Глава 2
Следующие несколько дней прошли в каком-то размытом, дымчатом вакууме. Джисон чувствовал себя так, будто кто-то накрыл его стеклянным колпаком: мир вокруг — солнце, шум прибоя, голоса людей — доносился до него приглушённо, искажённо, будто из-под толстой воды.
То прикосновение на пляже. Этот единственный, едва заметный провод большим пальцем по его колену. Он мысленно возвращался к нему снова и снова, как заевшая пластинка, выцарапывая одну и ту же бороздку в его сознании. Он анализировал каждый миллиметр этого движения: было ли это осознанно? Случайно? Просто бессмысленная привычка Минхо касаться людей? Может, он просто отгонял комара?
Но нет. Взгляд. Тот пристальный, изучающий взгляд из-под светлых ресниц, в котором отражался не просто огонь костра, а что-то другое, более глубокое и тревожное. Этот взгляд не был случайным.
Джисон старался избегать Минхо. Он отключал телефон, говорил, что занят, когда тот звал куда-то, и выбирал для утренних прогулок по пляжу самые ранние часы, когда тот обычно ещё спал после ночных тусовок. Это была трусость? Да. Но это был его единственный способ сохранить хоть каплю самообладания.
Однажды утром, выйдя на работу, он обнаружил на пороге маленький свёрток. Просто лежал там, придавленный камешком. Коричневая бумага, бечёвка. Ни записки, ни имени. Сердце Джисона глухо стукнуло где-то в основании горла. Он огляделся — улица была пустынна, лишь где-то вдали кричали чайки.
Он занёс свёрток внутрь, в свою однокомнатную квартирку, залитую утренним солнцем. Пальцы дрожали, развязывая верёвку. Внутри лежала виниловая пластинка. Не новая, с чуть потёртым конвертом. Тот самый редкий альбом японского джазового коллектива, о котором он как-то обмолвился месяц назад, сидя с Минхо на пирсе. Он сказал тогда, что ищет её годами, но нигде не может найти.
И Минхо запомнил. Нашёл. Принёс. И молча оставил у двери, не пытаясь вручить лично, не требуя благодарности.
Джисон опустился на пол, прислонившись спиной к дивану. Он провёл пальцами по шершавой поверхности конверта, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Это было так на него похоже. Ярко, внезапно, и в то же время — до щемящей боли деликатно. Не лезть в душу, не требовать объяснений за его внезапное исчезновение. Просто молча сделать что-то хорошее. Как солнечный зайчик, брошенный в тёмную комнату.
Он чувствовал себя последним подлецом.
Вечером того же дня он не выдержал. Набрал номер. —Алло? — голос Минхо звучал как обычно, бодро и немного взволнованно, на фоне слышался шум ветра и чьи-то голоса. Он, наверное, был на пляже. —Это я, — тихо сказал Джисон, вжимаясь спиной в стену холодного подъезда. Он вышел, чтобы поговорить, будто в собственной квартире было слишком душно. —Джи! — Минхо обрадовался, но в его интонации промелькнула лёгкая настороженность. — Ты живой? А то я уже думал, тебя в параллельное измерение засосало. —Живой, — Джисон сглотнул. — Спасибо. За пластинку. На той стороне повисла короткая пауза. —А, ты нашёл. Ничё, что я просто оставил? Не знал, спишь ты ещё или нет. —Всё нормально. Спасибо, — он повторил, чувствуя, как звучит неестественно и скованно. — Это… очень круто. —Пустяки, — отмахнулся Минхо, и снова послышался его открытый смех, но на этот раз Джисону показалось, что в нём слышатся нотки облегчения. — Слушай, мы тут с пацанами костёр разводим, на том же месте. Иди к нам. Банчан стейки какие-то мрачные готовит, Хёнджин купил какую-то адскую ягодную настойку, все будут.
Просьба звучала почти как умоляющая . Не настаивая, но надеясь.
И Джисон, к своему собственному удивлению, сдался. —Ладно. Приду.
Когда он подошёл к пляжу, компания уже вовсю Собрались вокруг костра. Было слышно заразительное хихиканье Сынмина и бархатный голос Хёнджина, что-то рассказывавшего с театральными паузами. Банчан с серьёзным видом орудует щипцами у мангала, а Чанбин и Феликс о чём-то спорят, размахивая руками.
Минхо сидел на краю, прислонившись к сложенному в бревно, и тихо перебирал струны гитары. Он увидел Джисона первым. Не помахал, не крикнул, просто встретил его взглядом и чуть заметно улыбнулся уголками губ. И этого было достаточно, чтобы у Джисона перехватило дыхание.
Он плюхнулся на песок рядом с Чонином, который, как всегда, что-то зарисовывал в свой блокнот. —Спасение утопающих, — пробормотал Джисон в качестве приветствия. Чонин лишь кивнул,ткнув карандашом в сторону Хёнджина: «Он уже минут двадцать рассказывает, как его чуть не унесло в открытое море на надувном единороге. Драма в трёх актах с эпилогом».
Джисон фыркнул. Постепенно знакомый шум, запах дыма и еды, тёплое вечернее воздушное одеяло начали делать своё дело. Мускулы на спине понемногу расслабились.
К нему подошёл Банчан, молча протянул тарелку с идеально прожаренным стейком и салатом. —Ешь. Выглядишь как призрак. —Спасибо, — Джисон принял еду. Банчан никогда не лез с расспросами, его забота выражалась в действиях — накормить, защитить, дать дельный совет. Это было… безопасно.
Он ел, слушая бестолковые споры и смех. Вёл он за гитару, и кто-то затянул дурацкую походную песню. Джисон не пел, но покачивал головой в такт, чувствуя, как лёд внутри понемногу тает.
Потом все разбились на маленькие группы. Хёнджин, Сынмин и Чанбин затеяли игру в карты, Банчан и Феликс о чём-то тибо беседовали, глядя на море. Минхо пересел поближе к Джисону, отодвинув гитару.
— Нравится? — спросил он тихо, кивая на пластинку, которую, конечно же, все уже обсудили до его прихода. —Ещё бы, — Джисон улыбнулся первой за несколько дней искренней улыбкой. — Я в шоке, честно. Где ты её вообще нашёл? —Это секрет, — Минхо подмигнул, и его зелёные глаза блеснули в свете огня. — У меня свои источники.
Он был так близко. Их плечи снова почти соприкасались. Джисон чувствовал исходящее от него тепло.
— Я думал, ты на меня злишься, — неожиданно сказал Минхо, глядя на огонь. Его голос потерял свой привычный задор, стал тише, серьёзнее. —Почему? — Джисон испугался, что его голос выдаст его, дрогнет. —Не знаю. Ты пропал. Я думал, maybe я что-то сделал не так. На той вечеринке.
Джисон замолчал. Он не мог вымолвить ни слова. Сказать «нет, всё окей»? Слить всё в шутку? Или… Или сказать правду? Что одно его прикосновение свело с ума, перевернуло всё с ног на голову и заставило бежать, как мальчишку.
— Ты ничего не сделал, — наконец выдавил он. — Просто… мне нужно иногда побыть одному. Это не из-за тебя.
Минхо повернул голову и посмотрел на него. Глубоко, проникая в самую суть. Его лицо было серьёзным, почти незнакомым. —Понятно, — он кивнул, но в его глазах читалось непонимание. Лёгкая тень обиды. Он отвёл взгляд. — Ладно. Главное, что ты тут.
Он хлопнул Джисона по колену — быстро, по-дружески — и поднялся. —Пойду добью у Банчана его мрачный стейк, а то Чанбин всё сожрёт!
И он ушёл, оставив Джисона снова наедине с жгучим отпечатком на коже и с чувством полнейшей, оглушительной пустоты. Он снова всё испортил. Снова оттолкнул его своей замкнутостью, своей непробиваемой стеной.
Он сидел, смотря, как Минхо смеётся с Банчаном, как его светлые волосы отливают золотом в огне, как он живёт своей яркой, открытой жизнью, в которой, казалось, не было места для чьих-то глупых комплексов и страхов.
Позже, когда большинство уже разбрелось, а костёр догорал, превратившись в горку раскалённых углей, они остались вдвоём. Собирали мусор в пакет, гасили угли, заливая их водой из принесённых бутылок.
Ночь была тёплой и звёздной. Море шумело где-то внизу, его дыхание было влажным и солёным. Тишина между ними была напряжённой, налитой невысказанными словами.
— Пойдём, провожу, — сказал Минхо, когда всё было закончено. Его голос звучал устало. —Не надо, я сам. —Джисон, — он произнёс его имя с лёгким раздражением. — Хватит уже. Пойдём.
Они пошли по пустынному пляжу, освещённому только луной. Песок был холодным и сыпучим, он забивался в сандалии. Они не разговаривали. Только их шаги и вечный гул прибоя.
Когда дошли до поворота на его улицу, Минхо остановился. —Ну, всё.
Джисон тоже остановился, повернулся к нему. Он видел его лицо в лунном свете — уставшее, отстранённое. —Спасибо, что проводил. —Не за что.
Они стояли друг напротив друга, и пространство между ними снова наэлектризовалось. Джисон чувствовал, как бьётся его собственное сердце, громко, как сумасшедшее.
Минхо вздохнул, провёл рукой по волосам. —Слушай, Джи… — он начал и замолчал, как будто ища слова. — Я не знаю, что происходит. Но если я… если я перехожу какие-то границы, просто скажи. Окей? Я пойму.
И в этот момент Джисон понял, что больше не может. Не может врать, не может прятаться, не может видеть эту лёгкую боль в его обычно беззаботных глазах.
— Ты не переходишь, — выдохнул он, и его голос прозвучал хрипло и чуждо. — Всё наоборот.
Минхо нахмурился. —Что это значит?
Джисон сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Они стояли так близко, что он мог чувствовать тепло его тела, видеть, как в его зрачках отражается лунный свет.
— Это значит, — прошептал Джисон, глядя ему прямо в глаза, — что это я боюсь перейти границы.
Он видел, как глаза Минхо расширились от удивления, как в них промелькнуло понимание, замешательство, а потом… потом что-то тёмное и горячее. Он не отодвинулся.
Джисон медленно, давая ему время оттолкнуть себя, поднял руку и прикоснулся тыльной стороной пальцев к его щеке. Кожа была тёплой, чуть шершавой от загара и солёного ветра.
Минхо замер. Он не дышал. Его глаза были прикованы к лицу Джисона.
— Каких границ? — тихо, почти беззвучно выдохнул он.
В ответ Джисон наклонился и прижался губами к его губам.
Это был не поцелуй. Это было касание. Вопрос. Дрожь. Исповедь. Мир сузился до точки соприкосновения губ, до запаха его кожи, до шума крови в висках.
Джисон ждал, что его оттолкнут. Что последует гнев, недоумение, отвращение.
Но Минхо не оттолкнул. Он застыл на секунду, а потом его губы ответили. Сначала неуверенно, почти робко, а потом с нарастающей силой. Его рука поднялась и вцепилась в боковую часть футболки Джисона, сминая ткань в кулаке, не отталкивая, а притягивая.
Это было похоже на падение. На взрыв. На ураган. Джисон почувствовал головокружение. Он впустил в себя его вкус — кофе, мята, что-то ещё, неуловимо знакомое и совершенно новое. Его рука сама переместилась с щеки на шею Минхо, чувствуя под пальцами бешеный пульс, стучавший в такт его собственному.
Они разом оторвались друг от друга, тяжело дыша. Глаза Минхо были тёмными, почти чёрными от расширившихся зрачков. В них читался шок, страх и то самое жгучее любопытство, что было у костра.
Он не отпускал его футболку. —Чёрт, — выдохнул Минхо, и его голос дрогнул. — Джисон…
Джисон отшатнулся, как ошпаренный. Ужас от содеянного накрыл его с головой. —Прости, — просипел он. — Я… мне нужно идти.
И он побежал. Не оглядываясь, по тёмной улице, к своему дому, оставив Минхо одного на пустынном пляже, под безразличными звёздами, с губами, ещё хранящими вкус его поцелуя, и с миллионом вопросов, оставшихся без ответа.
Дверь его квартиры захлопнулась с глухим стуком. Он прислонился к ней спиной, сполз на пол и закрыл лицо руками. Он чувствовал запах Минхо на своей коже, на своей футболке, на своих губах.
И теперь он потерял его наверняка. Окончательно и бесповоротно. Лето внезапно стало пахнуть не морем и свободой, а страхом и болью.