Джеронимо!

Одетые в черные косухи разных дизайнов, соответствующего окраса кожаные штаны: у младшего - самые что ни на есть обычные, у старшего - по-модному рваные; с залитыми всякими гелями рыжими лохмами, остро поднятыми вверх, словно ёжики, по лицам довольно недовольные близнецы Хитайчин стояли около уже приготовленного для них элитного автомобиля, опираясь на несчастную блестящую чистотой лакированную поверхность капота, положив одну из походивших по земляной грязи ног, обутых в высокие кеды, прямо на машину.
- С чем можно там так долго возиться? - негодовал Хикару, по виду куда более раздраженный бесконечным ожиданием, чем его более или менее флегматичный брат, скорее меланхолично скучавший, нежели сердившийся.
- Она же девочка, - хладнокровно пожал плечами Каору, добавляя как бы невзначай. - Они существа долгие.
- Ты ж вроде несколько часов назад её предупредил, - процедил сквозь зубы старший молодой человек, начиная равномерно, но для авто крайне болезненно отстукивать подошвой о последнее.
- Видимо, этого оказалось недостаточно, - все также безъэмоционально заметил младший рыжик, чуточку вздыхая, то ли от нетерпеливости брата, то ли от усталости самому оставаться терпеливым.
Так или иначе, в тот самый момент, когда Хикару уж вновь готов был разразиться каким-нибудь диким громом ярости и непонимания, врата поместья отворились и чрез них быстрым, почти в припрыжку, шагом с порога до самого автомобиля начала продвижение та самая фигура, о которой и шла речь в вышеупомянутом диалоге. Естественно, говорили они о Тэкэре.
Оба парня тут же, словно сурикаты, почуявшие опасность, повернули морковные головы по направлению к звуку, и только лишь гелиодоровые взоры их достигли желаемого предмета, как тут же на щеках их заиграл лёгкий румянец, причём Каору боролся с таковым чуть больше, чем его, казалось бы, не смущенный своим смущением братец. Отчего так? До этого времени счастливчикам удавалось запечатлеть свою гостью лишь в похожих одна на другую формах - неизменном фиолетовом платье или же его составляющих частях. Но сейчас... Все было иначе - Навадани, воодушевленная предстоящим концертом, жутко волновавшаяся по этому поводу, несколько раз меняла прикид и в конце концов остановилась именно на том, отчего золотые очи близнецов загорелись нешуточными искрами. Оба молодых человека нацепили модную, но мало что для них значащую одежду, лишь бы сильно не выделяться на рок-концерте. Однако Тэкэра не просто вложила душу в наряд - он ей действительно шёл. Вместо юбки на даме в теперь уже черном красовались необычные шортики и косуха, закрывающие легенькую белую маечку, состоящую из двух частей - чёрной и белой, наложенных друг на друга. Ножки её обтягивали рваные черные колготки, окончание коих терялось в довольно высоких шипованных сапогах на толстой подошве. И, конечно, тут и там сквозили неотемлимо важные детали, начиная от чекера на шее и заканчивая перчатками на руках. А, пожалуй, самой увлекательной из них всех были разноцветные пятна по всему периметру одеяния, словно какой-то художник подошёл и небрежно окрапил наряд двумя разными цветами краски - красным и белым.
- "Сделала сама?" - пролетело синхронно в головах у обоих близнецов, однако они не решились развить эту мысль - всего за несколько часов такая одежда не шьется, какой бы великолепной швеей она не была. И, сказать по правде, Тэкэра сама признавала, что шьет довольно дурно. Что же тогда? Не было такого ни на прилавках магазинов, ни в маминой личной коллекции, как дети индустрии моды парни прекрасно знали это. Но тогда... Неужели, заранее было приготовлено для такого случая?
Пожалуй, рассматривая одежду девушки, оба рыжика как-то не особо обратили внимание на её лицо. А когда, ища в последнем ответ на терзающий их вопрос, близнецы Хитайчин подняли-таки глаза по-выше, им пришлось пережить ещё один эмоциональный натиск - во-первых, вместо обычных очков на одном из зеркал души Навадани красовалось алое стеклышко монокля, а во-вторых даже за этим нехитрым атрибутом парни почувствовали жар огня в глазах леди. Да, изумрудные очи её будно стали неестественно яркими, такими невероятно, почти необоснованно счастливыми, с лёгкими нотками предконцертного волнения. И в этом умиротворяющем по-ребячески радостном взгляде не было ничего тёмного, ничего скверного, ни одной дурной мысли, ни одного греха - сейчас дама была почти святой и, определённо, одухотворенной, будто Господь ниспослал ей с небес великое благо. И этими великолепными, ни с чем несравнимыми глазами она смотрела на него. Каору почему-то решил, что именно и только на него. Правда, как только младший дьяволенок ощутил небывалый прилив воодушевления, последнему на смену внезапно пришла горечь: да нет же, с чего ей смотреть на меня, когда есть он, другой я, доппельгангер подле? От решения такого благодать и свет, исходившие от Навадани, как от затмевающего сейчас все вокруг сильнейшего источника света, поубавились в разы, превращая только что роскошнейшую из картин в нечно нежелательное для просмотрения.
- Простите, что опоздала! - чуть запыхавшись, озаряя ребят воистину добродушной, счастливой улыбкой, сумела вымолвить Тэкэра, только-только добравшись до лимузина, двери которого ребята дружно поспешили раскрыть пред их собственной личной рок-принцессой.
- Не зря мы взяли время с запасом, - съязвил Хикару, впрочем, скорее просто чтобы скрыть определённого рода восхищение за маской ворчливой незаинтересованности, нежели чтобы действительно оскорбить свою собеседницу.
- Оно того стоило, - тотчас же дополнил прозрачный намёк брата Каору лёгкими смягчающими нотками нежности, так и сквозившими в поднятых уголках его губ. Он, поддерживая дверь одной рукой, вторую протягивая вперёд, как бы приглашая зайти, смотрел прямо и спокойно, и увиливать вовсе не пытался. Во всяком случае, уж не в вопросе комплимента даме. Именно заслуженного комплимента. И именно этой даме.
Кстати говоря о дамах, Навадани, одной ногой ступившая на порог машины, при этих словах, особенно произнесенных подобным тихим, внятным, чётким, при это сладким, убаюкивающим тоном, не сумела удержать свои щеки от покрытия тонкой корочкой алой пудры. Девушка, пряча вспыхнувшие изумрудные глаза, нервно затеребила выбившуюся из одного хвостика порядку волос, буркнув почти себе под нос короткое:
- Спасибо...
Автомобиль тронулся и с переменной скоростью направился в пункт своего назначения. За всю эту поездку путники говорили мало, однако молчание это не казалось чем-то неудобным или неловким. Напротив, каждый из них словно читал мысли другого, в которых только и было что: "Дай мне ещё немного насладиться этой умиротворенной тишиной". Действительно, каждый из молодых людей в этот самый миг вдруг предался собственным потаенным мыслям, что-то взвешивая, что-то продумывая, фантазируя о чем-то. Но так или иначе, как минимум у Каору мысли были довольно приземленными. И не странно. Ведь ангел, занявший своим очарованием его смелые мечты, будь они обращены к прошлому, настоящему или будущему, обосновался тут же, рядышком. На земле.
Дальше - больше. Особенно ничем примечательным не отличается сам организационный момент действа: приехали, увидели, порадовались, встали в ожидании. Ничего необычного. Но уже тогда молодые люди поняли - грядёт что-то неописуемое. Иначе как объяснить эти переливающиеся всеми возможными расцветками волны поднятых кверху кулаков, со всех сторон обступившие ребят и в едином, синхронно хаотичном порыве идущие рябью с громким аккомпонементом из восторженных криков невероятной радости.
Тут вдруг свет повсюду погас. Стоя в самой середке начавшей бушевать безумным предвкушением толпы, близнецы Хитайчин, словно чужие здесь, не понимали, куда им себя деть. Не то чтобы им не нравился рок. Не то чтобы он им нравился. Зато им нравилось определённо точно кое-что совершенно иное. И это "иное" сейчас стояло прямо подле них, на расстоянии вытянутой руки, замершее в немом ожидании того самого момента X, какой она могла представлять только в самых смелых из мечт.
Занавес резко, в одно мгновение, раскрылся, открывая волнующимся зрителям пятеро мужчин, стоявших на высокой сцене. Солист, не теряя зря времени, без даже секундного промедления внезапно заревел в микрофон, низко, басисто, почти негармонично, но... Со своей неописуемой неотесанной грубой прелестью, какая бывает только у рокеров.
И только лишь он это сделал, как Тэкэра дернулась на месте, подалась вперёд и на глазах у поражённых сиим действом парней подняла руки вверх, подражая залу, и закричала во все горло тонким сопрано, подпевая неразборчивому громыханию песни, а с ней вместе и весь зал взревел в разные фальшивые голоса. Все пришло в движение как по щелчку пальцев, ожило ещё сильнее, начало вибрировать под быстрый барабанный ритм. Братья, стоявшие на месте, как истуканы, ещё пока не осознавая, что им следует предпринять, до глубины их душ изумленные и огорошенные, вдруг стали получать ощутимые толчки в бока от локтей танцевавших под сумасшедшее гитарное соло незнакомцев, однако оба рыжика и близко ничего не замечали. А все потому, что внимание их целиком и полностью было занято предметом, волновавшим ребят куда больше, нежели рок-звезды, вышедшие покорить собой весь оставшийся земной шар.
Каору уже несколько раз доводилось застать Навадани, поглощенную какой-нибудь сильной эмоцией, когда девушка полностью и безвозвратно отдавалась моменту, раскрывая потаенные уголки души, какие показываются только в критические моменты нестерпимого стремления к чему-то. Но то, что рыжик видел сейчас... Ни в какое сравнение не шло даже с тем самым моментом, когда он встретил девушку впервые. И не мудрено. Тогда ему показалось, что у неё очень красивые глаза, потому что они светились ярче звёзд нескрываемым восторгом. Но теперь Каору знал эту девушку. Знал, кто она такая, какой у неё характер, на что она способна... И оттого сейчас уже ему казалось, что на звезды эти очи совершенно не похожи. Звезды, пусть и мерцают до невозможности красиво, не живые. Это холодные, бесчуственные шарики газа, пусть и освещающие путь, но лишь издалека, ни в коем случае не приближаясь к восторгающимся ими людям. Они недосягаемы и одиноки, а главное - вовсе не отягощены своим стилем жизни. Им хорошо находиться на расстоянии.
"Пусть эти глупые люди смотрят на нас оттуда, пусть смотрят и уповают."
Но глаза Тэкэры были другими. Они тоже светились восторгом, но он был живым, тёплым и пульсирующим невозможным желанием сейчас же расправить крылья, взмыть в небо и охватить своим всеобъемлющим блаженством всех и каждого на этой земле. Она была счастлива. И очень хотела поделиться этим превосходным чувством со всеми, с кем только могла. Хотела показать всем и каждому, что и они тоже могут быть настолько же счастливыми. Вот что сейчас говорили её блистающие изумрудными искрами широко округлившиеся, словно пытающиеся сфотографировать на фотопленку памяти каждую крупицу происходящего, зеркала души, отражая в себе всю глубину её чистого, словно драгоценный бриллиант, сердца и скрытую в таковом нежность ко всему на свете.
Тэкэра, обо всем на Земле позабыв, пела, как сумасшедшая, срывая голос до еле слышного хрипа, каждое слово, каждый звук пропуская через призму привязанности и веры во все только самое прекрасное, всю эту невероятную энергию цвета истинного наслаждения, как красочный аэрограф, распыляя вокруг себя на гигантские расстояния, захватывая с собой всех и каждого находящихся здесь. Движения девушки, порой даже не в такт музыке, не обладали той грацией и утонченностью, какую близнецы привыкли видеть в высшем обществе, частью коего являлись. Её танец был сумбурным, порой даже несуразным - трудно было понять, откуда в её голове вообще появляются подобные странные прыжки, шажки, повороты, чуть не оканчивавшиеся падением, взметывания рук, понимание ног... Но даже так. Тэкэра выглядела чарующе. Как - ведал, наверное, один Бог. Но от неё невозможно было отвести взгляд. Во всяком случае, попытки Каору проваливались с завидной частотой раз за разом. И, быть может, брат его был поражён чуть менее, но и он не мог не следить за новоиспеченной принцессой.
Неожиданно Навадани обернулась. Казалось, не особо колеблясь ни о чем, она протянула вперёд к парням обе руки и схватила Хикару и Каору, тут же таща огорошенных ребят на себя. Только лишь они достигли поля её досягаемости, оказавшись по обе стороны дамы в чёрном, Тэкэра с весёлым заливистым хохотом взяла близнецов Хитайчин под руки, практически заставляя таким образом дёргаться, как в конвульсиях, вместе с ней в "танце". И этого оказалось достаточно, чтобы щеки братьев одновременно покрылись румянцем, а сердца наполнились диким, ещё непонятным им ребяческим весельем и наслаждением от принадлежности к чему-то гигантскому. Не важно, какие у тебя предпочтения, ведь когда вокруг тебя море вдохновленных людей, их общее ликование затягивает в черную дыру фурора, заставляя с неизведанным доселе энтузиазмом приходить в пока что малоизвестное тебе исступление. Тем более, когда в этой самой толпе рядом с тобой находится ещё и человек, кажущийся тебе самым прекрасным человеком на свете и за его пределами.
Вследствие всего это сверкающего конфетти и сами близнецы вскоре ощутили себя более чем причастными к событию, окунувшему их в свой шум и гам с головой. Уже через какие-то минуты они восторженно подпевали песням, текстов которых даже не знали, и обоим дьяволятам было далеко наплевать, будут ли на них коситься, как на больных - ведь Тэкэра все ещё улыбается, смотря на своих рыжих друзей, держа их за руки, качаясь из стороны в сторону и крича что-то невразумительно волшебное.
Так продолжалось несколько часов. Без каких-либо остановок или передышек, близнецы Хитайчин в компании своей милой фиолетово-чёрной подружки веселились до потери пульса, хохотали, наступая друг дружке на ноги, обнимались с людьми, которых даже не знали, причём, что самое забавное, никто их не отталкивал - напротив, сейчас, в эту самую секунду, никто никому не был чужим - все были свои, почти родные. И это заставляло сердце колотиться с новой силой и все тянуться, тянуться и тянуться вперёд, к обществу, к людям. Братья ещё никогда не чувствовали себя настолько нужными. Настолько своими. Хотя, может... Может, было ещё одно местечко.
- Боже, я хочу пить! - перекрикивая громогласный бас солиста, заорал в ухо брата Хикару, смотря на часы в телефоне. Концерт подходил к концу, и все лавочки находившиеся здесь, в пределах стадиона, начинали медленно сворачиваться, - Пойду куплю чего-нибудь! Вам что-нибудь захватить? - уже обращаясь и к Тэкэре, прыгавшей рядом, приложив ладошки рупором ко рту, заголосил Хикару, как в громкоговоритель.
- Я тоже хочу пить! И, если честно, есть, давайте возьмём хотдогов каких-нибудь! - тут же встрепенулась молодая дама, ближе подбираясь к старшему дьяволенку. Интонация её, как могло бы показаться, была скорее спрашивающей, робкой, как у маленькой девочки, которая хочет предложить классу идею, но стесняется и только мямлит что-то себе под нос.
А вот Каору молчал. Его жутко поражал тот очевидный факт, что и Хикару, и Тэкэра, ведут себя просто непростительно. Подумать только, он предлагает сейчас просто взять и уйти! Разве он не влюблен в эту даму, как может старший близнец оставлять Навадани на попечение кого-либо?! А Тэкэра? Почему леди не рвётся пойти с Хикару, а, напротив, только делает ему заказы, вовсе не боясь, что он сейчас же исчезнет, уйдёт и испортит ей вечер?! Это... неправильно!
Так и не дождавшись ответа от младшего братца, Хикару, не долго думая, стал прокладывать себе путь локтями, чрез бушующую волну полоумных фанатов и фанаток. Ирония!
А оставшийся рыжик все глядел неподвижно спине брата в след, ничегошеньки не понимая, и, отчего-то, всем этим опять изрядно раздраженный. Такая девушка его любит, а он уходит - ну не дурак ли!?
- Ой, Каору, смотри, последняя песня сейчас начнется! - неожиданно материализовалась совсем рядом, почти неприлично рядом, Тэкэра, облокотившись в восторженном предвкушении о руку дьяволенка, чуточку смутившегося.
- Ты знаешь, о чем она будет? - дабы поддержать разговор и не выглядеть полным истуканом, заметил рыжик, упорно вперивая взгляд в сцену.
- Ага, - утвердительно махнула головой девушка вверх-вниз, с по-кошачьи довольным видом. - О любви, - вдруг голос Навадани стал нежнее, тише, будто она говорила это для себя, но все равно Каору сумел различить слова, произнесенные в каком-то слегка взгрустнувшем тоне. - Наверное, сейчас люди на плечи друг другу начнут садиться...
И правда - некоторые парочки, находившиеся рядом, вдруг стали приходить в движение. Те, кто были покрепче, обычно парни, пригинались, а те, кто полегче, то есть стандартно девушки, взбирались им на плечи. Ничего, вроде бы, необычного, но почему-то воображение одного из близнецов Хитайчин начало уходить в какие-то странные дебри. Однако, пожалуй, не надолго. Скосив золотые, переливающиеся в свете направленных беспорядочно софитов очи на все ещё стоявшую рядом подругу, Каору ясно различил её немое разочарование, лёгкое, почти шуточное, и все же заставлявшее улыбку девушки заметно редеть. Да, она скрывала свою грусть, но скрывала неумело. Во всяком случае, для человека, который всю жизнь только этим и занимался, подобные отговорки казались нелепостью. Тэкэру было видно насквозь.
Каору колебался всего мгновение, да и то лишь потому, что сам не был до конца уверен, что имеет на что-то подобное право. Заметно покраснев, отводя взор во все возможные и невозможные стороны, пытаясь совладать со все ускорявшимся пульсом, бившимся уже куда быстрее барабанов рокеров, младший дьяволенок неторопливо повернулся к девушке, будто собираясь с силами, и буквально не сказал, а выдохнул предложение:
- Хочешь... Я тебя подниму...? - как бы хорошо он не умел скрывать чувства... Сейчас парня эта способность ужасно подводила.
Девушка же, вначале не поверив ушам, во все глаза уставилась на собеседника, захлопав пышными чёрными рестничками также быстро, как и бабочка крылышками при полете. Наконец осознав, что же именно за предложение поступило, Тэкэра сама жутко смустилась, отвернувшись к сцене с наигранным интересом, а щёчки дамы покрылись тоненькой сеточкой розовых цветов сакуры:
- Да ведь я же очень тяжёлая... - приглушенно пролепетала леди, ладонями теребя край черной полы своего пиджака.
Пожалуй, если бы она избрала любое другое, хоть сколько-нибудь более убедительное, даже пусть бы и очень глупое, оправдание, возможно, рыжик ещё бы подумал разочек над соглашением, которое подписывал. Но подобный комментарий заставил близнеца Хитайчин только, напротив, вознегодовать и поставить собственную печать не читая мелкий текст контракта. Просто хорошие мальчики, эгоизм которых был безнадёжно подорван, физически не переносят клевету хороших, но неуверенных в себе девочек.
Далее не церемонясь, Каору неожиданно повернулся спиной к Навадани, мгновенно дрогнувшей, стоя на месте, словно её тут избить пытались, и присел на корточки, как бы приглашая даму. Какое-то время Тэкэра неуверенно мялась, не решаясь на отчаянный шаг в пропасть, вся красная, с сумасшедше рвущейся из груди кровь качающей мышцей, однако парень все продолжал, словно дурак какой-то, стоять в своей по всем меркам глупой позе, посередь бушующего зала, зажмурив солнечные очи от страха, что девушка сейчас просто уйдёт, не примет предложение, бросит его и посмеется вместе с подружками, сидя в девчачьем туалете.
Но Тэкэра Навадани давно уж доказала, что обычные предрассудки работают не на всех. А потому... Потому вскоре Каору, по инерции поднимаясь на ноги, почувствовал приятное тепло на собственных плечах. Облаченные в рваные колготки, ножки девушки легли по обе стороны от шеи парня, свешиваясь вниз; из-за движения выпрямившегося во весь рост молодого человека дама чуточку потеряла равновесие и, испугавшись грохнуться с такой нешуточной высоты, схватилась за голову дьяволенка, несильно впиваясь пальцами в рыжие взъерошенные лохмы. В свою очередь, только лишь ощутив, что здоровье леди находится в опасности, рыжик, не заставляя долго ждать, взялся за лодыжки свешенных с его собственных плеч ножек, крепко обхватывая таковые ладонями. Песня "о любви", которой так ждала Тэкэра, неожиданно разразилась на фоне всей этой чуточку нелепой сцены, моментом привлекая внимание главных героев комедийный мелодрамы.
Одно сказать можно было наверняка - Навадани не зря ждала именно этой композиции. Настолько проникновенного текста Каору ещё в жизни своей не слышал. Особенно учитывая, что слова песни как-то сами собой вместе с аккомпонементом басов проникли в самую глубь сознания, перемешиваясь с дикой пульсацией всего на свете, электрическими разрядами кидавшейся от одной точки тела парня до другой. Голову рыжика сейчас практически сжимала между коленками до крайности симпатизировавшая ему дамочка, руки этой же леди скользили по прядкам его волос, а затылком дьяволенок мог чувствовать поднимающийся и опускающийся от быстрого, взволнованного, почти возбужденного дыхания животик девушки. Прошла секунда, а она уже забылась, поглощенная моментом, и путь щеки Тэкэры по-прежнему оставляли желать лучшего, ибо горели самым праведным и ярким из возможных огней, как, впрочем, и её вдохновленные глаза, но так или иначе она была абсолютно счастлива, поднимая кулаки кверху наравне со всеми и, словно безумная, подпевая каждому новому признанию в своих чувствах, мелодично лившемуся из уст солиста.
Пожалуй, младший близнец разделял восторг юной девушки. Разве что, не совсем на то он был направлен. Парень радовался отнюдь не красоте ора рокера. Отнюдь.
Сердечко несчастного отплясывало самый настоящий твист, хотя ещё мгновение, и оно бы определённо подхватило с собой и мозг и начало отчеканивать страстное танго. Хотя, впрочем, может, оно уж так и сделало, ибо даже сейчас Каору соображал с явным трудом. Перед глазами все эти многочисленные огни сливались в единый сверкающий калейдоскоп, вертелись, мешая, заставляя желать отмахнуться, чего Хитайчин не смел сделать только потому, что отпусти он руки и Тэкэра вновь оказалась бы на волосок от гибели. Да и... Такой шанс, словно невзначай, невесомо провести пальцами пальцем по икрам дамы, выше, ниже...
Что за мысли!? Каору резко дёрнул головой, но вышло так, что он словно потерся о втянутый животик девушки, вместо того, чтобы избавиться от телесного контакта, рождавшего в сознании молодого человека мечты, не достойные юного джентльмена. Тэкэра-то не заметила, во всяком случае, не подала виду, что заметила, а вот рыжик покрылся краской и нагрелся только сильнее. Да, ему было невероятно жарко. Хотелось просто взять и разом скинуть с себя всю одежду. Не слишком здоровое желание, не правда ли?
Где-то глубоко в душе вдруг начал прорастать маленький саженец, словно семя одуванчика, занесенный в самое сердце молодого человека ветром неотвратимых перемен, корнями своими впиваясь во все важнейшие органы жизнедеятельности, собою пропитывая каждое крохотное волокно костной и мышечной тканей. Саженец этот заключал внутри своего бутона такой невероятный цветок, настолько необычный и редкий, настолько прекрасный, полный невообразимо ярких красок, что Каору и сам не понимал, как это из маленького семечка неожиданной встречи могло родиться что-то столь колоссальное. Но росточек не просил подпитывать его верой или пониманием - он просто все рос, и рос, и рос... И чем ближе находилась Тэкэра, тем более он расцветал, словно от живительных лучиков солнышка. Пока что лепестки ещё хранились внутри бутона... Но сдерживать их становилось невыносимо тяжело.
Песня вдруг перестала. Зал заревел "на бис", и певцам ничего не оставалось, кроме как вновь начать заводить толпу. Младший рыжик ощутил, что Навадани внезапно решила покинуть свой живой трон и, не имея права её задерживать, парень помог даме спуститься. Получилось так, что Каору поддерживал Тэкэру за талию, а она в свою очередь опиралась о его грудь и плечи, оттого, когда наконец ступни девушки полноценно встали на земь, молодые люди приняли соответствующее положение: руки дьяволенка лежали на бёдрах леди, ладошки Навадани покоились на напряжённо и прерывисто вздымавшейся грудной клетке близнеца Хитайчин. Когда они, не до конца осознавая опасности, оба подняли свои головы друг на друга, две пары светящихся очей, изумрудные и золотые, разом сошлись, фиксируясь немигая. Блики на их радужках играли выразительнейшим из блесков, так и искрясь невиданной, непонятной им обоим восторженной нежностью. Они даже не сразу поняли, что рок-группа вновь начала петь, пока, как сумасшедшие, таращились друг дружке в глаза. Когда хоть какой-то звук наконец все-таки дошёл до ушей Тэкэры, девушка невольно вздрогнула, как бы отходя от оцепенения и, поалев в щечках, ласково, но при этом как-то неуверенно, почти робко улыбнулась, чем заставила сердце рыжика наматывать мёртвые петли в животе. И, не щадя парня ни на секунду, вновь она обратила пламенный взор на собеседника, на этот раз не только неприкрытая страсть, благодарность светилась в этих бездонных зелёных очах:
- Сегодня был лучший день в моей жизни, - она говорила тихо, приглушенно, почти скромным шепотом, но Каору слышал каждое слово. - И все только благодаря тебе одному, - пальчики её сжали материю косухи младшего близнеца, и все внешние звуки для него окончательно остановились. Ещё не осознавая, что произошло, он в каком-то смутном тумане заметил, как Навадани подалась вперёд, приближаясь на непростительное расстояние и... Хитайчин почувствовал жаркий, почти физически горящий след на своей коже. Тэкэра поцеловала молодого человека, прильнув губами к его щеке. Тут же отстраняя лицо, однако, не тело, девушка сдавленно прошелестела одними розовыми губами. - Спасибо, Каору.
И на этом решилось все. Проигрыш.
Ещё никогда в жизни Каору не понимал ситуации так хорошо, ещё никогда не представлялось ему все так ясно и прозрачно, как капли утренней росы. Ещё никогда не был факт, им осознанный, настолько лёгок, банален и понятен, как дважды два четыре. Все вдруг встало на свои места - загадок больше не осталось, больше не о чем было гадать, не о чем было сокрушаться, не в чем было себя упрекать. Наконец все происходящее приобрело тот смысл, который Каору не решался в него вложить.
- "Я люблю её, - подумалось ему, и эта мысль была так проста и незаковыриста, так аксеоматична, что парень вдруг просто... Просто принял её, не обдумывая, не пытаясь отрицать. Ведь это все равно было бесполезно. Младший дьяволенок уже не просто понимал эту явную доктрину. Он знал. - Я люблю Тэкэру".
Рыжик вдруг в красках, чётко и ясно, как никогда ещё, увидел перед собой все свое будущее, как на ладони. Он увидел, как сейчас признается Навадани в любви, как она слёзно кидается ему на шею, как они едут домой, сидя в лимузине совсем рядом, как на следующий день он встречает её завтраком в постель и будит поцелуем, как они идут по парку, держась за руки, как летят перед ними года... Клуб все ещё живёт, но живёт уже под руководством кого-то ещё, ведь все его члены давным давно стали взрослыми людьми. Каору увидел, как делает Тэкэре предложение, как она соглашается, вот так, просто, без прикрас, как они съезжают из родительского поместья, как проводят вместе каждую секунду своего существования, как вскоре у них появляются дети. Увидел, как дети вырастают, а их родители состариваются, как происходят первые ссоры и первые непонимания; увидел, как они мирятся снова, готовя друг другу душистую кружечку горячего шоколада. Увидел, как когда-нибудь в глубокой старости они сидят в двух креслах-качалка, поставленных рядом, напротив камина, и держаться за руки, всегда-всегда тянущиеся друг к другу... Все это выглядело так реалистично, так просто и понятно, что, наверное, иной бы уже испугался и попятился назад от таких откровенностей, но Каору больше не боялся собственных чувств. Теперь, когда преград в виде его собственных глупых заморочек больше не осталось, теперь, когда все наконец прояснилось, когда тучи сошли с небес и дали яркому солнцу осветить его сердце, когда стало на душе так спокойно, легко и счастливо, словно бы парень получил в собственное распоряжение целый мир, теперь...
Каору, опьяненный блаженством, так и искрившемся в его гелиодоровых очах, чуть повернул голову, желая все вокруг озарить собственным воистину по-гениальному банальным открытием, прокричав на весь зал три простых до несуразности и приятных до дрожи слова. И вот тогда-то младший близнец и понял, какую переменную в этом уравнения пропустил, и все его гипотезы вдруг в один миг начали рушиться, словно карточный домик от малейшего дуновения ветра. Пред глазами паренька начали медленно проплывать все те волшебные картинки, что так услужливо представило его подсознание, картинки, всю суть которых он уже успел испытать, сутью которых он уже успел загореться. Картинки эти никак не поменялись. Точно то же лицо признавалось Тэкэре в любви, то же самое лицо обнимало и целовало её, с тем же самым лицом она мило шла под ручку в самом цвете розовых лепестков сакур. Но это лицо было уже совсем не он. Это было ровно то же лицо, какое сейчас пробиралось к двум молодым людям из самой гущи начавшей двигаться к выходу толпы, с тремя пакетиками чего-то в руках. Этим лицом был Хикару.
Неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, Каору осознал, ещё чище и яснее, чем прежде, что у каждой, каждой фотографии был, конечно же, фон, второй план, на который он изначально не хотел обратить внимание. И именно там, за деревьями, около лавочек, в толпе или играя с детьми, как две капли воды похожими на его собственных, стоял сам Каору, а на лице у него каждый божий раз читалась невыносимая тоска и обида. Факт, осенивший младшего Хитайчин сейчас, выглядел даже прозрачнее предыдущего - он будет мучиться, как неприкаянный в агониях блуждать всю оставшуюся жизнь, отчаянно следуя по пятам счастливой совместной жизни девушки, которую безумно любит, и брата, которого любит не меньше. Перед его глазами будет проносится день за днем, их радостные, весёлые лица, зовущие парня пойти вместе с ними, тянущие к нему руки. Но даже если они и будут тянуть к нему хотя бы одну руку... Второй Тэкэра будет сжимать ладонь Хикару. И на третьего лишнего, который каждодневно будет скрывать свою боль и отчаяние за маской поддельной улыбки, уже не останется места.
Вот, каким будет его будущее.
Сердце Каору внезапно словно остановилось. У него в глазах потемнело, а в ушах начало звенеть. Сумасшедшая улыбка, в которой только-только растянулись губы паренька, разом спала, будто её рукой смахнули, как пыль, у младшего рыжика подкосились ноги. Уже теряя сознание дьяволенок увидел, как бледнеют лица Навадани и старшего близнеца, из рук которого разом падают пакеты с пончиками, увидел, как они, словно безумные, что-то кричат, подбегая к нему, будто кипятком ошпаренные. И последней мыслью, промелькнувшей в темнеющей голове паренька была:
- "Вот они и вместе..."