the new turn
Автор
Маленькая темноволосая девушка вела машину одной рукой, а в другой был зажат мобильник. Такая обычная, привычная ситуация для супружеской пары, — которая впервые рассталась на сорок минут, — болтать, когда увидишь избранника через какие-то тридцать. Глупо? Да. Но это заставляло этих двоих улыбаться. Нужные друг другу. Настоящие. Живые.
Дориан Грей, прохаживаясь по гостиной родительского дома, которую недавно покинул хмурый Гленн Джонатан Рид, явившийся без дочери, — что чрезвычайно расстроило Марселя, — просил Лили «ехать мягче, плавнее и осторожнее», что она в общем-то и делала. Вечер прошёл неплохо, однако напоследок Гленн сказал Теодору: «Пусть твой сын держится подальше от Кэтрин. Только в том случае, если они не увидятся до этого вашего торжества, я пойду на это безумие, явлюсь на юбилей твоего отца. Сейчас — учёба её единственная страсть. Моей дочери нужен муж, а не джокер или плейбой. И об этом я позаботился».
Услышал этот короткий, лаконичный, ясный «разговор» и Марсель, однако с отцом это обсуждать он не решился, хотя Тед, надо отдать должное, пытался. Пытался и раньше, но всё кончалось крахом.
Сейчас Марсель был особенно зол. Практически две недели он ждал этой новой встречи, дежуря у института крошки по вечерам и ожидая её с мольбой в серых глазах. И она, безусловно, видела его. Видела, но проходила мимо. В машину отца. Видимо, на той злосчастной парковке Гленн и понял, что это автомобиль Марселя, — что значило: он парень не из робких, не сдаётся. Это выводило из себя мистера Рида и заставляло скрежетать зубами.
И сейчас тот самый Mersedes Benz, который Гленн буквально ненавидел из-за владельца, летел по трассе, под управлением миссис Лили Грей. Так как Марсель был не в лучшем состоянии, он доверил ей управление автомобилем. Всю дорогу к особняку Лили тщетно пыталась узнать, что с Марселем — он молчал, плотно сжав губы, закрывшись на замок. Вся его весёлость на вечере за какое-то мгновение буквально улетучилась. Сомнения терзали голову Лили, она чувствовала себя беспомощной перед роем мыслей, которые клубились в её голове.
По приезде в особняк, Марсель попросил водителя сесть в машину и заменить Лили, но девушка не дала этого сделать — теперь она была не в духе и ей нужен был руль, — Дориан не плохо научил её пользоваться им, а Лили была способной ученицей. Марсель устало махнул рукой, что означало, что он может доверить свой невестке машину. Девушка даже показала язык водителю, после чего село в авто.
И сейчас она не прекращала думать о Марселе. Таким расстроенным и серьёзным она видела его тогда, на суде. Но это было давно. И такой Марсель был для неё не только непривычным, но и пугающим. Такой Марсель никому не нравился, между прочим. Все привыкли к нему, способному каждый разговор свести к несерьёзной трепле языками, превращаещему правду в шутку. Никто не считал его серьёзным, способным на настоящие чувства. Практически никто, за исключением самых близких. В особенности — Дориан и Лили. Последней в некотором смысле было даже стыдно: её накрывает такое счастье, а другие страдают, и она ничем не может помочь. Марсель стал ей почти братом. Искренним с ней и говорящим то, что думает. Он и её пытался запутать своим развязанным поведением, отвлечь от себя — ранимого и искреннего мальчика в душе, которого уничтожило предательство.
Да, можно говорить: немало лет прошло, можно было бы уже и забыть, избавиться от этого гнёта, сбросить груз с сердца, а печаль с души, но он был не из тех, кто мог быстро справиться с болью, хотя и производил такое впечатление. Он маскировал свои страдания в других эмоциях. И это нравилось ему так же, как и остальным. Здесь он был похож на Айрин: он не мог терпеть жалости.
Лили хотела поговорить о «проблеме Марселя» с Дорианом, но не знала, как начать. На её же благо, когда молчание впервые повисло между парочкой в разговорах о Нью-Йорке и их будущей жизни там, Лили против собственной же воли шумно и тяжко выдохнула. Это заставило напрячься мужчину на другом конце линии.
— Лили, я привык срывать с твоих губ вдохи в ночное время, но такое я слышу впервые. — Это заставило покрасневшую девушку смущённо улыбнуться. — Тебя что-то беспокоит, крошка? Ты не хочешь в Нью-Йорк, да?
— Нет, нет, Дориан... что ты? Конечно, конечно же я хочу. Я просто... Ты не знаешь, что за кошка пробежала между Марселем и...
— Гленном? Дело ясное. Кэтрин. Судя по всему, она поймала Марселя на крючок, хоть он в этом не хочет мне признаваться. А Гленн в недавнем времени потерял жену, он не настолько уверен в Марселе, чтобы доверить ему дочь. Ну, обычная отцовская ревность, излишняя тревога. Я уверен, что всё уладится и что там нет ничего серьёзного.
— Это я тоже понимаю. — Нахмурилась Лили. — Но я заметила отстранённость в общении Марселя с вашим отцом, они-то точно... потеряли былые узы, как мне кажется. Я видела, что раньше для Марселя отец был образчиком и авторитетом, а сейчас всё изменилось... Теодор смотрит на него с виной, а Марсель... как-то высокомерно, что и несвойственно ему, я же его знаю... Неужели ты не заметил?
— Тебе просто показалось, Лили. — Прозвучал обеспокоенный голос Дориана. — Отец переживает, что Марсель так волнуется из-за девушки. Раньше такого не было, ты ведь знаешь, он ни к чему не относился с такой серьёзностью. И кстати, не слишком ли ты печёшься о моём брате?
— Дориан, серьёзно? — Щурится Лили, практически пища от негодования. — Ты ревнуешь меня к своему брату?! Ревнуешь, без лишних намёков понимая, что он впервые за долгое время всерьёз влюбился? Ты издеваешься что ли? Между прочим, он помогал мне справиться с той болью в труднейший для всех нас период! И верность я хранила тебе, а не ему! Твоя ревность для меня оскорбительна. Не находишь, что это чересчур?! — Прозвучала недолгая пауза.
— Я нахожу, что тебе не стоило напоминать мне о тюрьме. — Сказал он не своим голосом и отключился.
Бессильные и безжалостные слёзы набежали на глаза Лили. Это была первая ссора. Она не сразу сообразила, что он сбросил вызов, но когда поняла это, то ударила по рулю и откинула мобильник на соседнее сидение. Сквозь слёзы она увидела расплывчатый силуэт на дороге. Она стояла прямо перед Лили. Женщина. Явно женщина: в чёрном длинном платье с капюшоном. Девушка всхлипнула и, зажмурив глаза от страха и ужаса, резко повернула руль, заставив машину совершить сальто и застыть колёсами вверх, на самом краю дороги. Глухой удар головой. Кровь. Лили чувствовала, как по её виску течёт кровь, а к ней подходила эта жуткая, как смерть, женщина. Лили била по панели, по стеклу, по рулю, пытаясь выбраться из машины. В суматошных действиях она даже нащупала дрожащими, ледяными как лёд руками телефон, но он упрямился и не включался. Женщина была совсем близко. Она каблуком выбила стекло авто. Лили, желая спастись и боясь, резко отвернулась от неё. Осколки усыпали лицо девушки, один до боли впился в предплечье. Хриплый голос спросил:
— Ты девушка Марселя?
— Нет, нет... — Плакала Лили, судорожно шепча, и в отрицание качала головой, но не решалась оборачиваться.
— Значит верно. — Звучал всё тот же жуткий голос.
Лили решилась обернуться, из-за чего осколок впился в шею. Она громко закричала, но женщине было всё равно — она даже не обернулась. Неизвестная скинула капюшон, роскошные тёмные волосы были собраны в «конский» хвост. Она скрылась за лесополосой. И Лили слышала, отчётливо слышала рёв мотора мотоцикла, прежде чем провалиться в темноту.
Когда она открыла глаза, Марсель пытался вызволить её из авто. Он был злой и явно ненавидел себя. Его исполненное боли лицо снова прошибло её на отключение всех связей с происходящим.
Он вытащил её, адреналин помог применить силу, а накаченные мышцы гарантировали успех заранее. Он нёс её на руках очень бережно, прекрасно понимая, что Лили могла получить травму, но его успокаивало то, что сработала подушка безопасности, а она была пристёгнута ремнём. Он нёс Лили на руках, виня себя за то, что позволил ей сесть в машину, что «махнул рукой», как ему сейчас казалось, не на спор, сочтя его бессмысленным, а на человека, которому никогда не было всё равно на него.
У Марселя был кризис эмоций: ему хотелось реветь от бессилия, кричать от того, что он самый ужасный человек на земле, но вместе с тем его лицо и тело было покрыто тенью мёртвого, пугающего спокойствия. «Скорая» прибыла не слишком быстро, но вовремя. Положив девушку на носилки, он отправился с ней и врачами в больницу. Дориан уже всё знал — он не мог дозвониться Лили, позвонил брату узнать, не вернулась ли его жена к нему в особняк...
И когда услышал ответ, то агония накрыла его и мысль пронеслась в голове: «Лучше бы вернулась, я бы никогда больше не ревновал её!» Чувство вины, чувство совести — самое страшные палачи. Это самые строгие судьи для человека. И оба брата сейчас стояли на скамье подсудимых, в то время как женщина рассекала воздух, летя на байке.
Марсель
— Лили, пожалуйста. Лежи, не шевелись. — Безоговорочным тоном говорил Дориан, без конца вздыхающей Лили, которая закатывала глаза на нашу опеку и раз за разом всё интенсивнее. По её сжатым пухлым губам сейчас было понятно, что терпение в её маленьком теле лопается.
— Дориан, я живая, я ничего не поломала. — Начала она свой заученный текст скучающим тоном. — У меня пару ссадин, тройка кровоподтёков и несильное сотрясение, а ты заставляешь меня уже третий день валяться здесь без надобности.
— Вообще-то, ты потеряла много крови. Марсель был твоим донором. — Вдруг сказал Дориан то, что я чуть ли не под страхом смерти просил его — не говорить. Так он и сделал, конечно.
Ну, блять. Зачем?! Она не должна быть мне благодарна! Она должна ненавидеть меня за то, что я дал её управлять этим чёртовым автомобилем. Но она смотрела на меня именно этим взглядом, который потрошил меня изнутри, который я не хотел видеть в её глазах. Благодарность. Мне? Нет, только не это...
— Лили, пожалуйста! — Поднявшись с дивана прошептал я громким отчаянным шёпотом, склоняясь к её койке и сжимая прохладную бледную ручку. — Не надо на меня так смотреть. Всё случилось из-за меня. Я не спорил с тобой, а должен был! Или даже нет, я должен был приказать водителю вести автомобиль, для твоей же безопасности! Я ненавижу себя, слышишь? Я ненавижу себя за случившееся.
— Не надо, Марсель... — Лепечет слёзно Лили, пока я хмурюсь, сосредоточенно давя в себе боль, поглаживая рукой её дрожащую руку.
— В этом больше моей вины. — Убитым и тихим голосом сказал Дориан. — Уж поверь мне. Ты поступил необдуманно, а я... причинил боль.
— Тоже необдуманно. — Еле слышно прошептала вдруг потерянная Лили, чуть съёжившаяся на постели. После чего она вдруг произвела резкий, прерывистый вдох, крепче впиваясь пальцами в мою руку. — Я, наконец-то, вспомнила, как... как это всё случилось. — Холод пробежал по коже, когда Лили направила отстранённый взгляд сквозь нас с Дорианом, в стену. — Я думаю, вы хотели бы узнать, но не могли спрашивать... боялись напоминать, давить... Я понимаю. Я благодарна вам за то, что вы этого не делали. Я бы раньше сказала, если бы только помнила, но... Видимо, ваши угрызения совести зашли корнями слишком далеко и... это так распоряжается судьба, проведение, наверное, но... На дороге стояла женщина.
— Что? — Это как удар под дых. Для нас обоих.
— Да, это была женщина в чёрном... Лица я не увидела, она была в капюшоне, но... она сняла его, когда уходила, после того как бросила меня в машине. — Лицо Лили становилось совсем детским от испуга, который она определённо чувствовала и сейчас. Да даже у меня от этого повествования с неподдельным ужасом во взгляде и слезами в глазах бежали мурашки по спине. — Она брюнетка и... у неё голос простуженный или прокуренный...
— Подожди. — Сжав вторую руку Лили, тихо прервал её Дориан. — Она говорила с тобой? — Мы оба непонимающе хмурились.
— Да, она спросила... девушка ли я Марселя. — Сглатывает Лили и смотрит в глаза то Дориану, то мне. — Я сказала, что нет... она ответила мне, что... «это верно», а потом ушла куда-то прочь.
— Наша свадьба была за закрытыми дверьми, но мне известно, что несколько заголовков журналов точно гласили о нашем браке. — Пожал плечами Дориан.
— Скорее всего, эта долбанутая не верит прессе. Нам нужно найти её. Найти и наказать. — Сказал я, глядя Дориану в зрачки.
— Нет. Я сам этого не сделаю и тебе не позволю. Теперь всё только в согласовании с полицейскими офицерами. Ибо если я увижу её, то убью, мне уже ничего не страшно. — Железным тоном произнёс Дориан. Я прыснул, начав расхаживать по палате и с раздражением потирать руки. — В чём дело, Марсель?
— Уверен, ты не хочешь это услышать. — Холодно выжег я. — Ты же понимаешь, что сами они ни черта ничего не найдут. Они уже закрыли дело. Не справилась Лили с управлением на ровной пустой трассе — и точка. Никому из них это неинтересно! По этой же халатности ты оказался за решёткой, Дориан и только неравнодушные люди смогли изменить что-то в твоей судьбе, не твои офицеры! — Прорычал я.
— Хватит! — Закричал он, резко встав. — Я сказал — «нет!»
— Эй, вы... оба! — Слабо прикрикнула на нас Лили, сев на постели. — Вы что, серьёзно собираетесь выяснять сейчас отношения? Я не для этого сказала то, что помню. Высказывайтесь. Но тише. И пожалуйста, держите дистанцию. Дориан. — Она позвала моего брата, который собирался убить меня своим взором. — Дориан? — Её голос звучал настойчивее. Он повернул к ней голову. Она изящно выгнула ручку и указала пальцем на табурет рядом с собой. — Сядь.
Дори, недолго помявшись, послушно уместился на указанное место, не сводя с меня испепеляющего взгляда синих глаз. Мне не потребовалось лишних слов: Лили посмотрела на меня гораздо красноречивее — и так же, как и мой брат — обречённо сев на диван, я оказался напротив Дориана, лицом к лицу. Он сжал желваки, — а меня эта ситуация наоборот подбодрила. Я шуточно прищурился, расплываясь в улыбке:
— Лили теперь Доминант?
— Тебе правда сейчас весело? — Выгнул он бровь, чуть ли не шипя каждое слово.
— Я вас попросила. — С глубоким вздохом сказала Лили. — Если вы мужчины, которыми я вас узнала, вы меня услышите. Говорите, но только по очереди и с достаточным количеством аргументов. — Лили выгнула бровь, кивая на меня.
— Спасибо такую честь, Ваше Преосвященство. — Лили «мило» улыбнулась. — Эта плодо... кхм, я хотел сказать: «дама» — определённо хитра и судя по сути её вопроса, она не хотела смерти Лили. Она как бы дала понять, что у неё есть какие-то планы или у её босса есть какие-то планы, — я понятия не имею, — но впутывать в это полицию в настоящее время — верх возможного безумства, Дориан. Они будут работать сами по себе. Никто нам не распишется о том, что они будут сообщать о каждом своём шаге, о каждом продвижении дела. Кроме того, это может испугать эту «женщину в чёрном» и мы с вами ничего не узнаем, а в один из дней прольётся чья-то кровь. — Лили вздрогнула, сильнее кутаясь в простынь. Взгляд Дориана смягчился. — И потом, брат... я понимаю, что ты на взводе, я тоже чувствую себя чёртовой миной. Но... первым вопросом этих блюстителей порядка будет: «А кого вы подозреваете?» Сейчас у нас вместо предположений — хрен. Так что сейчас я предлагаю думать, а не созывать консилиум из полицейских.
— Ты прав. Мы должны обсудить это с Теодором и Кристианом. — Кивнул Дориан. Блять.
— О, нет, Дориан, нет! — С досадой простонал я, раздражённо рыча и качая головой. — Пожалуйста, давай хоть с этим справимся без крови предков! Мы и так знаем, что делать.
— Знаем? — Недоверчиво гнёт бровь Дориан.
— Да. Лили надо окончательно поправляться к завтрашнему дню выписки, а нам думать, что мы будем делать. И пока это все планы наших дальнейших действий. — Я встал с дивана, хлопнув себя по коленям. Подойдя к Лили, я чуть склонился к ней и убрал локон с её лица. Она несколько настороженно следила глазами за моей рукой.
— Спасибо, Марсель. — Кивнула она с полуулыбкой, прежде чем выдохнуть. — За кровь и за план действий. Будем делать всё постепенно. — Лили повернулась к Дориану. — Верно? — Она взяла его руку в обе ладошки и сжала.
— Верно. — Сказал Дориан, провожая меня взглядом до двери.
Когда дверь за мной закрылась, я против собственной воли улыбнулся. Чёрт. Выдох. Я стараюсь быть серьёзным, а не думать о выражении лица моего брата, но выходит хреново. Так, ещё раз. Теперь, когда я перевёл дух, можно попробовать порассуждать, кто это и что ей было нужно...
Невероятно, но факт: достаточно быстро ко мне в голову влезла догадка о Гленне. Он ненавидит меня, он знает, как выглядит моё авто, только этим можно объяснить «равнодушие» на красивом личике Кэтрин, которое я видел на протяжении двух недель каждый день. Самое безумное — я не мог ей позвонить. Я хотел, но не мог. Женщины обычно брали сами инициативу в свои руки, а тут... Чёрт! Я даже нашёл её номер в мобильнике своей секретарши и, по совместительству её подружки, но буквально... палец не поднимался нажать на «вызов».
Я не знал, о чём мы с ней будем говорить после двух недель того, как она меня динамила. Но факт оставался фактом — я очень хотел поговорить с ней. Или хотя бы просто быть рядом. Отец пытался мне что-то сказать тогда, как-то помочь и наставить после услышанной мною категоричной фразы Гленна, но я отказался. И правильно сделал. Он не должен, он не может так быстро получать прощение за эту низость! Моё он не получит точно.
Я глубоко выдохнул. Моя мысль о Гленне оборвалась на машине и эта догадка стала мне казаться самой тупой. Он прекрасно знает, что Лили жена Дориана и вряд ли он бы завёл себе тупую напарницу...
Но почему Лили?! Почему она спросила: не моя ли она девушка? Да, новость о свадьбе моего брата не распространялась в таких масштабах, как свадьба Брэда Питта, и фотографии были взяты с прошлогоднего благотворительного бала, но узнать, что Лили — жена Дориана, наверняка можно было бы и другим способом. Да, можно другим, только если эта женщина не психопат... но все мысли ведут к обратному. Я глубоко выдохнул и потёр виски руками, сидя на кушетке.
Боже, очень знакомые голоса... Родители. Странный болезненный импульс вдруг заставил сердце ёкнуть. Я слышу разговор мамы с папой, да ещё и присоединившегося к ним Кристиана Грея, вещающего громче всех. Мне немного не по себе от представления картины, которую я увижу, но...
Мама выглядит по-настоящему сногсшибательно. С новой стрижкой. Такая сияющая и... будто бы совсем здоровая. Я уже совсем забыл о ней такой... такой счастливой. Вернее, вспомнил на ужине трёхдневной давности, — на котором Гленн всё испортил, — но истинной красоткой я давно только мечтал её увидеть.
Кажется, всё-таки, эти пару дней на ранчо вдвоём с Теодором пошли ей на пользу. Я впервые поздоровался за руку с отцом и это, признаться, его обрадовало. Когда мама обняла меня, я почувствовал больший релакс, нежели чем-то странное, пробирающее до мурашек чувство от рукопожатия. Мне было не неприятно, нет. Это было то самое чувство, когда «не по себе». В глубине души я понимал, что было бы неплохо поговорить с ним и разобраться, расставить все точки над «и», но быстрого примирение я редко себе позволял. Проблемы с доверием, а это их невесёлые последствия.
— Ты потрясающе выглядишь. — Сказал я маме, когда Кристиан поздоровался со мной и зашёл вместе с отцом в палату к Лили. Мама ослепительно улыбнулась мне и достала из сумки конверт. — Что это?
— Открой. Посмотри. — Мама улыбнулась. Я увидел в нижнем углу конверта подпись Рейна, её врача.
Мои руки задрожали. Когда я открыл его, спешно пройдя глазами, я не мог поверить в то, что это реально происходит. Сейчас, здесь, со мной и с моей мамой. Я правда прочёл это! Судорожно сглотнув, чтобы абсолютно всё понять, я пристально просмотрел текст ещё раз:
«К химиотерапии нет никаких показаний. Метастазы и инородные тела (в крови) не обнаружены. Противопоказаний нет. Предрасположенность к возобновлению появлению раковых клеток — 21% (малая). Рекомендации: посещать невропатолога два раза в неделю на протяжении месяца, пропить курс витаминов, на время (неделя) сменить климат. Показатель здоровья — 85% (высокий)».
У меня пропал дар речи, я ничего не мог ответить. Я только обнял маму за талию и с широкой улыбкой покружил в воздухе. Глаза вдруг странно закололо, а мама радостно смеялась, обняв меня за шею. Когда я поставил её на ноги, она с широкой улыбкой выдохнула и покачала головой.
— Мы с Теодором уже приобрели домик на Кипре. Смена климата на неделю... Мы как раз уложимся до юбилея твоего дедули. — Она поиграла бровями. Я сдержался, чтобы не закатить глаза.
— Мам, ты уверена в том, что это хорошая идея так быстро...?
— Марсель. Закроем тему. — Она поцеловала меня в щёку, затем утёрла пальцем помаду. — Всё будет хорошо... Кстати, с Лили же ничего серьёзного, почему её держат здесь уже третий день?
— Благодаря твоему старшему сыну. — Устало выдохнул я. — Ты же знаешь, что пока Дориан не убедится документировано, что Лили можно двигаться, она не будет двигаться. — Я положил маме конверт обратно в сумочку, до этого с улыбкой покрутив его.
— Марсель... не надо быть таким язвительным. — Она заглянула мне в глаза. Я покачал головой.
— Я в порядке, правда. Я ничего такого не сказал. — Вздохнул я, снова сев на кушетку. Мама присела рядом со мной.
— Да, не сказал. — Она погладила меня по волосам. — Но это всё равно яд, которым ты плюёшься, потому что страдаешь из-за Кэт.
— Я не страдаю, я... я просто стараюсь понять и принять, что Гленн ненавидит меня и всегда будет против моих отношений с его дочерью. Большинство людей меня ненавидит. И те, кого я ненавижу, ненавидят меня ещё больше... — Я осёкся, нахмурившись. Словно выстрел в голове отозвалось.
Леона. Она — брюнетка, она — стерва, которая разбила моё сердце, и наверняка ей интересно, кто сейчас «девушка Марселя». После той ночи в клубе, в котором я нашёл свою принцессу, я уже не приходил в подобные места, вследствие чего и могли пойти разговоры о том, что я «занят». Но мстить мне... таким образом, спустя столько лет? И за что? За то, что Дориан помог мне вернуть «бабки», которые я спускал на неё?
Дориан. Лили. Деньги. Девушка Марселя. Я хмурюсь ещё сильнее, чувствуя, что прав и от этого всё болезненно сжимается внутри. Дориан резко распахивает дверь, выходя из палаты, и подходит впритык ко мне, когда я тут же встаю. Мама так же поднимается на ноги и непонимающе смотрит на нас обоих.
— Так, так... Подождите. Может, вы скажите, что происходит? — Айрин встаёт между нами.
— Я объясню. — Говорит Теодор, выходя под руку с Лили, которая кутается в халат.
Кристиан останавливается, опираясь о косяк двери и чуть прищуривает серые глаза.
— Я всё рассказала. — Шепчет Лили, смотря на меня. — Дориан был не против и он думает, что это...
— Я знаю. — Произношу я и бросаю на брата выразительный взгляд. — Леа — это моя проблема, и я улажу её. Как можно быстрее. — Киваю я, сдерживая звериный оскал.
— Нет, Марсель, Леа — это наша проблема. Когда она плюнула тебе в сердце, я жаждал за тебя мести, не ты.
— Теперь её жаждет она. И мне хочется понять, чего хочет эта сука от меня и моей семьи для того, чтобы взамен мы получили покой. — Я рванул по коридору дальше.
Меня трясло от злости на себя. Счастье — это одно мгновение. Стоит вздохнуть и оно рассыпается, как старинный глиняный кувшин — нужно только его дотронуться, коснуться, ощутить.
Я сел в свой белый кабриолет и рванул к офису. Не знаю, как это случилось, но даже светофоры и «блондинки» за рулём были сегодня особенно сносными.
В кабинете я собрал людей, которые могли пробить по базе всё необходимое о Леоне Хейз-Эдвардс за последние годы. Всем было понятно, что дело серьёзное, по моему лицу, так что Мойерс не позволял задавать мне лишние вопросы, как и его помощница-сестричка.
Когда Кэролайн с блокнотом уже решила было удалиться после совещания, получив точные указания сообщать мне о всех «срочных новостях», — то есть, обо всей информации, что появится о Леа, — я решил остановить её...
Я вновь вспомнил о том, насколько мне необходимы хотя бы несколько минут с Кэтрин. И пусть это было безумием среди всей этой неразберихи ехать к ней, быть может, сейчас — не лучшее время, но чёрт подери! Когда, когда тогда оно лучшее?!Никогда не будет более подходящего момента, кроме как сейчас.
Наплевав абсолютно на все условности и правила приличия, я попросил мисс Мойерс разведать, где остановилась Кэт. Через полчаса у меня уже был адрес, а у Кэролайн премия. Хотя, они же подруги, ей это ничего не стоило...
Но Марсель Грей сегодня очень щедр.
Кэтрин в Белвью. Ничуть неудивительно для золотой девочки. Горячие вечеринки, молодость, которую хочется или пропить, или хуже. Чтобы доехать из Сиэтла в этот маленький городок мне понадобилось около двадцати минут, большая часть из которых были растрачены по трассе WA-520 E, из-за безграничного количество стремящихся туда людей. Проехав мимо одной из моих любимых сэндвичных здесь и знаменитого в Белвью тату-салона, где я сделал своё первое тату на лопатке в виде якоря с птицей, я продолжал ехать по сто шестой северо-восточной авеню по прогретому от солнца асфальту, который буквально шипел под колёсами.
Наконец, я выехал к виллам — примерно такие, — стандартные для богачей, — я и ожидал здесь увидеть. Отправить дочку сюда для занятий, когда каждую ночь соседи не дают спать? Это мог только мистер Гленн Рид. Поаплодируем стоя!
Что-то он не очень далеко постарался спрятать её от меня. Я даже подумал, что это подвох, но когда я объехал вокруг участок Ридов, то увидел Кэтрин, сидящую на качели под навесом у бассейна, и читающую какой-то тёмно-бордовый учебник. На ней был сексуальный короткий комбинезон с шортиками, отлично оголяющий её округлые колени. Я выдохнул щекочущее чувство в горле от предвкушения, оттого, что так ждал... встречи с ней.
Я перелез через металлические ставни забора. Так как я приземлился на ноги довольно громко, Кэт просто не могла меня не заметить.
Она явно шокирована. Глядя мне в глаза, она с шумом захлопывает учебник. Я пропускаю тяжелый вдох, медленно идя к ней. Она встаёт с качели и делает пару шагов мне навстречу.
— Марсель... Как ты нашёл меня? — Она хмурится, осматривая меня с ног до головы. По её глазам буквально видно, что колёсики крутятся в её голове. Когда я начинаю улыбаться, Кэти с выдохом упирает руки в бёдра. — Кэролайн. Я должна была догадаться. — Она качает головой. Я ловлю её щёчки в свои ладони, задерживая.
— Нет. Не должна. — Шепчу я, смотря прямо в глаза. Она тяжело сглатывает, взяв мои запястья и пытается убрать, но вместо этого мои ладони соскальзывают на её шею. — Ты совсем не скучала по мне? — Я свожу брови.
— Нам с тобой ничего не светит. — Говорит без эмоций мисс Рид. — Знаешь, если мой папа чего-то хочет, он добивается. Для усовершенствования моих знаний, для полного освоения риэлторского дела, мне потребуется ещё учиться и он хочет, чтобы я занималась дома. Он хочет оградить меня от не желаемого им общества. И ты разочаруешься в себе, Марсель, но ты входишь в эти рамки. Теперь ещё и Кэролайн, моя единственная подруга, потому что она работает на тебя. — Кэтрин убирает мои руки, так как я стою в полном ступоре.
Не могу вымолвить ни слова, но слежу за Кэтрин взглядом, решив, что это как-то поможет мне начать соображать. Кэт, взяв учебник, идёт от меня к бассейну и спускает ноги в воду. Выглядит обречённо. Когда я приближаюсь к ней и сажусь позади, она резко выдыхает и оборачивается ко мне. После чего произносит, смотря мне прямо в глаза:
— Марсель, тебе не нужно быть здесь. Ты не хочешь неприятностей.
— Ты не хочешь, чтобы я был здесь? — Шепчу я, положив руку на её щёку и нежно, бережно её поглаживаю. Это заставляет её растерянно выдохнуть.
— Я... не заставляю тебя... быть здесь. — Она хмурится.
— Ты заставляешь меня уехать. Только потому, что меня ждут разборки с твоим отцом? Или другая причина? — Она молчит. После чего потупляет взор в учебник. — Кэтрин... — Шепчу я, убирая волосы на шею с оголённой в разрезе спины. Мои губы прижимаются к её лопатке. Она вздрагивает. — Отвечай.
— Мне нечего тебе сказать, Марсель. — Прочистив горло, говорит она.
— А ты хорошо подумай. — Мои губы продолжают скользить по её коже. Я чувствую мурашки.
— Я не такая, как те девушки...
— У меня нет девушки. Вакансия свободна и только для тебя. — Она широко улыбается.
— Я не могу воспользоваться ею, я всё равно не могу дать тебе, что ты хочешь.
— А чего я хочу? — Ухмыляюсь. — Ты думаешь, что мне не терпится склонить тебя к близости?
— Твои действия это подтверждают. — Я тихо смеюсь и зацеловываю её плечо. Медленно и мягко.
— Марсель, мне... правда нужно время, чтобы готовиться к экзамену по социологии, а ты... Ты меня отвлекаешь, решив, что имеешь на это какое-то право. — Мисс Рид поучающе-многозначительно выгибает идеальную бровь, смотря на меня, пока я широко улыбаюсь, продолжая тереться губами о её подмышку, лопатку, плечо.
От солнечного света её кожа пахнет, как персик. Сладкая и прогретая. Она дрожаще улыбается мне, когда я трусь губами о её волосы на затылке, вытянувшись, после чего несколько раз нежно целую в темечко. Мои руки ложатся на её талию, гладя. Она дёргается, но не просит остановиться.
— Если мой отец узнает, что ты приехал, нашёл меня здесь и пытаешься заставить вытворять с тобой... очень плохие вещи... — Её голос, как и глаза сейчас затуманены. Она чертовски соблазнительная.
— Кэт. — С ухмылкой хриплю, ведя губами по её ушной раковине сквозь волосы. — Если ты не перестанешь угрожать мне своим папочкой, я откушу твои ушки... Хотя, судя по всему, он отец, а я твой папочка. Я же заставляю тебя делать плохие вещи? Точнее «хотеть делать». — Я выгибаю бровь, смотря прямо в её зрачки, сверкающие от солнечных лучей, отражающие без преломления свет.
Это заставляет меня судорожно выдохнуть от замирания сердца. Кэтрин дарит мне ослепительную улыбку, переводя взгляд на бассейн.
— Хочешь поплавать со мной? — Она выгибает бровь, смотря на меня, приподняв загорелое плечико.
— А как же социология? — Я достаю мобильник из кармана, начав расстёгивать ремень брюк, и указываю на учебник подбородком. Она хватает меня за него, откидывая свою книжку и влажно чмокает в губы, что ещё более неожиданно. И это «неожиданно» в буквальном смысле сводит меня с ума.
— Ты сам хотел отвлечься. Теперь... получай. — Она толкает меня обеими руками в грудь, из-за чего я с громким стоном и брызгами валюсь в бассейн.
Прямо в одежде. Блять, ей не жить... без меня.
Я смеюсь, выплёвываю воду и подплываю к краю. Она молит меня о том, чтобы я этого не делал, но она напросилась — я тяну её за ножку, которую она не успела вытащить из воды. Она громко визжит, прежде чем мы вдвоём оказываемся под водой, но когда мы выныриваем, какая-то совершенно другая волна накрывает нас обоих. Я прижимаю её к стенке бассейна, её ноги и руки вокруг меня. Мои ладони — на её бёдрах, мои губы — на её. И блять, да, она впервые не сопротивляется, а целует меня так, что мы не успеваем дышать. Когда она кусает меня за губу, снова по-кошачьи царапая меня, я с хриплым вздохом отрываюсь, смотря на её припухшие уста. Она вся — пламя под толщей вод. Когда моё лицо непроизвольно приближается к ней, притягивая губы к губам, она откидывает голову назад и громко выдыхает. Я целую её шею, её руки скручивают мои мокрые волосы. Стону, рычу, целую. Когда она отрывает меня от своей шеи, заглянув в глаза, мне кажется, что сердце сейчас остановится.
— Послушай, Марсель... Я знаю, что многого сейчас попрошу у тебя, но... Я чувствую себя с тобой иначе. Я не знаю, как это объяснить. В какой-то степени я даже боюсь того, что происходит между нами. Меня пугали твои каждодневные ожидания у института, как будто я... твоя... Я... Не знаю, как и кто... Мы практически ничего не знаем друг о друге, хотя знакомы давно, я... Согласна видится с тобой, согласна...
— Быть моей? — Бьюсь губами о губы. Она с дрожью выдыхает.
— Да, да, Марсель... согласна. Но ты должен иметь ввиду, что... никого другого у тебя... — Она многозначительно смотрит мне в глаза. Я шумно выдыхаю, улыбаясь.
— Кэт, с той ночи я думаю только о тебе. — Шепчу. — Только о тебе. Мне никого другого не надо...
— Ещё кое-что. — Она смотрит в мои глаза. — Никто не должен знать. Особенно мой отец.
— Кэтрин...
— На другое я не согласна. Сейчас я хочу быть послушной дочкой.
— Слушай, это твоя жизнь...
— Сейчас она мне не принадлежит. — Кэт сжимает мои волосы крепче. — Пожалуйста, Марсель... Мне нужно вернуть свободу, которую он отнял, потому что думает, что нас с тобой что-то связывает. Я не хочу, чтобы он пока... знал об этом. Ты мой враг номер один. Для всех. Я буду готовить его, но медленно... Марсель...
— Я хочу объяснений. — Шепчу я.
— Я знаю. Я дам тебе их. Позже. — Она прижимается с поцелуем к моим губам. — Я дам, я всё скажу, как придёт время. Сейчас... — Она делает недолгую паузу. — Сейчас, пожалуйста, уезжай. Отец должен приехать к четырём.
— Кэтрин, нет. — Хмурюсь я, качая резко головой. Она сжимает мою голову в тисках и целует меня так сильно, что у меня начинает кружиться голова.
Блять, сидя в машине у её института две недели под ряд, я просто молился о том, чтобы однажды её бесстрастный взор наполнился чем-то большим, хотя бы заинтересованностью. Я уже начинал думать, что ни черта ей не нравлюсь! А здесь... «она огонь, скованный льдом», — как раньше поговаривали о Грейс Келли. В её сдержанном бирюзовом взгляде настоящая прожигающая сексуальность. Боже...
Она целует, целует меня так, пока губы не становятся синими от отсутствия дыхания. Смотря мне в зрачки она громко шепчет:
— Пожалуйста, Марсель, немедленно уезжай. Как только я выясню время, когда мы сможем встретиться, ты это узнаешь. Пожалуйста.
— Что за игру ты ведёшь? — Хриплю я на выдохе.
— Я была не бунтаркой, когда была подростком. Я хочу насладиться. — Она ведёт рукой по моей щеке, чуть царапая. — Пойми, пожалуйста...
— Бунтари убегают от опеки, из дома...
— Мне некуда.
— Ко мне. — Хриплю. Кэт с дрожью смеётся. — Я серьёзно...
— Держи для меня это убежище. Возможно, я решусь. — Она кусает меня за подбородок. Я так возбуждён, что мне становится трудно держать себя в руках. Пока я целую её, мои руки скользят по всему её туловищу.
— Марсель, Марсель... Пожалуйста. Уезжай. — Рид почти рычит, смотря мне в зрачки.
— Боишься, что твой отец нас накажет? Лишит конфеток? — Я играю бровями.
— Если бы так...
— Просто... украду тебя. — Шумно улыбаюсь. — Знаешь, я прощупал... Попка у тебя действительно знатная. — Играю бровями. Кэтрин со смехом хлопает меня по плечам:
— Ты... такой... такое дерьмо, Марсель. — Рид с улыбкой хмурится.
— Которое ты хочешь съесть. — Шепчу, а после целую её в смеющиеся губы.
Я бы не отлепился от неё, не смог оторваться, если бы не звонок моего мобильника у бортика бассейна. Прощались мы с Кэтрин недолго — она выбежала с заднего двора и спряталась в доме, закрыв дверь изнутри. Я смотрел на неё через стекло. Кэтрин прижалась к нему губами, оставляя влажный след, а я очертил их. Совсем мокрая, насквозь промокшая... Я уже представлял, какая её кожа сейчас на вкус, но звонок был настойчивее.
Это был Мойерс. Я перезвонил ему, только когда выехал из Белвью — мне нужно было время перевести дух, отдышаться и прийти в себя, чтобы выглядеть серьёзным мужчиной с серьёзными проблемами. Но сейчас я чувствовал себя иначе — чёртовым везунчиком, который хочет понять эту взбалмошную молодую девчонку. Настоящий бутон нераспустившейся страсти. Уравновесить все эмоции было невозможно, но силы снова погрузиться в проблему под номером один я нашёл.
— Мистер Грей, Леона Хейз — модель и любительница хорошенько повеселиться, уже три года не возвращалась в Штаты. Наверное, вряд ли нужно продолжать что-то рыть дальше...
— Ты уверен? — Ситуация становилась ещё более хреновой.
— Абсолютно, мистер Грей.
А теперь что?..