Дерево страданий
Катрин сидела на краю ванной, гладя на рассечённую шрамами руку. Они тянулись вдоль, составляя причудливые узоры, понятные только девушке. Она осторожно касается кончиками пальцев, проводя по одному увечью, пытаясь пересилить себя. Встаёт, снимая юбку, видя в зеркале изувеченные бёдра, покрытые мелкими выпуклыми шрамами и ожогами от окурков сигарет, которые она тушила о себя. Любуется ими, как высшим искусством в какой-то галерее.
Раздевшись догола, переступает высокий бортик ванной, наполненную водой, и садиться в неё, намочив кончики волос, и смотрит на свои ноги, которые расплывались в воде причудливой формой, заставляя её выкинуть из головы негатив, но мгновенно всё обрушивается на неё с новой силой.
Видит его образ, словно он был высечен на камне: его тёмные, как смоль, волосы и красивые глаза, которые отражали все его чувства. Она помнила, как проводила по его щеке, чуть царапая кожу ладони о колючую щетину, но ей нравилось это. Нравилось легко касаться его губ, дразня, от чего парень лишь улыбался, поваливая её на кровать, прижимая своим мощным телом её, проводя пальцами по шее, распахивая рубашку.
– Идеальная девушка, – шепчет он, и легко целует шрам, оставшийся после аварии, произошедшей в детстве. – И всегда будешь такой.
А теперь он ушёл, забрав с собой все воспоминания, которые приносили бы радость, а не рвущую на части боль, которая свинцом наполняет внутренние органы, делая их невыносимо тяжёлыми и лишними, что хотелось выкинуть их.
Она вновь открывает глаза, видя перед собой кремовую плитку ванной комнаты, расплывчатые очертания своих ног и изувеченную руку. Вновь маниакально проводит по ней пальцами и погружается в воду чуть больше, закрывая глаза, набирая в лёгкие больше воздуха. Секунда, и только волосы всплывают над поверхностью воды, а сама она лежит там, почти на самом дне ванны, выпуская понемногу воздух, который был в запасе. Один за другим, пузырьки всплывают на поверхность, и теперь кислорода не хватает в её легких, чувствует небольшое помутнение, головокружение и выплывает, сидя всё ещё с закрытыми глазами. Чуть прохладная вода отрезвляет, когда Катрин проводит руками по волосам, убирая их назад.
– Идеальная, – шепчет она в пустоту, вспоминая его интонации и тембр, её любимый звук. – Больше никогда не стану такой.
Ответа нет и это понятно, ведь здесь так холодно и одиноко этим зимним вечером, когда за окном воет метель. Она протягивает руку к телефону, проводит чуть влажным пальцем по экрану, ужасаясь. Быстро вытирает руки и экран, вновь повторяя манипуляцию.
«Иногда шрамы на сердце перерастают в шрамы на теле» – читает цитату, добавленную одним из подписчиков, и ставит отметку «нравится», смотря на себя. Глядит на напольный кафель и откладывает технику, продолжая сидеть в ванной, опираясь о стенку. Кажется, что сейчас пойдёт пар изо рта из-за температуры, которая была в холодной ванной.
Противный писк оповещения приходит ей на телефон, от чего Катрин лениво тянется за телефоном, попутно убирая влажные пряди волос с глаз.
«Не делай того, что ты делаешь, Рин» – она знает отправителя, ведь его номер – молитва для неё.
«Уже, Зейн» – отправляет она, сомневаясь в правильности своих действий. Должна ли она? – «Мы не видели год, Зейн. Забудь обо мне»
«Я не могу. Пожалуйста, скажи, что с тобой всё хорошо, пожалуйста, Катрин!»
«Со мной всё хорошо»
И снова раны на сердце открылись и кровоточат от воспоминаний, которые закрались в её голову. Опять и снова, как сказал бы её бывший однокурсник. Она зависима от того, чтобы причинять себе боль.
«Я еду, Катрин» – приходит сообщение, когда девушка смотрит на это боковым зрение. Крепко сжимает пальцами лезвие, прицеливаясь сделать шрам на новом месте, чтобы дополнить это «дерево страданий» (так всегда она называла свои шрамы, которые составляли подобие рисунка). Проводит ловко по намеченной цели, прикусывая губу, и улыбается, когда пара капель попадает в воду, окрашивая её в алый оттенок.
– Я никогда не стану прежней идеальной девочкой, – шепчет она в пустоту, не пытаясь остановить кровотечение. Пять минут, и она выходит, заматывая руку бинтом, и надевает халат на влажное тело, обматывая волосы полотенцем, подсушивая их. В квартире всё также прохладно, когда она ступает на прохладный паркет, и в дверь раздаётся противный звонок.
–Рин, открывай! – кричит Зейн по ту сторону, когда девушка, испуганно озирается по сторонами, борясь со своими чувствами. – Катрин!
Его голос звучит устрашающе.
– Нет…– шепчет она, подходя к двери, смотря в глазок, где мечется парень. – Нет, нет, нет!
– Я слышу твой голос. – Надавливает на ручку и дверь поддаётся, на удивление самой девушки, которая не может справиться с силой парня пытаясь закрыть единственную преграду для него. – Катрин!
Он видит её с перемотанным, пропитавшимся кровью, бинтом, судорожно оглядывает бледное лицо с впалыми щеками и потрескавшимися губами.
– Не надо…
Он, не чувствуя отпора, обнимает её, боясь причинить лишнюю боль своими прикосновениями. Ему больно, когда он видит в отражении её тело и чуть задранный халат открывает обзор на её стройные и красивые некогда ноги: ровные круглые отпечатки россыпью раскинулись по бёдрам и ягодицам.
Зейн проводит пальцем по своему шраму, скрытому татуировками и чувствует холодное тело девушки в своих руках. Она дрожит то ли от холода, то ли от страха.
– Мне так тепло сейчас, Зейн, – заявляет Катрин, но не может пошевелиться в его объятьях.
Раны кровоточат, окрашивая весь мир багровыми красками, но внутри девушки будто включили отопление на считанные секунды. Ей впервые тепло за эту долгую, вьюжную зиму.