Тени на краю
Выпускной.
Толпа. Жаркое лето. Золотые ленты, аккуратно повязанные поверх рубашек. Серёжа стоял на сцене, рядом с ним Ваня — высокий, уверенный, с ленивой,натянутой улыбкой на губах. Они читали стихи, банальные, заученные, о школе, о том, как будут скучать, о детстве, которое осталось позади, о том что пойдут работать,и больше не будут сидеть за партами.
Где-то в зале плакали родители, снимали детей на телефоны, всхлипывали, вытирали слёзы, снова снимали.
На сцене сменялись классы, кто-то пел, кто-то танцевал. Всё, чему детей учили целый год, теперь разыгрывалось в последний раз.
10 классы провожали 11, желалая им успеха.
Серёжа едва слышал это.
Его мозг был перегружен.
Ваня.
Он добился большего,чего могли достигнуть люди к старости. Когда-то он прятал лицо, но стоило однажды снять маску — и миллионы людей влюбились в него. Теперь его знали все.Теперь с ним делали эдиты.Теперь его называли красивым, талантливым, особенным. Теперь он был чужим.
А Серёжа?
Серёжа просыпался и засыпал с Ваней в голове.
Тот раз со сном был не последним.
Почти каждую ночь он просыпался от новых видений. Ваня появлялся в разных местах — в школе, в подъезде, на пустых улицах. Они просто сидели и разговаривали. Долго. Иногда до самого пробуждения. Серёжа знал, что это сон, но ему было всё равно.
Запах гнили становился сильнее.
Сначала он приходил в конце, затем появлялся в середине, а теперь уже встречал его у самого входа в сон. Иногда он даже чувствовал его в реальности — короткими, резкими вспышками, будто мозг забывал, где находится.
А теперь он стоял на выпускном.
Стоял рядом с Ваней.
И чувствовал этот запах.
Но он не спал.В этот раз вся было реальностью.
Сердце ухнуло в пустоту. Всё вдруг стало зыбким, границы расплылись. Реальность и сон теперь казались одинаковыми. Или сон стал реальностью?
Серёжа не знал.
Но запах гнили был настоящим.
Или это его мозг,начинает гнить без таблеток и нужного лечения?
Ведь он был воспитан мамой,которая весь день пропадала на работе,чтоб заработать копейку.Для его мамы было главным,чтоб Сережа был сыт,чистым и наглаженным,она никогда не спрашивала его о чувствах ...и, возможно, потому он не научился понимать свои собственные эмоции..?
Она думала, что забота о внешнем благополучии сына — это всё, что нужно для счастья. Но вот теперь, сидя в темной комнате, он ощущал, как внутри него что-то разрушается, как гниль медленно проникает в его душу. Сколько раз он пытался вырваться из этого пустого существования, найти кого-то, кто бы выслушал, кто бы заметил, но всё это всегда заканчивалось разочарованием. Оставался лишь запах, который он не мог выветрить, несмотря на все усилия.
Он знал, что мама любит его, но её слова отзывались в его груди как холодный камень. Каждый раз, когда он пытался рассказать ей о своих чувствах, она отвергал его боль, убеждая, что это всё просто капризы. "Мальчики не плачут", — говорила она, не замечая, как его сердце сжимаются в тисках невыносимой тишины. Он чувствовал, как его внутренний мир рушится, но не знал, как объяснить это, как найти слова, которые она бы поняла. Всё, что оставалось — это скрывать свою боль и терпеть, потому что в её мире было место только для практических решений, а не для эмоций.
Сергей стоял среди выпускников, среди счастливых лиц, и, казалось, весь мир, наконец, стал для него чужим. Мама пришла на праздник. Это было удивительно. Она не была с ним ни на одном важном событии в его жизни. Даже на его днях рождениях, девятом классе на последний звонок, её не было.
Она всегда была занята, поглощена работой, стремясь обеспечить его и дать ему всё необходимое. Но не её присутствие на празднике стало для него главным. Он чувствовал, как пустота заполняет его, и её внимание не изменяло его ощущения. Мама была здесь, но её внимание оказалось ещё одной иллюзией, которую он не мог принять.
После церемонии Ваня уехал на красивой машине, унося его мечты о светлом будущем в ресторан, о котором он слышал, но никогда не мог себе позволить. Сергей смотрел на эту картину, как на что-то далёкое, чуждое, и не ощущал ни зависти, ни горечи. Ваня был его идеей, его первой настоящей влюбленностью, но теперь эта идея разрушала его изнутри. Он не мог понять, когда всё это исчезло — чувства, влюбленность, надежда. Теперь оставалась только гниль, только пустота, как если бы его душа постепенно сгнивала изнутри. Но он не мог прекратить думать о нём, даже когда сам уже не верил в эти чувства.
Мама потянула его за руку, мягко, но настойчиво, вела его домой. Сергей шёл, не замечая её. Весь его мир теперь был внутри, в голове, в чувствах, которые не давали ему покоя. Мама говорила что-то о его будущем, о том, что ему нужно поступить в медицинский или на юридический, будто это было главным решением всей его жизни. Он закончил школу хорошо, почти идеально. Оценки были неплохими — 4 и 5, и только физика заставила его немного понервничать. Но он понимал, что мама была горда за него, и это было важно для неё. Она не знала, как ему больно внутри, как каждый шаг, который она предлагала ему сделать, будто всё сильнее давит его на сердце.
Он не слушал её. Всё, что он слышал, было эхом в его голове, и его тело просто двигалось, не осознавая, куда оно идёт. Он шёл домой, но в его мыслях был только один вопрос — что делать дальше? Он чувствовал, как гниль, которую он не мог забыть, разъедала его, и в голове уже не было места для мечтаний о будущем, которое казалось таким ясным для всех вокруг, кроме него.
У него был план. Он сам не знал, что это за план, но он ощущал, что должен что-то сделать. Он не мог больше жить по чужим правилам. Ваня, мама, школа — всё это было частью жизни, которую он больше не хотел. Сергей знал, что нужно что-то менять, и, возможно, этот шаг, который он ещё не осознал, был тем, что ему действительно нужно было.
Ваня стал для Серёжи пустотой, лишённой эмоций. Тот самый человек, который когда-то был для него смыслом, идеей, теперь вызывал лишь отчуждение. Всё, что было между ними, исчезло, растворилось в пустоте. Его чувства к Ване больше не были яркими, не были живыми — они стали как старые обрывки воспоминаний, о которых он не хотел вспоминать.
Сергей не чувствовал ничего, даже боли. Он просто наблюдал за Ваней, как за кем-то чужим, и пытался понять, как и когда всё изменилось. Возможно, это было в тот момент, когда он понял, что любовь — это не то, что даёт ему силы, а скорее то, что разрушает его изнутри. Ваня стал отражением всего того, что не могло быть настоящим. Это была просто иллюзия, созданная его ожиданиями, пустыми мечтами, которых уже не было.
Сергей пытался найти в себе хоть какие-то чувства, но ничего не приходило. Вместо влюбленности в его сердце было только холодное пространство, и с каждым днём это пустое место только разрасталось. Он не знал, что с этим делать, как избавиться от этой гнили, которая все сильнее разъедала его.
После того, как они пришли домой, мама достала торт из холодильника и начала его разрезать. Сергей не заметил, как он начал есть, как будто бы это был просто ещё один момент, который ему не приходилось осознавать. Он жевал кусочки, не чувствуя вкуса, и в голове его крутились совсем другие мысли. Он понимал, что должен что-то сделать, что-то изменить. Нечто важное, но что именно — ещё не знал. Торт был как некая обыденность, с которой он столкнулся, и теперь она не могла скрыть того, что происходило внутри.
Ночью, после выпускного, Сергей снова открыл ТикТок. Он листал ленту и снова наткнулся на видео Вани, того самого Вани, которого он когда-то любил. Ваня катался на крутой машине, и, судя по всему, в какой-то шикарной, дорогой местности, виднеющиеся ресторан и огни. Всё было красиво и дорого. Но для Серёжи это было как смотреть на чужую жизнь. Всё это казалось настолько далёким и чуждым, что он не мог понять, как это всё связано с ним.
Ваня изменился. Он уже не был тем мятным, неуверенным мальчиком, в которого Серёжа когда-то влюбился. Он стал мужчиной, уверенным в себе, живущим в мире, который Серёжа только мог наблюдать со стороны. Но что было с Серёжей? Он смотрел на Ваню, понимая, что тот идёт вперёд, а он остаётся здесь, в том же месте, где всё ещё неясно. Он не знал, как двигаться дальше, как выйти из этого болота эмоций, которое его затягивало.
В глазах Вани было нечто, что Серёжа больше не мог распознать. Этот человек, который когда-то был центром его мира, теперь казался настолько чужим. И Серёжа понимал, что, возможно, он уже и не сможет найти своего места в этом новом мире.
Сергей поднялся на балкон своей пяти этажной хрущёвки, где теплый воздух обжигал лицо. Зима давно прошла, но для него она не ушла. Всё вокруг казалось застывшим в каком-то странном времени, где не было места для перемен. Огни на улице больше не горели, и жизнь продолжала двигаться без него. Мир вокруг казался чужим, а он всё ещё был здесь, в своём мире — мире вечной зимы.
Он не знал, как давно это произошло, но отношения с Колей, с другом, которого он когда-то считал важной частью своей жизни, были забыты. Коля устал от его постоянных разговоров о Ване, о чувствах, которые Сергей не мог перестать испытывать. «Ты же знаешь, мальчик мальчика полюбить не может», — говорил Коля, но Серёжа не слышал. Ему было всё равно, что скажет Коля, он просто говорил. Он всё ещё надеялся, что как-то всё вернётся на свои места, но всё больше ощущал, как жизнь ускользает от него, как его чувства затягивают в пустоту.
Полгода прошло, и для Серёжи это было словно вчера. Он всё ещё думал о Коле, как будто они не расставались, как будто время не двигалось. Он не понимал, как так могло быть. Его мир, его реальность застыла в прошлом. Он жил в зиме 2021-2022 года, в том времени, которое уже давно ушло. Он не знал, почему в 23:00 темнеет, не понимал,откуда появляются птицы, не знал, почему все ходят без курток. Он продолжал жить в этом зимнем пространстве, где всё оставалось неизменным, а мир вокруг него продолжал двигаться вперёд.
Он не менялся. Или, точнее, он деградировал. Понимание того, что всё, что ему было важно, оставалось в прошлом, съедало его изнутри. Он всё больше ощущал, как этот мир становится ему чужд, и даже холодный воздух на балконе не мог пробудить в нём желания двигаться вперёд. Ваня, Коля, Зима,мама — всё это было в прошлом, но ничего не могло вытянуть его из этой замёрзшей реальности, которая поглощала его.
Сергей докуривал сигарету, наблюдая, как её огонёк тускнеет на холодном воздухе,летней ночи. Его пальцы дрожали, но не от холода — от чего-то глубокого, въевшегося в кости, в сердце, в его больной разум.
Он не курил раньше,когда все мысли были только о Ване,но теперь сигарета стала его новым спутником, последним якорем, удерживающим его здесь, среди живых. С каждой тягой он словно заглушал себя, тушил вместе с этим огоньком всё, что разрывалось внутри. Но это лишь иллюзия. Это короткий цикл — напряжение, затяжка, облегчение, а затем снова напряжение. И так по кругу.
Гниль. Она была в нём, под кожей, в самых дальних уголках сознания.Везде. Она шептала ему о Ване и напоминала своим едким запахом. О том, кого он не мог выкинуть из головы, о том, кто держал его на грани,о том, кого он любил, кто разбил его, как стекло, и осколки этого стекла застряли внутри, впиваясь в сердце.
Он не мог забыть.
Не мог перестать думать. Он хотел стереть его из памяти, но Ваня жил там, поселившись навсегда, как болезнь, как яд, как вечное проклятие.
Пальцы судорожно сжали сигарету, он выдохнул дым, но он не рассеялся, а завис в воздухе, как тени в его голове. Воспоминания били, удар за ударом.
Воспоминания,как он смотрит каждое его видео,как он представлял его в своих мечтах ,своем будущем.Как он представлял их совместную жизнь, улыбку Вани.Его любимого Вани.
А Сергей стоит, не двигаясь, как сейчас, перед пустотой.
Он не хотел вспоминать. Но воспоминания о Ване всё равно прорвались, обрушились на него, как лавина. Чем больше он пытался уйти от них, тем больнее становилось. Эти мысли, эти чувства, которые не отпускают его — всё это было невыносимо.
Даже,если не самые приятные воспоминания исчезали,то запах.... гниль внутри не испарялась.Она просто затаивалась, словно прячась за завесой дыма, становясь терпимее, но не уходя. Дым был её союзником, не лекарством — он лишь приглушал боль, окутывал разум туманом, в котором мысли теряли остроту. Но стоило дыму рассеяться, как гниль снова давала о себе знать, прорастая в сознании, растекаясь по венам, напоминая, что от неё не сбежать.
Слёзы текли по щекам, но лицо оставалось каменным. Нет, он не будет плакать. Слёзы не нужны. Они ничего не меняют. Они не вернут Ваню, не вырежут его из памяти, не заполнят эту дыру в груди. Никто не должен видеть, что у него внутри. Он не хотел показывать никому, что внутри него творится буря, не хотел, чтобы кто-то увидел его слабость.
Сергей бросил сигарету,на убитую,старую плитку балкона,её огонёк затух, как он сам. Он оперся на перила, наклонился вперёд,рассматривая другие,старые,разваливающиеся дома. Ветер холодил лицо, поднимаясь снизу, будто маня его к себе. Он хотел туда. Вниз. Где больше не будет ни боли, ни мыслей, ни проклятого голоса в голове. Он уже падал — в себя, в безумие, в эту любовь, которой никогда не должно было быть.
Ваня.
Коля.
Мама.
Опять Ваня.
Как же больно. Как же тяжело.
Он понял, какой его план. Не внезапный, не спонтанный — нет, он знал это давно,просто не понимал. Это тлело в нём, как тот окурок в пальцах, медленно сгорая, оставляя после себя только пепел. Он не боялся. Он не сомневался.
Всё шло к этому.Все давно шло к этому.
Гниль внутри разрослась слишком сильно. Боль, воспоминания, одиночество — они больше не имели смысла. Всё потеряло смысл. Он просто закончит то, что уже давно должно было закончиться.
Он встал на край балкона,держась за гнилые перила. Город внизу светился, огни отражались в его глазах, но он не видел их. Только пустоту. Только конец.
Он оторвался от перил.
На мгновение всё остановилось. Воздух был недвижим, как лёд, сквозь который он падал. Он не чувствовал страха, не чувствовал ничего. Тело летело вниз, но сознание уже было далеко, за гранью реальности, там, где больше не было любви, больше не было воспоминаний, не было Вани.
Тусклые фонари бросали слабый, дрожащий свет на потрескавшийся асфальт. Воздух был густым, пропитанным жаром, сигаретным дымом и чем-то прелым — может, мусором, может, гнилью, что исходила не только от улиц, но и от самого Сергея.
Дома стояли мёртвые, с выбитыми окнами, с облупившейся краской на стенах. Где-то вдали кто-то кричал — то ли от злости, то ли от боли. Где-то лаяли собаки. Где-то старый неоновый знак над заброшенным магазином моргал в пустоту, облитый красным светом, словно кровью.
Город жил, но этот район давно умер. И он был здесь, среди теней, среди разрухи, среди призраков прошлого.
Он оторвался от перил, и падение было таким же тихим, как этот мёртвый мир вокруг.
Сережа больше не чувствует.
Сережа больше не думает.
Сережа растворился в ночи.
Сережа больше не нужен.
Сереже больше не больно.
Сережи больше нет.
Тишина.
Вечная тишина.
Тьма накрывает его, как одеяло.
Город продолжает жить, даже не заметив, что кого-то стало меньше.
Ночь стирает его следы, как будто его никогда и не было.
