1.8 Ханаюки. Изуку. Рассыпаясь на осколки
После знакомства с мамой Изуку, прошло уже два месяца, и осень потихоньку перехватывала власть у лета, то тут то там появлялись желтеющие деревья, а я всё реже стала проводить время под старой сакурой.
Земля была холодной, мне же ничего ценного себе отморозить крайне не хотелось.
В июле мы скромненькой компанией - я, Инко-сан и Изуку, - отпраздновали День Рождение Деку у них на кухне, тогда я ещё долго ломала голову над тем, что же подарить тому, кто по сути являлся моей "гарантией на безбедное будущее", в итоге придя к выводу, что дарить мне ему нечего, ибо денюжек нет, каких-либо вещичек тоже, и окончательно впала в отчаяние от своей бедности.
Но! В конце концов просто состряпала ему коротенькую песенку и криво-косо исполнила, - благо опыт написания каких-никаких песен был, а голос у этой тушки оказался на удивление приятен.
В общем, прерывать своё общение с семьёй Мидория я не хотела, частенько заходя к ним в гости и просто болтая с Инко-сан (еле как запомнила все эти суффиксы).
Сегодня был самый обычный день, я одевшись в ободранную, но тёпленькую курточку шла в сторону дома Изуку, ибо договорились поиграть, пока ещё есть возможность, в песочнице.
Знаю, я "вроде как взрослая", но иногда всё же приятно вот так проводить время за непринуждённой игрой в куличики или догонялки.
Но вместо хорошо проведённого времени в обществе Деку, я получила нечто другое.
А именно Каччана заносящего руку над моим Зелёнышем и подленько хихикающих на заднем плане пацанов.
- Убрал от него руки, ты, мелкая сволота!
Недовольно рычу, вспоминая, умею ли я драться вообще, и не лучше ли просто схватить в охапку Зелёныша и бежать отсюда?
- Чё? - взрывная причуда в его руках с хлопком гаснет, а он сам оборачивается ко мне, красивенький, и явно агрессивно настроенный.
- Что слышал, - хмыкаю, напуская на себя браваду, и ставлю руки на бока, стараясь выглядеть больше и соответсвенно грознее, авось в моей мешковатой одежде сработает, - убрал от него руки, найди врага своей весовой категории!
Если честно, то из всех персонажей в "Моей Геройской Академии", мне больше всех нравился именно Бакугоу, - своей бесбашенностью и яростью он завораживал падкую до жестокости меня, и я порой мечтала как-нибудь встретиться с таким человеком, ощутить на вкус его гнев.
И думается мне, что я та ещё дура и мазохистка, раз даже сейчас я нахожу особую прелесть в его злости.
Интуиция предупреждающе дёргается, шепчет "лучше уйди", но болтливый язык опережает её:
- Или ты что, стремишься угодить своему эго, принижая его? - язвлю, пока интуиция вопит, но продолжаю, не думаю, что может случится нечто плохое, если я хотя-бы попытаюсь поставить его на место, - Как ты жалок, раз смеешь обижать того, кто явно слабее тебя!
Каччан краснеет от злости, причуда едва слышно шипит в его руках, и в следующее мгновение, я понимаю, что лучше бы послушала интуицию, ибо так хреново мне ещё никогда не было:
- Заткнись! Ты вообще никому не нужен, никчёмная собака!
В моей голове взрываются звёзды.
Сердце пропустило удар, и я дёргаюсь как от сильнейшей пощёчины, опасно покачиваясь и глотая ртом воздух.
Эти слова... такие знакомые...
"- Ты никому не нужна! Вечно на цепи сидишь, словно цепная собака! - лицо бабушки скривилось, я ненавижу это выражение её лица, - Никто и никогда не полюбит тебя!...
Я задыхалась, исцарапывая короткими ногтями собственную шею и хрипя в отчаянном всхлипе, пока Катсуки непонимающе зло смотрит на меня.
"Рассерженная мама с силой захлопывает дверь, запирая на ключ. Маска равнодушия слетает с моего лица, и я медленно скатываюсь вниз по стене, хватаясь руками за голову и кричу.
Совсем скоро воздуха становится недостаточно, но я продолжаю кричать..."
Боль, страх и отчаяние - эти слова всегда были со мной.
"Смеюсь, терпя скребущую боль внутри, и отводя взгляд куда-то поверх собеседника.
Возможно, я просто устала..."
Никому не нужная ещё в той жизни, разве я могу быть нужной в этой?
Бесполезная, слабая, никчёмная... ошибка.
"- Ты всегда была всего лишь ошибкой, - разворачивается и уходит, словно это не она трепетно обнимала меня ещё вчера."
Изуку дёргает меня на себя, сжимая в объятиях, пытаясь успокоить, гладит по спине.
Краем сознания замечаю, что он плачет и что-то кричит в сторону опешившего от такого развития событий Бакугоу.
Ну, что ты, Изуку?
Почему плачешь, зачем льёшь за меня свои драгоценные слёзы?
Не плачь, мой милый ангел, не плачь, я не достойна и доброго взгляда от тебя. Я ведь использую тебя, а ты даже не подозреваешь об этом.
Я слишком грязна и порочна, бесполезная, жалкая...
- Хана!.. Ха...на!.. - звуки заглушаются, я фактически ничего не слышу, остаётся лишь рассеяно следить за движениями дрожащих детских губ и тускло чувствовать, как его слёзы падают на моё лицо, задерживаясь ненадолго и катятся дальше...
С коротким выдохом, я чувствую, как рассыпаюсь на миллионы осколков.
***
Взгляд со стороны Изуку
- Хана! - мальчик закричал, пытаясь удержать у себя в руках хрупкое тельце, которое медленно рассыпалось на тысячи сияющих лепестков.
Красивых, больше напоминающих лепестки роз, или старой сакуры, когда она ещё цвела.
Пара лепестков задевают кожу Изуку, и он давится слезами, всхлипывая сильнее и не моргает, боясь упустить хоть один миг чудовищно-прекрасной метарморфозы, - лепестки оставляют тонкую корочку инея, царапая острыми краями, но Мидории плевать.
Потому что эти лепестки, - Хана-чан. Разве Хана-чан причинил бы ему намеренно боль?
Нет, тот кто искренне радовался, выучив простейшие кандзи, тот кто пошёл против Каччана ради него, не может быть плохим.
Руки и ноги Ханаюки почти полностью рассыпались, обратились в ледяные лепестки, и Деку отчего-то вспоминает их первую встречу:
"- Стой! - Изуку кажется, что он воскликнул слишком громко и сбавляет тон, видя, что загадочный мальчик остановился, - К-как тебя зовут?..
- Ханаюки, - отвечает он, на мгновение гордо расправляя узкие, острые плечи, - моё имя Ханаюки, фамилии правда нет.
- Хана...юки? - Мидория медленно выговаривает имя, перекатывает на языке, словно пробуя на вкус, - Цветочный снег?.."
Ханаюки. Цветочный снег.
Знали бы они, что его имя подсказка о причуде...
Секунда, и с тихим перезвоном льда он рассыпался полностью.
- Хана-чан!!! - слёзы застилают глаза, голос хрипит и дрожит, Изуку судорожно хватается руками за лепестки, неизменно царапаясь и замерзая.
Не важно... не важно... главное собрать... собрать...
Пальцы трясутся от холода, а он всё хватается за каждый лепесток, ищет, складывает в одно место...
Где? Где же Хана-чан?..
Кровь из ранок пропитывает лепестки, пачкает его одежду. Искать. Нужно искать...
Сколько лепестков осталось? Один, десять, сотня... тысяча?..
Паника в каждом его движении, слёзы бесконечным потоком льются из глаз.
Холодно... очень холодно... этот холод и есть Хана-чан?..
Взгляд скользит по земле, цепляясь за лепестки, поднимается вверх, замечает расплывчатое светлое пятно, и гнев жгучей яростью, остывшим пеплом разливается по телу, отчаяние ликующее тварью в его грудной клетке вытеснила тёмная ненависть, расправляя свои крылья, и клокочущим рёвом застывшая в детской глотке:
- Ты... - глаза Изуку полны слёз, кислотой распаляющие щёки и сжигающие его страх перед Каччаном, - ЭТО ТЫ ВО ВСЁМ ВИНОВАТ!!!
Бакугоу падает на колени, его прихвостни уже давно убежали, оставив его наедине с зарёванным Деку, и рассыпавшимся на осколки приютским.
Вина удушливой змеёй скользит вдоль по его рёбрам, шипит на ухо, отдаваясь эхом крика:
...ты во всём виноват... в этом только твоя вина...
Лепестки безмолвным льдом блестят на свету.
***
Дверь с глухим грохотом открывается, и в квартиру вваливаются мальчишки, с опухшими глазами, у каждого из них в руках по коробке, забитой до верху лепестками, их руки покрылись тающим инеем, сплошь в царапинах и с таким выражением лиц, что сердце выбежавшей на шум Инко застыло на мгновение, после забившись с новой силой беспокойства.
- Мама... - Изуку хрипит, не смея поднять на неё взгляд, - это... Хана-чан.
И синхронно с Каччаном протягивает в её сторону коробки, достаёт из карманов бутылки с лепестками.
Инко немедля звонит в "Скорую".
