Поваренная книга Танит

Наверное, вопрос «что надеть» мучил женщин во все времена. Даже тех, у кого было одно-единственное платье. Только звучал немного иначе: «надеть или не надеть?». Что уж говорить обо мне, несчастной. Разложила на кровати аж целых два выходных платья и теперь вяло размышляю: плюнуть на все и прикинуться больной?

Причин для моих мучений тоже было две. Вернее, двое. Ласло и Кенджиро.

Пока предновогодняя столица кипела, шумела и бурлила, я лихорадочно готовилась к финальным экзаменам, подбирала хвосты и писала шпаргалки. За каждую найденную «шпору» грозились понизить балл, за каждую ненайденную – повысить. Я решила не нахальничать. Ограничилась спряжением неправильных глаголов, которые филигранно вписала красным карандашом в узор на пестрых салфетках. Конечно же, салфетки в итоге забыла дома. Но труд мой даром не пропал, красные буквы стояли перед глазами, как живые, и я еще потом приставала к экзаменатору с вопросом, можно ли считать, что я протащила шпаргалку в голове. «Да благословенна будет жена, сумевшая разродиться такой изысканной фразой на языке Пророка нашего, не совершив больше двух-трех ошибок в произношении», – меланхолично сказал экзаменатор, пожилой фарри с печатью мировой скорби на челе, и добавил полбалла. Тот еще зануда и буквоед, гонял меня по всей грамматике, как лисицу на псовой охоте, я аж вспотела, хотя денек был отнюдь не жаркий.

Ах да, Ласло и Кенджиро, я помню.

Первый месяц весны был в самом разгаре, когда мой драгоценный куратор поздравил меня с успешной сдачей экзаменов. Правда, так и не раскрыл страшной тайны: какой был установлен проходной балл. И был ли он вообще. У меня было стойкое подозрение, что таверну свою я получила бы в любом случае. Но я старалась так, будто держала вступительные экзамены в Королевскую академию.

– Простите, дорогая Танит, что не дали вам отдохнуть даже в праздники, – сказал он с непривычной заботливостью. – Надо торопиться, к лету вы уже должны принимать первых постояльцев. Чуть больше двух месяцев на ремонт и обустройство. Дом подходящий уже подыскали, пока ведутся переговоры о покупке, вы можете немного расслабиться.

– Это приглашение? – я подмигнула, и он рассмеялся.

– В каком-то роде. Для вас с Кенджиро заказан столик и комната в «Альгамбре», на послезавтра. Форма одежды – парадная. Отпразднуйте, хм, освобождение из кабалы. Вот это вам на расходы, – Ласло протянул сафьяновый мешочек с золотым шнурком.

Я заулыбалась широко:

– Разврат и пьянка? Предложение, подкупающее своей новизной.

– У меня будет только одна небольшая просьба, – добавил Ласло будто невзначай. – Там внутри, помимо серебра, есть небольшой амулет. Вам нужно будет, хм, положить его в сумочку и взять с собой. Показывать, а тем паче передавать его никому нельзя.

Радость моя несколько померкла. Стало ясно, что вот только ради этого Ласло со мной и встретился. То есть поход в один из лучших трианесских домов свиданий задуман исключительно ради дела! Но потом я подумала: черт, если все мои поручения будут обставлены так же, жаловаться не на что! – и повеселела.

Инструктаж Ласло был предельно краток:

– Где-нибудь в середине вечера пойдете танцевать, а сумочку оставите на спинке кресла. Достаточно, хм, получаса. Амулет заберут, так что вы даже не заметите. Нарочно следить ни в коем случае не следует, в этом случае передача сорвется.

– Надеюсь, кошелек они заодно не прихватят, – ядовито заметила я.

– Побойтесь бога, дорогая Танит. «Альгамбра» – приличное заведение, со своей охраной. Воров там, хм, не жалуют.

Вот тут бы мне и заподозрить неладное. Да нет, куда уж там. Никакой тревожный звоночек не прозвенел, даже когда старый лис добавил:

– Будьте добры, постарайтесь не привлекать к себе излишнего внимания. Разумеется, я не прошу вас, хм, красться с черного хода, прикрываясь рукавом. Но лучше будет, если вечер обойдется без эксцессов. Ваша репутация должна быть чистой, как слеза монашки.

Если выполнять пожелания Ласло буквально, то следовало надеть черное бархатное платье. Классическое, строгое и вполне пристойное, даже монашке подойдет. Подумаешь, разрез почти до бедра. Пока не сядешь, в глаза не бросается. Зато как соблазнительно выглядывает край чулка: у мужиков просто пар из ушей валит от такого зрелища!

Однако степняк мой к модным изыскам практически равнодушен. Чтобы его поразить, надо что-то посущественней, чем черные кружавчики. Декольте, например, поглубже и порискованней, вот как на втором, из алого шелка, расшитого драконами и фениксами. И подол едва колени прикрывает. Не платье, а красная тряпка для быка. На мужчин действует убойно. Как бы не начали приставать, инциденты мне и вправду ни к чему. Тут я вспомнила, кто меня будет ждать за столиком в «Альгамбре», и захихикала. Посмотрела бы я на того мужика, кто при живом Кенджиро наберется наглости ко мне пристать.

Решено. Красное и только красное.

Уже одевшись, я сообразила, что в моем коварном замысле есть один серьезный пробел. Не лето, чай, для шелковых тряпок. Это в Арислане или на родине моей оделся и пошел; а тут все ж надо какой-никакой плащик накинуть, хотя бы до экипажа добежать. А то приду посиневшая и в пупырышках.

Выбор у меня был, прямо скажем, небогат. Зимний шерстяной плащ... или зимний шерстяной плащ. Или вот еще зимний шерстяной плащ. Я же в нем запарюсь, черт побери!

Выручила меня хозяйка. Окинула меня скептическим взором, готовую к выходу, поманила пальцем:

– Дочка, вон там в прихожей шубка висит, надень-ка.

Несмотря на преклонный возраст, тетушка Нянмэй была записная модница. Бездна вкуса и куча свободного времени, чтобы ходить по лавкам. Так что я порой локти кусала, глядя на ее костюмчики и ботиночки. А про шубку и говорить нечего. Легкая, белая, подбитая соболем – загляденье. Правда, на мне застежки не сошлись, но ее и нужно было носить распахнутой, чтобы не прятать моих драконов и фениксов.

Кенджиро был сражен наповал. О, я знаю этот взгляд мужчины: завороженный, без слов, сверху вниз, снизу вверх. Впрочем, я тоже ошалела, глядя на распущенные черные волосы и смуглую грудь в расстегнутом вороте рубашки. Он склонился к моей руке, но не для приличного куртуазного поцелуя; нет, этот степной демон прижался бархатными губами к ладони. И подкрепил поцелуй языком.

Кажется, здесь слишком жарко даже для шелковых тряпок. Или рядом камин, а я не заметила? Или я давно уже втюхалась по уши, просто стесняюсь себе признаться?

– Волосы убрать, рубашку застегнуть, – сказала я ему на ухо. – А то я слюной захлебнусь.

Он сделал, как я просила. Улыбнувшись при этом, как только он один умеет: куча смыслов, понятных без слов, и большинство – непристойные.

Фирменный стиль «Альгамбры»: южная роскошь, мягкие подушки, запах благовоний, музыка с фарисскими переливами. Смешно, но в Арислане таверны и гостиницы никогда такими не бывают. Обычные полутемные и грязные забегаловки. Жизнь фарри проходит в собственном доме, в саду с фонтаном, на крыше, во внутреннем дворике. Вот там, наверное, роскошь, блеск и плеск, но своими глазами я не видела никогда. Ну, тут понежусь, на халяву-то.

Дурацкое изобретение – альковы, закрытые шторами, с широкими диванами и низким столом. Нет, я понимаю, дом свиданий, но всему ж есть предел. Руки мои тянулись не к тарелке, а к кожаным штанам Кенджиро. Чтобы как-то отвлечься, приходилось прихлебывать вина. Про поручение Ласло я все-таки не забыла и часа через полтора утащила Кенджиро танцевать. Скрепя сердце, потому что не мое это – медленные парные танцы, да у всех на виду.

– Не пей много, – шепнул он, прижимая меня к себе.

– Это еще почему? Гулять так гулять! Мы отдыхаем или где?

– Или где.

– Да ну тебя, дело пустяковое. Ласло, кстати, не говорил, что ты в курсе.

На наш столик я нарочно не смотрела, однако успела краем глаза уловить шевеление занавесок, и сумочка моя будто качнулась на ремешке. А может, сквозняк банальный?

– Я не в курсе. Просто знаю их методы, – у него был такой вид, будто комплименты нашептывал. – Не нервничай. Но много не пей.

Я попыталась изобразить светскую улыбку, но получилось плохо.

– Раньше не мог сказать?

– А смысл?

Верно. Какой смысл заранее похабить вечер. Наверняка найдется тот, кто его испохабит. Ой, не к добру Ласло помянул про «эксцессы». Что это будет? Пьяный скандалист? Фальшивое серебро в мешочке? Попытка совращения? Пожалуй, последнее сойдет. Прочие перспективы, мягко говоря, не привлекали.

Лучший способ вызвать панику – сказать: «Без паники!» Так что я себе места не находила, когда мы вернулись в альков. Успела еще сказать:

– Пойдем наверх, а? И запремся до утра.

Но было уже поздно. К нашему столику шли два охранника.

Пальцы Кенджиро сомкнулись на горлышке бутылки, будто он собирался налить мне вина.

– Без эксцессов! – сквозь зубы бросила я.

Хотят проверить, как я решаю проблемы? Я им такое устрою, сами не обрадуются. Ну, давай, подходи под раздачу.

– Сударыня, сударь, простите, придется вас побеспокоить, – сказал один, молодой крепкий парень с вьющимися кудрями. Второй, постарше, молча задернул занавески.

Не понравилось мне, как он это сказал. Без особого сожаления. Оскорбленное достоинство мне даже не пришлось разыгрывать. Я холодно осведомилась:

– В чем дело?

– Позвольте вашу сумочку.

– Вы с ума сошли? По какому праву?

Ей-богу, я не чувствовала ничего, кроме злости. Амулет уже забрали, беспокоиться не о чем, а наркоту невинной жертве подбрасывают только в криминальных романах. Какого черта мне помешали наслаждаться заслуженным отдыхом?

– Сударыня, вы предпочитаете иметь дело с городской стражей?

Я чуть было не ляпнула: «Зовите стражу, повеселимся!» – и прикусила язык. Что там Ласло говорил про репутацию?

Кенджиро многозначительно посмотрел на меня. Намекает, что с обоими справится? Верю, но нет ничего более подходящего под определение «эксцесса», чем свалка в модном столичном заведении.

В конце концов, что я теряю? Взяла сумочку и широким жестом опрокинула на стол.

И похолодела. Потому что амулет все еще был там. Проклятая серебряная штуковина, круглая пластина с узором в виде дерева и зелеными камешками в виде листьев.

Молодой охранник засиял, будто увидел ключ от райских врат. Протянул руку, но тут же ее отдернул, взял салфетку и завернул амулет в нее. Ах да, штатные маги в городской страже могут определить, кто касался улики.

В животе скрутило, как во сне, когда падаешь в пропасть. Вот она, пропасть, прямо передо мной. Спросят меня: что это за амулет и где я его взяла – и что я отвечу? На улице нашла? Твою-то мать...

– Ну-ка положите на место! – начала я, но молодой охранник меня прервал, неприятно ухмыляясь.

– Не фиглярничайте, дамочка. Это Ясень Аранрод, в прошлом месяце украденный из Фаннешту.

– А сейчас вы оба тихо, спокойно, без суеты пройдете с нами, – сказал второй. – Без наручников. Ни к чему привлекать внимание, верно? А если вы думаете, что сможете сбежать, то я вам скажу: на окнах решетки, а вон там еще трое наших. Так что живенько расплатитесь и шагайте наверх. А мы за вами.

Лицо у меня запылало от стыда и гнева. Я сгребла вещи в сумку, кинула пригоршню серебра на стол и зашагала под руку с Кенджиро к лестнице на второй этаж. Но мысль моя кипела, как масло на раскаленной сковородке. «На втором этаже нет решеток. Или есть? Или нет?» Пожалеешь, что не провела заранее, как это называется, рекогносцировку на местности. Но кто ж знал? Кто, черт возьми, знал?

Нет, не должно быть решеток. Кому нужна комната с решетками? Это же не бордель для извращенцев. Так что, может быть, придется еще скакать по крышам.

Я с этого Ласло кожу сдеру и амулетов наделаю!

Комнатка была миленькая, с огромной кроватью под пошлым леопардовым пледом. Может быть, та самая, которую заказали для нас с Кенджиро. Честное слово, при других обстоятельствах мне бы очень понравилось, как он смотрелся на этом пледе, пристегнутый за обе руки к спинке кровати. Но был не тот случай. Все, о чем я могла думать – как бы половчее изнасиловать мозги молодому охраннику. Старший, приковав Кенджиро, вышел. Якобы звать городскую стражу.

– Ты пожалеешь, парень. Очень пожалеешь, – сказала я как можно более нагло, развалившись на стуле. – Не можешь копию от подделки отличить? Мне эту штуку друг привез из Фаннешту. Там такие на каждом углу продаются.

– Вот что друг привез из Фаннешту – верю. Не сами ж вы сняли охранные заклинания первого уровня! Что еще расскажете, дамочка? Торопитесь, пока стража не прибыла. Они вас по-другому допрашивать будут.

– Слушай, ты! – я начинала закипать уже непритворно. Да будь я взаправду воровка, меня б все равно взбесило подобное обращение. – Денег, что ли, пытаешься стрясти? Так не стесняйся, скажи, у меня еще много.

– За Ясень Аранрод, между прочим, награда назначена. Десять тысяч золотых. Нужны мне ваши деньги, как собаке пятая нога, – ухмыльнулся охранник. – Подкуп должностного лица при исполнении?

– Ах вот почему городская стража не торопится. С ними ж еще делиться придется!

Парень вздрогнул. Надо же, попала пальцем в небо!

Стражу звать «Альгамбре» тоже невыгодно. По крайней мере, пока гостей в зале много. Зачем расписываться в том, что собственная охрана заведения не может решить проблему...

– Ну что, может, договоримся? – я поставила локти на стол и навалилась грудью на край, чтобы мое декольте предстало во всей красе.

Мой визави скосил туда глаза и отвел их с заметным усилием. Это меня согрело – в кои-то веки при живом степняке кто-то заглядывается на меня! Я посмотрела на охранника другими глазами. Не красавец, конечно. Но с пивом сойдет, как говорят у нас в Кеннесоу. Плечистый такой, ноги длинные, как я люблю. Я скосила глаза на Кенджиро, и этот негодяй еле заметно кивнул! Дескать, валяй, поддерживаю!

Фигушки. Вот так, в роли пойманной воровки, за какой-то вшивый амулет собой расплачиваться? Ищите дурочку. Я не в бардак нанялась, между прочим, а в государственную контору. Хотя бардак тот еще, конечно...

Сердце застучало в груди, будто чайная ложка в стакане. Обошла стол. Склонилась к охраннику, теребя вырез платья. Сказала сладко:

– Нам ведь обоим не нужны неприятности, правда?

И недрогнувшей рукой рванула ткань. Хорошо, что надела именно шелк. Поди-ка порви бархат до пояса.

Глаза у охранника стали круглые, как блюдца.

– Эй, ты что?.. – вскочив, начал он – и нарвался на мою подсечку. Неуклюже, но эффективно.

Следующим движением я вцепилась ногтями ему в лицо. Вот тут он заорал нецензурное и принялся отдирать меня от себя, пытаясь встать. А я не давала.

Когда второй охранник вошел, мы так и барахтались на полу: потные, растрепанные, у меня платье порвано, у него рубашка расстегнулась, на щеке – кровавые царапины. Без комментариев, как говорится.

– Подонок, сволочь, пусти! – завопила я для пущего эффекта.

– Она сама! Она, это... того... – попытался оправдаться охранник и замолчал, поняв, что выглядит, как последний придурок.

Дальнейшее помню смутно. В крови моей играло то бешеное и злое возбуждение, которое всегда просыпается в минуту опасности. Например, когда лезешь на чердак, чтобы спрыгнуть с крыши. Когда отталкиваешь от берега лодку и правишь в надвигающийся шторм. Когда говоришь матери: «Я уже не ребенок, чтобы ты распоряжалась моей жизнью!» Я орала, ругалась, требовала стражу, грозилась подать в суд, настучать в газету – словом, подняла такой шум, что до охранников наконец дошло: обстряпать дельце тихо-мирно не удастся. Когда появился управляющий, я безутешно рыдала на плече Кенджиро, завернутая в его рубашку, и выглядела как классическая жертва изнасилования.

Управляющий первый делом потребовал показать ему камень преткновения, то бишь амулет, повертел его в руках, побагровел просто на глазах и зашипел на охранников:

– Вот тут, на ребре, надпись: «Сделано в мастерской Ранди». Кретины! Оба уволены!

– Шеф, но мой источник... Описание совпадало... – заблеял молодой. Вот человек, никогда не может промолчать. Старший охранник развернулся и от души врезал ему по зубам. Жаль только, я не успела услышать животрепещущих подробностей, кто же меня все-таки сдал.

Я перестала на каждом всхлипе грозиться судом, только когда управляющий улестил меня по полной программе. Нам вернули деньги за ужин, вручили коробку сладостей, бутылку дорогущего вина, отрез не менее дорогущего огненного шелка, выдали билетик на бесплатное посещение «Альгамбры» – как если бы я захотела еще хоть раз переступить ее порог! – и подали экипаж. Только что красную ковровую дорожку не расстелили.

Нас накрыло со страшной силой прямо в экипаже, не успели даже на квартал отъехать. Задернули шторки и предались разврату прямо на сиденье, благо оно широкое. Платье мое окончательно превратилось в тряпку, но бывает, знаете ли, такой секс, ради которого самой дорогой и любимой тряпки не жалко. Редко, но бывает. А я-то думала, что уже все в жизни испытала.

– Кажется, я люблю свою работу, – шепнула я, удовлетворенно жмурясь.

Спала я в эту ночь очень хорошо.

На следующий день в домик тетушки Нянмэй заявился – кто бы вы думали? Ласло собственной персоной. Под мышкой он держал красный сверток. Открыв ему, я остолбенела. Так надолго, что он успел войти, притворить дверь и протянуть сверток мне со словами:

– Дорогая Танит, примите мои извинения за вчерашнее. Вот, платье точно такое же. Оно вам очень идет!

Клянусь, моя рука сама взлетела и залепила ему пощечину. Он сумел бы уклониться, если б хотел. Точняк, сумел бы. Но не стал. Только вздохнул, потирая щеку, и сказал грустно:

– Думаю, я заслужил. Что ж, спасибо, что не сковородкой.

Я ахнула:

– Вы и про это знаете?

Через полчаса и две чашки кофе я немного успокоилась, перестала бегать по кухне, изощряться в остроумии и перебивать Ласло через каждое слово. И потребовала:

– Объясните же, наконец, зачем вам это понадобилось!

– Слышали такое выражение – разведка боем?

Ласло смотрел серьезно, и в глазах его была все та же грусть. Да, наверное, грустно бросать щенка в воду и смотреть: выплывет ли?

– Я расскажу вам одну историю, и вы сами поймете. У меня был один, хм, подопечный. Очень многообещающий молодой человек. Блестящий, я бы даже сказал. По-моему, никто не показывал лучших результатов на экзаменах. Все ему, знаете ли, удавалось. Просто на удивление. Все думали, что вот это, хм, последнее испытание станет простой формальностью. Банальная уличная драка, он попадает в городскую стражу – и вдруг четко и ясно, без малейшей заминки, с эдаким даже высокомерием начинает рассказывать стражникам, кто он и откуда. Вероятно, считал, что перед ним немедленно извинятся за ошибку и отпустят.

– Понятно. Как он умер?

– Что вы, дорогая Танит. Он жив и здоров. Живет сейчас где-то на севере Белг Мейтарн, в горах. Уверен, что выполняет важнейшую миссию под прикрытием. Шлет донесения. Мы их даже читаем.

Задумчивая, я проводила Ласло и вернулась в постель к Кенджиро. Этот лентяй раньше обеда никогда по собственной воле не вставал. И теперь даже глаз не открыл, только пригреб меня к себе и уткнулся в шею.

Я лежала и думала: наверное, так и должно выглядеть последнее испытание. Довести до предела, до грани, до точки кипения. Это было нужно не только для них, но и для меня: узнать, на что я способна, чего могу и чего не могу. Есть все основания гордиться собой и смотреть в будущее с оптимизмом.

Но кое-что все-таки засело в моем сознании, как заноза.

На амулете, что я принесла в «Альгамбру», никакой надписи не было.

Что ж, некоторые блюда нельзя доводить до кипения. Некоторых вещей лучше не знать.