часть первая багровые узоры молочной кожи
старшая школа — это время для мечтаний, поездки на велосипедах с корзинками, наполненными полевыми цветами, и ветер свободы, нежно треплющий пряди волос. беззаботные прогулки по сочной зелёной траве, запах моря и солнечные лучи, пробирающиеся сквозь одежду куда-то глубоко в сердце. первый снег, дарящий предвкушение грядущих изменений, и жёлтые фонари, освещающие узкие тропинки к дому.
феликс был бы рад наслаждаться выпускным классом: убегать со скучных занятий с компанией друзей в караоке, залезать без разрешения на крышу, чтобы насладиться остывшим обедом, кидаться записками в своих одноклассников. ему бы бегать по футбольному полю, жмуриться от удовольствия и валиться с ног от усталости после игры. может, строить воздушные замки о безумной студенческой жизни.
только юность для парня обернулась холодным металлом, осколками разбитых зеркал и чуть потрескавшимися весами...
вода обжигающими струями стекает по костлявому телу: кран, помеченный красной краской, вывернут на максимум. пар заполняет всё пространство в душевой кабинке, что хочется лишь задохнуться и не видеть больше ничего вокруг. феликс с дёргающимся глазом пытается держаться на ровных ногах хотя бы до выхода из душа, но голова предательски кружится, ком в горле никуда не желает исчезать, а предчувствие скорого обморока витает где-то рядом. парень решает аккуратно присесть на пол и опустить голову, чтобы давление пришло в норму. тёмный кафель под ногами рисует в отравленном больными фантазиями мозгу яркие картинки того, как тело ли потеряется в какой-нибудь бесконечно глубокой бездне. а лучше, чтобы его засосала далёкая черная дыра.
легкие, словно наполненные тысячами маленьких острых иголок, отказываются работать. губы, покрытые бесчисленным множеством кровоточащих трещинок, раскрываются в судорожных попытках своего владельца вдохнуть хоть немного воздуха. тяжесть под ложечкой нарастает в геометрической прогрессии, и, вероятно, феликсу давно бы полегчало, если бы все его внутренности оказались уже в конечном счёте вне его тела. но даже так подростка бросает в дрожь от одной мысли о том, что его может вырвать. бессмысленная, беспощадная брезгливость.
обесцвеченные локоны, мокрые и до чёртиков противные в своих колтунах, мешаются перед глазами. парень привычно проводит по ним небольшой ладошкой, на которой ожидаемо остаются выпадающие волосы. ли горько усмехается, предвосхитив собственные попытки устранить очередной засор. как же это мерзко.
— блять, — лишь стены вокруг феликса слышат его обессиленные хрипы и ругательства, вырывающиеся каждый раз, как только тот позволяет себе даже самое небольшое движение.
минуты потихоньку сменяют друг друга. были бы в помещении тикающие часы, и школьник точно разбил бы их со всем скопившимся в нем раздражением. желательно кулаком по корпусу. но ему проще чуть пододвинуться к стеклянной дверце и подтолкнуть её в сторону, чтобы взять заранее подготовленное лезвие с лежащего на полу не в тему белоснежного полотенца, которое через полчаса покроется кровавыми пятнами.
феликс знает, где резать. желание хорошенько исполосовать свои запястья и предплечья никогда его не покидает, но ли каждый раз задумывается о том, что будет, если кто-то узнает о его проблемах, поэтому приходится действовать более ухищрено. небольшой острый кусочек металла, некогда вынутый самим парнем из новой точилки, которая явно не предназначалась для использования в подобных целях, смотрится донельзя правильно в его руках, зажатый между короткими, но изящными пальцами. ликс натягивает кожу в верхней части правого бедра, ближе к паху, и проходится лезвием по тонкой коже, уже украшенной другими багровыми узорами. порезы появляются один за одним, раскрываясь на ноге алыми бутонами. или колючей проволокой, но феликсу приятнее думать иначе. вода не перестаёт литься откуда-то сверху, будто шепчет глупому мальчишке остановиться, смывая выступающую кровь и показывая, как прекрасен ли без неё на своих ногах. однако тот не слушает, отмахивается, словно пытается прогнать надоедающую мошкару, и продолжает оставлять новые следы на теле.
когда временная злость сменяется привычным безразличием к этому миру, подросток заканчивает издеваться над собой и небрежно кидает лезвие куда-то на кафель за пределами душевой кабинки. кипяток, под которым ликс сидит, ни разу не помогает кровотечению остановиться, поэтому тот решает просто выключить кран, а следом выползает из своеобразного убежища и закутывается в полотенце прямо на полу, наплевательски относясь к тому, что недавно приобретённая вещь испортится раньше срока. пар, обитающий где-то наверху, не решается спуститься к парню, поэтому последний, удобно расположившись на боку и согнув под себя ноги, прикрывает глаза в надежде на то, что постоянные спутники подобных походов в душ в виде тошноты и головокружения поскорее свалят в закат.
оклемавшись, ли кое-как собирается и встаёт, опираясь на неустойчиво стоящую рядом корзину для грязного белья. подросток медленно плетётся по направлению к выходу, не забывая посмотреться в зеркало. в отражении он видит не себя, а искажённую сознанием картину: феликсу кажется, что нужно скинуть вес ещё больше, хотя он и так весит, как пёрышко. однако то, что он созерцает, относительно нравится ему.
парень начал романтизировать худобу и селфхарм в средней школе, когда ему не повезло оказаться на другой стороне интернета, где были не только милые видео кошечек и собачек. как ребёнок, страдавший от нехватки заботы от строгой и довольно жестокой матери, которая осталась ликсу единственным родным человеком, он решил утопить себя в море комиксов про нездоровые отношения. ему и так казалось, что чью-либо любовь нужно заслужить, раз даже семья его не принимала просто так, безо всяких условий, поэтому нарисованные персонажи лишь подпитали веру в подобную для ментально здоровых людей чушь. точки невозврата мальчик достиг в тот момент, когда набрёл на мангу, главный герой которой перманентно голодал и резал свои запястья, в то время как его возлюбленный пытался вытащить того из бездонной ямы проблем. тогда феликс представил, как было бы замечательно, если бы в его жизни тоже появился такой человек.
чуть позже, когда ли осознал, что его привлекают во всех смыслах лишь парни, шаткое психическое равновесие рухнуло и больше не восстанавливалось. в тот роковой вечер голову школьника посетила не лучшая мысль: он отрыл в потрёпанном рюкзаке точилку, вскрыл её при помощи кухонного ножа, выудил небольшое лезвие и отправился в ванную комнату украшать предплечья первыми порезами. он смаковал каждый момент, пытаясь запомнить все детали до мелочей, ведь физическая боль помогла отвлечься от ненужных дум. мать, позже заметив появившиеся раны, не попыталась нормально поговорить с сыном, а лишь бросила ему следующие слова:
— тебе станет легче, если я скажу, что меня саму пытались снять с окна, когда я была в твоём возрасте? хочешь убиться — вперёд, я не стану мешать. да и смысл, если ты всё равно найдёшь способ себя покалечить, пока меня не будет рядом.
феликс морально умер.
с тех пор эти двое не общались. мать продолжала обеспечивать сына всем необходимым для его существования, но больше жизнью чада не интересовалась. думала, что сделает ребёнка сильнее, если не станет потакать тому, кто действует, по её мнению, лишь в рамках юношеского максимализма. в свою очередь феликс тоже не пытался наладить контакт с матерью. отметил для себя из того разговора только то, что порезы теперь будут украшать кожу в более незаметных чужим глазам местах.
откровенно говоря, тот случай был достаточно показательным — между ликсом и его родительницей уже давно отсутствовала близкая связь, если она вообще когда-то существовала.
анорексия пришла примерно в то же время. сначала ли стал непреднамеренно меньше есть — на стрессе его организм отвергал любую еду, какой бы любимой она ни была. после феликсу начала нравиться картина, открывавшаяся каждый раз, когда тот осматривал своё тело. оно, казалось, становилось более воздушным: тонкие запястья, худые ляжки, острые скулы и плоский живот. по этой причине парень перестал пытаться насильно впихнуть в себя больше еды и начал голодать. наверное, было бы даже проще, если бы он исчез с лица планеты таким образом. тогда бы мать с радостью потратила имеющиеся сбережения на похороны, зато в последний раз...
и вот уже на протяжении нескольких лет ликс соблюдает некий ритуал: возвращается после бесящей учёбы домой, снимает с себя одежду, отправляется в душ под горячую воду и пользуется самым первым, но таким обожаемым лезвием. не всегда мальчишка режется до глубоких ран, иногда ему достаточно и одной небольшой царапины, чтобы почувствовать себя живым. к сожалению, любое событие, напоминающее ему о матери, способно привести к тому, что феликс надолго засядет в ванной: он привык справляться с мыслями о ней подобным образом.
потом мальчишка обычно заползает в кровать и еле-еле выполняет школьные задания, а затем скидывает тетради и учебники на пол, сворачивается в клубочек и погружается в мир фантазий, где красавчик-парень за него волнуется, обнимает за хрупкие плечики, выцеловывает каждый шрам на бёдрах и укрывает от всех бед.
сейчас он намерен заняться тем же самым: мать в любом случае сутками пропадает на работе или веселится где-то с коллегами и друзьями. те, вероятно, даже не в курсе, как сын этой женщины медленно пытается убить себя.
правда, в последний момент феликсу на глаза попадается небольшая тетрадка, которая обычно страдает вместе с ним. в ней парень когда-то давно начал записывать всё подряд. ли обращается к ней не так часто, не считает её чем-то вроде личного дневника, но ему точно не хочется, чтобы кто-то увидел записи. хотя... если бы этим человеком стал тот самый парень-красавчик, он был бы уже не так категоричен. в эту ночь подросток решает снова излить душу на чистые, чуть смятые листы бумаги.
в письменных заметках всегда фигурируют одни и те же темы: как ликсу надоело учиться, как он не видит смысла в своём существовании, как страстно желает, чтобы его спасли. мальчишка и сам не знает, от чего он устал, ведь с определённого угла его жизнь не кажется такой уж плохой. пусть мать с завидной периодичностью и бросается на него с оскорблениями, ему дают шансы найти место под солнцем как можно проще. одно лишь гложет — ежедневно сжирающее одиночество. раньше феликс мог назвать себя частью компании, которая у него и была пару лет назад. ребята окружали его неплохие, по возможности приходили на помощь и веселились постоянно, как это положено юношам их возраста. ли чувствовал себя рядом с ними живым, страстным, жадным до приключений (или он пытался убедить себя в этом, чтобы не выбиваться из толпы). его вежливость, скромность и доброта привлекали окружающих, в том числе новоиспечённых приятелей, и феликс не раз доказывал своими поступками искренность рождавшихся в нем намерений.
не сказать, что ликс активно поддерживал товарищей в сложных жизненных ситуациях, однако парни постоянно видели, как мальчишка откликался на чужие зовы о помощи, если тот был способен отдать кому-то ещё немного своей энергии. так, он часто выполнял мелкие поручения от учителей или пожилых соседей, живших рядом с ним, иногда отмазывал одноклассников от наказания за плохое поведение, когда те жалобно просили соврать преподавателям о случайно кинутых на его парту записках, покупал корм для бездомных животных, хоть и боялся до жути заразиться какой-нибудь серьёзной болячкой. а потом социальная батарейка ли оказалась на нуле, и подросток, сам того не осознавая, оттолкнул от себя единственных близких друзей. проснувшиеся агрессия и неуверенность заставили феликса поверить в то, что он никому не нужен, поэтому от добродушного юноши ничего не осталось, лишь воспоминания о былых временах.
компания его оставлять одного не хотела, да и не получилось бы, ведь ребята учились в одной старшей школе и учатся до сих пор, однако приятели решили дать их солнышку время разобраться в себе. безусловно, скрыть от них наличие проблем в семье и с ментальным здоровьем не удалось, ведь старые шрамы на руках и постепенно снижающийся вес говорили сами за себя, но никто не стал докапываться до ликса, а тот и рад был не делиться тем, что съедало его мозг.
единственный факт товарищи не учли: ёнбок (так они называют его на корейском) самостоятельно выбраться из этих зыбучих песков не может вот уже который месяц. ребята до сих пор иногда подходят на переменах между уроками к феликсу и интересуются его делами, но тому почему-то стыдно говорить о том, что его волнует. отмахивается от откровенных разговоров, вымученно улыбается и сбегает как можно скорее, стараясь не оборачиваться. закрывается в туалетной кабинке, достаёт из-под чехла для телефона завёрнутое в небольшую бумажку лезвие и проходится им по ногам, наказывая себя за то, что заставил кого-то волноваться. а друзья, если их ещё можно так называть, опечаленно опускают головы и надеются на лучший исход, хотя понимают, что, похоже, им вскоре придётся вмешаться в личную жизнь ёнбока даже без его разрешения. иначе не успеют спасти дорогого человека.
ли уже не понимает, да и не хочет разбираться, выдумал он свои тревоги или же на самом деле страдает. он как котёнок, который запутался в клубке шерстяных ниток, и распутаться не получается. каждый раз школьник думает о том, когда же всё пошло наперекосяк, хотя ответ всегда лежит на поверхности. о том, чтобы обратиться к специалисту, подросток и мысли не допускает, обрубая любые размышления на подобную тему на корню. феликс хочет в тёплые объятия, желает до жути получить ласку и нежность, но боится до чёртиков, что разрыдается, как ребёнок, если кто-то к такому жалкому существу, как он, проявит хоть каплю неподдельного внимания. и вот юноша снова строчит об одном и том же черной гелевой ручкой в этой несчастной тетради.
феликс пролистывает старые записи, не решаясь прочитать хоть одну из них, чтобы те не размазались из-за льющихся без разрешения слез. затем встаёт медленно с кровати, подходит к очередному зеркалу во весь рост и спрашивает себя:
— кто ты, блять, такой, ли феликс? и что тебе нужно от этого мира?
а следом по комнате разносится звук бьющегося стекла.