Эштон Крейвен
На удивление, электричество в относительно дешёвом баре было. Дрянное пиво, прокуренное помещение и мафия, заполнившая Нью-Йорк, были лишь не особо приятным, но всё же в меру терпимым дополнением. Сухой закон, благо, уже потерял свои силы, но ситуация на бирже никак не улучшилась, и я видела, как молодые парни, лет пять назад думавшие заработать на всех этих доселе непонятных мне финансовых операциях, напивались и не желали дальше «влачить своё бедное существование».
Я не отрицаю — никогда не знаешь, каким боком к тебе повернётся жизнь, но я знала одно — моя судьба сложилась очень удачно. Я вышла замуж до двадцати пяти лет, за все два года, что мой муж провёл вдали, в каких-то деловых поездах (он был то ли министром, то ли ещё какой-то высокопоставленной шишкой — один бог только знал, кто на самом деле такой Хэмиш Райан), я не была в положении и развлекалась, тратя деньги налево и направо: организовывала балы для золотой молодёжи, активно поддерживала продвижение прав женщин. Мне, конечно, от этого ничего не было, кроме мысленного удовлетворения — я что-то сделала, я чем-то помогла. Меня даже никуда не выдвигали и не говорили, что «щедрый меценат Матильда Райан пожертвовала практически миллион долларов на развитие движения по правам женщин». Я была знакома только в узких кругах. В широкой общественности никто не знал миссис Райан.
— А вот и вы.
Даже для столь убогого помещения я выбрала наряд, который показывал, из какого я класса общества. Высшего, конечно же. В принципе, хоть наша экономика совсем слабо стояла на ногах и напоминала скорее клячу, чем скакуна, я не отказывала себе ни в чём: платья на заказ, напоминавшие о бурной юности и моей встрече с мужем, различные аксессуары ручной работы. Меня такая жизнь устраивала. Но однажды мне стало скучновато.
И в моей жизни появился Эштон Крейвен.
Он стоял сейчас напротив меня, скрывавшей своё лицо за засаленной книжкой меню и показывающей новый жидкий лак от Max Factor на своих ногтях. Эш, как его называли домашние, был крепким мужчиной лет сорока, с прекрасными чертами лица счастливого американца и лёгкими замашками собственника. Он был прекрасным любовником — нежным, чутким, который не порвёт платья и будет самым выдающимся приключением на ночь. Я млела от любого его прикосновения и действительно жалела, что когда-то, когда была ещё незамужней девушкой лет восемнадцати, не обратила на него внимания. Стать, твёрдый взгляд очей его преследовали меня даже во сне, заставляя тянуть руки под одеялом к самому сокровенному и бесстыдно ласкать себя.
Ах! Знал бы мой муж, как моё тело реагировало на мужчину, что просто стоял напротив. Выгнал бы из дома, наверно, подал на развод, заставил вернуть деньги.
Честно — я уже ничего не страшилась. Лишь бы Эштон Крейвен был рядом.
Он поцеловал мою руку, когда я протянула: уста, будто обитые бархатом, сначала коснулись фамильного кольца моих родителей, скользнули по безымянному пальцу без обручального кольца, и только потом взгляд его вернулся на моё юное лицо, которое не было красным лишь из-за нескольких слоёв пудры, что я нанесла на щёки и нос. Большинство его действий пробуждали во мне что-то дикое, необузданное, чего я в силу своего воспитания неимоверно стыдилась, а эти животные инстинкты требовали сорвать пуговицы на его рубашке и обнажиться до белья, показать белую кожу и то, насколько я беззащитна перед этим мужчиной.
— Я рада вас видеть, — сказала, подзывая неряшливого официанта лет двадцати с молочными усиками и заказывая куриные отбивные и бутылку лучшего местного шампанского. — Позвольте узнать, почему вы меня позвали именно сейчас и именно сюда?
Мужчина, заказавший стейк из индейки и бокал пива, молчал долго — до того момента, когда я успела разглядеть любимую мною родинку над его левой губой, он не сказал ничего. Потом, видя устающий от отсутствия ответа на мой вопрос взгляд, нежно улыбнулся. Принесли мясо и напитки. Я взяла вилку — ножа не было, — и принялась аккуратно давить на деликатес, чтобы разрезать его. После того, как я отправила жареный в панировке кусочек в рот, Эштон начал говорить.
— Матильда, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Я перестала жевать, глядя на мужчину достаточно серьёзно. Я в одном из ночных разговоров говорила, что замужем, но кольцо не ношу, потому что слишком большое. Эштон был согласен на роль обычного любовника, который приносил неземное удовольствие и ни на что ни разу не претендовал. Даже по первой просьбе отпускал меня обратно, целуя в висок и чуть лаская мою грудь. И вот сейчас мне казалось, что он забыл про мои слова — не зря вглядывался так, будто ждал ответа, будто хотел, чтобы я ответила «давай убежим». А убежим ли? Сможем ли?
— Эштон, понимаете... — перед глазами прошлись все моменты, когда он держал меня в своих руках, а я, захлёбываясь в стоне, изменяла мужу. Эштон Крейвен всё же был лучшим любовником, который мне встречался. Он не был ни разу женат, у него не было детей, у него была только я. — Я же на досуге рассказывала, что у меня есть муж. Подать с ним на развод будет весьма проблематично.
Мне было в помещении неуютно, а вот Крейвену, похоже, нравились такие помещения и такая атмосфера — располагающая к пороку, играм на деньги и такой страшной «русской рулетке». Он пил пиво, закусывал индейкой, макая кусочки в клюквенный соус, а я же время от времени протирала салфеткой блестящие от жира губы. Ждала ответа на свою реплику.
— Рассказывать-то вы рассказывали, — медленная речь пробуждала от скуки сознание, которое рисовало монстров сегодняшнего дня: если разозлится, я не знаю, что он сделает. — Но, Матильда, я не знал доселе, кем является ваш муж. Теперь же мне хочется просто-напросто уберечь вас от него, ведь один только Бог ведает, насколько жесток Хэмиш Райан.
Я не была всезнающей, когда выскакивала замуж. Хэмиш покорил меня тем, что полностью предоставил мне свободу и собственные деньги, оставил наедине с собой и не заставлял рожать. Честно: в этом я была счастлива и могла уделять много времени внешности и прочтению книг домашней библиотеки, хоть и надевала для такого дела очки. Эш отложил вилку и взял бокал, заставив меня опустить голову вниз и пытаться сделать хоть глоток кисловатого шампанского. Я думала, мы разопьём бутылку вместе, но, видимо, не в этот раз.
— Тогда помогите мне избавиться от мужа, — роковые для нас слова прозвучали как гром среди ясного неба, и я отставила от себя бокал, поджимая сухие покусанные губы. — Пришлите мне проверенного человека с револьвером. Я организую покушение на Хэмиша.
Признаться честно, я любила купаться в богатстве и роскоши, но любовь... этого тонкого чувства в моих отношениях с мужем не хватало, поэтому, когда Крейвен накинул на мои плечи своё серое пальто, чтобы защитить от холода, я прильнула к его губам, вкладывая в поцелуй все свои чувства. Мне не хватало его буквально всегда рядом: денно и нощно мечтала о нём, желала, хотела быть рядом. Я была как та девочка из любовных романов: не дождавшись ласки от одного человека, бежала к другому, что манил своим нравом и внешностью. Эштон был таковым, в нём было всё то, что я так любила в мужчинах. Он же мне говорил, что я — идеал его женщины.
Врал.
Мы условились, что доверенное лицо положит пистолет в условное место и быстро разошлись; я, вернув ему пальто, пошла в свою сторону, мой любовник — в свою, и я знала, что этой ночью буду изнывать от тоски и тихо плакать в подушку от недостатка ласки. Хэмиш ни за что и никогда не будет таким, как Эштон: ни красоты, ни стати у него такой нет, и я завидовала буквально всем женщинам Крейвена, что удостаивались более частой ласки, чем я. Сжимая кулаки, я вошла в большую квартиру, стягивая с себя верхнюю одежду. Мистера Райана дома не было, и мои плечи опустились — я надеялась, что муж будет рядом и, обнимая его, я буду представлять совершенно иного человека. Тьма и одиночество — мои давние подруги, что могли заставить всхлипнуть и расплакаться, но я собиралась со всем этим покончить.
Хэмиш телеграфировал, что будет ночевать дома в ближайшие выходные, и с утра, поднявшись, я прошествовала в оговоренное место парка, где для меня спрятали револьвер. Мне удалось спрятать его в сумочке и даже гордо пройтись мимо полицейских, не чуявших, что прямо перед ними расхаживает жена политика, его будущая убийца. Мне стало вмиг смешно, ведь такого просто не бывает — чтобы женщина убила из-за любовника? Женщины — хрупкие существа и в высшей степени зависимые от мужчин. От этого становилось мерзко: я хотела быть независимой, но нравы и устои общества диктовали мне совершенно другое. Я не хотела жить в таком обществе.
Я мечтала о счастливом будущем.
Эштон зашёл ко мне вечером, когда я сидела за бокальчиком бренди и пыталась читать. Буквы перед глазами разбегались, я запахивалась в шаль, и даже приход возлюбленного не дал успокоения взвинченной душе, что стремилась ввысь. Крейвен присел напротив, снимая шляпу, и осторожно начал разговор.
— Вы решили, когда совершите дело? — я кивнула, сжимая томик Остен в руках. — Я надеюсь, вы будете благоразумны и сделаете всё, что хотели.
Он не хотел сам пачкать руки, а я была слишком лёгкой мишенью для совершения всех злодеяний. Мне не простят такое убийство: подсознательно я уже чувствовала, что Эштон убежит, а я останусь с кровью мужа на платье и его предсмертными хрипами, и это пугало, да так, что я вздрогнула, как только мужчина накрыл моё запястье своей рукой.
— У вас всё получится.
Не у нас.
У меня.
Той ночью перед убийством, когда Хэмиш Райан в последний раз лежал в моих объятиях и крепко спал, я не сомкнула глаз. Под подушкой был спрятан револьвер, я чувствовала его своим затылком, что покрывался потом и деревенел от соприкосновения со смертельной игрушкой. Лишь под утро я заснула, а когда очнулась — муж уже был на кухне и варил себе кофе, что разливался ароматом по всей квартире.
Ночное платье слегка задралось, я сунула руку под подушку и нащупала оружие, втягивая носом воздух и тихо выдыхая. Я готова? Нет. К убийству никогда не будешь готов, а тем более к убийству мужа во имя Эштона Крейвена, который накануне лишь прислал записку «телеграфируйте мне, когда всё случится».
Со слезами на глазах я прошла на кухню, стараясь не шуметь, но меня всё равно выдала скрипнувшая половица под ногой. Муж обернулся, лаская взглядом сонную меня, и пока не заметил опасности для себя. Я же сжимала оружие и готова была направить его на Хэмиша, проделать дыру в его голове и покинуть страну.
— Будете завтракать, дорогая? — его вежливость... мистер Райан, простите меня. Я не заслуживаю быть вашей супругой или же любовницей, ведь я — никто, помешанная на деньгах женщина, у которой ноги подкашиваются от любви к другому человеку. Я ужасна, признаюсь вам в этом чистосердечно.
— Хэмиш, скажите, что бы вы сделали в самый последний день в своей жизни? Если бы в вас выстрелили в ту же секунду, как вы допили кофе? — голос немного дрожал, как и руки, аккуратно поднимавшие оружие. Кажется, он начал чувствовать что-то не то, потому что застыл — видимо, задумался.
— Я бы сказал, что я люблю вас, Матильда.
Я трусиха.
Мне не хватило смелости, чтобы дать ему повернуться и посмотреть на меня в последний раз в своей жизни. Я целилась метко в голову, и Хэмиш, дёрнувшись, стал заваливаться набок. Отбросив револьвер, я подбежала к нему, вмиг поняв, что пожалела о своём поступке, и обняла его, глядящего куда-то мимо меня. Я жалкая. Я напала со спины и сделала то, чего бы не сделала другая жена, хорошая жена. Никакая женщина не способна убить из-за другого мужчины, не сожалея о своём поступке. Никакая женщина не способна убить из-за Эштона Крейвена.
Этот мистер вызвал полицейских на мой адрес, потому что знал — я точно убью и останусь там, плачущая, жалеющая. Сам он первым же поездом отъехал от города и больше в него не возвращался, навсегда забыв обо мне — женщине, оскорблённой, убитой внутри, той, что пошла против общества. Таковой полиция меня и нашла: с размазанной по ночному платью кровью, слезами на глазах и шёпотом «Эштон» на губах.