаз, как сейчас. Кирилл выбрал идеальное время и место, чтобы побеседовать с подругой (исключительно, подругой) о непростом вопросе, вставший поперёк трассы, по которой летели счастливые Дубровский с Пановой.

— Я с самого начала знала, что ты ненормальный по отношению к ней, — она снова использует местоимения, и Кириллу это нравится. — Твои взгляды и то, как ты ведёшь себя... Ну, тут только слепой не заметит, как с уголка твоего рта капает противная слюнка, пока она трётся рядом.

— Трунова, — тяжело вздыхает парень, качая головой и делая глоток горячего кофе. — Твои методы, где надо применять язык, вполне хороши, — на губах играет кривая усмешка, пока Вика округляет глаза.

— Ты сейчас имеешь в виду то, о чём я подумала, да? — тихо спрашивает, поддавшись вперёд. Озирается на полупустое кафе, высматривая тех, кто может следить за ними. — Господи, ты серьёзно это делал своим грязным языком, Дубровский? — одобрительный кивок. — Поверить не могу! Эта девочка крутит не только твоими чувствами, но и всеми частями тела, — она многозначительно играет бровями. — Ладно, и тебе нравится?

— Более, чем я мог представить.

— Ты говорил, что не любишь такое.

— Люблю доставлять удовольствие исключительно ей, Трунова, — гордо заявляет Кирилл. — Тем более, что надо было как-то развлекаться, пока мой член не пометил её. Это был хороший опыт для меня и для неё в освоении орального секса. Если что, рекомендую.

Она глухо смеётся, качая головой.

— Вообще-то, мой новый... партнёр, если можно так назвать, тоже пристрастен к куни, — несмело отзывается Вика, покривив рот. — Как бы я не хвасталась, но его язык и впрямь творит чудеса.

— Трунова, Трунова, — качает головой Кирилл, улыбаясь. — Я рад, что у тебя появился хороший бойфренд.

— Он не мой бойфренд. Ты знаешь, что я не встречаюсь с мужчинами. От вас одни проблемы, которые заканчиваются разбитым сердцем. Погоди, — резко останавливается, будто что-то вспомнила. — Боже, ты лишил её девственности?! — вскрик заставляет Кирилла расширить глаза и обернуться по сторонам.

— Конечно, я лишил её девственности, — он закатывает глаза. — И, если тебе нетрудно, говори потише. Тот ботан, сидящий позади меня, навострил уши от слова «девственность».

— Кирилл, — она смеётся, прикладывая ладони к покрасневшим щекам. — Если бы мы жили в средневековье, тебе бы пришлось на ней жениться. Иначе ей претил бы позор в деревне. Я так и знала, что ты сорвёшь её вишенку. Правда, думала, что вы будете бороться с этим дольше, — хмыкает Вика.

— К счастью или к сожалению, мы не в средневековье, — подмечает он тут же. — И вишенка сорвана мной. Вот я засранец, да?

— Ну, ты долго ждал, чтобы заполучить её, — девушка жмёт плечами. — Я понимаю, что ты просто был слегка нетерпелив и жаден.

Кирилл закатывает глаза, но растягивает губы в улыбке.

— Если у тебя всё хорошо, почему мы встречаемся в этом кафе ранним утром? — накрашенные брови хмурятся в непонимании, а глаза внимательно уставляются на Дубровского, который ёрзает на стуле и испускает тяжёлый вздох. — Я так понимаю, что у тебя случилось какое-то дерьмо, которое связано с ней.

— И да, и нет. Мне нужно будет уехать примерно на год в другой город, чтобы доказать отцу, что я могу управлять бизнесом без его указок.

— И что в этом плохого?

— Плохое в том, что мне придётся оставить Сеню на триста шесть десять пять дней, и я даже не знаю, как она воспримет эту ошеломительно-хреновую новость.

— Ты не сказал ей? — с подозрением интересуется Трунова, но тут же поражённо моргает, когда Кирилл качает головой. — Ты идиот. Иногда всё-таки язык нужно использовать для разговоров, знаешь?

— Трунова, — в голосе звучат нотки предостережения.

— А что я могу тебе сказать, Кирилл? Если ты боишься расстроить и специально оттягиваешь момент признания, то это крайне глупая идея. Ну, сам посуди. Тебе было бы приятно узнать в последний день перед отъездом, что ей нужно срочно-срочно уехать за херову кучу километров, чтобы работать или чего другое?

— Я просто не знаю, как тактично сообщить об этом, — раздражённо выдыхает. — Она такая счастливая, и я просто не смогу смотреть на неё, если вдруг она заплачет.

— Разумеется, она заплачет, кретин! — недовольно бормочет Вика. — И сколько ты уже скрываешь от неё?

— Месяц.

— Ты больной, — она в неверии качает головой. — Сейчас апрель. Май и июнь пролетят, ты не заметишь, как придётся уезжать. Не оставляй её с разбитым сердцем.

— Я не собираюсь расставаться с ней, Трунова, — зло выплёвывает Кирилл. — Говорю же, что не знаю, как более правильно подойти к такому вопросу. Не буду же я ей в лоб сообщать, что мне надо уехать. Это как-то неправильно.

— А лучше говорить загадками?

Кирилл молчит, пока Вика сканирует его пытающим взглядом.

— Ты любишь её?

Дубровский тяжело выдыхает, игнорируя вопросы. Трунова задевает своими словами болезненные внутренние нити, которые вот-вот порвутся.

Любит ли он Панову?

Стопроцентное и блядское «да» вертится на языке. Конечно, он любит её, но только не так, как можно представить. Это не просто высокое чувство, которое описывают в книжках, это бодрящее и выворачивающее наизнанку всю твою подноготную, чтобы потом это всё дерьмо заменилось чем-то стоящим, чтобы не разочаровать человека. Чтобы просто показать ему, что он достоин лучшего. Чтобы дать понять, что старается быть тем, о ком можно говорить с восхищением.

— А если отец отправит тебя не на год, а на пять лет? Что будет тогда? Она будет ждать тебя, беречь себя и отпугивать парней, пока ты будешь работать и флиртовать с другими бабами? И не говори, что так не будет, потому что я знаю тебя слишком хорошо, чтобы смело заявлять о подобном. Может, первое время ты будешь не проявлять своё обаяние и героически отвергать всех, но скоро устанешь приезжать на пару часов, чтобы удовлетворить недельное желание, и возьмёшься за другое. Тебе будет нравиться сама мысль, что это недоступное, но так сильно нужное. Запретное всегда манит, правда, Кирилл? — невесело усмехается Вика. — Я думаю, тебе надо поговорить с ней и решить этот вопрос. Может, есть вариант, что она поедет с тобой. Насколько я знаю, она всего лишь на первом курсе, и это не будет особой проблемой для неё.

— Другие бабы, — хмыкает он. — Знала бы ты, как изменилась моя жизнь, когда мы начали крутиться в одной постели не просто, как друзья.

— Что, не встаёт? — хихикает Трунова.

— Встаёт и ещё как, но при условии, что это будет только она. Вероятно, малышка полностью подчинила его себе.

— Ох-х, она мне так нравится. Неужели кто-то смог обуздать твои похождения?

Кирилл не отвечает, лишь усмехается. Они молча допивают свои напитки, пока Дубровский не говорит сухое «пока» и не выходит из кофейни, затягиваясь сигаретой.

Мучает совесть за недосказанность. Он прекрасно понимает, что ему нужно поговорить об этом, но не знает, как и с чего начать. Видимо, Трунова права. Дольше сопротивляться смысла нет.

Поговорит с ней сегодня же, когда она вернётся в его постель после посиделок с Дашей.

И да, она обуздала его. Стопроцентно и всецело.

***

— Он молчит и не говорит мне, — жалуется Панова, лежа на коленях у Роговой и смотря в потолок.

После пар они забежали в алкогольный супермаркет, где прикупили бутылку белого вина и пару упаковок с жевательным мармеладом.

— Может, боится, что ты не поймёшь? — спрашивает Даша, закидывая в рот пару мармеладок. — Ну, может, для него это стресс и всё такое. Славка говорит, что Кирилл в последнее время мрачнее тучи.

— Видимо, думает, как сказать мне, — предполагает Сеня. — Вот дурак, а, — она закатывает глаза. — Почему так страшно подойти и просто сказать: Сень, я уезжаю на год по работе, не хочешь со мной?

— Панова, ты с ума сошла? Кирилл слишком хорошо к тебе относится, чтобы просто ткнуть этим в твой замечательный лоб. И перестань хмуриться, а то появятся складки, — Даша легонько бьёт по лбу, от чего Панова вздыхает и прикрывает глаза, расслабляясь. — Я, если честно, вообще в шоке с того, что Михаил Константинович подошёл к тебе с таким... эм, странным вопросом?

Сеня выпрямляется и испускает очередной тяжёлой вздох, беря бокал и делая глоток. Она смачивает пересохшее горло, которое тут же наполняется силой для долгой и вполне утомительной тирады.

— Думаю, что он просто не решился нас разлучать. Вообще, Дубровские сначала переговорили с моими родителями, и я была сильно удивлена, когда мама сказала, что совсем не против, если риску и поеду с Кириллом в другой город. Ну, это странно, понимаешь? Мама настолько доверяет Кириллу, что готова отпустить меня на чёрт знает сколько времени в другой город. И аргумент, что у меня учёба и всё такое — оказался просто неважным. Вообще, Михаил Константинович сказал, что год — условная цифра. Говорит, что Кирилл должен основаться и зарекомендовать себя, как руководителя в небольшом городке, чтобы управлять главным офисом. Он также сказал, что, если решусь поехать, мне позволят окончить там хотя бы бакалавра, — Сеня прикусывает нижнюю губу. — Я уже связалась с университетом, в котором есть педагогическое направление. Они готовы принять меня на второй курс, представляешь? Даш, я даже не потеряю время. Разве это не подарок судьбы?

— Ты чокнутая, — Рогова качает головой. — Ты серьёзно готова поехать за ним?

— А почему нет? — съёживается Панова. — Я люблю его, и мне нечего терять. У нас есть отношения, которые мы можем удержать, если пойдём друг другу навстречу, — в голосе сквозит неуверенностью. — И я готова рискнуть, чтобы потом не жалеть. Знаешь, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и гадать, а как могло сложиться.

— Ты больная, — Даша снова качает головой. — Но я думаю, это правильный вариант. Жаль, конечно, что ты покинешь меня.

— Эй! Вообще-то, я надеюсь, что мы будем приезжать так часто, как сможем. Не думаю, что смогу обзавестись новыми сумасшедшими подружками вроде тебя, Рогова, — заявляет, выпрямляясь и улыбаясь. — Тем более, есть усовершенствованные мобильные телефоны, которые позволяют общаться по видеосвязи, ты не знала? — хлопает ресницами и заслуживает хороший тычок в бок, отчего Сеня смеётся.

— А вообще... как у вас? Нормально? — спрашивает Даша.

— Более чем, — воодушевлённо отзывается Сеня. — Кто же знал, что мои чувства просто спали. Не знаю, мне трудно говорить об этом. Мы никогда не говорили друг другу, что типа любим, скучаем и прочая сопливая хрень. И знаешь, мне так нравится, если честно. Кирилл уравновешивает меня также, как и я его. Дополняем друг друга.

— Вы огненная парочка, если посмотреть со стороны. Пока ты трёшься со своими однокурсниками в курилке или кафе, он смотрит на тебя, словно пытается взгромоздить вокруг чёртову кирпичную стену, чтобы никто не пялился. И, господи, Кирилл даже никогда не проявляет собственнических чувств, когда ты стоишь рядом. Хотя, мне жалко того парнишку со второго курса, — Рогова выпячивает нижнюю губу. — Он был очарован тобой целый месяц. Ровно до того момента, пока ты не подошла к Кириллу, а он не посмотрел на того бедолагу уничтожающим взглядом. Дубровский без слов и действий заставил его отвалить, хотя он мне даже чем-то начал симпатизировать. Такой уверенный и смышлёный, решил подкатить среди бела дня, пока Кирилл стоял рядом, — она вдруг смеётся, и Сеня поддерживает её.

Прекрасно помнит эту ситуацию. Они стояли втроём возле расписания, переговариваясь о всякой бессмысленной ерунде, когда на горизонте появился привлекательный русоволосый юноша, уступающий в росте и физических силах Кириллу. Его рот растянулся в довольной улыбке, пока ладонь отпускала лямку рюкзака. Сеня смотрела на него непонимающим взглядом, мельком наблюдая за тем, как хихикали Даша с Кириллом.

Он пробормотал приветствие и сказал, что у Пановой красивые шорты. Глаза скользили по ногам, обёрнутые в чулки. Даже не сразу поняла, что он хотел, потому что стояла столбом и слышала тихие смешки со стороны, пока этот второкурсник блеял о том, как давно мечтал с ней познакомиться и позвать в кино или на прогулку в парк. Да даже просто посидеть в кафе.

Сеня ответила отказом, потому что её это не интересовало, но парень был напорист и твёрд в том, чтобы завоевать внимание. Кирилл, разумеется, ревновал, но позволял себе наблюдать за тем, как на щеках второкурсника появляются характерные розовые пятна смущения, пока его отшивает соблазнительная первокурсница.

Потом как-то всё само разрешилось. Этот второкурсник стоял в курилке, по которой Сеня шла к Дубровскому. Она нагло проигнорировала навязчивого парня, даже не посмотрев в его сторону. Подошла к Кириллу, задрав голову и тепло улыбнувшись. Знала, что этот пикапер наблюдает за ними, потому что зелёные глаза, в которые смотрела, смотрели куда-то за неё и слегка темнели.

Она назвала его ревнивцем и мягко прикоснулась к губам, переключая внимание на себя.

— Вообще-то, ты смеялась над этим бедолагой, — вспоминает Сеня, допивая остатки вина. — И это было некрасиво! Он старался.

— Не спорю, но его старания оказались зря, — она довольно улыбается. — Потому что ты по уши влюблена в этого засранца Дубровского.

— Который час? — вдруг спрашивает Панова, вставая с дивана и оборачиваясь на часы. — О, мама мия. Я обещала, что приеду к десяти, а время почти одиннадцать, — она стонет и тут же сгребает свои вещи в сумку. — Я поеду, ладно?

— Конечно, — Даша встаёт с дивана и потягивается. — Слава всё равно должен скоро вернуться.

Сеня вызывает такси и натягивает лёгкую куртку поверх кофты. Смазано целует подругу в щёки и выбегает в подъезд, тыча на кнопку лифта. Такси быстро добирается до частного дома Дубровских, в котором ещё горит свет.

Тянет ручку и улыбается тому, что та поддаётся с первого раза. Старшие встречают её тёплыми объятьями и кивают наверх, невольно сообщая, что Кирилл там. Она стаскивает куртку с обувью и тут же взлетает по лесенкам, врываясь в комнату слегка запыхавшейся.

Он сидит за столом перед включённым компьютером и раскрытой тетрадью. За ухом держится карандаш, пока рука что-то выписывает на листах. Сеня замечает, что он надел наушники и полностью сосредоточен на подготовке к экзаменам.

Невольно улыбается и чувствует, как внутри что-то предательски щемит. Приятное тепло расползается по телу, когда стаскивает с себя свитер, оставаясь в коротком топе, и делает несколько шагов к нему. Встаёт позади кресла, обнимая со спины, от чего Кирилл вздрагивает и тут же снимает наушники.

— Прости, я задержалась, — шепчет Панова в ухо и тут же целует.

— Я не скучал, как ты можешь заметить, — говорит, обхватывая руками запястья и поглаживая нежную кожу большими пальцами.

Кирилл крутится на стуле и широко расставляет ноги, откидываясь на спину кресла. Сеня тут же довольно улыбается и пристраивается на коленях, ощущая, как тяжёлые ладони опускаются на спину, придерживая.

Смотрит на него тёплым взглядом и перебирает в голове чудные моменты. Начиная, наверное, с первого поцелуя и заканчивая сегодняшним днём. Не может признаться себе в том, что они действительно потеряли много времени, пока скрывали свои отношения за столь странным определением «дружба». Оно ни капли не странное, а немного непонятное.

Сеня понимает, что всегда считала Кирилла чем-то большим, чем просто друг. Эта необъяснимая связь, которая трещала между ними искрами, была сильнее всего на свете. Ей никогда не надоедает проводить с ним время, и это самое главное. Мама говорит, что с любимым человеком даже молчать приятно. Чувствует это в моменты, когда Дубровский чем-то занят, а она просто сидит на постели и поглядывает на него украдкой.

Не может честно ответить на вопрос: «Изменилась ли она за время их отношений?» Даша говорит, что определённые корректировки в характере появились. Пусть на ней до сих пор те розовые очки, сквозь которые смотрит своим нежным взглядом на всех, потому что считает, что не бывает плохих людей, но её выбор и действия говорят сами за себя.

Как говорит Рогова: «Безбожно влюблённая, натянувшая свои ужасные розовые очки. Подожди, милочка, скоро тебе придётся испытать на себе всю горечь семейной жизни».

Сеня искренне не понимала, в чём смысл брошенной фразы. Она с удовольствием поднималась раньше Кирилла и готовила завтрак, чтобы после вместе отправиться в университет. Или же, он будил её и заставлял выпить с ним горячий шоколад, пока он не уехал. Когда Панова не покидала дом Дубровских месяц, рискнула и постирала вещи, а также помогла Наталье Андреевне с уборкой по дому.

Ей нравилось абсолютно всё, что связано с Кириллом.

Она ничего не страшилась. Охотно лезла на рожон, чтобы ощутить прелести взрослой жизни и не разочароваться в правильности выбора. Ей нетрудно было подняться в субботнее утро, чтобы заняться приборкой, а позже готовкой еды. Тем более, что все Дубровские с желанием поглощали приготовленную пищу.

Наталья Андреевна даже высказалась с благодарностью, что наконец-то может позволить себе поспать на пару часов подольше.

Она не видела изменений, но чувствовала их внутри. Появилась некая ответственность за то, что происходит между ней и Кириллом. Эти отношения даже не носили официального ярлыка, но обоим было понятно, что происходящее между ними нельзя трактовать иначе.

Они не убегали от созданных или появившихся проблем. Обижались друг на друга, ругались и даже сквернословили, но всё равно спали в одной постели, прижавшись друг к другу. Им не так тяжело находить компромисс, учитывая, что Сеня быстро отходит от ссоры и начинает ластиться, как кошечка. В такие моменты Дубровский проявляет небывалую стойкость и награждает свою малышку строгим взглядом, но потом всё равно прижимает к себе и целует в макушку.

Кирилл идёт на уступки, но только в тех случаях, когда действительно считает себя виноватым. Такое случается крайне редко, поэтому наблюдать, как он извиняется и пытается успокоить Сеню, достаточно забавно. В частности, Панова быстро сдаётся, но не перестаёт бубнеть о том, что рано или поздно это обернётся слишком долгой обидой, если он ещё раз вытворит нечто похожее.

Они ссорились не много и не мало. Когда нарушался баланс отношений, скорее бежали к своим друзьям, чтобы развеяться и перестать друг на друга злиться. Всё равно были вместе и никогда (никогда!) не говорили о том, как тяжело друг с другом.

Лучше быть вместе и терпеть неудачи вдвоём, нежели быть порознь и страдать.

Сеня склоняет голову набок, нежно улыбаясь. Смотрит на своего мужчину восхищённым взглядом, вспоминая, что сегодняшнее утро было одним из самых прекрасных. Кирилл разбудил её лёгкими поцелуями в бедро и поглаживанием промежности сквозь трусики. Она возбудилась, не открывая глаз и стараясь вернуться в сон, потому что знала, что ей к третьей паре, а ему к первой.

Когда Кирилл возбудил настолько, что сон стал спадать на нет, всё равно держала глаза закрытыми. Когда он отодвинул трусики, нашёптывая на ухо грязные непристойности, пристраиваясь бёдрами меж разведённых ног, Сеня даже не старалась сдерживать хриплые стоны, пока кружил вокруг неё. Задохнулась от ощущений, когда скользнул в неё одним медленным толчком.

Глаза приоткрылись, натыкаясь на тёплый, потемневший зелёный взгляд. Кирилл переплёл их пальцы, поднимая руки девушки и опуская по обе стороны от головы. Ленивый утренний секс, наделённый теплом и комфортом, нельзя было назвать просто «сексом» или «трахом». Это было что-то большее.

Они не целовались. Просто смотрели друг на друга. Кирилл был крайне мелодичен, установив медленный ритм, которого не было слишком давно. Они привыкли наслаждаться и отдаваться процессу со всей страстью, а сейчас было нечто другое. Другое, что на минуту обожгло обоих.

Однажды Есения спросила у Кирилла: «Ты когда-нибудь занимался любовью?» Он честно и искренне ответил, что нет. Признался, что не видит разницы, потому что: «Это же обычный секс, только более нежный».

Ей не показалось.

Он почувствовал эту разницу сегодняшним утром, когда медленно входил в тугое и влажное лоно. Кирилл ощутил эту разницу в полном объёме. Смотрел таким любовным взглядом, что у самого кружилась голова. Она прикрывала глаза, наслаждаясь чувственным ритмом, который создался неосознанно.

Ему просто хотелось, чтобы это было так.

Их тела, взгляды, руки, ноги — всё переплеталось, образовывая нерушимую связь, которая связала их слишком крепко, переплетая не только физические оболочки, но и души.

Кирилл видел разницу. Он любил её тело и душу со всей смесью чувств, которую только мог испытать. Ему нравилось заниматься любовью с ней. Это было слишком хорошо. Даже лучше горячего и страстного секса.

Когда он закончил, Сеня прижалась к его груди и тихо всхлипнула, потому что на неё обрушилась жгучая волна чувств, которая не прошла бесследно. По щекам скатились слёзы, пока в голове крутилась фраза: «Боже, как я люблю его. До невозможности».

Кирилл уехал, а она больше не смогла уснуть, прокручивая в голове раз за разом его нежность и горящий чувствами взгляд.

— Как посидели? — интересуется Кирилл, вырывая Сеню из приятных воспоминаний.

— Хорошо. Я выпила немного вина. Сегодня, конечно, только среда, но ты сам понимаешь, что у меня был важный зачёт, и мы отметили его, — она хихикает, слегка поёрзав.

— Шалунья, — губы растягиваются в улыбке.

— Знаешь, сейчас, когда во мне немного повышен градус, я хотела бы кое о чём поговорить, — Панова становится слишком серьёзной, и это совсем не нравится Кириллу. Он тут же напрягается и внимательно смотрит на малышку. — Когда ты собираешься сказать мне, что уезжаешь на год по работе?

Он теряет дар речи, бестолково моргая. Не может сказать ни слова и настолько сильно ошеломлён фразой, что позволяет ей подняться с колен и начать расстёгивать джинсы. Сеня переодевается в домашнюю одежду в тишине. Её это порядком раздражает, и она фыркает:

— Ты долго будешь молчать?

— Откуда ты знаешь? — сипит Кирилл, смотря на неё.

— Вообще-то, я первая задала вопрос.

— Сеня, — глаза и голос становятся строгими.

— Кирилл, я знаю об этом ещё с конца февраля! Чёрт возьми, перед тем, как предложить тебе эту работу, твой отец поговорил со мной и спросил, не буду ли я против перевестись в более престижный и хороший университет. И этот универ находится как раз там, куда он отправляет тебя работать! — она зло выдыхает. — А ты всё молчишь и молчишь. У тебя что, кишка тонка сказать о том, что ты уезжаешь?

Он шумно сглатывает и качает головой.

— Нет, просто ждал подходящего момента.

— Подходящий момент — это тогда, когда ты уже одной ногой там, а второй тут? — усмехается, заплетая волосы в пучок. — Я что, зря подала туда документы?

Кирилл моргает. Раз, второй. Резко встаёт. Шаг. Второй. Хватает Панову за руку, поворачивая к себе лицом, и, сощурившись, тихо произносит:

— Ты... что?

Она с опаской таращится на крепкую хватку и, выгнув бровь, недовольно объясняет.

— Технически, я уже числюсь в списках второкурсников университета, в который мне придётся перевестись из-за твоей работы.

— Ты с ума сошла? — шипит Кирилл.

— Да! — она резко вырывает руки из его хватки. — Да, потому что не верю в эту хрень на расстоянии. И не стану тратить кучу нервов, думая о том, с кем ты и где ты, ясно тебе? Если что, нервные клетки не восстанавливаются. И вообще, почему ты не рад? Уже думаешь о соблазнительных и загорелых цыпочках? В Севастополе их навалом.

— Дура, — просто выдыхает Кирилл, зарываясь рукой в волосы. — Панова, да у меня элементарно член не встанет на соблазнительную и загорелую цыпочку из Севастополя, понимаешь? Зачем ты сразу говоришь о каких-то бабах? Я просто волновался, что это расстроит тебя! Как сказать тебе об этом и не вызвать разочарование? Мы только начали, а меня уже отправляют за сотни километров. Ну, блять, подумай головой, я пытался найти вариант съехать с этой темы, чтобы остаться тут и посмотреть, к чему это всё приведёт, — машет ладонью на неё, потом на себя. — Думаешь, мне в радость было целый месяц ходить и знать, что летом придётся уехать, оставить тебя?

— Логично было бы подумать, что наши родители не могут нас разлучить. Они же не слепые, Кирилл! Видят, что мы не можем друг без друга. Твоя реакция, конечно, совсем не такая, какую я себе представляла. Думала, что ты обрадуешься.

— Блять, я рад, Панова, рад! — кричит Дубровский. — Я просто в замешательстве оттого, какие схемы проворачивает отец за моей спиной! И я просто в ахуе, ты просто взяла и согласилась на переезд!

— Согласилась, потому что это ты. И я хочу идти за тобой, — мягко отзывается Сеня. — Не хочу находиться вдали и сгорать от неприятных мыслей. Тем более, я только первый курс закончила. Не думаю, что программа сильно отличается.

— Господи.

Кирилл резко делает шаг, обнимая девушку и прижимая к себе. Склоняет голову, оставляя лёгкий поцелуй.

— Прости, что не сказал раньше. Боялся, ты не поймёшь. Я совсем не хочу оставлять тут одну.

— А я не хочу отпускать одного, — признаётся Сеня, но не замечает, как на губах Кирилла расцветает удовлетворённая улыбка.

Сложилось всё именно так, как не предполагал. Исключительно на хорошей ноте.

Он обязательно поговорит с отцом и даже позволит себе немного позлиться за то, что крутил схемы за его спиной вместе с Сеней.

Чувствует себя трусом и слабаком, но не менее удивлён тому, насколько напористой оказалась Есения. Он не ожидал такой подачи, но не может нарадоваться тому, что им не придётся расставаться. Не придётся быть вдали друг от друга.

Он думает о том, что не сможет полюбить никого так сильно, как её.

Просто не сможет.

Не захочет.

Никогда.

Ни за что.

Она нужна ему не только для удовлетворения, но и для чего-то, что имеет определённый статус. Наверное, это что-то заштампованное, увековеченное на долгие-долгие годы.

Панова ему нужна также сильно, как воздух.

Она питает и подпитывает его правильными и нужными полезными свойствами, которые заставляют не разочаровываться. Побуждает совершать то, о чём раньше не задумывался. Приносит в жизнь яркую краску и улучшает во всех жизненных аспектах.

Он чувствует это. Чувствует, как она сильно любит его, но доказывает это не словами, а действиями. Иначе, как можно расценить безбашенный поступок с поступлением в университет в другом городе? И как можно расценить тёплый карий взгляд, которым встречает и провожает? Широкие и искренние улыбки? Нежные и ласковые касания?

Что это всё, чёрт возьми?

Что это, если не любовь?

Это та самая глубоко проникающая, засасывающая в дерби неизвестных и жгучих эмоций, любовь.