Порождение

— Здравствуй, милая! Как твои дела сегодня?

— Доброе утро, Марья Петровна! Просто замечательно.

— Кошмары не снились?

— Нет. Сегодня была более или менее спокойная ночь. Только холодно...

Я даже поёжилась. Марья Петровна охнула, её шаги отдалились. Послышался звук закрываемого окна и бормотания нянечки:

— Я же точно помню, что закрывала его. Совсем старая стала...

— Да ладно вам, Марья Петровна! Ничуть вы не старая, — улыбнулась я.

— Ты же меня даже не видишь.

Она снова подошла ко мне, взяла мою руку в свою, тёплую и пахнущую булочками с корицей.

— Бедняжка, за что же тебя Бог так наказал?..

Я поморщилась. Этот вопрос Марья Петровна задавала почти каждый день. Да что там, с него начиналось каждое моё утро.

Дело в том, что моя няня очень набожная. Веру она привила и мне: до знакомства с ней я вообще понятия не имела о том, что это такое. Мои соседи по палате атеисты (так они сами себя назвали когда-то) и всё время ныли: «Почему такая несправедливость? Почему одни рождаются здоровыми, а другие — больными? Чем мы заслужили такое?!» Я только раздражённо плечами пожимала и попросту переставала слушать. Раздражает нытьё.

Сейчас внутренне я почти разозлилась на Марью Петровну, так как разговоры о Боге считала довольно скользкой темой и старалась лишний раз её не касаться. И нянечке сотни раз об этом говорила. Но, видимо, правду говорят про горбатых и могилы...

Я постаралась ответить как можно спокойнее и ласковее:

— Марья Петровна, вы же знаете, что...

— Конечно-конечно... — перебила она, сжимая мою руку. — Просто...

— Марья Петровна!

Терпеть не могу повышать на неё голос.

Женщина вздохнула и выпустила мою руку. Отошла куда-то. Я услышала хруст расправляемого белья, запах свежести и леса защекотал ноздри.

«Обиделась. Точно обиделась».

— Марья Петровна?.. — я встала с кровати и подошла к нянечке, — простите меня. Пожалуйста.

Та вздохнула и обняла меня.

— Как же на тебя злиться можно? — ласково проговорила она.

Рядом с ней тепло. Я прижалась сильнее к её плотно сбитому телу. Отчётливее запахло корицей, и к ней добавился ещё один запах. Кажется, это яблоки...

— Опять холодная! Что же у тебя всё не слава Богу? — запричитала нянечка, выпуская меня.

Я улыбнулась и снова прошла к кровати. Плюхнувшись на матрас, я оперлась руками об него, улыбаясь своим мыслям.

— А что сегодня на завтрак подают? — спросила я, почёсывая нос.

— Кашу, овсяную или манную, яичницу с сосисками или блинчики с вареньем, — ответила она, встряхивая очередной пододеяльник.

— Ммм, а с каким? — Я непроизвольно сглотнула слюну.

— Вот попробуешь и узнаешь, — усмехнулась Марья Петровна.

— Ах, вот как? Пойду тогда.

Марья Петровна, пожелав мне приятного аппетита, продолжила заниматься сменой постельного белья. Я же ещё добрых три минуты провозилась со шнурками ботинок. Старенькие, примерно с десятилетнего возраста их ношу, поэтому шнурки почти рассыпались и походили больше на бахрому. Но и менять их на новые я не хотела — уж больно привыкла.

Наконец закончив, я вышла за дверь палаты.

В коридоре со мной кто-то здоровался. Я улыбалась и кивала в ответ. Правда, не все голоса оказались идентифицированы. Как обычно. А вот и знакомый поворот. Ещё несколько шагов прямо и... меня чуть не сшиб с ног кто-то умный, резко открывший дверь. Я успела выставить вперёд руки, и весь удар пришёлся по ладоням. «Кто-то умный» оказался мужчиной, бормочущим что-то невразумительное.

«Из Адского крыла», — подумала я, перехватывая дверь и входя в столовую.

Тут же в нос ударили запахи еды и людей. Все чувства заработали в полную силу, перерабатывая информацию.

Помещение было очень большим, наверное, как десять моих палат. С левой стороны бок нагревался теплом от многочисленных плит, а с правой стороны было наоборот прохладно из-за открытых окон. Гул от разговоров, топот, шкворчание блинчиков и яичниц на сковородах, звон вилок и ложек о посуду — всё это накрывало волной уши. Казалось, если прислушаться, я смогу отчётливо услышать даже целые диалоги. Было скользко. Приходилось идти маленькими шажками, чтобы не покатиться.

Усевшись на маленький диванчик у окна, я тут же развернулась навстречу ветерку, нёсшему с собой ароматы трав и поздних цветов. Полной грудью вдохнув лесные ароматы, я почувствовала умиротворение. Все остальные запахи и негромкий гул в столовой, казалось, уплывали куда-то...

— Фимка!!!

Я вскрикнула и схватилась за сердце.

— Марин! Как же тебе не стыдно-то?.. — пробормотала я, тяжело дыша. Сердце так и прыгает! — Я ж чуть не сдохла!

— Фу, какие выражения! — сделав гнусавый капризный голос, проговорила она. — Приличные дамы так не говорят! Сдохла...

На секунды две между нами повисло молчание. А потом мы обе расхохотались.

— Ты чего без еды-то? — спросила Марина, ставя поднос с ароматными вкусностями на стол. — На диете, что ли? Куда тебе ещё худеть? Ты ж тощая, как наш главврач!

— Аппетит нагуливаю, — усмехнулась я, поймав себя на мысли, что попросту забыла взять еду.

Беспечная Марина же, судя по частому стуку вилки о тарелку, не собиралась ждать горохового супа.

Марин, ты настолько проголодалась? — усмехнулась я.

— А то! — с набитым ртом проговорила подруга. — Я вчера зачиталась и не пошла на ужин. Теперь голодна как чёрт!

— И что же это за в высшей степени интереснейшая книга? — с иронией спросила я, уже примерно представляя, что в руки к «охотнице за мистикой» попала очередная муть за авторством какого-нибудь Агриппы.

— Нашла «Дракулу» Брэма Стокера! — похвасталась Марина. — Хочешь, сегодня в библиотеке тебе её почитаю? Или к тебе сегодня вечером приду, а?

— Настолько интересно?

— Очень интересно и страшно... — замогильным голосом произнесла она. Я хихикнула и встала.

— Ты куда?

— Куда-куда, — проворчала я. — Пойду еды возьму.

Спустя минуту я вернулась, нашарила вилку и всё-таки принялась за блинчики. Ненадолго воцарилось молчание, прерываемое только чавканьем и звоном столовых приборов о тарелки.

— Ну, так что? Хочешь? — вернулась к прерванному разговору Марина.

— Давай! Заодно моих соседей попугаем.

Я коварно потёрла руки. Марина засмеялась.

* * *

Эдем.

Что можно представить себе, услышав это слово? Наверняка, какую-нибудь красивую лужайку с изумрудной травой и красными рубинами маков на ней? Или заросшую дикими растениями, лилиями и лианами долину, с изобилующими оттенками зелёного и жёлтого? Или тихую гладь голубого озера в забытой всеми долине? Или можно не изобретать велосипед и вообразить себе сад с разнообразными, благоухающими мёдом, цветами, фруктовыми деревьями и львицей, мирно вылизывающей агнца...

Эдем для каждого свой. Так что можете забыть всё, что вы там себе напредставляли — вашим ожиданиям он точно соответствовать не будет, так как ваши ожидания ещё тысячу и один раз поменяются.

Что до нашего Эдема, то так назывался сад, обустроенный за больницей. И я могу совершенно точно сказать, что запах и атмосфера там действительно райские. Сейчас середина сентября, а значит, Эдем должен быть весь укутан в золото и багрец, благоухать прелой листвой, излучать атмосферу миролюбия и приводить в состояние благоговейного экстаза... Умеет же Маринка лихо фразу завернуть.

А вы думали, это всё мои слова?

Только мы присели на скамейку, как тут же она содрогнулась под ещё чьим-то телом. Судя по визгам Марины и глубокому басу, принявшемуся источать сарказм направо и налево, это был Максим.

— Эй, может поаккуратнее? У нас нервы, между прочим, не железные, — возмутилась я. Правда, в шутку.

— Фим, чего ты такая обидчивая-то? — пробасил парень и ткнул меня в плечо.

— Да не тыкай ты её! Знаешь, что она этого не любит!

Судя по звуку, Марина отвесила Максу подзатыльник. Тот охнул и засмеялся.

— Ну, хорошо-хорошо! Уважаемая Серафима Акакиевна! Я прошу прощения за свой подлый поступок. Позволите ли вы поцеловать вашу руку в знак примирения?

— Серафима Акакиевна позволяет, — чинно пропела я, протягивая руку перед собой. По ней шаркнули горячие губы. Марина звонко рассмеялась. Я ткнула её локтем в ребро. Макс же завёл разговор о какой-то ерунде. Я слушала вполуха, размышляя.

Вспомнился мой кошмар. Как некстати.

Я одна в темноте. Пытаюсь позвать кого-то, но не слышу собственного голоса — моего единственного средства связи с окружающим миром. Я начинаю бежать. Бегу долго, пока не проваливаюсь куда-то. Дыхание перехватывает от затхлого ветра, который хлещет по лицу. Всё то время, что длится полёт, меня не покидает чувство липкого страха. Он закрадывается постепенно, не спеша, словно у него есть сознание, и он понимает, что спешить некуда — я в его власти. А потом меня что-то ловит. Я чувствую, как это «что-то» оплетает тело, не давая мне шанса выбраться. Пытаюсь кричать, но голос как ушёл, так и не думал возвращаться. Я чувствую, как меня притягивают ближе, ощущаю на своём лице чьё-то горячее и сиплое дыхание. Всё внутри меня сжимается, готовясь принять смерть.

— Ч-ч-что тебе нужно?.. — с трудом выдавливаю я.

В ответ мне раздаётся какой-то непонятный звук. Он похож на смесь хрипа и шипения. Я не могу разобрать слова... Затхлый запах превращается в невыносимую вонь. Касание чего-то острого. Нижняя часть лица взрывается болью... Я кричу. Но не столько от фейерверка этой самой боли, сколько от осознания того, что я больше не смогу сказать не слова...

— Фимка, очнись!

Снова тычок. Я помотала головой, отгоняя воспоминания.

— Что ты как лунатик всё время? Не дозовёшься! — возмущалась Марина прямо мне в ухо. Я поморщилась.

— Извини-извини! О чём вы?

Подруга рыкнула в своей обычной манере и продолжила о чём-то яростно спорить с Максимом.

— Я тебе говорю, что он существует! Почему ты никогда не веришь на слово?

— Потому что я реалист, и верю только в то, что могу увидеть собственными глазами и потрогать собственными руками. А вся эта мистика-мурыстика не по мне!

Голос Максима казался раздражённым. Он всегда таким становится, когда Марина начинала доказывать ему, что призраки или что-то подобное существуют.

— Но почему? Что плохого в вере в мистику? — не понимала она.

— Потому что она — для детей, — зевнул Макс. — Посуди сама. Ведь все эти сказки для них и созданы. Маленькие человечки ещё не знают, где правда, а где ложь, поэтому верят во всё. Но с возрастом это знание к ним приходит, и тогда каждый сам для себя решает, во что ему верить.

— Как знаешь, — Марина явно обиделась. — И всё-таки он существует.

— О ком вы говорите хоть? — вздохнула я, желая, наконец, прекратить спор, который никому из нас явно на пользу не идёт.

— О каком-то... блин... насекомыш какой-то... — Максим, как мне показалось, вполне натурально задумался.

— Сам ты насекомыш! Палочник! — Голос подруги даже поднялся на октаву выше от негодования (у Максима, к слову, было любимая фраза для таких случаев — «сбрось октаву»).

— Так ведь палочник и есть насекомое! — задумалась я.

— Да вы сговорились, что ли? — взвизгнула Маринка.

— Сбрось октаву.

Ну вот, я же говорила.

Она глубоко вздохнула и продолжила уже гораздо спокойнее.

— Это имя такое. Есть и второе. Слендермен.

— Слендермен? — «Странное имя». — И что же это за очередная нечисть? Что-то вроде Пиковой Дамы или Безголового Всадника? — усмехнулась я. Максим хихикнул, но тихо, чтобы не злить Марину.

— Слендермен известен как чудовище, обитающее в лесу. Он получил своё имя благодаря своему тощему телосложению. Сие порождение леса имеет щупальца, которые могут вытягиваться на любую длину... Да все части его тела могут вытягиваться на любую длину...

— Мечта нимфоманки, — шепнул Максим. Я прыснула, но тут же зажала себе рот ладонью.

— ...а также не имеет лица.

Марина говорила всё это с таким азартом, что я невольно заколебалась. Максим же только в очередной раз громко зевнул.

— И чем же он так знаменит? — поинтересовалась я.

— Ну... По правде говоря, доказательств его существования так и нет. Вроде бы он занимается тем, что похищает детей.

— Ещё и педофил?! — возмутился Максим. — Слушай, это всё выдумки! Я слышал, что твой Слендермен — плод воображения одного американца, который выложил его историю и якобы реальные фотографии на каком-то тухлом форуме. И понеслась...

Я почувствовала запах озона. Через секунду небеса разразились грохотом. Все, кто находился в саду, замолкли, но в следующие мгновения прерванные разговоры возобновились. Дело в том, что Эдем находился под неким подобием гигантского купола, типа парника, только с маленькими окошками, так что больные могли находиться в Эдеме в любую погоду.

— Ну ладно, я тебе докажу, что этот твой насекомыш выдумка и миф. Пошли!

— Мифы часто основаны на реальности! — «Чего у Маринки не отнять, так это упёртости». — Ты с нами, Фим?

По куполу забарабанили капли дождя, голоса людей начали затихать — видимо, некоторые всё-таки предпочли свои тёплые и уютные палаты Эдему. Я вдохнула, раздумывая.

— Я попозже к вам присоединюсь. Вы будете в библиотеке?

— Ну да, как обычно, — пробурчал Максим.

Действительно, в последнее время мы стали ошиваться там чуть ли не каждый день.

Я усмехнулась, вслушиваясь в удаляющиеся шаги. Спустя минут пять поняла, что Эдем опустел окончательно. Я снова вздохнула и подняла голову. Как же хочется выйти отсюда и ощутить водную капель на своём лице...

Нельзя. Правила запрещают пациентам выходить за пределы территории нашей больницы одним. Да и в сопровождении няни тоже нельзя было уходить дальше нескольких метров и не дольше, чем на полтора часа.

— Дурацкие правила... — пробормотала я, скрестив руки и ноги. — Дурацкий купол...

В мыслях просто ураган. И из этого урагана, словно потерпевших крушение моряков на побережье, выбрасывало отдельные слова:

«Надо. Нарушить. Правила».

Эти три слова буквально заставили меня подскочить на месте. Я даже засмеялась. Ведь всё так просто.

Прислушавшись в очередной раз, я убедилась, что одна. Встала со скамейки. Направилась навстречу ветру. Ноги сами понесли меня.

Руки сразу наткнулись на дверь, и она оказалась не заперта. Чья-то забывчивость обернулась неописуемой удачей. Я вышла наружу. Тут же у меня перехватило дух от смеси свежего ветра и дождя. Я подставила лицо стихии. Высокая трава оставляла прохладные дождинки на щиколотках. Улыбка сама появилась на моём лице. Я направилась в лес.

Знаю, Марья Петровна ни за что не повела бы меня туда. Почему-то взрослая умудрённая опытом женщина до безумия боялась любого места, где, так или иначе, были деревья. Для меня этот её страх оставался загадкой. А вот лес манил с каждым разом всё больше и больше...

Я почувствовала, как кроны деревьев сомкнулись над моей головой. Впереди меня, кажется, была небольшая тропинка...

«Тропинка? Тропинка?! Да впереди меня — неизвестность! Чего ещё нужно-то?»

Я остановилась спустя минут пятнадцать, чтобы собрать в хвост отсыревшие волосы. Сделав всего один шаг, услышала какой-то шорох в кустах.

— Наверное, зверюшка... — пробормотала я и пошла ещё быстрее.

Чем дальше я углублялась в лесную чащу, тем настойчивее уши ловили странные звуки. Невольно страх зашевелился под рёбрами. Я обняла их руками и ощутила, как громко и гулко колотиться сердце.

— Блин, Маринка! Угораздило же тебя рассказать эту историю именно сегодня, — ворчала я, мотая головой в разные стороны.

Некстати вспомнился и кошмар, который преследовал меня последние несколько месяцев. Мне показалось, что то ощущение липкого и омерзительного ужаса потихоньку зарождается в дальних закоулках моего мозга. Очередной шелест листьев я уже не стерпела и дрожащим голосом проговорила:

— Кто здесь?

Никто, разумеется, не ответил. Даже шорохи прекратились. Вообще все звуки прекратились.

— Ой, не к добру это... — прошептала я, содрогаясь от ощущения слежки.

Словно кто-то сверлил взглядом спину.

Я обернулась, хотя в этом не было абсолютно никакого смысла — своего преследователя я всё равно не смогла бы увидеть. Но, должно быть, это его спугнуло. Я и моя спина вздохнули с облегчением. Впервые не было абсолютно никакого желания идти дальше в чащобу. Поэтому я, ругая себя за трусость, прыжками поскакала обратно, в сторону Эдема. Сознание стало вытворять не весть что — показалось, что помимо собственных шагов, слышу ещё чьи-то. Тихонько повизгивая, я припустила ещё быстрее.

В панике я совершенно потеряла ориентацию в пространстве и в следующую секунду врезалась в дерево. Тело сползло на мокрую землю. Хорошо руку держала перед собой, по привычке, иначе прощай, нос.

Вот на этот раз мне точно не показалось — я отчётливо услышала позади себя шаги. Я замычала и попыталась подняться, но ноги разъехались в грязи. Мои лоб и нос тут же взмолились небесам, чтобы их не сильно покалечило при падении, но неожиданно меня кто-то подхватил. Очевидно тот, кому принадлежали те шаги.

— С-спасибо... — пробормотала я, как никогда проклиная свою слепоту.

Ответом мне была тишина. Мой спаситель молча помог мне восстановить равновесие. Я коснулась щеки и поморщилась. Кажется, сегодняшний вечер я проведу за увлекательнейшим занятием — извлечением заноз. Я поймала себя на мысли, что страх куда-то исчез.

— Кто вы? – спросила я, опустив голову вниз, чтобы чего доброго незнакомец не испугался меня. Но, кажется, он даже не собирался заводить разговор.

«Ушёл, что ли?»

Я протянула руку вперёд. Она упёрлась во что-то тёплое и твёрдое. Я в смущении спрятала конечность за спину.

— Извините, просто мне показалось, что вы уже ушли... и я... — Опять проклятое молчание. Он издевается? — Слушайте, я искренне благодарю вас за то, что вы, так сказать, спасли моё лицо от встречи с грязью, раз вы, по всей видимости, не горите желанием принять мою благодарность, я оставлю её при себе. Всего хорошего!

Я резко развернулась, из-за чего опять чуть не грохнулась, и гордо пошла вперёд. Шагов я больше не слышала. Это отлично. Значит, таинственный спаситель не горел желанием как-то объясниться. Это плохо. Ну и ладно! Не больно-то и хотелось...

Размышляя таким образом, я подошла к парнику Эдема. Прислушавшись, удостоверилась, что одна, и открыла дверь. Почему-то в этот момент подул ветер. Пока отплёвывалась от собственных волос, прошло где-то полминуты. Наконец, войдя под защитный купол, я вздохнула с облегчением. А вдруг этот ненормальный попытается вломиться в больницу? Хотя зачем? Что можно украсть у калек? Всё, что можно было, у нас уже украли.

* * *

Просунув нос в библиотеку, тут же услышала знакомые голоса. До сих пор спорят!

— Господи, Фимка, где ты была? — воскликнула Марина.

Да уж, наверное, видок у меня не из лучших на данный момент.

— Ты клад искала? — засмеялся Максим.

— Хватит, — вздохнула я, пытаясь подцепить занозу ногтями.

Бросив это занятие, я нащупала кресло и грязной задницей плюхнулась в него. Ещё несколько секунд висела неловкая пауза, в течение которой, вероятно, друзья рассматривали меня.

— Ну, так что? К какому выводу вы пришли? — не пытаясь скрыть раздражение, спросила я.

— Да ни к какому! — усмехнулся он. — Никто из нас не желает признавать правоту другого.

— Это потому что ты чёрствый, — пробурчала Марина вполголоса.

Видимо, даже не смотря на доказательства правоты Макса, она не хотела и не собиралась сдаваться просто так.

— А ты что думаешь, Фим? Ты веришь, что он есть?

— Ты знаешь мою точку зрения касательно всех этих вопросов, — попыталась я уклониться от прямого ответа. — Всё возможно...

— Нет, не знаю! Мне нужен твой ответ — да или нет!

Я ощущала, как Марина сверлит взглядом то место, где у меня должны были быть глаза, и напряжённо сопит. Я сглотнула.

— Ну... видишь ли... Я не отрицаю самого факта существования Слендермена. Но нельзя же верить чему-то безоглядно... К тому же, доказательств в пользу того, что он выдумка, больше, чем в то, что он реален...

Марина неожиданно разревелась. Мы кинулись её успокаивать. Я гладила её по дрожащей руке.

— Вот бабы... Успокойся! Ну, зачем так расстраиваться?

В голос Максима просочились панические нотки. Такие у него всегда бывают, когда нам объявляют о ежемесячной вакцинации. Та ответила, что-то невразумительное и продолжила истерику.

— Марин, ну почему это внезапно стало для тебя так важно? — Мой голос тоже задрожал. — Ты же не плакала, когда Максим доказал тебе, что Кровавая Мэри не живёт в России!

— Вы не понимаете... — промямлила она. — Это постоянно происходит... Вы никогда мне не верите. Что бы я вам не говорила, вы тут же начинаете меня убеждать в том, что это неправда. А я ведь не просила вас! Почему вы такие?!

С этими словами Марина выдернула свою руку из моих и убежала. Максим кинулся догонять её — его топот был настолько громок, что отражался от стен. Я осталась сидеть одна, ковыряя щёку с занозами.