Инфантильная амнезия III
Эмма и Джон Манчестеры познакомились пятнадцать лет назад, двенадцать из которых состояли в браке. Погодки, которым только-только исполнилось тогда по двадцать лет встретились в Берлинском центре инквизиции.
— Сегодня тут собрались представители разных направлений одной веры. — Эмма слушала здешнего босса, чье имя не потрудилась запомнить, с еле заметной ухмылкой на устах. Хотелось поправить его, сказав, что не церковь является верой, а убеждения людей и их индивуальная связь с Богом, все вокруг же не более чем инструмент управления массами — религия. Девушка мягко говоря, была далека от фанатизма, что было свойственно, удивительно, всем инквизиторам, но в особенности ее семье.
Девушка рассматривала витражи, которые рассказывали библейские мотивы, если бы дар позволял ей видеть чуть больше, она попыталась бы рассмотреть орган в действии, в далеких 1910-ых. Вопреки идейным истокам архитекторов, собор получился, как бы выразились на музыкальном языке, maestoso — величественным, грандиозным. Чистой противоположностью лютеранской натуре. Несмотря на это, находясь в стенах святого места, посетитель не ощущал своей беспомощности, ничтожности и давления роскоши, что и играла на контрасте с произносимой речью. Весь христианский мир, как и его история для Эммы был спутанным, полным лживых ниток, клубком, в который ее втянули задолго до рождения.
— Неинтересно, да? – спросил подошедший в толпе высокий парень. Рыжеволосый, коротко постриженный, почти под ноль, неловко улыбающийся молодой человек выглядел инородно, но скорее из-за своего роста, почти под два метра, он выбивался из общей серо-черной массы.
Эмма неохотно осмотрела бугая, с
чьим образом не очень совпадали очки, и демонстративно отвернулась. Чего он пристал?
— Наверное, неинтересно. – резюмировал Джон и неловко потоптался на месте.
Они продолжали стоять, каждый делая вид, что толкающий речь человек был им ну очень интересен, да и вещи говорил здравые. Эмма не могла понять, почему инквизиторы самых разных церквей собрались тут. Одаренная, визитная карточка католической фракции Чехии, узнала в коллегах по цеху англиканцев, баптистов, некоторые, пусть и немногие, были и лютеране. Да и Германия — традиционно протестантская страна.
Главная новость для присутствующих не была неожиданной, но все же свалилась на голову снежным комом.
Объединение штабов инквизиций означало лишь то, что Даль стала открываться. Никто не знает, как долго сие процесс будет длиться в этот раз, но столкновения с тварями в мире людей уже были. Эмма Пражская доселе надеялась, что ей повезет, как предыдущим трем поколениям, — не нужно будет сражаться против монстров, чья природа тоже оставалась под завесой тайны.
— Разбиваемся на команды по трое, для этого проходите вперед на жеребьевку. – служители Берлинского кафедрального собора пропускали гостей в открытые двери где винтовая лестница вела вниз.
— Похоже, мы идём вместе. — Джон подошел к Эмме с развернутым клочком бумаги с цифрой «θ», которая соответствовала греческой букве «тета».
— Ты угадал или... — Пражская нахмурилась. Одаренная сжала меж пальцев свой жребий, но не раскрывала его с того момента, как достала из стеклянной банки.
— Нет, запах буквы. Такой характерный только у «теты». — пожал плечами Джон, как будто сказал нечто обыденное.
— Откуда ты?
— Опеншоу, Манчестер.
— Чернокнижник... — девушка стала припоминать, что слышала об этом древнем роде, происходящим из XIV века. Она почесала голову, борясь с желанием скорчить лицо, на котором читалось бы полнейшее непонимание.
— Ну я бы свою родню так не назвал, мы скорее, хранители всякого письменного хлама. Как в фильме «Библиотекарь», смотрела? — задорно провел аналогию Джон, пытаясь соскочить с темы.
— Допустим, но...
— Все восемь групп в сборе? — переговоры прервались, громогласно заговорил пастор, провожая гостей на нижние этажи, тем самым закрывая за ними тяжелые замаскированные под мраморные стены, двери.
— Если будет интересно, потом постараюсь объяснить. — шепнул Джон, слегка наклонившись к девушке.
— Ладно, судя по всему, мы тут надолго. — Эмма справедливо решила, что масло с водой, противореча всем законам природы и человеческого, ограниченного верой в сверхъестественное, ума, теперь будет смешиваться, раз инквизиторы молча следуют указаниям, формируя группы. Что ж, у нее никогда не было предубеждений насчет товарищей по несчастью из других фракций, поэтому это даже забавно.
— Эй! Да, ты, потерялся что ли? — Джон вытянул из толпы невысокого парня и повел носом. — Ты с нами, третья «тета».
— О..., ладно.
Лестница же все не заканчивалась. Как только воздух стал тяжелее, волосы дыбом встали у всех одаренных без исключений. Они точно станут свидетелями чего-то, что изменит их мир, отчего в груди поднималось мерзкое неконтролируемое желание бежать сломя голову подальше от темноты впереди катакомб.
— Каждая группа увидит часть доверенной информации, такое решение было принято на собрании глав христианского мира, дабы избежать паники. Кафедральный собор защищен куполом, созданным благодаря нашему хору, поющим в его стенах. Вам отсюда не выбраться. — новый пастор говорил флегматично, отличался от того, кто вещал наверху. — После откровения каждый из вас даст клятву архиепископу, чем наложит на себя печать Безмолвия. Попытка обсуждения обернется смертью.
— Как странно, — несмотря на угрюмое молчание толпы, что-то в головах юных гениев не сходилось. — все просто спустят это на самотек? Для чего такие меры, раз церквям по всему миру нужны профессиональные кадры? — впервые за встречу нахмурился Джон.
— Жеребьевка могла быть сфальсифицирована? — Эмма задала встречный вопрос шепотом, не поворачиваясь к собеседнику, чтобы не привлекать внимание.
— К чему ты ведешь? — Манчестер обвел взглядом окружающих, безынициативных воинов, которые даже слова поперек не сказали. В этом никто не видел необходимости, ведь жизнь инквизиторов принадлежала Церкви, будь то Ватикан или, для протестантов отдельные региональные центры.
— Я не могу использовать свой дар, — девушка показала руку, на которой висел аметистовый браслет с маленьким крестиком. — а ты спокойно прочел мой запечатанный текст.
— Ты Ки?
— Нет, ни в коем случае, разве кто-то из них родился в нашем поколении? — шокировано ответила Пражская.
— Не-а, Церковь в ожидании, собственно, как и остальные мировые религии. Значит...Око?
— Да. — кивнула Эмма. — Подожди-ка, ограничили только одаренных моего типа?
— Мне даже не присылали такого приказа, думаю дело в тебе, ранг? — Джон все еще сомневался в собственных словах, но пока не пытался собрать картину воедино. Тем более, что из сотен необходимых пазлов, Манчестер владел, от силы, парой штук.
— Первый.
— Ну вот, значит дело не в типе дара, а в силе.
— Нет, нет, я чувствую, это не так. Кто-то здесь помимо меня обладает силой влияния на разум. — сердце забилось настолько быстро, что кровь прилила к глазам, в уши ударил звон. Эмма слегка пошатнулась и была поймана Джоном. — Mrdám na to, не могу поймать след.
— Пражская. — Пастор оглядел девушку и ее команду, так как они остались последними. — Не заставляйте нас ждать, выбирайте коридор, свободная комната покажется сама.
Ругнувшись на родном чешском еще раз, Эмма вышла вперед, подначиваемая желанием найти того, кого никогда не было. Тем не менее, рядом было только трое человек, наваждение быстро прошло.
— Тебе показалось, наверное шок так действует. — Джон слегка ударил ее по плечу и продолжил путь рядом с парнишей из их команды.
Эмма не считала, сколько минут заняло, по ощущениям, не особо продолжительное путешествие. Очередной поворот, выглядевший как и остальные пять до него наконец оказался не тупиковым. По обе стороны от деревянной двери зажглись факелы.
— Можем войти, я пойду первым. — Джон резюмировал увиденное, подходя абсолютно бесшумно, хватая кольцо двери, потянул на себя, стараясь не скрипеть.
Проход закрылся сразу после последнего вошедшего. Дальше память искажает воспоминания. Пражская и Манчестер пришли в себя только благодаря крику третьего в команде. Парень выглядел так себе, поседел на глазах, трясся, из чего новоиспеченный дуэт сделал вывод, что он был еще совсем зеленым. Новеньким в этом ремесле не везет, особенно в последние годы.
— Он будет пострижен в монахи. Не беспокойтесь. — все также безэмоционально сообщил пастор, прежде чем пропустить одаренных наверх по лестнице.
— Ты хоть что-то помнишь? — девушка хмурилась весь путь до архиепископа, желая обсудить детали до печати Безмолвия.
— ... — Манчестер силился как мог, но лишь устало выдохнул. — Нет. Я вообще ничего не понял. Странно все это.
— Мы довольно часто говорим такое.
— Работа такая, но да. Зачастил я, чего-то.
— Только бесконечная тоска и болотный запах.
— Думаю нам дальше будет не везти, Эмма. Могу так? — сначала сказал парень, а потом спохватился, боясь реакции новой знакомой.
— Можешь. — она повела плечами и махнула рукой, чтобы он перестал так выкручивать ситуацию.
— Если мы вспомним... — чернокнижник продумывал варианты будущего, что очень хорошо отражалось на лице.
— Доверься Богу. — Око усмехнулась и прошла в кабинет, чтобы дать клятву.
Весь последующий год фракции, возникшие в ходе Реформации и после, работали сообща с Ватиканом. Несмотря на добрую пару десяток выполненных миссий за спиной, Эмма чувствовала себя чужой в Вестминстерском Аббатстве. С Джоном в команде, как мастеры, приходилось готовить почти на убой новых бойцов. Верхушки не хотели сообщать информации больше чем аргона в окружающем воздухе или песчинки в Сахаре, закрывая глаза на непрекращающиеся потери в Дали и на территории мира людей.
— Я не знаю никого из них. — буднично прошептала сидящему рядом товарищу Эмма. Одаренная выглядела спокойно, словно гладь Тихого океана, но бурлила внутри от негодования и тревоги.
— Есть ли еще смысл запоминать? — цокнул парень. Пражской не было на последнем задании Джона с ним, но из коллектива в шесть инквизиторов вернулся только Манчестер. Было очевидно, что многое изменилось. В девяти из десяти случаев — в отрицательную сторону, затягивая в Тар-Тарары смертных. Можно называть их смертниками тоже, ошибиться крайне трудно.
Никто ничего не гарантировал, но любил повязывать окружающих собственными путами ответственности, психологических проблем, страданий и немого протеста. Никто не пытался искать выход. В своем стремлении облегчить ношу, Эмма, казалось, билась словно воробей о холодные стены Лондонского Тауера, пока местные вороны наблюдали за жалкими потугами сверх эмпатичного человека.
— Мы презренны.
— Мы рабы Божьи, так что этим ты не удивил, Джон. Рождаемся в тени и умираем в ней, не зная, что такое свет.
— А ведь должно быть наоборот.
— Смехотворно, Джон.
— Иначе и не скажешь.
— Так, ребята! Строимся в шеренгу, начинаем тренировку! — Эмма встала с характерным свистом меж зубов, как делала, чтобы выплеснуть накопившиеся неприятные ощущения в собственном теле и принялась спускаться с рядов к новобранцам.
Это не была великая любовь. Логичный исход, который оказался к тому же и удачным. Эмма больше не дрожала от холода, исходящего откуда-то изнутри, встречаясь с несправедливым миром вокруг. Джон видел, что этот самый мир не так плох, раз оплот стабильности в виде Пражской незыблим. Для поддержки иллюзий друг друга они заключили брак.
Природа отношений стала иной, когда встал вопрос о зачатии ребенка. Верующие, одинокие и такие разные инквизиторы — как же сложно было понять, что физическая близость может оказаться такой пугающей, но более важным вопросом оказалось пережить этап. Хуже, чем раскрыть душу. Любовь, та что эрос, пришла именна с супружеским долгом. Агапэ дошла с новостью о беременности.
Они долго молчали глядя на распечатку УЗИ. Это должен был быть просто плановый осмотр, который педантичная Эмма не пропускала никогда с момента наступления первых месячных. Слов было много, но ни одно не прорывалось выше гланд. Эмоций — подавно, словно летящие ввысь фейерверки, сталкивались друг с другом падая, так и не долетая до точки, где взорвались бы красивой россыпью света.
— Я хочу уйти из инквизиции, хотя бы на время. Слышишь? — первое, что прозвучало после добрых семнадцати минут мертвого молчания в вестибюле больницы.
— Слышу и очень хорошо, дорогая. Хорошо, так будет лучше. — кивнул Джон и сжал холодную ладонь жены в своей теплой.
Мистер Манчестер продолжал уходить на задания до того момента, как Эмма не нашла его дома в оговоренный час, перенервничала и попала на сохранение на третьем месяце. Джон подал заявление на увольнение в тот же день, как вернулся.
Спокойная жизнь продлилась всего пять лет. Фиона не знала, что было в письме, запечатанным сургучом, словно из прошлых веков, но лица родителей были нечитаемы. Впервые в ее жизни, она не смогла почувствовать, через что проходят окружающие. «Щит», вот что поставила Эмма на ребенка, прежде чем ушла с Джоном на целый месяц.
— Фиа, доченька, не волнуйся. Мы скоро вернемся. Вот, твоя бабушка, она будет с тобой в наше отсутствие.
— Обещайте, что вернетесь. — Фиона сжала в руках лапу плюшевого зайца, изображая бесстрашную взрослую, но ее выдавали незначительные движения.
— Вся в мать, хах... На то воля Божья, дочь. — улыбнулся Джон и вышел за женой.
Так прошло почти семь лет, Манчестер младшая успела привыкнуть к такой жизни, где почти не видела родителей, но то и дело безустанно молилась за их сохранность. Жители маленького города близ Лондона приходили на церковную службу, и недвижимым в доме Бога помимо двух пасторов была и Фиона. Проходимцы удивлялись и перешептывались, мол, в столь юном возрасте и неслыханный фанатизм.
Девочка понимала, что придется расстаться с мамой и папой как только первая закрывала доступ к своим мыслям. Видимо, чтобы оградить дочь от неприятной и ненужной информации. Вот и сейчас, Фиона сидела во дворе семейного гнезда четы Манчестеров, в качестве тренировки, предугадывая телодвижения чрезвычайно активного домашнего хомяка. Не то чтобы это было сложно, так, детская забава. За спиной в трех-четырех метрах начинали суетиться. Срочная миссия?
— Да, я поняла. — девочка развернулась на табуретке, улыбаясь, пока Джон подбирал нужные слова. — Папа, ты как всегда.
— Каждый раз как первый, будешь на моем месте, может и поймёшь, дочурка. — мужчина подошел потрепать ребенка по голове, на что Эмма что-то недовольно крикнула из окна. — Мамуля волнуется о твоих косах больше чем обо мне.
— Папа, — цокнула Фиона. — она права, все мне спутал, теперь заново расчесываться.
— Ой-ой-ой, извините, юная леди! — нарочито печальным тоном кланялся в извинениях Джон.
— Ла-а-адно, прощаю. — Фиона закинула ногу на ногу и вздернула нос.
— Прекращайте беситься, дети. — в дверях внутреннего двора показалась мать семейства, готовясь читать нотации.
— Кто тут бесится, так это ты, дорогуша. — посмеялся Джон, приглаживая короткую, но густую рыжую бороду.
— Джон Бенджамин Манчестер, — стоило Эмме произнести полное имя мужчины с ровным и холодным, словно мрамор лицом, походя на статую, мужчина решил не продолжать испытывать судьбу.
Женщина раздражённо выдохнула и спустилась по пяти степнькам к дочери. Присела перед ней, поправила летнее платье в зелено-желтую мелкую клетку из льна и поцеловала в лоб. Объятия семьи длились чуть дольше обычного, сердце Фионы странно забилось, девочка была готова выплеснуть его тот час. Опасно.
— Слушайся бабушку и веди себя хорошо.
— Я вас жду. — как бы невзначай бросила Фиа, почесав затылок.
— Прости, что заставляем ждать их раза в раз. — прошептала Эмма, на что Джон кивнул.
— Ничего, главное, что вы пересекаете порог дома живыми.
Чета Манчестеров наблюдала за ситуацией у главных ворот земель Фрейндоттеров, проявляя терпение с желаением получения разрешения на въезд. Машина стояла в искусственно созданной пробке более чем просто долго, инквизиторы умудрились попасть на территорию, первично оценить уровень работы и вернуться, чтобы не навести лишнего шума несанкционированным появлением в неожиданном месте. Не разрешенным тоже. Право оно и у служителей церкви право, в борьбе с несправедливостью разбора особого нет.
— Первый раз вижу, чтобы полиция была настолько бесполезна. Их даже не пускают во внутрь. — присвистнул мужчина с ухмылкой.
Эмма лишь пожала плечами, соглашаясь с мужем. Дуэт выпрямился, вытянулся по струнке, завидев, как к ним шагает сотрудник службы безопасности. Судя по походке, далеко не обычный охранник поместья. Инквизиторы еле заметно переглянулись и стали ждать вердикта.
— Вас ожидают, пройдемте за мной. — только и сказал молодой на вид мужчина в черном костюме, пропуская гостей вперед.
По пути удалось познакомиться с мужчиной, оказавшимся детективом, он представился как Майлз Грейзер, сотрудник Национального криминального агенства. Коротко постриженные русые волосы и болотно-зеленые внимательные глаза, выверенная походка — все это выдавало в нем человека, который был приглашен сюда либо самим графом Фрейндоттер, либо...
— Вы из какого подразделения? — внезапно спросил повернувшийся лицом к инквизиторам детектив.
— Прямо не в курсе? — спокойное выражение лица Джона плохо резонировало с едким, словно токсичные газы, тоном.
— Мне было велено дать вам свободу действий. — сказал Майлз, не ведясь на провокацию, но тем самым будто признался Манчестерам, что абсолютно не осведомлен о действительности ситуации.
Полиция осталась позади, за старинными каменными стенами, стоявшими незыблимо еще до поместья, когда земли принадлежали неким Сегрейвам, предшественникам нынешних лордов, прекратившим существование во время борьбы Ланкастеров и Плантагенетов. Первый Фрейндоттер, полулегендарный Кодей, оказался сыном младшей дочери Сегрейва, что отказалась от семейного имени, выйдя замуж за оруженосца, который стал одним из победителей в битве при Босворте, благодаря чему Корона даровала юноше имя, и леди Лаладж снова стала частью аристократии, вернув родовое гнездо пусть и под другим знаменем.
Эмму передернуло от нахлынувших эмоций, которые пришлось испытать, проходя мимо древней постройки, но она остановилась, прибывая в раздумьях несколько мгновений, прежде чем продолжить путь до тёмно-синей Jaguar XF. Возникло дежавю, одаренная уже находилась в ситуации, в которой ее дар искусственно «расширяли», ведь доселе Манчестер не приходилось читать мысли костей людей под ногами. Это невозможно.
«Как же неприятно... За нами наблюдают?»
Невозможно же?
Эмма успела слегка оглядеться, пока садилась в автомобиль, но ничего подозрительного не заметила. Сложив руки на груди, постаралась снять наваждение. В последнее время ей доверяют слишком много работы, должно быть переутомление.
— Сколько ехать? — уточнила одаренная, когда на местах разместились Майлз с Джоном.
— Около двадцати минут. — ответил государственный служащий, глядя через зеркало заднего вида на дуэт. После пересечения небольшого озера, когда на горизонте с каждой минутойпоместье увеличивалось, Грейзер заговорил снова. — Конечно, не то чтобы я хотел знать...
— Поверьте, ничего не теряете. — чернокнижник перебил Майлза.
— Но все же, вы ведь не спросили деталей дела. — остановив автомобиль, он повернулся вы шел из машины.
— Потенциально государственная тайна, не так ли. Мистер Грейзер, советую порадоваться, что не приходиться фильтровать то, что говорите. Мы не помешаем вашей работе. — осторожно вмешалась в диалог Эмма, проходя внутрь поместья, пока мужчины продолжали стоять возле ведомственного автомобиля.
Женщина размеренным и уверенным шагом поднялась по широкой лестнице до второго этажа помпезного здания и прошла вглубь коридора до дубовых двустворчатых дверей. Дождалась, когда Джон и Майлз добегут до нее и тотчас постучала трижды.
— Добрый день, мистер Фрейндоттер. — лаконично поздоровалась Эмма с хозяином дома, не поднимая головы, слегка наклонившись, но как только сделала это, уперлась взглядом в высокий и тонкий женский стан, облаченный в черное платье с длинными широкими рукавами и высоким кружевным воротом, закрывавшим всю шею вплоть до мочек ушей.
— Роланда пока нет в поместье, он на осмотре территорий. — Констанция кивнула Майлзу выйти, что он и сделал, прикрыв двери за собой. — Итак, кто вы?
— Конкретизируйте вопрос для вашего же блага, если, конечно, хотите получить достойный ответ и решение проблемы. — заговорил Джон.
***
Аделаида второй день бегала по территории развернутого лагеря гуманитарной помощи людям, пострадавшим от вспышки лихорадки во французском Каркасоне. Уже как третий год подросток состоял в CAF, но в рамках британского фонда занимался лишь сбором средств нуждающимся. Как только леди Мортимер узнала, что в Париже будет встреча спонсоров Cités Caritas, шанс упускать не стала. После новостей, участники организации сделали все возможное, чтобы перебраться в город к заболевшим как можно скорее. За двое с половиной суток Адель успела перевернуть представления о жизни, поэтому молчаливо сидела, расфасовывая прибывшие партии шприцов по граммовкам в контейнеры для врачей вместе с необходимыми пластырями, дезинфекторами и ватой.
Само навалившееся состояние и глупая привычка оставлять телефон в сумке, которая покоилась в раздевалке делали Аделаиду почти недосягаемой на протяжении этого времени. Помощница аристократки, которая была госспидер в доме Мортимеров неподалеку, постучала об стол костяшками пальцев, привлекая к себе внимание.
— Mademoiselle Adele, puis-je vous parler? — взрослая женщина скрепила руки в замок, наблюдая за реакцией Мортимер.
— Bien sûr. Il y a un problème? — вырванная из мыслей, девушка не сразу подошла.
— On m'a demandé de vous dire de retourner auprès de votre petit frère le plus tôt possible. — шепнула быстро госспидер.
— Pourquoi? — нахмурилась Адель, пытаясь унять очередной наплыв тревожности.
— Je ne sais pas, mademoiselle, mais votre père avait l'air inquiet.
Аделаида Мария Мортимер кивнула и попросила вызвать транспорт, пока собирала саквояж. Попрощавшись с женщиной и коллегами, кому девушка доверила незавершённые работы, отправилась в ближайший аэропорт, прямым рейсом вылетая в Лондон.
— Папа, я в зале ожидания. — сразу начала она, когда услышала, как гудки закончились. — Как Габби?
— Я не знаю, милая моя. — глава семейства Мортимер не находил себе места, теперь к нему присоединилась и дочь. — Сам встречу тебя.
Эта фраза заставила сердце провалиться в пятки, перед этим отбив кульбит. Родитель молчит, как будто от подбора слов зависит его жизнь, но при этом выкроил время в сумасшедшем графике для уже давно самостоятельной наследницы?
— Надеюсь ожидание не будет долгим, папа. — постаралась улыбнуться девушка, чтобы взбодрить родню. — Да и Габби не пропадет, он умный мальчик.
Уже в самолете Адель заснула. Никаких снов, лишь пару обрывков, словно Полароид фото: трио малышей, хрустальный ключ с головкой в виде растительного узора, словно созданный искусным стеклодувом в дверном замке, кровь. Очень много крови.
— Добро пожалуйста в международный аэропорт Хитроу, температура за бортом... — голос пилота разбудил Мортимер, почувствовав онемение до локтей обеих рук, заметила, что сложила их в молебнем жесте, видимо они были неподвижны все это время.
— Надо размяться. — сказала себе девушка и расцепила руки с трудом, раскрывая грудную клетку поворотами в стороны и встряхивая кисти, сжимая и разжимая пальцы в кулак. Слегка двинув ногой, услышала, как невысокий каблук туфлей ударился о что-то металлическое. — Что это? — Адель подняла золотой ключ, что повторял хрустальный из сна точь-в-точь, но помимо этого ещё и неестественно светился, отражая лучи света, которых в самолёте не было.
— Мистер, прошу прощения, — она позвала мужчину за соседним местом в бизнес классе, который готовился покидать салон. — Вы не обронили? — раскрыла ладонь, чтобы передать находку.
— Мисс, — хохотнул он, повел бровью. — боюсь, я ничего не вижу. Возможно, вы не до конца проснулись?
— А...? — Адель незамедлительно прижала руку в груди, неловко ответив с улыбкой. — Конечно, вы правы.
Но в кожа ладони соприкасалась с холодным золотом, отчетливая вырисовывая форму и размер. Ошибки быть не может, Мортимер не бредит.
«Что, черт возьми, здесь творится?»