Забвение | j.b

  Мокрыми от пота пальцами, Джастин крепко сжимал бинокль, всматриваясь в дом, находящийся в пару километров от него. Улыбка скользнула по лицу, когда машина Дерека въехала во двор, а из нее, через пару минут после остановки, вышел сам Дерек. Он выглядел странно, хотя бы потому, что на нем не было костюма или строгого, черного пальто, которое он обычно предпочитал носить. На нем была черная кофта, на голове кепка, скрывающая лицо, а на кепке еще капюшон. Походка была его, поэтому сомнений не было, привычка постоянно подкидывать ключи – тоже.

Осталось пятнадцать минут до масштабного взрыва, и Джастин в неприятном предвкушении прикусывал губу, игнорируя многочисленные звонки Хоуп, Адама и Гилберта, которые начали достаточно раздражать, и Джастин, яростно прорычав, выключил к херам телефон и, отстранив бинокль, на секунду прикрыл глаза, ощущая, как морозный ветер, попадающий в машину через раскрытое окно, начинает приятно обжигать кожу.

Десять минут.

Джастин ежится на месте, ощущая явную неловкость и ощущения, будто за ним кто-то наблюдает из далека так же, как Джастин наблюдал за Дереком.

Его машина по-прежнему стояла около дома, а свет в кабинете был включен, так же был виден его силуэт, так как рабочий стол находился прямо около окна. Но было видно лишь спину.

Девять минут.

Джастин думает о том, как достаточно жестоко поступил с Сарой.

Гилберта Джастин все же не стал просить, решив не втягивать его в это дело, чтобы, если что-то пойдет не так, виновен был только он.

Ему пришлось вколоть ей снотворное и отвезти к Оливеру, который сможет о ней позаботиться.

Он вообще-то мог бы и убить, учитывая, что она могла раскрыть Джастина, но он сомневался, что Рассади сделает это.

Она достаточно долго работает в их конторе и, каким бы безжалостным он не был, привязанность приемлема даже самому жестокому человеку.

Восемь минут и Джастин ощущает, как доходит до того самого пика.

Когда хочется выйти из машины и закричать от жуткого ожидания и какой-то странной, совершенно неприемлемой и неуместной виной. Дерек – ублюдок, и его смерть будет совершенно заслуженной.

Просто он дал слово.

Себе.

Богу.

Что больше никакого кровопролития.

Джастин уверен, что именно это повлияло на ту самую долю вины, затаившуюся где-то под ребрами.

Семь минут и он начинал задыхаться в этой душной, словно горящей, машине, ощущая, как грудь начинает вздыматься все резче и быстрее. Словно он пробежал несколько миль и никак не мог отдышаться и, в целом, восстановить дыхание.

Минуты — маленькие доли вечности.

Они тянулись, как резина.

Он находился здесь не пятнадцать минут, а пятнадцать часов. По крайней мере Джастину так казалось, хоть он и знал, что это не так.

Пять, затем четыре, три.

На второй минуте он словно перестал дышать.

А на первой совершенно сошел с ума.

Потому что яростная, удовлетворенная улыбка.

Потому что вмиг начали дрожать руки.

Потому что затылок, упирающийся в сидение так сильно, что ему становилось больно.

Взрыв.

Резкий и пылающий.

Достающий своим огнем, кажется, до самого неба.

Если бы это не был взрывающийся дом с человеком внутри него – ему показалось бы это великолепным.

В машину начал попадать дым, доходящий от дома и, закрыв окно, Джастин сглотнул, когда услышал звуки сирены и пожарных машин.

Время уезжать.

Кое-как нащупав брелок ключей, Джастин повернул его и, заведя машину, скрылся в темном переулке, ощущая, как слезы начинают застывать в глазах.

Нет, слезы не жалости, потому что он убил ублюдка-Дерека.

А слезы сожаления, что список его жертв пополнился.

Когда единственное, чего хотел – хорошей жизни.

Когда единственное, о чем мечтал – быть счастливым.

Когда единственное, чего желал – любить и быть любимым.

Он не желал быть тем, кем являлся.

Не желал быть человеком, на руках которого столько крови.

Просто так сложилась, и он уверен, время вспять уже не повернуть.

***

— Осталось всего двадцать дней до нашей свадьбы, именно поэтому я нанял Джессику, чтобы она помогла тебе с подготовкой, так как одна ты за такой срок явно не справишься, — ровно произнес Тоби, стоя около зеркала и застегивая пуговки на рубашке. Стоя в ванной и чистя зубы, Хоуп внимательно слушала Джорджа, иногда хмурясь от его слов.

— Нужно всего лишь разослать приглашение, утвердить список блюд и забрать мое платье из швейной. С этим я, думаю, справлюсь, — Хоуп пожала плечами, прополаскивая рот водой и выплевывая содержимое в раковину. Безразличие, витающее в воздухе, напрягало. — Через сколько самолет? — поинтересовалась девушка, вытирая рот белым полотенцем, и, повесив его, начала протирать лицо тоником, не отрывая взгляда от своего отражения.

— Через два с половиной часа.

— Не хочешь остаться на завтрак? — вскинула бровь Хоуп, выходя из ванной и заплетая тугую косу, чуть морщась от собственных резких движений. Тоби поправил воротник на белой, проглаженной Хоуп, рубашке, крутясь и убеждаясь, что выглядел лучше, чем просто «идеально». Он, казалось, совершенно не обращал внимание на Монтгомери, которая чувствовала себя неловко от его безразличных, холодных взглядов, иногда выражающих лишь злобу и какое-то раздражение. Поежившись, она подошла к шкафу, желая подобрать одежду для работы.

— У меня встреча перед отъездом, — он тяжело вздохнул и, накинув на плечи черный пиджак, провел рукой по волосам и подошел к Хоуп, притянув ее к себе, касаясь губами холодных скул. Она непривычно вздрогнула от его движений и сглотнула, положив руку на его плече. Он не целовал ее и избегал всяческих прикосновений два дня, а сейчас сам является инициатором. Хоуп и не рассчитывала на то, что он проявит какие-то нежные чувства после того, как узнал о ее измене, но все равно это было непривычно. Она порой скучала по нему, и по их старому «мы».

— Я надеюсь, что, когда ты вернешься, у нас все встанет на свои места, — она протяжно вздохнула, обнимая его за шею и тяжело вздыхая ему на ухо, отчего парень лишь прикрыл глаза, зарываясь лицом в ее шею.

— Только после того, как ты вычеркнешь из своей жизни Джастина, и все свои чувства вместе с ним, — Тоби отстранился, вглядываясь в растерянные, голубые глаза.

— Я выхожу замуж за тебя. Я думаю, это многое значит, — Хоуп поежилась на месте, опуская взгляд на его грудь, в то время как его руки чуть плотнее сжались на ее талии. Тоби ухмыльнулся. Когда Хоуп взглянула на него, то обомлела. Она не видела того самоуверенного парня. На его лице уже не было нахальной, наглой улыбки. А в глазах не читалось «я самый умный, я знаю больше всех.»

Было столько сожаления.

Было столько отчаянья и разочарования.

Он выглядел словно потерявшийся щенок, отчаянно искавший своих хозяев, или нуждающийся в любви.

Он боялся мысли, что Джастина она любит больше, чем его.

Он боялся того, что сможет потерять эту девочку.

Он просто хотел ее рядом. Чтобы она обнимала его, целовала, давала ласку и нежность.

Тоби хотел с ней будущего.

— Я видел, как ты смотришь на него.

Хриплый голос и горячее дыхание впивались в ее похолодевшую кожу.

— Послушай, — она отстранилась, опуская голову и пытаясь подобрать нужные слова. — Я рассказала тебе правду, и ты должен был решить, принять меня или же оттолкнуть. Учитывая, что ты ничего не предпринял, ты все же решил не бросать меня. Я рассказала о Джастине, чтобы не жить с тобой во лжи и обмане. Я сделала это, потому что решила, что ты имеешь право знать,— она уверенно взглянула в его растерянные глаза и крепче сомкнула руки у него на шее. — Я выхожу замуж за тебя. И будущее у меня только с тобой. Я это говорила, а от своих слов я не отказываюсь, — она поежилась от его прямого взгляда и тут же вздохнула, коснувшись губами его прохладной щеки, ощущая, как его руки плотно сжимаются у нее на талии. Как холодные пальцы касаются поясницы, а дыхание обжигает кожу шеи.

Любит одного.

Выходит замуж за другого.

Ты, Монтгомери, превзошла саму себя.

Тоби, как и полагалось, уехал через пятнадцать минут, попрощавшись с Анной, которая сидела на диване в гостиной, пялясь в белую стену, словно, изучая ее и находя чем-то интересным. Она почти не разговаривала, и Хоуп начала волноваться о ее моральном состоянии. Дафна еще вчера забрала свои вещи, с неохотой уезжая от Анны и Хоуп. Но девушке и самой было неудобно. Здесь ее держал лишь Джесси, теперь его нет, значит здесь ей не место.

Анна перестала ходить на работу, после чего ее сразу же уволили.

А Хоуп пришлось взять еще двух пациентов, чтобы ее зарплату увеличили в два раза.

Именно поэтому помощью Джессики, — симпатичной брюнеточки маленького роста и хмурым лицом, — пришлось воспользоваться. Хоуп отдала ей список гостей с их адресам, попросив разослать приглашение, в то время, как сама проводила очередной психоанализ. На этот раз мальчик семнадцати лет, уверенный в том, что в его комнате есть приведение. Он говорил, что это та женщина, похожая на его умершую мачеху, которая с трех лет его терпеть не могла. Мальчишка был напуган и совершенно не спал, Хоуп это сразу поняла, заметив огромные круги под глазами. Он говорил о том, что отец совсем не уделяет ему внимания. Он работает главным редактором в мужском журнале, именно поэтому времени на ребенка совершенно нет. Мальчик сказал: «Есть только старшая сестра». Оберегающая его, и заботящая о нем.

Домой Хоуп вернулась только к восьми часам вечера. Мамы в гостиной уже не было, поэтому Хоуп убедилась, что она отдыхала у себя в комнате и, вздохнув, направилась на кухню, желая приготовить ужин, потому что за весь день перекусила только кофе и булочкой в кафе по дороге на работу.

Надев фартук, девушка подошла к холодильнику, достав оттуда курицу и поднеся к микроволновке, желая ее разморозить, но не успела она сделать и шагу, как телефон в сумке завибрировал, оповещая о смс-сообщении. Положив курицу обратно в холодильник, Хоуп вздохнула и, подойдя к столу, на котором лежала ее сумка, начала в ней рыться в поисках телефона. Разблокировав экран, она нахмурилась.

Включи новости. Срочно! — Майк.

Нахмурившись, Хоуп прикусила кончик языка и, сжав телефон в руке, направилась в гостиную, взяв пульт со стеклянного столика, и, нажав на кнопку, включила нужный канал.

Вчера вечером, примерно в два часа ночи загорелся жилой дом в Нью-Йорке, на улице Уотер-Стрит, в котором, по словам очевидцев, жила семья Рассади. Взрыв был настолько мощным, что детективы полагают, что в доме была заложена мощная взрывчатка. Было обнаружено одно тело мужчины, кожа полностью обгорела, и определить личность было невозможно, но судмедэксперты считают, что обнаруженному мужчине не меньше тридцати пяти лет. К счастью, жертв больше нет. Надеемся, что полиция сможет связаться с остальными членами семьи. А теперь переходим к следующим новостям....

Хоуп сглотнула.

Она понятия не имела, кто живет в том доме, но раз ее оповестили о том, чтобы она посмотрела, значит кто-то важный.

Набрав номер телефона Гилберта, Хоуп начала нервно наматывать круги вокруг дивана, одной рукой опираясь себе в талию, а другой крепко придерживая телефон. Раздраженно сжав челюсть, девушка выключила новости и вздохнула, когда послышалось тихое «алло» на том конце провода.

— Кто жил в этом доме? — прямым текстом поинтересовалась Монтгомери, представляя в голове самые наиужаснейшие ответы. Но Гилберт лишь тяжело вздохнул, чуть прокашлявшись.

— Там была контора, — произнес парень, заставляя девушку расширить глаза. — В этом заключался план Джастина и Оливера. Взорвать здание вместе с Дереком, — глухо вздохнул Гилберт и, кажется, отвлекся на что-то, так как послышался какой-то странный грохот, а затем шум.

— Что там происходит? — поинтересовалась Хоуп, сильнее сжимая руку у себя на талии.

Минутное молчание.

— Нечего интересного, — фыркнул светловолосый. — Всего лишь твой брат, разрушивший половину моей квартиры, — вновь грохот, а затем раздраженный крик Гилберта: - Эта ваза стоит полтора миллиона, придурок!

— Мне приехать? — вскинула бровь девушка, прислушиваясь к шуму и морщась, когда послышался очередной звук битого стекла. Прикрыв глаза и покачав головой, Хоуп тревожно вздохнула.

— Нет-нет, — пробормотал Майк. — Лучше узнай у Лили, не появлялся ли Бибер дома, а потом свяжись со мной.

Гилберт бросил трубку, даже не попрощавшись, а Хоуп решила не терять времени, и тут же поспешно набрала номер телефона Лили. Долгие гудки раздражали, а чувство ожидания утомляло.

— Слушаю.

— Лили, здравствуйте, — Хоуп прикрыла глаза и вновь их открыла, продолжив. — Я никак не могу дозвонится до Джастина, наверное, телефон разрядился, он дома? — спросила Хоуп, опираясь одной рукой на спинку дивана, и подняла голову, когда послышался стук двери.

— О, здравствуй, милая, — веселый, как обычной, энергичный голос Лили послышался на том конце провода. — К сожалению, нет, он у друга.

Ничего другого Хоуп и не ожидала.

Нервозность начала заполнять каждую клетку тела, и Хоуп сжала подол коричневого свитера, ощущая, как дрожат пальцы.

Попрощавшись с Лили, Хоуп сразу же перезвонила Гилберту, который явно ожидал подобного ответа и, уверив девушку в том, что он его обязательно найдет, заставил успокоиться и заняться своими делами.

Что Хоуп, собственно, и сделала.

Начала готовить ужин, иногда искоса поглядывая на потухшую, совершенно бледную Анну, сидящую на кресле около окна и, сложив руки на коленях, тоскливо разглядывая снежинки, прилипавшие к стеклу.

Смотреть на нее — мучение.

Напоминание.

Хоуп не осознала.

Она словно в тумане.

Постоянно, приходя домой, думает, что малыш вместе с Дафной у себя в комнате кушает свою любимую смесь, в ручке крепко держа соску.

Постоянно было холодно, когда она представляла его, маленького, в гробу.

Хотелось от этого ударить себя по голове и заставить никогда не вспоминать этого.

Потому что это — боль.

Потому что это — страдания.

Потому что это — ссадины.

И эти ссадины очень тяжело вылечить.

Со временем можно привыкнуть к боли, но, как только прикасаешься к ране, она начинает жечь, не давая тебе покоя.

Тяжело вздохнув, Хоуп потушила свет на кухне, после того, как поужинала и убрала за собой посуду.

Она дико устала.

И единственное, что сейчас сделает, это поспит.