Глава 4
Джим
Хоакин оказался прав; Алонзо дал мне две ночные смены подряд. Я познакомился с Мэри Флинт, дежурной медсестрой, что работала каждую ночь, - женщиной средних лет с короткими темными волосами и большим носом. Большая часть ее работы заключалась в том, чтобы раздавать ночные дозы лекарств из закрытой аптечки на втором этаже. Как только резиденты засыпали, у Мэри не оставалось каких-либо занятий. Каждый раз, когда я проходил мимо ее поста, она дремала.
Меня это устраивало. Никаких разговоров.
Первая ночь в «Голубом хребте» была как первая ночь в моем новом доме. Я привыкал к звукам и тишине. Приветствовал одиночество и гарантию, что мне не придется ни с кем общаться. Я бродил по залам точно призрак, слыша лишь шорох своих шагов по линолеуму и звук собственного дыхания.
«Не застрянь на горе».
«Чувствуешь себя как дома?»
Я прыгал из одной приемной семьи в другую всю свою жизнь. Концепция дома не имела для меня никакого значения. Дедушка Джек однажды сказал: «Бери, что есть, и извлекай из этого все, что можешь».
Чем я и занимался.
После ночных смен мне давали полный выходной день, чтобы восстановиться, прежде чем я вернусь на дневную смену. Я проводил его, спя и бренча на гитаре. Дедушка Джек подарил мне подержанную акустику на одиннадцатый день рождения. Дорис не разрешила шуметь в доме, поэтому я уносил гитару во двор и подбирал песни, которые услышал по радио. Я не знал нотной грамоты, но оказалось, что у меня хороший слух.
Теперь, в доме в Бунс-Милл, я положил ее себе на колени, чтобы поиграть песню «Beloved», которую услышал на днях. Вместо этого вышло несколько строк из «Sweet Child O'Mine». Я хлопнул рукой по струнам.
- Черт возьми, хватит. Оставь ее в покое.
Я немного почитал, пытаясь не заснуть и вернуться к нормальному графику. В четыре часа дня я растянулся на маленьком диване в своей гостиной и смотрел «Крепкий орешек» по местному каналу. Фильм прерывался рекламой каждые три минуты, а ругательства все смягчили.
Брюс Уиллис, босой и окровавленный, ворвался в комнату.
Мои глаза закрылись. Мысли разбежались. Сон утащил меня прочь от шума фильма...
Ограждение из рабицы на заднем дворе средней школы Вебстера издавало отчетливый шум, когда в него швыряли тело. Скрежет металла по металлу. Обычно я заходил в школу с парадного входа, но сегодня опаздывал. Дыра в заборе была ближе к небольшому дому, что я делил с Дорис. Я протиснулся внутрь.
Тоби Кармайкл уже ждал.
Он сильно толкнул меня, и забор загрохотал, когда я отскочил от него, твердые изгибы проволоки впились в мои лопатки.
- Почему ты не ходишь в специальную школу как остальные неудачники? - спросил Тоби. - Все знают, что ты т-т-тупой.
Трое друзей, которых он привел, радостно заулюлюкали и захлопали.
Тоби снова толкнул меня.
- Скажи что-нибудь, Уи-Уи-Уилан.
Ничего не говори, велел я себе. Не давай ему повода.
Я был невысоким новичком с тощим от недоедания телом. Тоби был наглым старшеклассником и сидел на диете из куриных крылышек и чизбургеров с беконом в «Милс-Плейс», куда все дети ходили после школы.
Все, кроме меня.
Я снова отлетел в забор, и тот завел свою песню, точно огромный металлический сверчок. Я до чертиков ненавидел этот звук.
- Я сказал, скажи что-нибудь.
Тоби снова бросился на меня, и я увернулся, мои руки сжались в кулаки.
- П-п-пошел ты.
Все четверо парней остановились, уставились на меня, а затем разразились смехом.
- «Пы-пы-пы-пошел ты».
Тоби схватил меня за воротник моей видавшей виды ветровки.
- Если еще раз увижу, что ты смотришь на Тину Халлоран, то разобью твою ту-ту-тупую рожу.
Я изо всех сил пытался вспомнить, кто же такая Тина Халлоран. Должно быть, та красивая девушка, что улыбалась мне, когда я вчера убирал свои вещи в шкафчик. Короткий проблеск солнца в вечно сером небе.
- Привет, Джим, - сказала она, слегка помахав кончиками пальцев.
Я никогда не говорил с ней. Конечно, нет. Я никогда не говорил, ни в классе и уж точно не в коридоре, полном учеников. Никогда не отвечал милым девушкам с дружелюбными улыбками. Наверное, ее кто-то подговорил. Может быть, Тоби...
- Она не хочет иметь ничего общего с таким тупицей, - проревел он, возвращая меня в реальность. - Ты понял?
Ярость горела во мне. Ярость от несправедливости, насмешек, проклятого заикания, что причиняло мне столько страданий. Мои руки сжались в кулаки, и я ударил Тоби в живот.
Он со свистом втянул воздух, но не отпустил мою куртку. Его глаза расширились от убийственного гнева.
- Ты покойник.
Ударь меня, подумал я. Черт, ударь меня. Выбей из меня заикание раз и навсегда.
Левый кулак Тоби впечатался в мою челюстью, и боль взорвалась у меня во рту. Я отшатнулся назад и рухнул на землю.
Он ткнул в меня пальцем.
- Это последнее предупреждение. В следующий раз зубы выбью. Не то чтобы они тебе нужны.
Ребята ушли, бросив на прощание еще несколько насмешливых комментариев. Я медленно поднялся на ноги. Потерев ноющую челюсть, собрал свой рюкзак и выпавшие тетради. Я сплюнул комок крови и смотрел, как тот падает на землю. Я представлял, что это мое заикание наконец выпало изо рта, кровавое и мертвое. Оно ушло. Ушло навсегда. Я вдохнул, как меня учила миссис Маррен. Выдох. Вдохни, выдохни, затем позволь словам литься...
- М-м-меня з-з-зовут Джим...
Дерьмо.
Я бы выругался, но и ругательства бы застряли у меня во рту. Я швырнул рюкзак в изгородь и уставился в землю, тяжело дыша. Затем медленно засыпал комок крови землей, подгребая ее своими поношенными кроссовками. Пытаясь похоронить заикание навсегда...
Я проснулся в темном доме с затухающей фантомной болью в челюсти.
- Нытик гребаный, - сказал себе я.
Заикание я действительно похоронил, пусть и в довольно неглубокой могиле, и никто не должен был знать, как плохо мне когда-то было. Те дни прошли. Часы накапливались между «тогда» и «сейчас» точно кирпичи. Я продолжал копить их до тех пор, пока воспоминания не стали всего лишь плохим сном. Я бы с радостью уничтожил их так, как разум Теи стирал каждый ее момент бодрствования.
«Господи, прекрати все мысли сводить к ней».
Я накинул свою кожаную куртку и направился в город, решив стереть память старомодным способом - напившись.
В небольшом деловом центре города Бунс-Милл я нашел бар под названием «Хейвен». Маленький, темный и с крошечной сценой, где какой-то парень как раз играл на гитаре песню. Листовка на столе гласила, что выступать могут все желающие. Мимолетный образ меня на сцене, с моей гитарой, пришел и ушел.
Я чуть не рассмеялся вслух.
Я заказал пиво у официантки и стал слушать, как парень исполняет песню кантри для скучающей публики из десятка человек. Официантка вернулась еще до того, как я осилил половину бутылки.
- Готов к следующей?
- Конечно.
Она положила руку на мой стол и улыбнулась. Милая. Ее темные волосы были собраны в хвост, а узкая черная футболка обтягивала грудь.
- Я тебя здесь раньше не видела, а я видела всех. - Она повела бедрами. - Я Лора.
- Джим.
- Новенький в городе, Джим?
Я кивнул.
- Я так и подумала. - Улыбка Лоры стала игривой, и официантка наклонилась ближе. - Тебе не составить компанию? Я умею встречать гостей.
Что она предлагала, было ясно как день. И у меня не было причин отказываться, вот только Бунс-Милл был куда меньше Ричмонда. Я нечасто водил женщин домой, но когда это делал, то встречался с каждой только на одну ночь. С минимальным словесным взаимодействием.
«Мне все равно, заикаешься ли ты, - прошептала Тея мне на ухо. - Я просто хочу, чтобы ты продолжал со мной говорить».
- Нет, спасибо, - сказал я. - У меня все в порядке.
Она надулась.
- Уверен? Этот город такой маленький и...
- Мне еще пива, пожалуйста. - Я поднял свою бутылку.
Смущение мелькнуло на ее лице, но она быстро замаскировала его сердитым взглядом.
- Конечно.
Лора потопала прочь, виляя своей идеальной задницей, а я смотрел ей вслед и мысленно проклинал себя. Маленький город или нет, у меня давно не было женщины.
И какого хрена я вспомнил о Тее Хьюз? Ее память полетела на хрен. Она не способна ни на что, даже на дружбу.
«Ее мозг сломан. Оставь бедняжку в покое».
Но она не оставит в покое меня.
Лора грохнула мне на стол новое пиво и ушла. В моем жалком воображении Тея сидела рядом со мной и слушала музыку, покачиваясь на своем месте.
- Музыка - это жизнь, - сказала она, беря меня за руку. Ее голубые глаза сияли узнаванием.
Моя жизнь представляла собой череду часов, которые я перетерпел, а не прожил. Мой свет тусклый и неясный. Но я мог бы позаботиться о Тее Хьюз. Это мне по силам.
Я оставил Лоре щедрые чаевые и поехал обратно домой лишь слегка навеселе. Рано лег и убедился, что завел будильник.
Мне предстояла работа.
* * *
На следующее утро в столовой Тея оторвала взгляд от завтрака с яйцами и тостами, когда я помог мистеру Уэббу сесть за столик рядом с ней.
- Доброе утро, - сказала она, щурясь на мой бейдж. - Джим.
- Доброе утро.
- Сколько уже прошло?
Анна Саттон, старшая медсестра, присоединилась к нам и поставила перед Теей чашку апельсинового сока. Женщина за пятьдесят, темные волосы всегда аккуратно подстрижены.
- Ты можешь ответить, - проинструктировала она меня, как учитель начальной школы.
- Два года, - сказал я. - Прошло два года, мисс Хьюз.
- Два года, - повторила Тея. - Боже, так долго. Но я сейчас вернулась, и врачи скажут мне, что со мной не так.
- Непременно, - заверила Анна с ободряющей улыбкой.
- Я Тея, - сказала она, протягивая руку и представляясь мне в пятый раз.
«Хватит считать».
- Приятно с вами познакомиться, - сказал я, и слова прозвучали так чертовски неправильно.
Тея посмотрела на свою еду.
- Я никогда раньше не ела яичницу-болтунью. Правда?
- Нет, мисс Хьюз, - сказала Анна. - Вы ее любите.
Тея поморщилась, размышляя, насколько правдиво это утверждение, и наконец пожала плечами. Она улыбнулась мне.
- Ты нависаешь, Джим. Садись и поешь яичницу с нами.
Анна изогнула бровь, молча передавая, что верный только один ответ.
- Я должен вернуться к работе, - сказал я.
- Облом, - скисла Тея. - Где ты работаешь?
Я посмотрел на Анну. Она покачала головой. Слово «здесь» было запрещено.
- Я санитар.
Если бы Бог надо мной сжалился, Тея бы надменно сморщила нос, и я бы смог перестать так сильно ее любить. Но нет, она сверкнула этой своей улыбкой.
- Круто. Мы еще увидимся?
- Д-да. Конечно.
«Снова и опять как впервые».
***
«Снова» произошло тем же днем, в комнате отдыха. Тея сгорбилась над рисунком, раскидав маркеры по всему столу и сжимая в руке шариковую ручку. Наверняка опять пишет свои цепочки. Я подметал пол и не поднимал глаз.
- Черт. - Тея сильно тряхнула ручкой, положила ее обратно на бумагу и нахмурилась. Встряхнула еще раз - а затем резко замерла. Перезагрузка. Ее рука задрожала, и она огляделась вокруг.
У нас, как обычно, не хватало персонала. Только дежурная медсестра на посту. Я должен был что-то сделать, прежде чем Тею охватит паника. Я положил метлу и подошел. Чуть не спросил, все ли с ней в порядке, но успел себя остановить.
- Привет, - выскочило вместо этого.
- Привет, - с облегчением сказала она. - Сколько уже прошло?
- Два года, мисс Хьюз.
Она глубоко вздохнула, и дрожащая улыбка коснулась ее губ.
- Долго меня не было, но врачи скажут, что со мной не так. - Ее глаза нашли мою табличку с именем. - Джим? Я Тея Хьюз.
«Шесть, - подумал я. - Прекрати это».
- В твоей ручке закончились чернила? - спросил я, перенаправляя внимание, как учил Алонзо.
Тея нахмурилась и попыталась что-то написать. Ручка царапала лист рядом с пирамидой из слов, но ничего не выходило.
- Как ты узнал?
- Я достану тебе новую.
Я подошел к кладовке и открыл дверь. Внутри я дернул цепь, и зажглась лампочка, освещая стойки с головоломками, настольными играми, журналами и старыми книгами. Я нашел пачки бумаги, коробки с шариковыми ручками и маркеры. Все художественные принадлежности, которые имелись у Теи.
- Это оно? Ручки и бумага?
Внезапно по задней стенке шкафа промчалась крыса. Присев, я обнаружил в гипсокартоне трещину, сквозь которую пробивался дневной свет. Я сделал мысленную заметку сказать об этом Алонзо, затем вытряхнул из коробки шариковую ручку и поспешил обратно к Тее. Она все еще пыталась что-то написать пустой ручкой.
- Вот, пожалуйста, - сказал я.
- Спасибо, Джим, - поблагодарила она, взяв новую ручку. - Вы чудо.
С амнезией или нет, Тея дружелюбно принимала всех, кого встречала. Такая жизнерадостная. Я бы поспорил на хорошие деньги, что в школе она была невероятно популярной. Красивая, талантливая девушка, которую просто не получается не любить.
- Джим?
- Д-да?
- Ты пялишься. - Она кокетливо похлопала ресницами. - О чем ты думаешь?
- О тебе. - Что-то в ее прямоте требовало взамен правды. - Я думал, была ли ты такой же хорошей художницей в старшей школе.
- Я была египтологом, - сказала она, кивнув на свой рисунок.
- Египтологом? - переспросил я. - Не этимологом?
Ее лицо сморщилось.
- Что?
- Ой. Н-н-ничего. Рита сказала...
- Кто такая Рита?
«Дерьмо. Блин. Перенаправь ее».
- Ты изучала Египет? - спросил я, указывая на рисунок.
- Думаю, по всей логике, да. Моя старая работа. - Тея улыбнулась шире и запрокинула голову, чтобы посмотреть на меня. - Присядь, а? Ты нависаешь.
«Теперь и я в ее повторах».
- Люблю эти все египетские штуки, - продолжила Тея. - Вся их история напичкана ритуалами, богами, монументами и романтикой. Во всех хороших историях должна быть романтика. Любовь. Без любви - какой в них смысл?
- Я в этом не эксперт, - медленно признался я.
- Нет? Ты не романтик? Уверен? А как по мне, ты вылитый Марк Антоний. Куча доспехов снаружи, но внутри... - Она поморщилась. - Ой. Опять я за свое. У меня нулевой фильтр между головой и языком, если ты еще не заметил. Сестра всегда меня осаживает, но я называю вещи своими именами. Жизнь коротка, не так ли?
«Очень коротка, Тея. Всего пять минут».
- Ты мало говоришь, Джим?
- Немного.
- Я тебе еще не надоела?
- Нет, все хорошо.
«Все хорошо. Боже».
- Джим, Джим, Джим. - Тея склонила голову набок. - Это от Джеймса, верно? Но тебе больше подходит Джимми. Джимми с добрыми глазами. Ты не против, если я буду звать тебя так?
Почему этот простой вопрос разбил мне сердце, я понятия не имел, но казалось, что Тея выстраивает между нами мостик длиной в годы, вместо нескольких минут.
«Будь профессионалом. Вели ей звать тебя Джим».
- Н-н-нет. Я не против.
Тея наклонилась над столом, сострадание смягчило ее черты.
- У тебя есть заикание, Джимми?
Я почти сказал ей, что оно вылезало только тогда, когда я нервничал или злился. Тогда Тея могла бы спросить, неужели она заставляет меня нервничать. Кокетливо рассмеялась бы, а потом сказала, мол, ей плевать, что я заикаюсь, лишь бы продолжал говорить с ней, и что мое заикание не самая интересная вещь во мне...
«Боже, вот я влип».
Мне пришло в голову, что я мог бы изменить сценарий. Мог сказать ей что угодно. Мог трахнуться с ней, и через несколько минут она бы все забыла.
Мне даже плохо стало от этой мысли.
Жестокий человек, хулиган - Тоби - трахнулся бы с ней. Посмеялся бы над ее растерянностью и страхом и оправдал себя по той же причине - Тея ничего бы не помнила.
Но я-то помню.
«Кто-то должен присматривать за ней».
- Я заикаюсь только иногда. В детстве было хуже.
- Тебя за это травили?
- Да.
Ее губы скривились.
- Долбаные хулиганы. Прости, Джимми. Все такие задиры - просто трусы, которые пытаются скрыть свою слабость, переводя внимание на кого-то другого. - Она посмотрела на меня. - Но тебе, наверное, от этого не легче?
- Что было - то было. Прошлого не изменить.
- А ты крутой парень. Как Марк Антоний. Стойкий солдат, но твои глаза тебя выдают.
Я кашлянул. «Перенаправь ее».
- Марк Антоний, - повторил я и кивнул на ее рисунок. - Он тоже из твоих знаний о Египте?
Тея положила щеку на сложенные руки, словно грелась у огня.
- Марк Антоний как раз был романтиком. Они с Клеопатрой любили друг друга. Ради нее он пошел на войну. Умер за нее. Когда ей сказали, что он мертв, она положила руку в корзину со змеями. Можешь себе представить? Любить кого-то настолько сильно, что жить без него не хочешь?
- Нет. Не могу.
Ее взгляд упал на мою руку на столе, и Тея коснулась шрамов у меня на костяшках.
- У них своя история, не так ли? - Она прочертила пальцем одну из тонких линий на моем первом суставе. - Ты тоже сунул руку змеям.
Я медленно кивнул, наслаждаясь ощущением ее теплой кожи.
- Поэтому они и оставили меня в покое.
- Правда?
- В итоге - да.
- Я рада. - Она полностью накрыла мою ладонь своей и крепко сжала. - Я тоже чувствую... что-то. Личное. Делия была бы в ярости, но я чувствую, что...
- Что, Тея?
- Как будто мне надо держаться за этот момент, понимаешь? Или ты... я даже тебя не знаю и все же не хочу прекращать с тобой разговаривать. - Ее рука сдавила мою. - Мне все равно, заикаешься ты или нет, но, пожалуйста, продолжай говорить со мной, Джимми. Хорошо?
У меня пересохло во рту от невыразимого отчаяния в ее глазах.
«Боже, она знает, что в ловушке? Не может быть. Невозможно...»
- Хорошо, - ответил я. - Я буду говорить с тобой каждый день. Обещаю.
Тея с облегчением вздохнула и выпустила мою руку.
- Спасибо. Мне почему-то легче.
С последней улыбкой - я так понял, прощальной, - она взяла свою ручку и затем замерла.
«Перезагрузка».
Смущение отразилось у нее на лице. Она посмотрела на меня и слегка вздрогнула, обнаружив в непосредственной близости крупного мужчину. Я мгновенно откинулся назад, чтобы не вторгаться в ее пространство.
- Сколько уже прошло? - спросила она.
- Два года, - сказал я чуть громче шепота. - Но врачи работают над вашим случаем.
- Да, точно. - Она нерешительно улыбнулась и нашла глазами мой бейджик. - Я Тея Хьюз.
«Семь. Седьмой раз».
- Джим Уилан, - представился я.
Она протянула руку. Опять. Я механически взял ее, выдержал очередное сердечное пожатие. Опять. Ее пальцы не задержались в моих, а сразу же высвободились, как вы бы поступили с чужим человеком.
- Приятно познакомиться, Джим Уилан.
«Блин. Я не могу проходить через это снова».
Я поднялся на ноги.
- Мне пора на работу.
Ее лицо погрустнело.
- Ой. Облом. Мы еще увидимся?
Я мог бы обещать ей, что да, но она не запомнит. В обещаниях не было толку. Я мог сказать ей, что небо падает или меня зовут Авраам Линкольн, и она не ощутит чертовой разницы. Это исчезнет, как и любое другое слово, которое мы когда-либо говорили друг другу. Я исчезал каждый раз, когда она перезагружалась, и снова воссоздавался в глазах Теи. Я мог быть кем угодно, чем угодно. И все же она оставалась единственной девушкой, с которой я мог быть самим собой.
Ужасная ирония происходящего походила на медный привкус во рту.
- Конечно, мисс Хьюз, - сказал я. - Увидимся завтра.