Глава 4. Больше, чем унижение
Для Хартлей Вайт ещё никогда прежде дни не тянулись так медленно. Все представления о беззаботной жизни в богатом доме рухнули с того момента, как порог Крендерфорд-Хауса переступила нога миссис Бишэм, требования которой Хартли приходилось безропотно выполнять. Теперь прежде просторный особняк казался ей удушающе тесным, и эта теснота невыносимо давила на неё: теперь Хартлей редко покидала пределы комнаты, больше не имея возможности свободно разгуливать там, где ей вздумается. Единственным исключением из правил были часовые прогулки на улице в сопровождении гувернантки, постоянное присутствие которой действовало на девочку весьма угнетающе.
Уроки вышивания, пения и игры на фортепиано казались Хартлей утомительно длинными и скучными, но мадам Бишэм не терпела возражений, и девочка это знала: головная боль и нытье в пальцах не было причиной для того, чтобы прекратить занятия. К тому же едва сдерживаемые слёзы и болезненный вид воспитанницы только раззадоривали гувернантку: колкости и едкие замечания то и дело сыпались в адрес Хартли. Негодование и возмущение, терзавшее девочку изнутри, вызывали желание сделать всё в точности наоборот, которое тут же пресекалось в корне мыслью о том, что это невозможно, сменяясь чувством апатии и подавленности.
— Была бы моя воля, я бы лично отрезала ваши космы ножницами, — злобно прошипела миссис Бишэм, торопливо расчесывая рыжие волосы Хартлей. — Скажите ещё, мисс Клементайн, что вы опять забыли заплести их на ночь. Они опять спутались!
— Я заплетала их, лента просто распустилась...
— Неопрятная рыжая девчонка, — сквозь зубы процедила гувернантка. — И почему я должна этим заниматься? Это работа горничной. У вас ведь есть личная горничная, почему она вас не причесала?
— Миссис Бёрджес причесывала меня, но... — бормотала Хартлей, бросая бесстрастный взгляд в окно. — Просто... я легла на кровать, и волосы слегка растрепались...
— Да как вы позволили себе лечь на кровать в дневном платье?! — строго отчеканила женщина, больно дёрнув девочку за волосы, отчего та взвизгнула от боли. — Больше не смейте так делать, иначе я накажу вас! Для юной леди непозволительно быть такой неряшливой.
Хартлей ничего не оставалось, как согласно кивнуть, сжимая зубы от бессильной злобы. Она всё ещё продолжала смотреть в окно, за которым крупными хлопьями шёл снег, покрывая мёрзлую землю белой пеленой. Этот день, казалось, ничем не отличался от предыдущих, но кое-что тревожило Хартли, переполняя волнениями её юный ум. Скука и тоска, одолевавшая её всё это время, сменились беспокойными мыслями о некой любопытной новости, услышать о которой ей довелось совершенно случайно.
— Через час я жду вас в комнате для занятий, — отрывистым голосом проговорила миссис Бишэм, направившись к выходу. — Надеюсь, вы выучили слова?
— Да, — тяжело вздохнув, ответила Хартлей.
— Выше нос, юная мисс. Вы ведь не желаете опозориться перед гостями, не так ли?
— Гостями? — заикнувшись, переспросила девочка. — Но... Разве...
— Хватит бормотать, — отрезала гувернантка. — У вас есть час, чтобы подготовиться и повторить слова. Если вы соизволите хоть раз запнуться, я накажу вас, это уж точно.
Покорно кивнув головой, Хартлей потянулась за небольшой книжкой, покоившейся на тумбе. Но стоило гувернантке покинуть пределы комнаты, как девочка тут же повернулась к двери, состроив недовольную гримасу, выражая этим раздражение и внутренний протест, который до этого момента ей приходилось тщательно скрывать.
* * *
В большом камине горело, приятно потрескивая, яркое оранжевое пламя, свет от которого, равномерно рассеиваясь, падал на дорогой восточный ковёр. Мистер Клементайн, откинувшись на спинку мягкого кресла и вальяжно закинув ногу на ногу, с упоением читал очередной выпуск газеты «Дейли ньюс». Ни на что не отвлекаясь, он выглядел абсолютно бесстрастным и невозмутимым, в то время как его жена, облачённая в бархатное платье цвета тёмной орхидеи, то и дело взволнованно поглядывала на бронзовые часы, нервно переминая пальцы рук.
— Джеймс, они ведь должны прибыть к полудню, — решившись нарушить сонную тишину, тревожным голосом промолвила Маргарет, бросая буравящий взгляд на мужа.
— Дорогая, не стоит так беспокоиться, — не отводя глаз от газеты, спокойным тоном ответил мистер Клементайн. — В конце концов, поезд мог опоздать, такое случается довольно часто.
— Наверное, ничто меня не может терзать так, как ожидание! — отдавшись во власть эмоций, Маргарет повысила тон, тем самым вызвав на лице мистера Клементайна едва заметную улыбку. Джеймс, казалось, был беспредельно рад за жену; за то, что после длительной разлуки она наконец-то увидит младшую сестру, но, вопреки этому, с его уст наверняка сорвались бы нотки едва сдерживаемого презрения, если бы в тот момент он начал говорить.
— Представляешь, последний раз я видела её, когда Николас был ещё совсем крохой, — уже более тихим голосом проговорила миссис Клементайн. — Я даже боюсь представить, как она изменилась с того времени. Двенадцать лет, Джеймс! Моя милая Сибилла, она так счастлива в этом браке!
— Конечно, кто же мог подумать, — двусмысленно улыбнувшись, изрёк мужчина, отложив газету в сторону. — Тогда я предполагал, что этот брак обречён. Однако должен признать, что моё мнение оказалось ложным.
— Видишь, даже тебе свойственно ошибаться, — высокомерно вздёрнув подбородок, заметила Маргарет.
— Но я никогда не ошибаюсь в людях. — Джеймс внезапно нахмурился. — Особенно в таких проходимцах, как этот иноверец по имени Десмонд Макэлрой. Одна лишь надежда на то, что его сын не унаследовал его черты, так присущие этим отвратительным ирландцам...
— Джеймс, ты теряешь чувство такта, — едва сдерживая нахлынувшую волну возмущения, проговорила Маргарет: возможно, она бы и согласилась с мистером Клементайном, если бы Десмонд не являлся мужем её сестры. — Между прочим, ирландец он лишь на половину. По крайней мере, это не помешало мистеру Макэлрою стать успешным адвокатом и, по моим сведениям, он не проиграл ещё ни одного дела.
— Я охотно в это верю, но... Это ничего не меняет. Он был, есть и будет оставаться ирландцем.
— Я больше не желаю дискутировать на эту тему, — тяжело выдохнув, промолвила женщина.
— Маргарет, ты ведь знаешь, что никакая личная неприязнь не сможет мне помешать следовать правилам хорошего тона, — резко сменив выражение лица, любезно подметил Джеймс. — И тем более мне будет весьма любопытно видеть повзрослевшего Николаса. Сколько ему, тринадцать?
— Пятнадцать. Как же быстро летит время... — сказала Маргарет, грустно поникнув взглядом: горькие воспоминания, которые она так тщательно хоронила в памяти на протяжении долгих лет, вдруг с новой силой нахлынули на неё. — Джорджи был бы примерно такого же возраста, если бы не...
— Не стоит ворошить прошлое, Маргарет. Его не вернешь, — твёрдо проговорил Джеймс, пытаясь унять в голосе дрожь: так или иначе, он больше не желал упоминать о том трагическом событии, которое однажды так больно ранило его в самую душу, поэтому решение сменить тему для разговора показалось ему более чем разумным. — Интересно, как там маленькая Хартли? Думаю, она будет в восторге от нового знакомства, которое хоть как-нибудь разнообразит её скучные дни. Маргарет, мне кажется, что гувернантка слишком строга с девочкой.
— Твоё предположение, Джеймс, является лишь обычным заблуждением, — сурово отчеканила миссис Клементайн. — Это всё только ради её собственного блага. Светские манеры и образование являются пропуском в высший свет, а она не обладает ни первым, ни вторым. И стоит заметить, что торопиться и представлять её чете Макэлрой — не слишком хорошая идея.
— Почему?
— Девочка может опозориться, — вскинув левую бровь, заметила Маргарет. — И выставить нас как опекунов не в самом лучшем свете.
— О нет, Маргарет, это всего лишь предрассудки! — широко улыбнувшись, воскликнул мужчина. — У Хартлей прекрасный голос, и будет чудесно, если она споёт нашим гостям. Думаю, Сибилле она понравится.
Миссис Клементайн, недовольно прищурив глаза, хотела было возразить, но не успела: на мгновение воцарившуюся тишину нарушили мерные, совершенно отчетливые шаги дворецкого.
— Чета Макэлрой прибыла и просит принять их, милорд.
— Наконец-то, — с облегчением промолвила Маргарет и, чуть придержав подол юбки, встала с кресла, чтобы вместе с мужем направиться к выходу навстречу долгожданным гостям.
* * *
Отложив книжку в сторону, Хартлей скучающим взглядом принялась рассматривать узоры на стенах. В эти минуты она совершенно не знала, чем скрасить своё одиночество, но тут кое-что заставило её спохватиться и броситься к окну: прильнув лицом к стеклу, Хартли устремила пытливый взор на словно ниоткуда взявшийся экипаж, запряжённый четверкой гнедых лошадей. Неужели это те самые почтенные гости, о которых упоминала мадам Бишэм? Сгорая от любопытства и напрочь забыв о предстоящем занятии с гувернанткой, девочка выскользнула из комнаты и, осторожно оглядываясь по сторонам, на цыпочках, словно кошка, направилась к парадной лестнице, что вела в холл на первом этаже. Проведя пальцами по лаковым перилам, Хартли, едва достигнув первой ступеньки, остановилась, с замиранием сердца уставившись на широкую входную дверь, которая вскоре распахнулась.
Сибилла Макэлрой была едва ли не копией своей старшей сестры: такая же изящная, немного эксцентричная, она жила по строгим законам и подчинялась глупым предрассудкам так же, как и Маргарет Клементайн. И даже в этот душещипательный момент, когда долгожданная встреча наконец-то состоялась, она, невзирая на бурлящие внутри эмоции, вместо того чтобы радушно броситься в объятия любимой родственницы, ограничилась лишь сдержанным приветствием, во всём следуя примеру остальных членов семейства Макэлрой.
Десмонд Макэлрой, высокий, очень представительный мужчина пятидесяти лет от роду, был старше своей супруги на целых шестнадцать лет. Происхождение из семьи мелких дворян и отсутствие почётного титула абсолютно не мешали ему производить впечатление истинного, достопочтенного джентльмена, обладающего безукоризненными манерами и проницательным, незаурядным умом. Именно благодаря своей осведомлённости, которую Десмонд успешно демонстрировал, берясь за деликатные поручения, непосредственно связанные с известными банкирами и чиновниками, ему удалось стать влиятельным адвокатом, сколотив на этом немалое состояние.
— Я безмерно рад наконец-то опять увидеться с вами, лорд Клементайн, — не без почтения произнёс мистер Макэлрой и тут же широко улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов.
Джеймс, не сказав ни слова, лишь сдержанно кивнул, в то время как Маргарет, обменявшись любезными улыбками с сестрой, заинтересованно посмотрела в сторону юноши в фетровом цилиндре, которого, казалось, совсем не волновало то, что происходило вокруг. Он, сам того не замечая, вплоть до настоящей минуты был единственным, кому удалось задержать на себе изучающий взгляд Хартли, продолжавшей неподвижно стоять у самого края лестницы. Любопытство, захлестнувшее её с головой, в тот час затмило рассудок: забыв о приличиях, она бесцеремонно продолжала глазеть на юнца до того момента, пока тот не поднял голову, устремив на неё едкий и, казалось, насмешливый взор. Лицо его было невозмутимым, но тем не менее в его напористом взгляде светло-янтарных глаз было что-то такое, что заставило Хартлей тут же пристыженно зажмуриться и отвернуться.
— О Николас, как же вы возмужали! — восхищённо вымолвила Маргарет, на что юноша отреагировал лишь сдержанной улыбкой. — Последний раз я видела вас совсем маленьким!
— Предлагаю пройти в гостиную, — сухо вымолвил мистер Клементайн. — Думаю, она более подходит для того, чтобы продолжить беседу в ожидании предстоящего ужина.
Тем временем Хартли, нервно сглотнув, поспешила спрятаться за ближайший угол: ощущение того, будто она совершила немыслимое преступление, внезапно окатило её холодной волной, оставляя после неприятный осадок внутри. Она уже хотела было уйти, как внезапно опешила, ощутив на себе пронзающий насквозь взгляд миссис Бишэм, которая, казалось, вот-вот вскипит от злости.
— Мисс Хартлей! Я ведь велела вам приготовиться к занятию! Неужто вы решили ослушаться меня и делать то, что вам заблагорассудится? — яростно прошипела она.
— Но, миссис Бишэм, я вышла всего лишь на пару минуточек... — посмела возразить Хартли, но тут же была перебита:
— Юной леди не пристало рыскать по дому в одиночку без разрешения и тем более так откровенно рассматривать гостей! Марш в комнату для занятий. Немедленно!
Мисс Клементайн, несмотря на охватившее её негодование, ничего не оставалось, как пойти вслед за гувернанткой. «И всё же, какой неприятный юноша», — подумала Хартлей, закрывая за собой тяжелую дверь комнаты для занятий.
Во время занятий минуты, как казалось, текли с особой медлительностью. В конце концов, Хартли довольно скоро удалось унять своё живое любопытство, и теперь она скучающе поглядывала на гувернантку, мыслями витая где-то в облаках и втайне ожидая того момента, когда она наконец-то освободится.
— Мисс, мне кажется, или вы меня не слушаете? — назидательный голос миссис Бишэм тут же заставил Хартли спуститься с неба на бренную землю.
— Да... Конечно слушаю, — словно очнувшись ото сна, ответила та.
— Ну и что же я только что сказала? Повторите!
— Ну... — Хартлей почувствовала, как в горле тут же засел глухой комок. — Вы только что прочли стишок.
— Стишок? Ах вы маленькая невежда! Это был один из сонетов Франческо Петрарки, юная леди, и вижу по вашему недоумевающему взгляду, что вы даже не поняли, о чём он. Скажу точнее, вы даже не удосужились его послушать, — отрывисто проговорила миссис Бишэм, взяв со стола деревянную линейку. — Протяните руки.
— Пожалуйста, миссис Бишэм, не надо, — дрожащим голосом промолвила Хартлей: ранее она не воспринимала слова гувернантки всерьёз, почему-то считая, что в этом доме её не станут наказывать. — Я обещаю, больше такого не будет, только прошу вас, не бейте.
— Это всего лишь обещания, мисс Клементайн! — рассержено воскликнула женщина. — Протяните руки! В ином случае я отправлю вас в чулан, этого ли вы желаете?
— Нет, — в голосе Хартли звучала обида, и она наверно бы даже расплакалась, если бы не внезапно открывшаяся дверь, в проёме которой показался пожилой дворецкий.
— Чета Клементайн желает видеть вас и юную мисс в комнате для гостей, — бесстрастно молвил он и, не дожидаясь ответа, тут же покинул комнату.
— Считайте, что вам несказанно повезло, мисс, — язвительно изрекла гувернантка и тут же направилась к выходу, велев обескураженной девочке следовать за ней.
До того момента, как они вошли в гостиную, там царила идиллическая, совсем непринуждённая атмосфера: удобно расположившись в креслах, леди и джентльмены вели светскую беседу, но стоило Хартлей переступить порог комнаты, как внутри тут же воцарилась мертвенная тишина. Эти чужие, переполненные любопытством взгляды, словно острые ножи, вонзились в юную мисс, отчего та сразу же потупила взгляд, пытаясь пресечь в себе нарастающее чувство необоснованной тревоги.
— Прошу, — учтиво обратился мистер Клементайн к гувернантке, плавным движением руки указав на белоснежный рояль.
— Станьте перед господами и не забывайте прямо держать подбородок, — обращаясь к девочке, едва слышно шепнула миссис Бишэм и, ни на что не отвлекаясь, поспешила исполнить желание лорда Клементайна.
Заняв место у рояля, гувернантка, не задумываясь, с лёгкостью взяла несколько минорных аккордов: к счастью Хартли, ей не составило особого труда узнать мелодию, под которую ей доводилось петь не один раз. Для того, чтобы унять приступ паники, ей пришлось закрыть глаза и на минуту погрузиться в себя: собравшись с мыслями, Хартлей наконец-то принялась петь.
Голос её был бесконечно хорош сам по себе — мелодичный и чистый, не по-детски чувственный; он лился, словно ручей кристально чистой воды, и, казалось, действовал подобно чарующей колыбельной. В этот раз Хартли, немного осмелев, принялась исподтишка разглядывать гостей, которые находились от неё всего в паре шагов. Ей показалось, что чета Макэлрой внешне совсем не подходит друг другу: их лица так же разнились, как и выражения на них. Миссис Макэлрой обладала пышными, тёмно-каштановыми волосами, которые особенно контрастировали со светлой бархатистой кожей её бледного, словно высеченного из мрамора, худощавого лица. Сибилла чем-то напоминала ей фарфоровую куклу: такая же хрупкая и изящная, она обладала изумительным взглядом бездонных синих глаз, но, увы, несмотря на всю свою красоту, они были совершенно пустыми и безэмоциональными. Мистер Макэлрой, невзирая на грубые черты лица и сильно выпирающие скулы, наоборот, обладал невероятно живым, добрым взором: казалось, он проникся пением и пришёл от этого в полный восторг. Так или иначе, Хартлей увидела в нём что-то беспредельно душевное, отчего ей хотелось петь ещё громче. Она даже на мгновение улыбнулась, но улыбка тут же сошла с лица юной мисс, стоило ей соприкоснуться взглядом с юношей, взиравшим на неё так снисходительно и так надменно, что Хартли в тот же час захотелось провалиться под землю. Густые каштановые волосы, ровный нос и объёмные губы делали его очень похожим на мать, но тем не менее у него были и отличительные черты: он обладал округлым, по-детски пухлым лицом, чем, собственно, напоминал Хартли холёного, упитанного кота. Но, в отличие от самого кота, этот юнец не вызывал ни радости, ни умиления: он, высокомерно изогнув бровь, продолжал смотреть на мисс оценивающе и в то же время с насмешкой, что не могло вызвать ничего, кроме отвратительного раздражения, которое змеёй сдавливало горло. В одно мгновение Хартлей поняла, что не может вспомнить слова: запнувшись, она бросила умоляющий взгляд на миссис Бишэм, которая продолжала играть.
— Замечательно, просто замечательно! — любезно воскликнул мистер Макэлрой, громко захлопав в ладоши и тем самым предотвратив чуть не случившийся конфуз, отчего девочка лишь облегчённо вздохнула. — Какой чудный, прелестный голос! Мы благодарим вас за ваше пение, юная леди. Вы ведь споёте нам завтра, не так ли? Мы с миссис Макэрлой будем очень рады послушать вас снова.
Хартлей ответила лишь согласным кивком и неловким книксеном, всем своим существом желая поскорей ретироваться из этой комнаты. Она была не на шутку испугана, и если бы не этот господин, наверняка бы миссис Бишэм её жестоко наказала.
— Благодарим вас за игру, миссис Бишэм, — Джеймс обратился к гувернантке, тем самым давая понять, что та может быть свободна.
— Я была только рада порадовать игрой вас и ваших гостей, — нарочито вежливо улыбнулась гувернантка и, встав из-за рояля, направилась к выходу, подозвав к себе весьма взволнованную Хартли. — Вы едва ли не снискали позора, — уже за дверью злобно прошипела она. — Сегодня никакой прогулки, мисс Клементайн: ступайте в библиотеку, сейчас же. До вечера вы должны выучить не менее двух сонетов из тех, которые я вам прочла сегодня. И если вы запнётесь хоть на одном слове — я выпорю вас, как пороли вас в Дарлингтоне, это вам понятно?
— Да, миссис Бишэм, — сквозь зубы процедила Хартли: так или иначе, глубоко в душе она радовалась, что наконец-то хоть на некоторое время останется одна.
* * *
Библиотека в Крендерфорд-Хаусе была просторной и уютной: Хартли, прежде чем заставить себя взяться за ненавистный сборник сонетов, успела вдоволь побродить между высокими стеллажами, рассматривая огромную коллекцию разнообразных книг, когда-то собранную лордом Клементайном. Удобно устроившись в обитом красным бархатом кресле, она наконец-то принялась за чтение. Длинные строки, такие скучные и неинтересные, совершенно не желали укрепляться в памяти, под давлением спонтанных мыслей то и дело выскальзывая из головы. Она бы давно уже швырнула эту книгу оземь и ушла прочь, если бы не непреодолимый страх перед миссис Бишэм: понимая, что второго шанса искупить перед ней вину уже не представится, Хартлей, недовольно нахмурившись, усердно повторяла слова снова и снова, каждый раз запинаясь и мысленно проклиная гувернантку.
— У тщетных грёз и тщетных мук во власти, мой голос прерывается подчас, за что прошу... За что прошу... Вот же чертячий стишок! — Хартли, не в силах больше совладать с нахлынувшим раздражением, громко захлопнула книгу и, едва успев поднять глаза, тут же дёрнулась от неожиданности.
— Это вы, юная мисс? Однако... Что же, не ожидал вас здесь увидеть.
Этот нарочито вежливый голос она слышала впервые, и он ей не понравился точно так же, как и надменный, буравящий насквозь смеющийся взгляд глаз цвета тёмной охры. Нервно сглотнув, Хартлей отвела взор в сторону, абсолютно забыв, как следует вести себя в подобной ситуации.
— Кстати, я Николас Макэрлой, — продолжил юноша, самодовольно усмехнувшись. — А вы, должно быть, Хартли?
— Да, Хартли. Хартли Клементайн, — выдавила девочка, принявшись теребить подол платья в надежде, что это был первый и последний вопрос.
— Чудная библиотека, не так ли? — осмотревшись по сторонам, промолвил Николас, вопросительно изогнув бровь. — Мистер Клементайн рассказал мне о книгах, хранящихся здесь. Вы представляете, некоторым из них больше ста лет!
— Да... Наверное, — пожав плечами, ответила Хартлей, потянувшись обратно за книгой в надежде, что если она изобразит погрузившуюся в чтение юную мисс, то этот юнец непременно оставит её в покое.
— Не желаю быть слишком навязчивым, но... Почему вас не было с нами на ужине?
Этот вопрос застал Хартли врасплох. Прежде она никогда не задумывалась, почему её до сих пор не пригласили трапезничать в кругу новоиспечённой семьи, и, соответственно, объяснений этому у неё не было.
— Я не знаю, мистер, — молвила она, уткнувшись носом в книгу.
— Хм, наверно, вас не было по той же причине, по которой вы находитесь здесь, не так ли? — и так едкий голос Николаса приобрёл ехидный оттенок.
— Я не слишком понимаю то, о чём идёт речь, — исподлобья взглянув на юношу, проговорила Хартлей.
— Речь идёт о том, что вы, мисс Хартлей, абсолютно лишены манер и не умеете держать себя в обществе, — ухмыльнулся Николас, плавным движением руки поправляя шейный платок.
— Это ещё почему?
Гнев закипал внутри Хартли, застилая разум и пытаясь вырваться наружу, но девочка всё же нашла в себе последние силы не поддаться влиянию резко охвативших её эмоций.
— Потому что благовоспитанная леди никогда не будет оставаться наедине с малознакомым мужчиной и тем более — пререкаться с ним, как это сейчас делаете вы. Вы даже не удосужились встать с кресла и изобразить книксен, который, между прочим, у вас выходит довольно нелепо. Где же ваши манеры?
— Что? — пренебрежительно усмехнулась Хартли, уже не в силах контролировать себя. — Это вы называете себя мужчиной? Вот мистер Клементайн — мужчина! Он большой, и у него есть усы. А где ваши усы? Покажите же мне их! И тогда, возможно, я признаю вас мужчиной и уйду, сделав самый почтительный книксен, который только существует в этом мире.
— Ах вы своенравная девчонка! — оторопев от такой внезапной дерзости, воскликнул юноша, в то время как Хартлей в душе ликовала, радуясь своей находчивости.
— И тем более, мистер Макэлрой, вы теперь мой кузен, не так ли?
— С каких это пор? — гневно сжимая пальцы в кулаки, прошипел Николас. — Вам не следует обольщаться, Хартлей, ибо то, что вас приютили в этой знатной семье, совсем не значит, что вас не могут отправить обратно в тот зверинец, в котором вы обитали до недавнего времени. — На лице юноши тут же всплыла надменная улыбка. — Между прочим, я начал есть за одним столом со взрослыми, будучи младше вас, потому что умел себя правильно вести, опять же, в отличие от вас. Вы — дикарка, Хартлей, которой свет не видывал, и в этом доме вам не место!
— Павлин! Заносчивый павлин, распускающий свой пышный хвост! — закричала Хартли, отбросив книгу в сторону и вонзив в Николаса разъярённый взгляд. — Кто вы без него? Я знаю, кто вы, мистер Макэлрой! Самый обыкновенный... Обыкновенный индюк, вот вы кто!
Николас, ничего не ответив, лишь с силой стиснул зубы. Его прежде бледные словно полотно щёки теперь пылали алым пламенем, сощурившиеся глаза горели от злости, а рот скривился в презрении. Он продолжал молчать, в то время как Хартли продолжала откровенно дерзить, давно забыв о приличиях и высокой морали.
— И если вы ещё хоть раз попытаетесь заговорить со мной, я выцарапаю вам глаза!
— Прекрати-и-и-ить!!!
Голос миссис Бишэм разразился словно гром среди ясного неба, тем самым положив конец воцарившимся в библиотеке визгливым детским воплям. Хартли ещё никогда прежде не видела гувернантку такой взбудораженной. В её глазах читались гнев и нескрываемое изумление: казалось, она была потрясена, и этот факт не предвещал ничего хорошего. С каждым звуком приближающихся быстрых шагов глаза юной мисс Клементайн округлялись всё больше: не мысля себя от испуга, она, казалось, начинала осознавать то, что натворила, но, увы, было уже слишком поздно.
— Немедленно прекратить этот балаган! — воскликнула миссис Бишэм, пожирая взглядом вжавшуюся в кресло Хартли. — Что здесь происходит?
Наступившая немая пауза тут же была перервана слегка подавленным голосом Николаса.
— Вы ведь её гувернантка, не так ли?
— Мистер, что эта девчонка вам наговорила? — Женщина выглядела уж слишком взволнованно.
— Это уже не столь важно, — сквозь зубы процедил юноша, повернувшись лицом к двери. — Я немедленно сообщу чете Клементайн, что вы не справляетесь со своими обязанностями.
— Она ещё слишком юна и не понимает... Я накажу её, мистер. Только, прошу вас, не нужно ничего говорить, — устремив на Николаса умоляющий взгляд, проговорила миссис Бишэм. — Я всё улажу.
— Но уж нет! — В глазах юнца проблеснули искорки едва сдерживаемого безумия: предчувствуя случай, которым нельзя было не воспользоваться, Николас лукаво прищурил глаза. — Как я могу вам верить?
— Уж поверьте...
— Наказывайте сейчас. Я должен знать, что она точно получила по заслугам за своё скверное поведение. — Молодой человек высокомерно вздёрнул подбородок. — А не то я поставлю в известность владельцев этого дома о том, что здесь произошло.
Гувернантка, тяжело вздохнув, бросила хмурый взгляд на оторопевшую Хартли.
— Я... Я сейчас вернусь. Мисс Хартлей! Я приказываю вам оставаться в библиотеке, а иначе... Иначе будет ещё хуже!
Больше не промолвив ни слова, мадам резвым шагом устремилась к выходу. Хартлей, судорожно сглотнув слюну, осмотрелась по сторонам: казалось, она была готова выпрыгнуть даже в окно, лишь бы избежать предстоящего наказания, о котором ей оставалось лишь догадываться. Она с подозрением поглядывала на Николаса, который, угрюмо разглядывая стеллажи книг, за всё это время даже не сдвинулся с места. Тот факт, что Макэлрой даже не собирается покидать библиотеку, с каждой минутой тревожил Хартли всё больше и больше. Почему он не уходит? Она, заподозрив что-то неладное, наконец-то решила для себя, что будет делать, и, сорвавшись с кресла, вихрем понеслась к дверям.
— А куда это вы собрались, юная леди?
Покинуть библиотеку, увы, Хартли было не суждено. Едва успев переступить порог, она с силой врезалась в возвратившуюся гувернантку и, ощутив, как цепкие пальцы впились в её предплечье, отчаянно завизжала.
— Отпустите меня! Пустите!
Никак не реагируя на крики, миссис Бишэм, не разжимая пальцев на руке бедняжки, втащила её обратно в библиотеку, в то время как одна из горничных, сопровождавшая её, поспешила закрыть дверь.
— За что?! — продолжала отчаянно кричать Хартлей, узрев в руках горничной три длинные розги. — Я ничего не сделала! Я не виновата, этот мистер первый начал!
— Прекратите визжать. Сейчас же, — злобно прошипела миссис Бишэм, продолжая с силой сжимать пальцы на руке Хартлей. — Мисс Лоу, принесите стул, пожалуйста.
Вскоре повеление гувернантки было исполнено. Хартли, не мысля себя от страха, с ужасом поглядывала на тёмно-коричневый деревянный стул, оказавшийся совсем рядом.
— Ложитесь.
— Нет! — гордо вскрикнула девочка, уловив на себе пронзающий взор Николаса: казалось, на его лице застыла едва заметная самодовольная усмешка.
— Мисс Лоу, ну же, помогите мне!
В одно мгновение миссис Бишэм швырнула Хартлей на стул. Увидев это, горничная как будто оцепенела: её лицо в сию же секунду побледнело словно мел, а в глазах застыло недоумение. Но, не взирая ни на что, возражать она не смела и тут же ухватила девочку крепкими руками, лишив её возможности сопротивляться.
— Мистер Макэлрой, я вас прошу... — с надеждой в голосе проговорила гувернантка, устремив на Николаса многозначительный взгляд. — Так ведь не положено...
— Будьте спокойны, я буду нем как рыба. То, что происходит здесь, останется только между нами, — бесстрастно молвил юноша, сложив руки перед собой.
— Но если девочка расскажет... — женщина тут же перешла на шепот.
— Миссис, вы столь наивны, что верите в то, что её кто-то станет слушать? — улыбнулся Николас, даже не пытаясь понять глубины собственного безумства, возникшего на фоне задетого чувства собственного достоинства. — Так или иначе, я не выйду из комнаты до тех пор, пока эта юная мисс не будет наказана.
— Хорошо, — миссис Бишэм, взяв в руку самую длинную розгу, подошла к Хартлей и, ловким движением задрав юбку, провозгласила: — Надеюсь, Хартлей, вы навсегда усвоите этот урок и научитесь держать свой дерзкий язык за зубами. Ваш поступок ужасен, вы повели себя не так, как подобает юной воспитанной леди. Сейчас вы получите пятнадцать ударов за хамство и грубое поведение в отношении этого господина.
Едва миссис Бишэм успела замахнуться, как юноша, поморщившись, плавным движением руки остановил её.
— Панталоны. Снимите их. Она не почувствует боли.
Услышав эти слова, Хартлей попыталась вырваться, но тщетно — руки горничной оказались сильнее. Желание вернуться в Дарлингтон, наверное, никогда прежде не было таким сильным: публичная порка в классе теперь казалась совсем не страшной и не такой уж унизительной, как сейчас, в присутствии этого высокомерного юнца, которого она всем своим существом желала стереть в порошок и развеять его по ветру. Чувства беспомощности и отчаяния, достигшие своего апогея, заставляли сердце больно сжиматься внутри; солёные слёзы одна за другой стекали по раскрасневшимся щекам и тяжёлыми каплями падали на пол.
— Но, мистер, если я сниму девочке панталоны, вам придётся выйти, — нахмурившись, молвила гувернантка. — Вы сами прекрасно знаете, что вам и так нельзя сейчас здесь быть. Это неприлично!
— Как знаете, но я вас предупредил, — вздохнул юноша и направился было к выходу, но голос миссис Бишэм тут же остановил его.
— Стойте.
Больше не промолвив ни слова, женщина резким движением сдёрнула с Хартли панталоны.
— После наказания вы должны извиниться перед мистером, — сухо промолвила она.
— Ни за что! — сквозь слёзы воскликнула Хартлей, но не прошло и секунды, как первый удар со свистом обрушился на неё, оставив на коже багровую полоску.
Удары сыпались один за другим: Хартли, дёргаясь и всхлипывая, с силой вцепилась пальцами в стул. Казалось, эта боль на самом деле была не такой уж страшной и вполне терпимой, но, к сожалению, она была частью того самого постыдного унижения, которое терзало изнутри и было намного невыносимее, чем физические страдания.
Николас, пристальным взглядом наблюдая за происходящим, до некоторого времени даже считал удары, но теперь, почувствовав прилив блаженной удовлетворённости, отвернулся, потупив взгляд в окно. Злость, полыхающая изнутри жарким пламенем, постепенно отступала, давая проясниться одурманенному рассудку: некое подобие внезапно проснувшегося чувства раскаяния захлёстывало его разум, оставляя неприятный и даже в некоторой степени горький осадок.
— Я, пожалуй, уйду, — сдавленным голосом протянул он, поглядывая в сторону двери.
— Прежде чем вы покинете помещение, мистер, хочу попросить вас об одной услуге, — запыхавшись, лукаво молвила женщина, протягивая юноше розгу. — Последний удар.
— Зачем? — голос Николаса звучал отстранённо.
— Только так она до конца усвоит урок, — сухо ответила миссис Бишэм.
Николас взял в руку розгу и приблизился к девочке, отводя в сторону взгляд: как бы то ни было, он не желал созерцать это, по его мнению, весьма жалкое зрелище. Собрав последние крупицы злости и негодования, юноша, даже не пытаясь осознать того, как далеко он зашёл, со всей силы замахнулся на Хартли, больно ударив ту по седалищу. Казалось, этот заключительный удар был в несколько раз сильнее, чем все предыдущие, вместе взятые, но тем не менее измученная Хартли не проронила ни звука.
— А теперь встаньте, юная мисс, — властным тоном произнесла гувернантка. Глаза её довольно заискрились: казалось, она смаковала момент так же, как дегустатор смакует дорогое вино.
Хартлей, дрожащими руками натянув панталоны и поправив юбку, поёжилась, содрогаясь всем телом: она бросила загнанный, полный ненависти взгляд на свою истязательницу, выражение лица которой оставалось, как всегда, бесстрастным.
— А теперь вы попросите прощения. Сейчас же.
В горле Хартли стоял непробиваемый комок: казалось, в тот момент она даже готова была встретиться лицом со смертью, лишь бы избежать финала этого ужасного унижения.
— Я... я... — заикаясь, пробормотала девочка, морщась от ноющей, противной боли.
— Ну же!
— Я про... Я прошу прощения...
— Мистер Макэлрой, — на лице миссис Бишэм сияла напускная улыбка.
— Мистер... мистер Макэлрой, — сквозь зубы процедила Хартли и, больно закусив губу, бросилась бежать вдоль высоких стеллажей вглубь библиотеки.
— Пусть побудет одна. Ей это полезно, — высокомерно вздёрнув левую бровь, молвила миссис Бишэм, в то время как Николас, не проронив ни слова, застыл, словно изваяние.
— Всего доброго, — наконец-то сказал он и, нахмурившись, зашагал к выходу.
Хартли, достигнув самого дальнего угла помещения, забилась в него, медленно сползая по стене. Ненависть, злость, обида и беспомощность овладевали ею, больно сжимая всё внутри и перекрывая доступ к воздуху. Дрожа всем телом, словно затравленная мышь, она, обхватив руками коленки, громко зарыдала, как никогда прежде: Хартлей никак не ожидала, что этот день станет худшим в её, как ей тогда казалось, самой ничтожной в мире жизни.
