Выстойте
*Переписано*
Грей и Дождия знали друг друга с тех пор, как он вообще мог запомнить лица. После первой же встречи — неловкой, с разбитой вазой и смехом родителей — она прилипла к нему, как солнечный зайчик: вертелась под ногами, тыкала в щёки пальцами («Грей, ты почему такой кислый?») и таскала за руку на все свои «важные миссии» (вроде спасения котят из воображаемого пожара).
Время шло. Дождия всё так же носилась за ним, только теперь её детский восторг сменился упрямым блеском в глазах. Она подстраивала «случайные» встречи у кофейни, где он брал эспрессо, оставляла в его почтовом ящике дурацкие записки («Сегодня дождь! Значит, это мой день!») и никак не понимала, что его молчание — не загадка, а стена.
А потом разбилась машина.
Грей не помнил, как узнал о смерти родителей — только осколки того дня: телефонный звонок среди ночи, голос тёти, сжавшийся в комок («Малыш, тебе нужно сесть…»), и Дождия, которая вломилась к нему в квартиру с пакетами еды и тут же замолчала, увидев его лицо.
Он кричал, чтобы она ушла. Она села на пол у двери и просидела там до утра.
***
Она влюбилась в него без памяти, оставив разум взаперти...
Её любовь была не из тех, что можно выключить. Даже когда он, пахнущий табаком и горечью, швырял в её сторону: «Ты что, идиотка? Мне не нужна твоя жалость!» — она лишь стискивала зубы и протягивала ему стакан воды.
Он был с неё лишь из жалости...
Неправда. Он терпел её, потому что в её навязчивой заботе была странная надежда — будто если Дождия исчезнет, последний мост к «нормальной» жизни рухнет.
Она ещё ребенок, хоть и старше двадцати...
Дождия смеялась, когда в кафе проливала на себя капучино, верила, что монетки в фонтанах действительно исполняют желания, и носила носки с единорогами.
Он же совсем другое дело...
Грей не чувствовал вкуса еды уже год. Куртка висела на нём, как на вешалке, а сигаретный дым въелся в кожу так, что даже дождь не смывал этот запах.
***
"Отпусти", — закричали друг другу мы...
Последний разговор:
— Хватит притворяться, что я тебе нужен! — он швырнул пепельницу в стену, и осколки брызнули у её ног.
Дождия не отпрянула. — А ты хватит притворяться, что нет.
Но на следующий день она не пришла.
Плыли мы, по течению одной реки...
Грей включил новости случайно — телевизор работал сутки на фоне, чтобы заглушить тишину.
«…на ограждении моста девушка, угрожает спрыгнуть». Камера крупно показала знакомые синии волосы, развевающиеся на ветру.
Обманными казались нам наши пути...
Он мчался по улицам, спотыкаясь о собственное дыхание. «Не смей. Не смей. Не смей».
"Отпусти!" — закричали друг другу мы...
Дождия уже свесила ноги в пропасть, когда чьи-то руки грубо рванули её назад.
— Ты… идиотка! — Грей тряс её так сильно, что их лбы столкнулись.
Но следом добавляли: "Только не упади"...
Её слеза упала ему на ладонь — горячая, как та искра, что он думал давно затушил.